Ахийава и находилось, скорее всего, на о. Родосе. Греки могли быть и в
числе тех, кто поселился на Гиссарлыкском холме после разрушения города.

Пытаться извлечь из гомеровских поэм подробности исторических событий
бесполезно; хотя героический эпос всегда отправляется от каких-то подлинных
исторических фактов (и мы это можем доказать, когда в нашем распоряжении
есть независимые свидетельства об этих событиях), эпос так трансформирует
историческую реальность в духе своей специфической поэтики, что никакая
реконструкция реальных событий на основе одного эпоса невозможна: мы не
могли бы восстановить по русским былинам даже в общих чертах события
истории Киевской Руси, если бы не знали их из летописей.

Лишь упоминание в хеттских текстах Труисы дает нам основание предполагать,
что в греческую эпическую традицию о войне и взятии Илиона – Трои проникли
также и какие-то отголоски военных событий, связанных с городом Труисой,
сколько-нибудь отчетливо заметные лишь в необъяснимом иначе двойном
названии осаждавшегося греками города – Троя – Илион.

Перейдем теперь от исторических событий к самой древнегреческой эпической
традиции. Истоки ее восходят по крайней мере к началу III тысячелетия до н.
э., ко времени, когда предки греков и других индоевропейских народов (в том
числе, по-видимому, и обитателей холма Гиссарлык с 1900 по 1250 г. до н.
э.) жили еще на их общей родине, скорее всего в наших северопричерноморских
степях. Греки, когда они появились на Балканском полуострове в начале II
тысячелетия до н. э., пели под аккомпанемент лиры песни о славных подвигах
воителей прошлых веков. Завоевание Балканского полуострова и военные
экспедиции II тысячелетия до н. э. сделались толчком для создания новых
песен, вбиравших в себя древнюю традицию и приспосабливавших ее к новым
обстоятельствам. При раскопках Пилосского дворца, разрушенного ок. 1200 г.
до н. э., обнаружена фреска, изображающая сидящую фигуру, играющую на лире,
очевидно, аккомпанируя себе, так как сольная игра на лире не была известна
греческой традиции. Высказывались предположения, что на фреске изображено
божество, но никому не пришло бы в голову вкладывать лиру в руки божества,
если бы певец, аккомпанирующий себе на лире, не был привычной фигурой в
микенском обществе. В гробнице микенской эпохи, раскопанной в Мениди,
недалеко от Афин, обнаружены остатки шлема и двух лир; похороненный в ней
человек мог быть в чем-то похож на гомеровского воителя Ахилла, певшего,
сидя у себя в шатре, о ("славных деяниях мужей" и аккомпанировавшего себе
на лире.

Еще гомеровские поэмы, проникнутые духом новой эпохи, сохранят все же как
обломок праиндоевропейского примитивного героического эпоса поразительное
словосочетание "неувядающая слава", как сохранят его и священные гимны
древнеиндийской "Ригведы". В середине II тысячелетия до н. э. в греческую
эпическую традицию войдет и сохранится описание большого, "подобного
башне", щита, закрывающего воина с головы по ног; к раннемикенской эпохе
восходит и упоминаемый в "Илиаде" (Х, 261 – 271) кожаный шлем, украшенный
кабаньими клыками. В послемикенские времена таких щитов и шлемов не было в
употреблении, и Гомер мог знать о них лишь из поэтической традиции.