Уильям ГОЛДИНГ
   ПИРАМИДА



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

   Моему сыну Давиду

   Живя среди людей, усердствуй в любви,
   Ибо любовь - начало и конец сердца.
   Из поучений Пта-хотепа


I

   Было самое настоящее лето, но дождь зарядил с  утра  и  все  лил  и  лил.
Погодка была вот именно что такая, когда хороший хозяин собаку  не  выгонит.
То и дело вихрь обрушивался на деревья, и они стонали и с мольбой заламывали
ветки,  хоть,  кажется,  достаточно  укоренились  на  нашей   почве,   чтобы
избавиться от такой наивности.  Стемнело  рано,  -  правда,  день  весь  был
тусклый,  процесс  потемнения  шел  медленно,  незаметно.  Зато  когда  тьма
окончательно сгустилась, она плотно  обложила  фонари,  и  дождь  все  падал
сквозь нее, падал. Я играл на пианино, пока у меня не распухла голова,  дико
и бездарно выстукивая до-минорный этюд  Шопена,  который,  когда  играл  его
Моисеевич ,  выражал,  кажется,  всю  глубину  и  силу   моей
собственной любви, мое собственное безнадежное безумство.  Но  Имоджен  была
обручена - и всему конец.
   И я лежал с пересохшим ртом и терпел. Меня выводил из себя только  грохот
воды, то и дело как гравием ударявший в стекла.  Восемнадцать  лет  -  самая
удачная для страданий  пора.  Есть  необходимые  силы,  и  никаких  защитных
приспособлений. На церковной башне пробило полночь, и  еще  до  двенадцатого
удара погасили на Площади три  газовых  фонаря.  Имоджен  у  меня  в  голове
проезжала мимо по дюнам в его зеленой открытой "лагонде",  и  длинные  рыжие
волосы реяли за бледным лицом - она была всего  на  пять  лет  меня  старше.
Что-то мне надо было сделать. Я опоздал. Я смотрел на невидимый  потолок,  и
она проезжала мимо. И его я видел, такого  самоуверенного,  старого,  такого
могущественного - владельца "Стилборнского  вестника", -  непроницаемого.  Я  слушал  его  комариный
голос, и тут его поразила молния. Сверкнула, ударила - вместо  него  остался
только  дымок.  Каким-то  образом  Имоджен  в  результате  молнии   потеряла
сознание. Я нес ее на руках.
   Я подскочил на постели, уставясь на окно и стискивая одеяло у подбородка.
Такой громкий, такой резкий был этот звук. Окно чуть не треснуло  от  стука,
кто-то будто палил из духового ружья. В моем уме смутно мелькнула  сломанная
ветка, сорванная черепица - но нет,  не  то,  вот  снова  раздался  стук!  Я
вынырнул из постели, весь в мурашках от непонятности происходящего, метнулся
к окну и глянул на Площадь.  Возле  самого  моего  лица  снова  стукнуло,  я
пригнулся, посмотрел прямо перед собой. Сразу за решеткой, отделявшей нас от
булыжной мостовой Площади, мерцало белое лицо. Я приспустил  раму,  и  ветер
сразу схлестнул меня ситцевой занавеской.