В духе этой традиции должны были строить свои песни предшественники Гомера,
и так поступали даже его ближайшие преемники, находившиеся в общем под его
влиянием, – так называемые киклические поэты. Гениальный прием Гомера был
замечен уже в древности, и Аристотель писал в своей "Поэтике": "Думается,
что заблуждаются все поэты, которые сочиняли "Гераклеиду", "Тесеиду" и тому
подобные поэмы, – они думают, что раз Геракл был один, то и сказание [о
нем] должно быть едино. А Гомер, как и впрочем [перед другими] отличается,
так и тут, как видно, посмотрел на дело правильно, по дарованию ли своему
или по искусству: сочиняя "Одиссею", он не взял всего, что с [героем]
случилось, – и как он был ранен на Парнассе, и как он притворялся безумным
во время сборов на войну, – потому что во всем этом нет никакой
необходимости или вероятности, чтобы за одним следовало другое; [нет] он
сложил "Одиссею", равно как и "Илиаду" вокруг одного действия" (1451а, 19 –
30).

Особенно сложно в композиционном отношении построена "Одиссея":
повествование несколько раз переходит от сына Одиссея Телемаха к самому
Одиссею и обратно, пока, наконец, обе линии не объединяются в завершающей
части поэмы, изображающей расправу Одиссея над претендентами на руку
Пенелопы. При этом основная часть фантастических приключений Одиссея
излагается поэтом в виде повествования Одиссея во дворце царя феаков
Алкиноя.

Четко продумано в целом и построение "Илиады". Взрыву гнева Ахилла в I
песни симметрично соответствует умиротворение его души при свидании с
Приамом в песни завершающей. Очевидно, не случайно вскоре после завязки
действия "Илиады" и перед завершением наступают задержки развития действия:
во II песни поэт вводит длинные перечисления ахейских и троянских
предводителей, а сцене выкупа тела Гектора в конце поэмы непосредственно
предшествует прерывающий действие рассказ о состязаниях над гробом Патрокла.

Гомер в отличие от более поздних "киклических" авторов с большой
осторожностью использует грубо фантастические фольклорные мотивы. В
"Одиссее" сказочные приключения героя в неведомых странах вкладываются
поэтом в уста самого Одиссея: поэт не хочет брать на себя полную
ответственность за их реальность. В "Илиаде" ничего не говорится о
неуязвимости Ахилла, которой, по имевшим во времена Гомера хождение
рассказам, наделила его Фетида; более того, в ст. ХХI, 568 он, по-видимому,
даже полемизирует с этим представлением. В рассказе о Беллерофонте (VI, 155
– 196) обходится молчанием волшебный помощник Беллерофонта – крылатый конь
Пегас, с помощью которого Беллерофонт совершал свои подвиги и, в частности,
убил Химеру, как по догомеровским сказаниям, так и у позднейших поэтов,
например у Пиндара.

Хотя поэмы в целом построены по тщательно обдуманному плану, внимание
поэта, искусство которого сформировалось как искусство аэда-импровизатора,
всегда сосредоточено на эпизоде, который он создает в данный момент. Ему
чуждо стремление к скрупулезной последовательности повествования во всех
деталях. Так, в "Илиаде" Агамемнон, Диомед, Одиссей получают серьезные
ранения, но когда поэту нужно показать их снова на поле брани, он не