которое она одной силой воли уберегала от  морщин;  ее  твердый  подбородок,
прямой и чуть длинный нос, правильный росчерк бровей;  глаза,  видевшие  все
так быстро и так разборчиво; крепко сжатые губы, умевшие нежно  улыбаться  и
принимать все,  что  посылает  судьба,  с  трогательной  решимостью;  тонкие
кружева - порою черные, порою белые -  на  ее  седых  волосах;  руки,  такие
теперь худые и всегда подвижные, словно за все  ее  старания  не  оскорблять
ничьих глаз зрелищем лица,  изуродованного  старостью,  мстило  беспокойство
этих рук, которое она не могла унять;  ее  фигуру,  низенькую,  хотя  она  и
казалась скорее высокой, всегда одетую в черное или серое; все  еще  быстрые
движения  и  еще  не  утраченную  живость.  Перед  ним  сразу  возник  образ
взыскательной,  утонченной,  беспокойной  души,  которая  на  земле  звалась
Фрэнсис Флиминг Фриленд,  души,  противоречиво  сотканной  из  властности  и
смирения, терпимости и цинизма; точной и не способной ничего  приукрашивать,
как пески пустыни, щедрой до того, что вся ее семья приходила в отчаяние,  и
прежде всего мужественной.
     Флора выбросила последний флакон и, усевшись на край  ванны,  чуть-чуть
вздернула брови. Как выгодно отличает ее от других жен это  умение  смотреть
на все объективно и с юмором!
     - Это ты жаждешь перемен? В чем же?
     - Мама непрерывно переезжает с места  на  место,  переходит  от  одного
человека к другому, от одного предмета к другому. Я  постоянно  перехожу  от
одного мотива к другому, от одной человеческой психики к другой; родной  для
меня воздух, как и для нее, - воздух  пустыни,  поэтому  так  бесплодно  мое
творчество.
     Флора поднялась, но брови ее опустились на место.
     - Твое творчество не бесплодно, - заявила она.
     - Ты, дорогая моя, пристрастна. - И, заметив, что  она  собирается  его
поцеловать, он не почувствовал никакой досады, ибо эта женщина  сорока  двух
лет, у которой было двое детей и три книжки стихов (причем  трудно  сказать,
что ей далось легче), с серовато-карими глазами, волнистым  изломом  бровей,
более темных, чем следовало бы,  и  красноватыми  отблесками  в  волосах,  с
волнистыми линиями фигуры и губ, с  необычной,  слегка  насмешливой  ленцой,
необычной, слегка насмешливой сердечностью, была женой, какую  только  можно
себе пожелать.
     - Мне надо съездить повидаться с Тодом, - сказал он. - Мне нравится его
жена, но у нее нет чувства юмора. Насколько убеждения лучше в теории, чем на
практике!
     Флора тихонько сказала, будто себе самой:
     - Хорошо, что у меня их нет...
     Она стояла у окна, опершись на подоконник, и Феликс встал рядом с  ней.
Воздух был напоен запахом влажной листвы, звенел от  пения  птиц,  славивших
небеса. Вдруг он почувствовал ее руку у себя на спине: не  то  рука,  не  то
спина - ему трудно  было  сейчас  сказать,  что  именно,  -  показалась  ему
удивительно мягкой...
     Феликса и его молоденькую дочь Недду связывало чувство, в котором, если
не считать материнской любви, больше всего постоянства, ибо оно основано  на
взаимном восхищении. Правда, Феликс никогда не мог понять, что в  нем  может
нравиться сияющей наивностью Недде, - он ведь не знал, что  она  читает  его
книги и даже разбирает их в своем дневнике, который  аккуратно  ведет  в  те
часы, когда ей положено спать. Поэтому он и не подозревал, какую  пищу  дают