оркестранты  СА  в  промокшей  коричневой  форме.  Сквозь  закрытые   окна
"фольксвагена" доносились приглушенные звуки барабанов и труб. У  Академии
искусств, съежившись под дождем, собралось несколько десятков зевак.
   В это время  года,  проезжая  по  Берлину,  нельзя  было  не  встретить
подобных репетиций.  Через  шесть  дней  наступит  день  рождения  Адольфа
Гитлера - День Фюрера, национальный  праздник,  -  и  все  оркестры  рейха
выйдут на парад. Стеклоочистители отмеряли время, словно метрономы.
   - Вот самое убедительное свидетельство того, - пробормотал следователь,
глядя на толпу, - что при звуках марша немцы теряют голову.
   Он повернулся к Йосту. Тот ответил слабой улыбкой.
   Мелодия завершилась бряцанием тарелок. Раздались  жидкие  аплодисменты.
Капельмейстер повернулся к публике и поклонился. А за его спиной музыканты
кто шагом, кто  бегом  поспешили  к  автобусу.  Полицейский  на  мотоцикле
подождал, пока не очистится площадь, потом дал  короткий  свисток.  Махнув
одетой в белую перчатку  рукой,  он  пропустил  их  через  Бранденбургские
ворота.
   Впереди открывалась Унтер-ден-Линден. Она утратила свои липы в тридцать
шестом - результат официального вандализма в канун берлинских  Олимпийских
игр. На месте срубленных деревьев гауляйтер города Йозеф Геббельс  воздвиг
по обе  стороны  улицы  десятиметровые  каменные  колонны,  на  каждой  из
которых, распахнув крылья,  взгромоздился  партийный  орел.  Сейчас  с  их
клювов и кончиков крыльев капала вода.
   Марш притормозил у светофора на перекрестке у Фридрихштрассе и  свернул
направо. Две минуты спустя они были на стоянке напротив здания к  рипо  на
Вердершермаркт.
   Это было уродливое  строение  -  шестиэтажное,  массивное,  закопченное
чудовище времен Вильгельма, стоявшее на южной стороне  площади.  Последние
десять лет Марш бывал здесь практически семь  дней  в  неделю.  Как  часто
жаловалась бывшая жена, он знал это место лучше собственного дома.  Внутри
здания, сразу же за скрипучей вращающейся  дверью  и  часовыми-эсэсовцами,
висела доска, оповещавшая,  насколько  тревожна  ситуация  с  терроризмом.
Четыре цвета по возрастающей обозначали степень опасности: зеленый, синий,
черный и красный. Сегодня, как всегда, вывешен красный.
   Двое часовых в  стеклянной  кабине  при  входе  в  вестибюль  тщательно
проверили документы. Марш предъявил удостоверение и расписался за Йоста.
   В крипо было оживленнее обычного. В неделю, предшествующую Дню  Фюрера,
нагрузка на  полицию  увеличивалась  втрое.  По  мраморному  полу  стучали
каблучками секретарши с коробками личных дел. В воздухе стоял густой запах
сырой одежды и мастики для пола. Группки служащих орпо в зеленом и крипо в
черном  перешептывались  о  свежих  преступлениях.  Над  их   головами   с
противоположных сторон вестибюля смотрели друг на друга пустыми глазницами
бюсты фюрера и руководителя службы безопасности рейха Рейнхарда Гейдриха.
   Марш отодвинул металлическую решетку лифта и пропустил внутрь Йоста.
   Силы безопасности, которыми руководил Гейдрих, делились на  три  части.
На нижней ступени  иерархии  находились  орпо,  или  ординарные,  обычные,
полицейские. Они подбирали пьяных, патрулировали автобаны,  штрафовали  за
превышение скорости,  производили  аресты  нарушителей  порядка  и  мелких
преступников, тушили пожары, дежурили на вокзалах и в аэропортах, отвечали
на срочные вызовы, вылавливали - как сегодня - из воды утопленников.
   На вершине - зипо, полиция  безопасности.  Зипо  охватывала  гестапо  и