Бикельмана, что она перенесла трудную операцию,  мы  с  Морисом  навестили
Урсулу в больнице. Она нам очень обрадовалась.
   Высокая,  белокурая,  со  строгим,  красивым  и  одухотворенным  лицом,
стройная,  всегда  такая  подтянутая,   аккуратная   и   внимательная,   в
накрахмаленном халате  и  белоснежной  шапочке,  она  выглядела  идеальной
медицинской сестрой, словно сошедшей с рекламной  картинки.  Брови  у  нее
всегда были тщательно подбриты, кожа на лице матовая, без единой  морщинки
- было видно,  что  она  следит  за  собой,  хотя  жила  одиноко  и  своим
неприступным, надменным видом прямо-таки отпугивала мужчин.
   Профессор Бикельман туманно намекнул однажды, что был у нее в молодости
какой-то неудачный роман, который Урсула весьма тяжело переживала, и что с
тех пор она "совершенно лишила себя всякой личной жизни, бедняжка, целиком
отдавшись благородным заботам о других людях, нуждающихся в помощи...".
   В устах  профессора  Бикельмана  это  прозвучало  несколько  вычурно  и
пышновато, но вполне соответствовало истине.  Много  лет  Урсула  преданно
ухаживала за своей  парализованной  теткой,  буквально  выходила  младшего
братишку, заболевшего полиомиелитом, воспитала его и вывела в люди. Теперь
он работал, кажется, экономистом где-то в большом  поместье  за  Фрибуром,
счастливо женился, сам  уже  имел  сына  и  буквально  боготворил  старшую
сестру. С ними там жила и старушка мать, которую Урсула нежно любила.
   И медицинской сестрой Урсула была идеальной - заботливой, внимательной,
нежной, несмотря на свой несколько холодноватый и строгий  вид.  По-моему,
никакой личной жизни у нее действительно  не  было,  разве  только  иногда
сходит в кино за какую-нибудь трогательную любовную мелодраму одна  или  с
подругой.
   Был у  нее  еще  очень  славный  дар;  внимательно  слушать  всех,  кто
испытывал нужду выговориться, - знаю это по себе.
   Мы тогда с мужем только что  переехали  в  Цюрих  с  юга,  с  Лазурного
берега, раньше жили в Монтре. Было одиноко без старых друзей и знакомых  и
непривычно слышать вокруг вместо родного французского  немецкий  язык,  да
еще не тот, какому нас учили в гимназии, а местный диалект - "швицертютш".
И тут еще сразу после переезда заболел сынишка...
   Урсула мне очень тогда помогла. Она всегда была готова всем  прийти  на
помощь. Морис даже заинтересовался ею, можно сказать, как специалист.
   - У нее весьма повышенная доминанта на других людей,  -  несколько  раз
говорил он мне. - Очень любопытный характер для нас, психологов.
   А для меня, хотя мужу этого я, конечно, не говорила, а то бы он высмеял
мои "идеалистические  пережитки",  Урсула  была  прямо  живым  воплощением
святой, в честь которой ей дали имя.
   И эта святая - убийца?!
   Сама  такая  мысль  казалась  мне  настолько  чудовищной,  что   я   от
негодования долго не могла уснуть, хотя и наглоталась снотворного.
   Комиссар Гренер поможет, успокаивала я себя. Конечно, он быстро во всем
разберется, и бедную Урсулу завтра же освободят. Но все  равно  каково  ей
пережить все это!
   Жан-Поль Гренер был  старым  опытным  комиссаром  здешней  кантональной
полиции. Морис несколько раз помогал ему  советами,  когда  дело  касалось
тонкостей психологии и психиатрии или расследования  всяких  мошеннических
проделок, и они подружились.
   Муж уважал комиссара за порядочность, глубокий ум и  знание  жизни,  за