- Представляете, как они разделали  этого  несчастного  Петера  Гросса?
[Гросс - большой (нем.)] - покачал головой комиссар Гренер. - А он  тощий,
маленький, форменный заморыш. Фамилию ему словно в насмешку дали. Могли бы
его  и  прикончить  со  злости.  Беднягу  спасло,  что  старшим   дежурным
охранником в тот вечер был Генрих Гаузнер, одно время служивший  под  моим
началом. Парень неглупый, только слишком любит деньги. Вот его  и  сманили
на  завод  хорошим  заработком.  Но,  оказывается,  мою  выучку   он   еще
окончательно не забыл, вовремя сдержал своих волкодавов и  пришел  ко  мне
посоветоваться - больно эта история его озадачила. А история в самом  деле
странная.
   Комиссар посопел своей трубкой-пустышкой.
   - Во-первых, никто не ожидал от Петера Гросса такой  штуки.  Проработал
он в концерне шестнадцать лет, имел неплохой оклад, получал всякие  премии
за изобретения, хотя, конечно, удачная  продажа  конкурентам  лишь  одного
секрета могла его сразу сделать миллионером.  Но  в  том-то  и  дело,  все
считали его человеком абсолютно надежным, честным и преданным фирме.  Есть
у него некоторые странности, чудачества, но у кого их нет?  Ну,  например,
чтобы показать любовь к точности, носит двое часов - на обеих руках сразу,
любит строить игрушечные домики, собирает наклейки от  бутылок  всех  вин,
какие когда-нибудь пробовал. Хобби нынче модное. Но с деловой точки зрения
досье у него безупречное. Очень  талантлив,  увлечен  прямо  до  фанатизма
работой. Дома вроде  все  хорошо.  Жена  у  него  владеет  очень  неплохой
кондитерской на Банхофштрассе, возле набережной, на  самом  бойком  месте.
Никаких связей на стороне у него, кажется, нет. Во всяком случае,  никаких
таких грешков  нам  выискать  не  удалось.  Он  теперь  сидит  у  меня  на
Казарменной, решил я его на  всякий  случай  держать  подальше  от  громил
заводской охраны...
   Комиссар взял чашку и хотел отпить кофе, но я остановила его:
   - Этот остыл, налью вам свежего.
   - Спасибо. Есть у этого  Петера  Гросса  шестнадцатилетний  сынишка,  в
котором он души не чает, и тот, в свою очередь,  обожает  отца.  Вместе  в
цирк по субботам ходят,  представляете?  Так  что  на  роль  промышленного
шпиона он вроде вовсе не подходит. Единственный,  пожалуй,  грешок,  какой
могли ему поставить в упрек, да и то лишь самые строгие моралисты, так это
то, что начал он одно время излишне увлекаться веселящими напитками.  Дело
якобы даже до запоев дошло. Но, как только ему намекнули,  что  это  может
плохо отразиться на его служебном положении, он довольно  быстро  от  этой
слабости избавился. А вы, профессор, получше меня знаете, насколько это не
просто. Верно?
   - Да, хронический алкоголизм лечить нелегко, - подтвердил Морис.
   - И все-таки он нашел в себе  силы,  вылечился.  Это  тоже,  по  общему
мнению, его весьма лестно характеризует. Стал он  пользоваться  на  работе
даже еще большим уважением. Имел доступ к секретным документам и сейфам  с
образцами, ему разрешалось задерживаться в  здании  по  вечерам.  Так  что
можете представить удивление охранников, поймавших его у сейфа с  поличным
- когда он извлекал оттуда образец будущей продукции, а в кармане  у  него
оказался  припрятан  набросок   наисекретнейшей   технологической   схемы,
позволявшей выпуск этой продукции легко и быстро наладить?!
   Я слушала, конечно, затаив дыхание, но муж покачал головой и сказал:
   - Не очень понимаю, дорогой Жан-Поль, почему  это  вас  так  озадачило.