Цитаты из Гомера, Эзопа, Рабле, Сервантеса, Мэлори,  Шекспира,  Свифта,
Стерна, Филдинга, Томаса Пейна теснятся в каждой  из  семи  книг  цветистого
повествования Никербокера. Многочисленные "источники" труда  Никербокера,  в
котором наряду с любимыми писателями Ирвинга встречаются и полузабытые уже в
его время авторитеты, воспринимается как романтическая ирония, пародирование
псевдоученых трактатов. Если  вопрос  об  "источниках"  представляет  скорее
историко-литературный интерес, то творческое воздействие "Истории Нью-Йорка"
на американских писателей-романтиков имеет самое непосредственное  отношение
к проблеме живого  и  волнующего  нас,  людей  XX  в.,  наследия  литературы
американского романтизма.
   Традицию юмора Ирвинга можно обнаружить в творчестве Готорна,  позднего
Купера. Но особенно ощущается она в рассказах По, таких как  "Необыкновенное
приключение некоего Ганса Пфалля" и "Черт на колокольне".  Один  современный
американский литературовед находит даже, что в рассказе "Черт на колокольне"
"больше голландской капусты,  чем  во  всем  Ирвинге"  {William  L.  Hedges.
Washington Irving: An American Study, 1802-1832. Baltimore,  Hopkins  Press,
1965, p. 99.}.
   Весь рассказ о полете на  луну  Ганса  Пфалля,  начинающийся  в  старом
благоустроенном  Роттердаме  (столь  красочно  описанном  еще   в   "Истории
Нью-Йорка", кн. II, гл. IV) в один светлый весенний день, весьма похожий  на
1 апреля (помимо всего прочего это был, как рассказывает  Ирвинг,  старинный
голландский праздник - день триумфального вступления Питера Твердоголового в
Новый Амстердам после завоевания Новой Швеции), может быть воспринят как еще
одна  история  из  посмертных  записок  мистера   Никербокера.   Благодушные
роттердамские  граждане  во  главе  с  бургомистром  мингером  Супербус  ван
Ундердук в рассказе Эдгара По кажутся прямыми потомками достославного Питера
Твердоголового.  Роттердамский  бургомистр  отличается  столь  же   завидным
упорством в достижении цели, как и  его  великий  новоамстердамский  предок.
Так, когда с воздушного шара ему на спину упали  один  за  другим  полдюжины
мешков  с  балластом  и   заставили   этого   сановника   столько   же   раз
перекувырнуться на глазах  у  всего  города,  великий  Ундердук  не  оставил
безнаказанной эту наглую выходку: "Напротив, рассказывают, будто он,  падая,
каждый раз выпускал не менее полдюжины огромных и яростных клубов  из  своей
трубки, которую все время крепко держал в зубах и  намерен  был  держать  (с
божьей помощью) до последнего  своего  вздоха"  {Эдгар  По.  Избранное.  М.,
Гослитиздат, 1958, стр. 44.}.
   Современная американская критика видит  в  "Истории  Нью-Йорка"  прежде
всего забавный бурлеск. Сатирическая направленность книги Ирвинга,  особенно
в последних главах, посвященных новым временам, остается вне сферы  внимания
буржуазных исследователей. В  этой  тенденции  считать  "Историю  Нью-Йорка"
исключительно юмористическим произведением  сказывается  не  только  желание
смягчить остроту социальной сатиры молодого Ирвинга, но и то обстоятельство,
что читатели и большинство критиков имеет дело с вошедшим  во  все  собрания
сочинений, сборники и отдельные издания на английском языке текстом "Истории
Нью-Йорка" 1848 г.
   Иначе обстояло дело, когда "История"  впервые  была  опубликована.  Уже
первая рецензия, появившаяся в феврале 1810 г., усмотрела в  ней  сатиру  на
современные порядки. Один из бостонских журналов писал  в  связи  с  выходом
"Истории", что это "добродушная сатира на безумия  и  ошибки  наших  дней  и
проблемы, ими порожденные" {Pierre М. Irving. Op. cit,  vol.  I,  p.  174.}.