Массачусетского залива, но именно поэтому она и представлялась  им  наиболее
желанной.
   Штрафы, заключение в  тюрьму  и  бичевание,  щедро  применявшиеся  нашими
набожными предками, а также всеобщая неприязнь, настолько сильная,  что  она
оказывала  свое  действие  почти  сто  лет  после  того,   как   фактическое
преследование прекратилось, обладали для квакеров  такой  же  притягательной
силой, какой безмятежная жизнь, почести и награды являлись для людей от мира
сего. Каждый  прибывавший  из  Европы  корабль  привозил  все  новые  партии
сектантов, полных горячего желания утвердить свою веру наперекор гонению, от
которого они надеялись пострадать. А когда, из-за высоких штрафов,  капитаны
вынуждены были отказаться от их перевозки, квакеры  стали  совершать  долгие
путешествия кружным путем через Индию и все равно  оказывались  в  провинции
Массачусетс,  точно   перенесенные   сюда   сверхъестественной   силой.   Их
восторженность, доведенная суровым обращением с ними почти  до  исступления,
приводила их к поступкам, несовместимым как с благопристойностью,  так  и  с
разумными  требованиями  религии,  представляя  удивительный   контраст   со
спокойным и трезвым поведением их  потомков,  нынешних  представителей  этой
секты. Веление духа, воспринимаемое одной лишь душой и не подлежащее  оценке
человеческим  разумом,  выдвигалось  в  оправдание  действий  ни  с  чем  не
сообразных, которые, отвлеченно  рассуждая,  вполне  заслуживали  умеренного
наказания розгами.  Это  их  дикое  сумасбродство,  одновременно  являвшееся
причиной и следствием гонения, продолжало усиливаться, пока наконец  в  1659
году управление провинции Массачусетского залива не  удостоило  двух  членов
квакерской секты мученического венца.
   Несмываемые пятна крови загрязнили руки всех тех,  кто  дал  согласие  на
этот приговор, но большая часть страшной  ответственности  падает  на  лицо,
стоявшее тогда во главе управления. Это  был  человек  ограниченного  ума  и
скудных познаний, причем  его  твердокаменное  ханжество  было  распалено  и
доведено до  крайней  ожесточенности  бушевавшими  в  нем  страстями.  Чтобы
добиться казни фанатиков, он самым  недостойным  и  непростительным  образом
оказал давление на  суд.  Все  его  поведение  в  отношении  сектантов  было
отмечено грубой жестокостью. Квакеры, чьи мстительные чувства были не  менее
сильны оттого,  что  они  принуждены  были  их  подавлять,  запомнили  этого
человека и его соучастников на долгие времена. Историк секты утверждает, что
проклятие божие пало на соседние с "кровавым городом"  Бостоном  земли,  так
что никакие хлеба не могли на них произрастать. Затем  он  обращает  взор  к
могилам прежних гонителей своей веры и,  торжествуя,  перечисляет  те  кары,
которые их постигали на склоне лет и в их  последний  час.  Он  рассказывает
нам, что они умирали - кто внезапно, кто насильственной  смертью,  а  кто  и
лишившись рассудка. Но ничто не может сравниться с той злобной насмешкой,  с
которой он излагает обстоятельства омерзительной болезни и  "гнилой  смерти"
неукротимо лютого губернатора.

   Вечером того осеннего дня, который был  свидетелем  мученической  кончины
двух человек из квакерской секты,  один  пуританин-колонист  возвращался  из
главного города провинции в близлежащий небольшой городок, где он  проживал.
Воздух был прохладен, небо чисто, а сгущавшиеся сумерки становились  светлее
от лучей молодого месяца, который уже  почти  вышел  из-за  края  горизонта.
Путник - человек средних лет, закутанный в серый фризовый  плащ,  -  ускорил
свои шаги, достигнув окраины города, ибо до дома  ему  предстояло  пройти  в