котором он живет, гомеровские сравнения силой контраста еще более
приподнимали над обыденным уровнем повествование о подвигах героев минувших
дней.

Несмотря на то что боги все время появляются в "Илиаде" и помогают
направить действие в нужную поэту сторону, по сути дела интересы и поэта, и
его героев сосредоточены на посюстороннем человеческом мире. От богов, как
они изображены в "Илиаде", очевидно в духе эпической традиции, человеку не
приходится ждать справедливости или утешения в жизненных горестях; они
поглощены своими интересами и предстают перед нами существами с
нравственным уровнем, соответствующим отнюдь не лучшим представителям
человеческого рода. (Один единственный раз говорится в "Илиаде" о том, что
Зевс карает людей за несправедливость, и при этом за неправосудие власть
имущих он обрушивает губительный ливень на весь город ("Илиада", ХV, 384 –
392)). Так, Зевс угрожает Гере, ненавидящей троянцев, тем, что разрушит
город людей, любезных ей, и Гера предлагает ему, если он того захочет,
разрушить три самых любезных ей города – Аргос, Спарту и Микены с их ни в
чем не повинными жителями ("Илиада", IV, 30 – 54). Эпические герои, имеющие
свои человеческие недостатки, выглядят в нравственном отношении явно выше
богов.

Однако современные Гомеру представления о божестве как блюстителе
нравственного порядка, которые в развернутом виде предстанут перед нами в
поэмах Гесиода, прокладывают себе дорогу и в "Илиаду", причем по большей
части в прямой речи действующих лиц. Любопытно, что боги чаще фигурируют в
таких высказываниях безымянно или под обобщенным именем Зевса. Еще большие
уступки складывающимся представлениям о божестве – поборнике справедливости
делаются в "Одиссее". Гомер даже вкладывает в уста Зевсу в самом начале
поэмы полемику с людьми, которые обвиняют богов в своих несчастьях (I, 32 –
43) .

Боги Гомера бессмертны, вечно юны, лишены серьезных забот, и все предметы
обихода у них золотые. И в "Илиаде", и в "Одиссее" поэт развлекает свою
аудиторию рассказами о богах, и нередко боги выступают в ролях, каких
постыдился бы любой смертный. Так, в "Одиссее" рассказывается о том, как
бог Гефест хитро поймал на месте преступления с прелюбодеем богом Аресом
свою жену Афродиту (VIII, 266 – 366). В "Илиаде" Гера бьет по щекам свою
падчерицу Артемиду ее собственным луком (ХХI, 479 – 49б), Афродита плачет,
жалуясь на раны, которые нанес ей смертный Диомед (V, 370 – 380), а ее мать
Диона утешает ее рассказом о том, что смертные гиганты От и Эфиальт
засадили как-то в медную бочку самого бога войны Ареса, так что он едва не
погиб там (V, 383 – 391).

С полной серьезностью говорит всегда Гомер о наполовину персонифицированной
судьбе – Мойре. Над ней не властны сами боги, и в ее руках находятся в
конечном счете жизнь и смерть человека, победа и поражение в сражении.
Мойра неумолима, к ней бессмысленно обращаться с молитвами и совершать
жертвоприношения.

Как это и естественно при таких религиозных воззрениях, мрачны и