опустел; жители шли толпами отдать последний скорбный  долг  своему  старому
губернатору. Все его высокие достоинства вставали во весь рост в их  памяти,
а его ошибки и слабости умерли вместе с ним. Старые бюргеры спорили  о  том,
кто из  них  удостоится  чести  поддерживать  концы  покрова,  простые  люди
силились занять место в первых рядах за гробом: печальную процессию замыкали
седовласые негры, из года в год в течение большей части  столетия  жившие  в
доме усопшего хозяина.
   С печальными, мрачными лицами стоял народ вокруг могилы.  С  грустью  в
сердце люди вспоминали о доблестной отваге, славных заслугах  и  благородных
подвигах храброго  старого  служаки.  Испытывая  в  глубине  души  угрызения
совести, они вспоминали о своем мятежном противодействии его  начинаниям,  и
многие старые бюргеры, чьи флегматические черты лица никогда не  смягчались,
чьи глаза никогда не увлажнялись, теперь  задумчиво  попыхивали  трубкой,  и
большая слеза скатывалась по  их  щеке,  когда  они  растроганно  бормотали,
печально покачивая головой: "Ну, что ж... Вот и ушел  от  нас  Твердоголовый
Пит!"
   Его  останки  положили  в  семейный  склеп  под  часовней,  которую  он
благочестиво построил в честь святого Николая у себя в имении; она стояла на
том самом месте, где теперь находится церковь святого Марка и где еще в наши
дни можно увидеть могильную плиту старого  губернатора.  Его  поместье,  или
bouwery, все время оставалось во владении его  потомков;  все  они  прямотой
своего  поведения  и  строгой  приверженностью  к   обычаям   и   привычкам,
господствовавшим в _доброе старое время_, показали  себя  достойными  своего
знаменитого предка. Много раз предприимчивые кладоискатели навещали по ночам
ферму  в  поисках  горшков  с  золотом,  якобы  закопанных  в  землю  старым
губернатором;  впрочем,  я  никогда  не  слышал,  чтобы  кто-нибудь  из  них
разбогател от своих поисков. А найдется ли  здесь  среди  моих  сограждан  -
местных уроженцев - хоть один, кто не помнит, как в те  дни,  когда  он  был
озорным  мальчишкой,  считалось  великим  подвигом  обокрасть  под  вечер  в
праздник "сад Стайвесанта".
   В этой  семейной  цитадели  еще  можно  увидеть  вещи,  напоминающие  о
бессмертном  Питере.  Его  портрет  во  весь  рост,   внушая   страх   своим
воинственным видом, хмуро смотрит на вас со стены гостиной, его треуголка  и
сабля все еще висят в самой  лучшей  спальне.  Его  зеленовато-желтые  штаны
долгое время украшали прихожую, пока  несколько  лет  тому  назад  не  стали
причиной ссоры молодоженов. А его отделанная серебром деревянная нога до сих
пор бережно хранится в кладовой, как бесценная реликвия.

   
   А теперь, любезный читатель, прежде чем я с грустью прощусь с  тобой  -
увы! должно быть, навсегда -  я  хотел  бы  высказать  пожелание,  чтобы  мы
расстались друзьями и ты сохранил обо мне добрую память. Не  моя  вина,  что
мне  не  удалось  написать  более  совершенный  исторический  труд  о   днях
патриархов; если бы кто-нибудь другой до меня написал не хуже,  я  вовсе  не
стал бы предпринимать этой попытки. Я нимало не сомневаюсь, что в дальнейшем
появится много авторов, которые превзойдут меня, и еще меньше  тревожусь  об
этом, ибо прекрасно знаю, что  после  того,  как  великий  Кристобаль  Колон
(обычно называемый Колумбом) однажды поставил стоймя яйцо, все  сидевшие  за
столом могли бы проделать то же самое в тысячу раз проворней.  Если  в  моем