одеянии.  Страх  неведом  им,  равно  как   и   почтительность".   Все   это
подкрепляется к тому  же  авторитетом  господина  Бугера  {7}.  "Нелегко,  -
говорит он, -  описать  степень  их  безразличия  к  богатству  и  всем  его
преимуществам. Никогда хорошенько не  знаешь,  чем  соблазнить  их,  убеждая
выполнить  какую-нибудь  работу.  Предлагать  им  деньги   бесполезно;   они
отвечают, что не голодны". А Ванегас {8} подтверждает все это,  уверяя  нас,
что "у них нет никакого честолюбия, и они хотели бы, чтобы их считали скорей
сильными, нежели храбрыми.  Цели  наших  честолюбивых  стремлений  -  почет,
слава, доброе имя, богатство, высокое положение и  отличия,  им  неизвестны.
Таким образом эта  могущественная  пружина  действий,  причина  стольких  по
видимости хороших, а _на самом деле_ дурных поступков,  не  имеет  над  ними
никакой власти. Одним словом, этих  несчастных  смертных  можно  сравнить  с
детьми, у которых ум еще не полностью развился".
   Итак, все  упомянутые  свойства  (хотя  в  непросвещенных  государствах
Греции их обладатели приобрели бы право на  бессмертную  славу  за  то,  что
осуществили на деле суровые аскетические правила, одни разговоры  о  которых
доставили кое-кому из древних греков репутацию мудрецов  и  философов)  были
сочтены  в  данном  случае  явным  признаком  гнусной,   скотской   природы,
неизмеримо  более  низкой,  чем  человеческая.  Впрочем,  милосердные  отцы,
постаравшиеся  путем  рассуждений  превратить  этих  несчастных  дикарей   в
бессловесных  животных,  выдвигают  еще  более  веские  доводы;   ибо,   как
утверждают некоторые богословы шестнадцатого века и среди  них  Луллий  {9},
американцы ходят голые и у них не растет борода!..  "В  них  нет  ничего,  -
говорит Луллий, - от разумного животного, если не считать внешнего обличия".
Но даже это обличие мало могло помочь им, так  как  вскоре  обнаружили,  что
кожа у них отвратительного медного цвета; а обладать кожей медного  цвета  -
это все равно, что быть негром; а негры - черные, "а черный цвет, - говорили
благочестивые отцы, набожно осеняя  себя  крестным  знамением,  -  это  цвет
дьявола!".  Следовательно,   они   не   только   неспособны   были   владеть
собственностью, но не имели даже права на личную  свободу  -  ибо  вольность
слишком лучезарное божество, чтобы поселиться в столь  мрачных  храмах.  Все
изложенные  обстоятельства  полностью  убеждали   добродетельных   спутников
Кортеса {10} и Писарро {11}, что эти нехристи  не  имели  права  на  страну,
которую они заполонили;  что  они  порочные,  невежественные,  бессловесные,
безбородые, голозадые, настоящее _черное семя_, просто дикие лесные звери и,
подобно им, должны быть либо покорены, либо истреблены.
   Итак, из приведенных выше доводов  и  из  множества  других,  столь  же
убедительных, которые я не стану перечислять, было совершенно очевидно,  что
наша прекрасная страна, когда ее впервые  посетили  европейцы,  представляла
унылую пустыню, населенную только дикими  зверями,  и  что  пришельцы  из-за
океана приобрели ее в бесспорную собственность по _праву открытия_.
   Полностью обосновав это право, мы переходим  теперь  к  следующему,  то
есть к праву собственности,  приобретаемому  _возделыванием_.  "Возделывание
земли {12}, - говорят  нам,  -  это  обязанность,  возложенная  природой  на
человечество. Весь мир предназначен для пропитания его жителей; но это  было
бы невозможно, если бы он оставался невозделанным. Каждый народ, стало быть,
обязан по закону природы возделывать землю,. доставшуюся на его долю.  Такие
народы, которые, подобно древним германцам и  современным  татарам,  владеют
плодородными землями, но гнушаются  их  возделыванием  и  предпочитают  жить
грабежами, не выполняют своего долга и _заслуживают, чтобы их истребили, как