Но еще более бесспорное право, чем все, прежде мною упомянутые,  право,
которое охотней всего призн_а_ет мой читатель, если  только  он  преисполнен
духа милосердия и человеколюбия; это право,  приобретаемое  распространением
цивилизации. Всему миру известно, в каком плачевном состоянии  застали  этих
бедных дикарей: они не только испытывали недостаток в жизненных благах,  но,
что еще хуже,  были  самым  жалким  и  злополучным  образом  слепы  к  своей
несчастной участи. Стоило, однако,  милосердным  жителям  Европы  узреть  их
печальное положение, как они немедленно взялись за работу, чтобы изменить  и
улучшить его. Они распространили среди индейцев  такие  радости  жизни,  как
ром, джин и бренди, - и мы с изумлением узна_е_м, сколь быстро бедные дикари
научились ценить эти блага; они также познакомили их с тысячью средств,  при
помощи которых облегчаются и исцеляются  самые  застарелые  болезни;  а  для
того, чтобы дикари могли постичь благодетельные  свойства  этих  лекарств  и
насладиться  ими,  они  предварительно  распространили  среди  них  болезни,
которые предполагали  лечить.  Благодаря  этим  мерам  и  множеству  других,
положение злополучных  дикарей  отменно  улучшилось;  они  приобрели  тысячу
потребностей, о которых прежде не знали; и так как больше всего возможностей
испытать счастье бывает  у  того,  у  кого  больше  всего  неудовлетворенных
потребностей, то они, без сомнения, стали гораздо счастливее.
   Но  самая  важная  ветвь  цивилизации,  особенно  горячо  превозносимая
ревностными   и   благочестивыми   пастырями   католической   церкви,    это
распространение христианской веры. Поистине, ужас могло внушить зрелище этих
дикарей,  блуждающих  в  потемках  язычества  и  виновных  в  самом  гнусном
неведении религии. Правда,  они  никогда  не  крали  и  не  обманывали;  они
отличались здравомыслием, скромностью, воздержанностью, никогда не  изменяли
своему слову; и хотя обычно поступали правильно, все равно это  было  втуне,
ибо они действовали не по велению  свыше.  Поэтому  вновь  прибывшие,  чтобы
склонить их к принятию и исповедованию  истинной  веры,  пользовались  всеми
способами, хотя сами примера им, конечно, не подавали.
   Но, несмотря на все  многообразные  труды,  направленные  к  их  благу,
упорство этих упрямых,  жалких  тварей  было  столь  необычайным,  что  они,
неблагодарные,  отказывались  признать  чужеземцев  своими  благодетелями  и
решительно отвергали учение, которое им старались  вдолбить  в  голову;  при
этом они самым наглым образом  утверждали,  что  проповедники  христианства,
судя по их поведению, сами в него не верят. Разве это  не  переполняло  чашу
человеческого терпения? Разве не следовало предположить,  что  прибывшие  из
Европы чужеземцы,  рассерженные  недоверием  индейцев  и  обескураженные  их
непреклонным  упорством,  навсегда  покинут  их  страну  и  предоставят   им
прозябать в первобытном невежестве и нищете? Но нет,  они  с  таким  рвением
стремились  обеспечить  этих  нечестивых  язычников   преходящими   мирскими
радостями и вечным спасением, что  даже  перешли  от  более  мягких  средств
убеждения к более утомительным и хлопотливым средствам принуждения,  спустив
на них целые своры пылких монахов и свирепых собак-ищеек, спасая их  души  с
помощью огня и меча, мученического столба и вязанки хвороста;  в  результате
этих неослабных мер дело христианской любви и милосердия подвинулось  весьма
быстро, и через каких-нибудь несколько лет в  Южной  Америке  не  уцелело  и
одной пятой того числа неверных, что было в ней ко времени ее открытия.
   Не были забыты и другие способы распространения цивилизации.  Благодаря
общению с белыми индейцы что ни день обнаруживали удивительные  успехи.  Они
стали пить ром и заниматься  торговлей.  Они  научились  обманывать,  лгать,