шутит.  Слух  резанули  надрывные  безнадежные  звуки   похоронного   марша,
доносившиеся откуда-то слева. Остановившись, я слегка перевела дух  и  снова
понеслась между могил на нестройный плач духового оркестра. Наконец скорбные
ели расступились, и я увидела автобус и большую группу народа,  собравшегося
у могилы, в которую как  раз  опускали  гроб.  Силы  покинули  меня,  голова
закружилась...
   Если бы чьи-то руки меня не поддержали,  я  бы  почти  наверняка  разбила
голову о ближайшее гранитное надгробие, так и не узнав, кого же в самом деле
хоронили в закрытом гробу: Тимура или кого-то другого. Впрочем,  может,  так
для меня было бы даже лучше.
   - Осторожно, - послышался скрипучий голос.
   Я подняла взгляд  и  уткнулась  им  в  физиономию  незнакомого  типа,  на
редкость  антипатичную,  надо  признать.  Странно,  особенно   если   учесть
состояние, в котором я находилась, но первое, о чем я подумала, когда звон в
ушах  немного  утих,  о  том,  что  подхвативший  меня  за   плечи   субъект
поразительно похож  на  Урфина  Джюса  с  иллюстрации  к  сказке  ?Волшебник
Изумрудного  города?.  Нависшие,  как  у  неандертальца,  надбровные   дуги,
мясистый нос, громадный, будто  второй,  подбородок,  кадык,  короче,  этому
бедняге оставалось только посочувствовать. Сколько комплексов должно быть  у
такого человека. При всем том он держался совершенно спокойно и естественно,
стоял в тени серебристой кладбищенской ели, курил и  индифферентно  наблюдал
за траурной церемонией.
   - Не знаете, кого хоронят? - спросила я тихо, облизывая пересохшие губы.
   - Понятия не имею, - беззаботно отозвался Урфин  Джюс,  бросил  под  ноги
окурок, затоптал его пыльным рыжим ботинком, повернулся ко мне спиной и,  не
прощаясь, скрылся в кладбищенских кущах.
   Я даже не успела поблагодарить его за помощь.
   Еще минут пять я не решалась приблизиться к могиле, которую уже  засыпали
землей два крепких парня в темных спецовках, слаженно  размахивая  лопатами,
не торопясь, как роботы. Еще бы, для  них  это  была  всего  лишь  работа  и
только, насыплют холмик, отойдут в сторонку и выпьют за помин души усопшего.
А то, что под тем холмом чья-то любовь, их не касается.
   Пришедшие на похороны люди тоже стали постепенно расходиться, одни,  тихо
переговариваясь, занимали места в автобусе, другие медленно разбредались  по
аллее, ведущей к выходу с кладбища. У свежей могилы остались всего несколько
человек, видимо, родственники:  высокая  блондинка  в  темном,  закрытом  до
подбородка платье и  темной  газовой  косынке,  красиво  обтекающей  скорбно
склоненную голову, коренастый крепыш в  коричневом  костюме,  поддерживающий
женщину под локоть, и еще трое мужчин весьма официального вида чуть поодаль.
Один из них, тот, что стоял ближе ко мне, отвернувшись и  прикрывая  ладонью
рот, односложно переговаривался по мобильному телефону, то и  дело  повторяя
гнусавым тоном: ?Короче, я сказал..."
   Я смотрела на удалявшихся  с  кладбища  людей,  пытаясь  выбрать  кого-то
спросить,  спросить...  Наконец  я  выбрала  женщину  среднего  возраста   с
бесцветным  лицом  профессиональной  плакальщицы,  чтобы  задать  бесконечно
мучивший меня вопрос:
   - Извините... Не по-подскажете, к-ко-го это похоронили?
   Женщина вскинула на меня подслеповатые глаза, в которых не  заметно  было
особенной печали, зато угадывалось любопытство.
   - Тимура Алексеевича Проскурина, - ответила она с готовностью, не сводя с