башкирок, если замужем за стариком, казаки сманивали. Потому даже русых было
мало на хуторе, а светлой - и подавно не найдешь. Народ чернявый.
     Среди него  выделялась Наташка: вон как  среди  грачей чайка. За  такую
красоту лучше  б сразу куда упрятать - чтоб без убийств. Белокурая; коса вот
такой толщины! Жила с матерью, та пьющая. У Наташки был Аверьян, но его
     родители ни  в какую, чтобы он на  ней женился: голь-голая. А красота -
чего на нее  глядеть? Наташка собирала  себе  приданое, дразня  бухарцев, но
мать все пропивала.
     А за хутором, на берегу реки Салмыш, жил старый персиянин. Для его дома
возили отборную сосну из Бузулукского бора, за триста пятьдесят верст. Богач
был.  За какие-то  заслуги  наградило  его  царское  правительство  большими
деньгами, и он почему-то угнездился  у нас. Начальство его  почитало, казаки
относились с приглядкой. Уж такой приветливый; говорит как гладит, да медком
подмазывает. Непонятный! Кто его знает: что он да как?!
     Вот  по  его  детям,  видать-то,  и  назвался  хутор.  Персики: то есть
персиянина приплод,  малые  персы. Старый-старый, жил  тихо,  а  после вдруг
наплодил...
     Как вышло? Сперва он углядел Наташу на  горячем песочке у  Салмыша. Над
берегом  откос, вот  с  откоса  он  затрагивает ее: "Подымись  ко мне в тень
дерева, Наташа! Солнышко попечет". Тут Аверьян выходит на песок из кустов. У
них  с  Наташкой только что была  сердечность. Персиянин как ни в чем: "А, и
ты, Аверьяш! как хорошо! Подымитесь для обсуждения".
     Взошли; он  объясняет.  Будет он красить в доме полы,  и  вот что. Если
Наташка и Аверьян - так, как их мать родила - исхитрятся по свежей краске до
его  спальни  дойти  и  не  попачкаться, на  постели побыть и тем  же  путем
обратно, он такое приданое даст! Ни у одной девки на хуторе не было!
     Аверьян  так  бы его  и  зарезал. А  персиянин посмеивается: "Я  ее  не
коснусь.  Вдвоем  будете.  Идите  в  обнимку. Хочешь,  на руках  ее неси, не
выпускай. Все останется скрытым: заплот у меня вон какой высокий, без единой
щелки".
     Аверьян:  "Ты иди к мужичью  сули, а я - казак!  Мы на всякое такое  не
продажны".
     Персиянин:  "Ты характер показываешь потому, что  соображения не можешь
показать.  Как по  свежей краске  пройти сени, коридор,  залу  и  спальню до
середины и не попачкаться?"
     Аверьян  стал  задумываться.  Персиянин  говорит:  "Если  попачкаетесь,
деньги все  равно дам.  Ничего страшного.  Только буду  иной  раз  про  себя
напоминать. Но это безвредно. Может, и к  удовольствию".  Глядит на Наташку:
что  скажет?  А она: "Я  б согласилась, но только, мне  кажется,  вы  будете
подсматривать". Аверьян говорит: да! мы не согласны!
     Но Наташка тут: "Тебе-то что?! Погуляешь - другую возьмешь, с приданым!
А мне как?" Начинает рыдать.  Персиянин успокаивает: зря, мол, Аверьян, так.
Все честно.  Тот говорит: сколько  денег-то?  "Три с половиной тыщи рублей!"
Тогда были огромные деньги. Аверьян  чуть не  присвистнул. А Наташка так его
прямо за руку. А персиянин такой с ними обходительный.
     Аверьян  спрашивает: будешь подглядывать? "Врать не хочу. Может, с саду
подойду к  окошку,  из-за занавески гляну. Но вам это  нисколько не заметно;
значит, вы про то ничего не знаете. Не интересуйтесь!"
     Ладно - Аверьян  с Наташкой уходят думать. Он даже отправляется в баню,
чтобы паром себя прояснить. Тут и мысль ему: мыло! к мыльной руке сажа-то не