Hist. Phil. t. I, p. 1154, et alii. [Брукер {10}. История философии, т. I,
стр. 1154 и другие].}.
Сообщают даже, что в некие отдаленные и покрытые мраком времена из-за
большого недостатка в топливе (возможно в суровую зиму) Солнце полностью
выгорело и вновь зажглось лишь через месяц. Весьма печальное событие, самая
мысль о котором причинила огромное беспокойство Гераклиту {11}, знаменитому
"плачущему" философу, бывшему горячим сторонником этого учения. Наряду с
упомянутыми выше глубокомысленными теориями существует также мнение Гершеля
{12}, приверженцем которого некоторые могут меня считать; Гершель
предполагает, что Солнце - это великолепнейший обитаемый мир и что свет,
излучаемый им, возникает в небесных светящихся или фосфорисцирующих облаках,
плавающих в его прозрачной атмосфере {["Философские труды", 1795, стр. 72]. Idem. 1801, р. 265. [Там же, 1801,
стр. 265]. Nich. Philos Journ. I, p. 13. ["Никольсоновский философский
журнал", т. I, стр. 13].}. Но чтобы избежать спора и пререканий с моими
читателями - они, как я уже понимаю, представляют собой придирчивую, всем
недовольную компанию и, вероятно, причинят мне кучу неприятностей - я здесь,
раз и навсегда, умываю руки и оставляю в стороне все эти теории, полностью и
недвусмысленно отказываясь обсуждать их достоинства. Настоящая глава
посвящена описанию всего только острова, где построен славный город
Нью-Йорк, - настоящего, доподлинного острова, который я не собираюсь искать
ни на Солнце, ни на Луне, так как я не торговец земельными участками, а
простой честный историк. Поэтому я отказываюсь от всяких путешествий на Луну
или на Солнце {13} и ограничиваюсь той частью земного шара, в одном из
уголков которой я пользуюсь некоторым кредитом как историк (небо и мой
квартирный хозяин знают, что это единственный кредит, какой мне оказывают),
и намерен установить и доказать существование знаменитого острова, убедив в
этом всех здравомыслящих людей.
Приступая к осуществлению сего благоразумного и скромного замысла, я
льщу себя надеждой, что высказал самое признанное и модное мнение
относительно формы и движений Земли, и охотно отдаю его на придирчивый суд
любого философа, мертвого или живого, которому заблагорассудится оспаривать
его правильность. Я должен тут попросить неученых читателей (по моим
скромным предположениям, к этому сорту людей относится девять десятых тех,
кто погрузится в чтение этих поучительных страниц) не терять бодрости духа,
когда им встретятся места, недоступные их пониманию; ибо я не только
постараюсь в моем сочинении избегнуть всяких упоминаний о том, что не
относится к делу и не является совершенно необходимым для его благополучного
завершения, но и не стану выдвигать никаких теорий и гипотез, которые нельзя
было бы разъяснить даже самым тупоумным людям. Я не принадлежу к числу
невежливых авторов, окутывающих свои произведения таким мистическим туманом
ученого жаргона, что для понимания их писаний человек должен быть столь же
мудр, как и они сами; напротив, страницы моего труда, хотя и преисполненные
здравого смысла и глубокой учености, будут написаны с такой приятной и
изысканной простотой, что не найдется даже ни одного провинциального судьи,
ни одного олдермена и ни одного члена конгресса - если допустить, что он
умеет достаточно бегло читать, - которые не поняли бы моего сочинения и не
почерпнули бы из него пользы. А потому я немедленно поясню на опыте сложное
движение нашей вращающейся планеты, о котором я говорил выше.
Профессор Вон-Поддингкофт (или Пудингхед {14}, как переводится его