Дмитрий Андреевич ФУРМАНОВ

                                  МЯТЕЖ

                                  Роман

     ________________________________________________________________

                               ОГЛАВЛЕНИЕ:

                      I.   По Семиреченскому тракту
                      II.  В Верном
                      III. Мятеж

     ________________________________________________________________


                       I. ПО СЕМИРЕЧЕНСКОМУ ТРАКТУ

     Девятьсот двадцатый год. Март. По Ташкенту, по аллеям - золото ранней
сухой  восточной  весны.  В  теплом  воздухе  -  сонная,  ленивая  тишина.
Многоцветные пряные  сартыкишмиш.  Редким гостем проскочит из-за угла кожаная тужурка,  проскользнет
парусиновый зеленый  портфель,  зафыркает в  отдаленье автомобиль,  -  это
мчится кто-то  на заседание ревсовета.  Все туда -  к  огромному каменному
дому, где кипит тревогой жизнь, где до зари и за зарей прыгают лихорадочно
бессонные  пальцы  по  растянутым  на  стенах  полотнищам карт,  унизанным
многоцветными клумбами звездочек, головастых булавок, пернатых флажков.
     _______________
               население Ташкента и некоторых других городов Средней Азии.  Фурманов
     употребляет  это  название,  так  как  оно  было  еще  в  ходу в годы
     утверждения Советской власти в Туркестане. (Прим. ред.)

     Глухая, забаюканная, ленивая тишь. По улицам в мертвом городе мертвый
покой.  А  в  каменном доме  -  за  широкими столами,  у  карт стенных,  у
столиков,   где  стрекочут  неугомонные  морзе,   в  глухой  шифровалке  -
таинственные имена: Иргаш, Мадамин, Хал-Хаджа, Курширмат...
     От разбойников нет покоя многострадальной Фергане.  И  в другом краю,
на  далеком Семиреченском фронте,  где под Копалом сдалась белая армия,  -
грозные,  ядреные остатки битой армии с Анненковым, со Щербаковым скачут в
Китай...  Им  надо  отрезать путь,  нагнать,  уничтожить,  убить последнюю
возможность возврата тяжелой  боевой  страды.  Не  замирающая ни  на  миг,
тревожная забота  мечется по  холодным высоким комнатам ревсовета,  и  нет
здесь доступа золотым лучам туркестанского солнца. И люди здесь иные, - не
те,  что  в  сонной дремоте бродят тенями с  аллеи на  аллею:  перехвачены
ремнями  тугие  корпуса,  оттянуты  револьверами  кожаные  куртки,  строги
суровые желтые лица,  кратки и  четки холодные речи.  И встретив на воле -
долгим изумленным взглядом провожают их цветные халаты, лениво пережевывая
пряный кишмиш.