потерпевших кораблекрушение павонцев, в ушах которых не переставали  звучать
шум разбушевавшихся стихий и вой чертей, кишевших вокруг коварного  пролива.
Но когда занялось утро ужасы  миновавшей  ночи  кончились;  пороги,  буруны,
водовороты исчезли, река снова спокойно  т^екла,  подернутая  легкой  рябью.
Прилив сменился отливом, и Гудзон тихо катил  свои  воды  назад,  туда,  где
находился дом  наших  мореплавателей,  о  котором  они  вспоминали  с  таким
сожалением.
   Удрученные горем герои Коммунипоу  печально  смотрели  друг  на  друга;
последнее несчастье окончательно рассеяло их флотилию.  Часть  моряков  была
выброшена на западный берег; там  они,  предводительствуемые  неким  Рюлефом
Хоппером, вступили во владение всей страной, лежавшей вокруг столба, который
отмечал шестую милю от Нового Амстердама; она и теперь,  когда  пишутся  эти
строки, находится в собственности Хопперов.
   Волдронов непогода занесла на дальний берег. Так как у них был с  собой
кувшин настоящей голландской  водки,  то  им  удалось  там  снискать  дружбу
дикарей, открыв нечто вроде таверны, положившей, как говорят, начало доброму
городу Харлему, где их потомки поныне преуспевают как почтенные трактирщики.
Что касается Сой-Дамов, то они были выброшены на берег Лонг-Айленда;  в  тех
краях их и теперь можно найти. Но особенно повезло великому  Десятиштанному,
который, упав за борт, чудесным образом спасся и не утонул благодаря  обилию
нижнего белья. Всплыв на поверхность, он, как  тритон,  носился  по  волнам,
пока благополучно  не  вылез  на  скалу,  где  его  наутро  нашли,  занятого
просушиванием на солнце своих многочисленных штанов.
   Не  стану  останавливаться  на  долгих   совещаниях   наших   искателей
приключений, на том, как они решили, что проку не будет, если  они  построят
город в этих дьявольских краях, как, наконец,  они  со  страхом  и  трепетом
снова отважились доверить свою судьбу морской стихии и взяли курс назад,  на
Коммунипоу. Достаточно попросту сказать, что, вернувшись тем же путем, каким
они шли накануне, они в конце концов увидели южную оконечность Манна-хаты  и
различили вдали свой любимый Коммунипоу.
   И тут их остановило упорное встречное  течение,  с  которым  измученные
моряки не в силах были справиться. Усталые и приунывшие, они больше не могли
бороться с приливом, или, скорее,  как  скажут  иные,  со  старым  Нептуном,
который, стремясь привести их к тому месту, где должна  была  быть  основана
его твердыня в Западном полушарии, послал десяток могучих валов,  выкинувших
лохань командора Ван-Кортландта на берег Манна-хаты.
   После   того,   как   наши    мореплаватели,    отчасти    с    помощью
сверхъестественной силы, очутились на  этом  чудесном  острове,  они  первым
делом развели костер у подножия толстого дерева, стоявшего на том месте, что
теперь называется Батареей.  Затем,  собрав  множество  устриц,  в  изобилии
валявшихся на берегу, и выложив содержимое своих котомок, они приготовили  и
съели роскошный обед совета.  Было  отмечено,  что  почтенный  Ван-Кортландт
воздавал должное еде с особым рвением; так как все заботы об экспедиции были
поручены ему, то он считал себя обязанным обильно есть на благо общества. По
мере того, как он насыщался лежавшими перед ним лакомыми кушаньями, его душа
достойного бюргера наполнялась радостью; казалось, он вот-вот переполнится и
задохнется от хорошей еды и хорошего настроения. А  когда  душа  у  человека
радуется, он охотней, конечно, высказывает все, что на ней  лежит,  и  слова
его исполнены доброты и товарищеских чувств. Итак, почтенный Олоф  проглотил
последний кусок, который мог еще в него  влезть,  запил  его  горячительным,