золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было,
что это иногда доставляло хозяину препровождение времени.

     - Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах, - сказал
Манилов. - Здесь вам будет попокойнее.

     - Позвольте, я сяду на стуле.

     - Позвольте вам этого не позволить, - сказал Манилов с улыбкою. - Это
кресло у меня уж ассигновано для гостя: ради или не ради, но должны сесть.

     Чичиков сел.

     - Позвольте мне вас попотчевать трубочкою.

     - Нет, не курю, - отвечал Чичиков ласково и как бы с видом сожаления.

     - Отчего? - сказал Манилов тоже ласково и с видом сожаления.

     - Не сделал привычки, боюсь; говорят, трубка сушит.

     - Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже,
что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку был
поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо
рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех
прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодари бога,
до сих пор так здоров, как нельзя лучше.

     Чичиков заметил, что это, точно, случается и что натуре находится
много вещей, неизъяснимых даже для обширного ума.

     - Но позвольте прежде одну просьбу... - проговорил он голосом, в
котором отдалось какое-то странное или почти странное выражение, и вслед за
тем неизвестно чего оглянулся назад. - Как давно вы изволили подавать
ревизскую сказку?

     - Да уж давно; а лучше сказать не припомню.

     - Как с того времени много у вас умерло крестьян?

     - А не могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить приказчика. Эй,
человек! позови приказчика, он должен быть сегодня здесь.

     Приказчик явился. Это был человек лет под сорок, бривший бороду,
ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому
что лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый цвет кожи и
маленькие глаза показывали, что он знал слишком хорошо, что такое пуховики
и перины. Можно было видеть тотчас, что он совершил свое поприще, как
совершают его все господские приказчики: был прежде просто грамотным
мальчишкой в доме, потом женился на какой-нибудь Агашке-ключнице, барыниной