Когда на чердак, где жил Гийом, сквозь паутину пробивались  лучи  солнца,
можно было видеть, как сверкают его старые доспехи и каска, из которой он до
сих пор пил глинтвейн, а иногда даже хлебал суп. Когда же в  лесу  поспевали
орехи, их сбивали его огромной - в три раза выше самого Гийома - пикой.
   Больше всего Анжелика завидовала его маленькой черепаховой с инкрустацией
табакерке с теркой, которую он, как и все немецкие  наемники,  служившие  во
французской армии, величал "кокоткой". Кстати, "кокотками" <Здесь игра  слов
Ie griveis - солдат-наемник, la grivoise - кокотка и  табакерка  с  теркой.>
называли в армии и самих наемников.
   Весь  вечер  двери  просторной  кухни  замка  беспрерывно  открывались  и
закрывались. Со двора из ночи входили, принося с собой крепкий запах навоза,
слуги и служанки, среди них был и конюх Жан Латник, такой же смуглый, как  и
его мать.
   Меж ног входящих проскальзывали в кухню  собаки:  две  борзые  -  Марс  и
Маржолен - и забрызганные по самые уши грязью таксы.
   Двери, ведущие во внутренние  покои,  пропускали  ловкую  Нанетту  -  она
поступила к де Сансе Горничной в надежде научиться хорошим манерам  и  потом
перейти от своих нищих хозяев к мессиру маркизу дю Плесси де Бельер.  Маркиз
жил в нескольких лье от Монтелу. Взад и вперед носились две девочки-служанки
со спадающими на глаза нечесаными волосами Они таскали дрова  в  гостиную  и
разносили воду по комнатам. Появлялась в кухне и сама госпожа  баронесса.  У
нее было доброе, обветренное от деревенского  воздуха  лицо,  преждевременно
увядшее от многочисленных родов. Она была одета в серое саржевое  платье,  а
голову ее прикрывал платок из черной шерсти, так как и в гостиной,  где  она
коротала время с бароном-дедушкой и старушками тетками, было более сыро, чем
в кухне.
   Она спросила, скоро ли будет готов  липовый  отвар  для  мессира  барона,
потом  справилась,  хорошо  ли  пососал  грудь  малыш,  не  капризничал  ли.
Мимоходом она погладила по щеке дремавшую Анжелику, длинные  волосы  которой
цвета потемневшего золота рассыпались по столу и блестели в отсветах пламени
очага.
   - Пора в постель, девочки. Пюльшери сейчас проводит вас.
   Всегда покорная Пюльшери, одна из старых теток, каждый  вечер  укладывала
девочек спать. Она была бесприданницей и так и не сумела найти себе мужа или
хотя бы монастырь, куда бы ее согласились принять,  но,  вместо  того  чтобы
плакаться или дни напролет сидеть над вышиванием, она, желая быть  полезной,
охотно выполняла роль наставницы при своих племянницах, за что  в  замке  ее
немножко презирали и выказывали гораздо меньше внимания, чем другой тетушке,
толстой Жанне.
   Пюльшери  занималась  старшими  племянниками.  Младших  детей  укладывала
кормилица, а Гонтран, у которого не было наставника,  отправлялся  спать  на
свой соломенный тюфяк под крышу, когда ему заблагорассудится.
   Вслед за худощавой старой девой  Ортанс,  Анжелика  и  Мадлон  входили  в
гостиную, где пламя очага и три свечи не  могли  до  конца  рассеять  густую
темень, веками накапливавшуюся под высокими старинными сводами.  На  стенах,
спасая от сырости, висели гобелены, но такие уже старые,  источенные  молью,
что невозможно было разобрать, что за сцены  изображены  на  них,  и  только
молчаливой укоризной глядели оттуда чьи-то мертвенно-бледные лики.
   Девочки подходили к деду и делали реверанс. Старый барон сидел у  огня  в
своем широком черном плаще, отороченном вытертым мехом. Но  его  белоснежные