Достойно великого сожаления  то  прискорбное  обстоятельство,  что  все
упомянутые выше почтенные  авторы,  приступив  к  своей  работе,  немедленно
объявляли войну каждому автору, занимавшемуся раньше  тем  же  предметом.  В
этом отношении писатели могут  быть  сравнены  с  некоей  предусмотрительной
птицей, которая, строя  свое  гнездо,  обязательно  разрушает  до  основания
гнезда всех птиц по соседству. Эта злосчастная  склонность  самым  плачевным
образом препятствует развитию истинных знаний. Даже наилучшие  теории  всего
лишь хрупкие творения и,  однажды  вверив  себя  речной  волне,  они  должны
остерегаться  того,  чтобы,  подобно  путешествовавшим   вместе   знаменитым
горшкам, не побиться,  сталкиваясь  друг  с  другом.  Однако  примирить  эту
литературную вражду почти невозможно. Даже во мне, самом  беспристрастном  и
свободомыслящем из всех  людей,  едва  я  принялся  писать  эту  достоверную
историю, сразу же зародилось полнейшее,  злобное  и  невыразимое  презрение,
странное и непонятное недоверие, чудесными, неисповедимыми путями  возникшее
ироническое отношение к теориям многочисленных сочинителей, писавших до меня
об этой стране. Я обзывал  их  олухами,  болванами,  остолопами,  dom  kops,
botterick, domme  jordans  {Дураками,  простофилями,  глупцами  (голл.).}  и
тысячью  других  столь  же  оскорбительных  ругательств.  Но  когда  я  стал
рассматривать вопрос спокойно и бесстрастно, мое мнение в корне  изменилось.
Когда я думал об этих мудрецах, с важным видом  объясняющих  необъяснимое  и
так глубокомысленно рассуждающих о вещах, навсегда  скрытых  or  их  взоров,
подобно слепцам, описывающим великолепие света, красоту и  гармонию  красок,
меня охватывало удивление пред беспредельностью людской изобретательности.
   Коль скоро, говорил я сам себе, эти ученые  мужи  могут  соткать  целые
системы из ничего, то чего бы только они не создали,  если  бы  их  снабдили
чем-либо существенным; коль скоро  они  могут  так  остроумно  рассуждать  и
спорить о вопросах, недоступных их пониманию, то какими глубокими были бы их
наблюдения, если бы они только знали, о чем  они  говорят?  Если  бы  старый
Радаманф {25}, когда ему приходится судить об их поведении  на  земле,  имел
малейшее представление о пользе их трудов, он несомненно причислил бы  их  к
тем набитым дуракам, которые доили быка,  вили  веревку  из  песка  и  ткали
бархатный кошелек из свиного уха.
   Больше всего я удивляюсь тому, что среди многих упомянутых мною авторов
не нашлось ни одного, пытавшегося доказать, что наша  страна  была  заселена
пришельцами с Луны, или  что  первые  поселенцы  приплыли  сюда  на  ледяных
островах, как  плавают  белые  медведи  по  северным  океанам,  или  что  их
доставили  сюда  на  воздушных  шарах,  как   современные   воздухоплаватели
путешествуют из Дувра в Кале, либо же с помощью волшебства, как мчался среди
звезд Симон Волхв {26}, либо же по способу знаменитого скифа  Абариса  {27},
который, подобно ведьмам из Новой Англии, летающим на  чистокровном  помеле,
совершил самое неслыханное путешествие, оседлав  золотую  стрелу,  врученную
ему гиперборейским Аполлоном.
   Существует, однако, еще один способ,  с  помощью  которого  могла  быть
заселена эта страна и который я оставил напоследок, так как считаю,  что  он
стоит всех остальных; ее заселению _способствовала  случайность!_  Говоря  о
Соломоновых островах, Новой Гвинее и Новой Голландии, мудрый  отец  Шарлевуа
замечает: "В конце концов все эти страны заселены, и _некоторые, быть может,
благодаря случайности_. А если это произошло таким образом, то почему в  _то
же время и тем же путем_ не  могли  быть  заселены  _другие_  части  земного
шара?". Этот остроумный способ делать точные выводы из возможной предпосылки