Комод-динозавр.
     Её взгляд. Серые глаза и зеркальная гладь.
     - Ты не поняла, Мариночка, я совсем остаюсь.
     - Да.
     Твой  шаг  к  ней.  И, наконец, прильнувшая  фигурка.  Нервно
потираясь  о  её плечо, ты видишь в окно церковь с двумя  голубыми
куполами. Она сказала:
     "Да". Пусть без всплеска. Но она сказала (как будто она могла
сказать  что-то другое!..), сказала, и ты проникаешь в её глаза  и
свободно осваиваешься в их зазеркалье - теперь ты уже не встретишь
там ничего тревожного... Ты слышишь в себе сухой щелчок - движение
началось  -  и, отстранившись (как ты ценишь эту свою  способность
глядеть  на себя со стороны!), любуешься отлаженностью собственных
мимики и слов.
     И  вдруг  чувствуешь, насколько они излишни - слова  о  твоей
одинокости.  О пустоте и холоде. О том, что от безысходности  тебя
может спасти лишь она.
     И без того всё понятно. Понятны твоя одинокость. И пустота, и
холод  внутри и вокруг. И безысходность. Ты умолкаешь, и  на  тебя
обращается  весь  её порыв - порыв птицы. Твоей птицы.  Её  жалко-
расстроенный,  почти  плачущий  взгляд  из-под  русой  пряди:  она
оставит  тебя на полчаса (только на полчаса!) - завезти  знакомому
художнику  рисунки её ученика, вдруг у него талант? - а занятий  у
неё  сегодня  не будет. Прикосновение её рук, губы. А  сейчас  она
переоденется  -  отвернись, пожалуйста (такая уж у  неё  причуда),
ладно?  А  без  неё  ты  можешь  послушать  пластинку...  Конечно.
"Страсти  по  Матфею". С большим удовольствием. Её улыбка.  И  это
движение  головой,  которым  она отбрасывает  со  лба  прядь...  В
прихожей ты накидываешь на неё куртку, и вдруг она выскальзывает у
тебя из рук, делает шаг в кухню, и ты слышишь:
     -  Коленька остаётся один... Коленька меня подождёт, ладно?..
Я скоро!
     Она и птица, растопырившая крылья.
     И щелчок замка в двери.
     Скудноватая  квартирка, кресло, в котором так  любила  сидеть
бабушка...  на креслах комнаты сереют, хе-хе-хе, ваши джинсы,  вот
вы  ушли,  и  день  так  пуст  и сер...  Ты  вытягиваешь  из  ряда
пластинку, с которой всё началось, - как она сейчас хрустнет!.. но
вспомнив  о  другом, ты почти бежишь в кухню, рука нашаривает  под
батареей  голубя.  Птица, вырвавшись, мечется  по  кухне,  таранит
оконное стекло раз, второй, третий... и вновь спасается из готовых
схватить  её  рук.  Выдернув шпингалет, ты с треском  распахиваешь
окно,  яростно машешь на птицу, гоняешь её по тесному пространству
кухни, пока она, наконец, не уносится в холод.
     Тебе  уже  не смотреть в этот угол, облокотясь на подоконник.
Вот  вы  ушли,  и день так пуст и сер!.. Теперь остаётся  поскорее
спуститься во двор, пройти по тропке между грудами грязного  снега
и, подавив желание оглянуться, ускорить шаг.