перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел теленок
или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды известные. Проехавши
пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна быть
его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не было
видно, и если бы не два мужика. попавшиеся навстречу, то вряд ли бы
довелось им потрафить на лад. На вопрос, далеко ли деревня Заманиловка,
мужики сняли шляпы, и один из них, бывший поумнее и носивший бороду клином,
отвечал:
- Маниловка, может быть, а не Заманиловка?
- Ну да, Маниловка.
- Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть,
так прямо направо.
- Направо? - отозвался кучер.
- Направо, - сказал мужик. - Это будет тебе дорога в Маниловку; а
Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка, а
Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом, каменный, в два
этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот это тебе
и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было.
Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты, встретили поворот
на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется,
сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно. Тут Чичиков
вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать
верст, то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловка
немногих могла заманить своим местоположением. Дом господский стоял
одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, какие только
вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета
подстриженным дерном. На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с
кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где
возносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была
беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и
надписью: "Храм уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью,
что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы
этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек
серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким
причинам, в ту ж минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде
между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только
одно бревно. Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и
подтыкавшись со всех сторон, брели по колени в пруде, влача за два
деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и
блестела попавшаяся плотва; бабы, казались, были между собою в ссоре и за
что-то перебранивались. Поодаль в стороне темнел каким-то скучно-синеватым
цветом сосновый лес. Даже самая погода весьма кстати прислужилась: день был
не то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета, какой бывает
только на старых мундирах гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного