индивидуальной натурой героя?
И.Г.: Отцу, когда тот был ребёнком, подростком, брат Павел
едва ли не всегда виделся в движении и притом в щеголеватом
движении. В том, как Павел катался на велосипеде, грёб на лодке,
бегал на лыжах, сквозила небрежность необычайно уверенного в себе
человека. Он никого не боялся, и ему нравилось, если что-то ему
угрожало. Для моего отца казалось несомненным, что никто никогда
не сумеет Павла побить. Вступив в Народную Армию, отец и другие
солдаты сидели в вагоне-теплушке в Сызрани. Отец услышал:
"Глядите, какой офицер идёт! Орёлик!" Оказалось, это Павел
проходил по перрону. Отец мне рассказывал: "Осанка - блеск! Сила в
нём так и играет!" В Павле кипело столько жизни, что она не
позволяла поверить в смерть. Он своим обликом, поведением словно
бы внушал, что неубиваем. Это я и постарался передать: мой герой
не может сразу представить, что Павел недвижим, мёртв. Между
прочим, такие, что давно известно, и погибают в первую очередь.
Е.З.: Игорь, назвали бы вы вашу литературу однозначно
антисоветской?
И.Г.: Антисоветской её назвали бы люди с советским сознанием.
В юности, когда мне в голову приходил замысел той или иной вещи, я
рассказывал о нём людям, уже печатавшимся. И мне говорили: "Это не
пойдёт!" Хотя я, понимая, где живу, отнюдь не пытался как-то
критиковать порядки. Я сознавал, чем это для меня может кончиться.
И всё равно вещи "не шли". Пример. Писатели, без чьего одобрения
нельзя было отнести рукопись в издательство (там её не стали бы
читать), зарубили мой сборник детских рассказов. В речи моих
героев встречалось: "затранзал", "отметелил", "усикалась". Мне
возмущённо сказали: "Как у вас дети выражаются? Они нормального
языка не знают?" Но в действительности дети говорили именно на
таком языке, и я взял самые удобоваримые выражения. Конечно, можно
было заставить героев изъясняться, "как положено", - но тогда
исказились бы образы, они же зависимы от речевой характеристики.
Фальшь вызывала отвращение к работе. Сколько рукописей из-за этого
я порвал, сколько вещей не довелось написать... В лучшие годы.
Но вспоминая то время, я не чувствую ненависти ко всей
тогдашней жизни. При той власти я бесплатно получил высшее
образование, мне платили повышенную стипендию, поскольку все
экзамены я сдавал на "отлично", вручили диплом с отличием. (А
каково молодёжи учиться в сегодняшней России?) Я читал
произведения многих прекрасных зарубежных авторов, потому что, по
инициативе Горького, в 1918 году российская интеллигенция была
привлечена к задаче: ознакомить народ со всеми достижениями
мировой литературы. Задача, в основном, выполнялась, хотя,
конечно, переводили не всех замечательных писателей и, понятно,
почему. Но школа-то переводчиков была превосходная! В Германии, в
первые месяцы жизни здесь, мне попались "Три мушкетёра",
переведённые на немецкий и адаптированные: книжка в палец
толщиной.
То есть, в советском государстве, безусловно, имелось и то,