Достаточно было одного моего присутствия.
   Какое-то время я прилежно исполняла роль ее жилетки (притом что по  моему
первоначальному замыслу эта роль отводилась как раз таки Алке),  отхлебывала
из чашки горячий чай и терпеливо поджидала, когда  поток  Алкиных  жалоб  на
жизнь иссякнет и я наконец поменяюсь с ней местами. Но, убедившись,  что  ее
несчастьям несть числа, я приуныла.  Ради  чего,  спрашивается,  я  тащилась
через всю слякотную Москву? Выходит, только для того, чтобы выслушать Алкино
нытье. И когда я это поняла, у меня начисто пропало настроение посвящать  ее
в перипетии нашей с Парамоновым ?лав стори?.
   В конце  концов  я  отключилась  и  ушла  в  себя.  Не  знаю,  сколько  я
отсутствовала, зато когда  ?вернулась?,  Алка  уже  не  плакалась,  а  молча
помешивала остывший чай. Грустная-грустная и ужасно нелепая в своем  розовом
халате, предназначенном для бразильских миллионерш.
   - А у тебя-то что стряслось? - вспомнила наконец она, а ведь могла  и  не
вспомнить.
   - Да так, ничего особенного, - пожала я плечами.
   Желание выговориться покинуло меня навсегда. Да и  что  бы  я  рассказала
Алке? Про то, как десять лет назад меня бросил любимый  мужчина?  Подумаешь,
сенсация. Да  с  той  же  Алкой  такое  случается  едва  ли  не  с  сезонной
регулярностью. И каждый раз  она  обращает  к  небу  свое  зареванное  лицо,
исступленно повторяя: ?Ну что, что я сделала не так?? Ее  беда  в  том,  что
она, так же как и я, отказывается принять за данность незамысловатую истину:
если тебя разлюбили, глупо спрашивать почему.
   Поскольку откровенностей с моей стороны не  последовало,  мы  с  ней  еще
немного посудачили о всяких пустяках, после чего я стала  собираться  домой.
Алка, выплеснувшая из себя отрицательные эмоции,  выглядела  умиротворенной,
чего нельзя было сказать обо мне. Червь беспокойства копошился в моей  душе,
а в висках пульсировало: ?Парамонов, Парамонов, Парамонов...? И еще меня  не
покидало предчувствие чего-то... Страшного? Скорее уж значительного,  может,
даже  способного  перевернуть  мою  жизнь,  перетряхнуть  ее',  взбить,  как
слежавшуюся подушку. И я не знала,  печалиться  мне  по  этому  поводу  или,
наоборот, радоваться.
   На прощание Алка еще немного поныла:
   - Зинка сказала, что завтра начнем репетировать новогоднее представление.
Это будет шоу, я тебе  доложу,  сценарий  еще  при  царе  Горохе  состряпан,
костюмы пора на свалку выбрасывать. До чего мне это осточертело!  Все,  пора
сматывать удочки из этой богадельни.
   Эти самые удочки она сматывает сколько ее знаю,  что  свидетельствует  об
одном: никогда и никуда Алка не уйдет. Так  и  будет  собачиться  со  своими
пенсионерками. Уходить нужно сразу  и  без  китайских  предупреждений.  Что,
кстати говоря, я и  собираюсь  сделать  в  новом,  двухтысячном  году.  Куда
податься, я еще не решила, просто знаю, что свой ресурс в ДК уже выработала.

   У моего  подъезда  стоял  новенький  черный  ?Мерседес?  с  тонированными
стеклами. Не могу сказать, чтобы он выглядел такой уж экзотикой, - у нас тут
время от времени паркуется белый  ?Линкольн?,  а  также  кое-что  покруче  -
всамделишный натовский ?Хаммер?, камуфлированный и с турелью  для  пулемета.
Что самое интересное, из  этого  танка  на  колесах  вываливается  вовсе  не
Шварценеггер с монолитной челюстью, а хлипкий ?белый  воротничок?  в  модных