По всей кабине, заставляя нас жмуриться, запрыгали солнечные зайчики.
   И вдруг сразу  погасли.  Иллюминаторы  потемнели,  кабина  погрузилась  в
зеленоватый полумрак. Мы опустились на воду.
   - Дать свободу! - приказал Базанов.
   - Есть дать свободу! - послушно ответил репродуктор.
   Топот ног по палубе над нашими головами. Это матрос отцепляет трос.
   И  вот  уже  наша  "лодочка"  свободно  закачалась  на  волнах  рядом   с
"Богатырем".
   Базанов включил моторы, чтобы отвести ее  подальше  от  судна.  Потом  он
взялся за  штурвал  балластных  цистерн.  В  них  хлынула  вода.  Мы  начали
погружаться.
   Черт, я совсем забыл о своих обязанностях! Надо же сделать первые  записи
в судовом журнале...
   "09.25. Погружение началось. Все в порядке..."
   Я уже много раз спускался в морские глубины, но все равно, когда  дневной
веселый  свет  меркнет  в  иллюминаторах,  сменяясь  зеленоватой  полутьмой,
сердце, Честно говоря, всегда немного екает.
   На светящихся циферблатах  приборов  чуть  заметно  вздрагивают  стрелки.
Мягко Шипит кислородная смесь, вырываясь из баллонов, -  ее  хватит  нам  на
двадцать часов  подводного  плавания.  Успокоительно  подмигивает  оранжевый
глазок эхолота. Все идет хорошо, и мы приникаем к иллюминаторам.
   То, что мы видим, трудно пересказать человеку, никогда не  бывавшему  под
водой. В этом удивительном мире совсем иные законы оптики  и  освещения.  Мы
привыкли, что на земле свет льется сверху,  с  неба.  А  здесь  он  струится
отовсюду - и сверху, и с боков, и даже  откуда-то  снизу,  из  глубин.  Свет
неверный, зыбкий, постоянно переливающийся.
   Интересно, что в самых верхних слоях  воды  бывает  светлее  в  пасмурный
день, когда солнце прикрывают легкие облака. Мы не раз это замечали.
   Свет, яркий вначале, становится слабее  на  глубине  примерно  пятнадцати
метров. Бывает, что к двадцати метрам делается почти совсем темно,  а  потом
вдруг свет опять становится ярким, слабея с увеличением глубины уже мягко  и
постепенно. Он почти совсем лишен теплых красных и оранжевых лучей,  которые
поглощаются  у  самой  поверхности  моря.  Если  бы  в  воде   сейчас   плыл
какой-нибудь красный предмет, мы видели бы его серым.
   Но за иллюминатором, у которого я сижу, пусто. Только изредка промелькнет
прозрачный колокол ушастой медузы - аурелии. Кажется, будто  она  всплывает,
пересекая поле зрения снизу вверх. Но это не так: просто мы погружаемся  все
глубже и глубже.
   Стрелка указателя глубин уже переползла за сто метров. В кабине  еще  так
светло, что можно, не включая лампочки, делать записи в журнале  наблюдений.
Хотя записывать пока вроде и нечего.
   Я наклоняюсь  к  Михаилу  и  заглядываю  через  его  плечо.  Нет,  в  его
иллюминаторе тоже пока не видно ничего любопытного.
   Время от времени, нажимая кнопки на  пульте,  Михаил  берет  пробы  воды,
чтобы потом исследовать их в лаборатории. Лапищи  у  него  огромные,  пальцы
толстые, грубые,  но  залюбуешься,  как  ловко  и  бережно  подхватывает  он
пинцетом какого-нибудь крошечного усатого рачка  или  манипулирует  хрупкими
пробирками. Тоже профессиональная тренировка...
   Ловкий,  а  недогадливый.  Или  прости  увл„кся  работой?  Уже  с  трудом
различает кнопки, а свет зажечь не догадается.