устанавливает авторитет, стоящий над индивидом. Такая система основывается
не на разуме и знании, а на благоговейном страхе перед авторитетом и
субъективном чувстве слабости и зависимости; на отказе от решений,
предоставляющем авторитету право принимать их, руководствуясь своей
магической властью; его решения не могут и не должны подвергаться сомнению.
Материально, или в смысле содержания, авторитарная этика отвечает на вопрос,
что хорошо, а что плохо, исходя в первую очередь из интересов авторитета, а
не интересов субъекта; она -- эксплуататорская, хотя субъект может извлекать
из нее значительные психические или материальные выгоды.
Как формальный, так и материальный аспекты авторитарной этики
проявляются в развитии этической оценки у ребенка и нерефлективного
ценностного суждения у взрослого. Основы нашей способности отличать добро от
зла закладываются в детстве: сначала в отношении физиологических функций,
затем в отношении более сложных форм поведения. Ребенок ощущает различие
между хорошим и плохим прежде, чем научится такому различению посредством
разума. Его субъективные оценки формируются в результате дружелюбных или
недружелюбных реакций со стороны значимых в его жизни людей. Учитывая его
полную зависимость от заботы и любви взрослых, неудивительно, что
одобрительного или неодобрительного выражения на материнском лице
достаточно, чтобы "научить" ребенка отличать хорошее от плохого. В школе и в
обществе действуют сходные факторы. "Хорошо" -- то, за что награждают,
"плохо" -- то, за что социальные авторитеты или большинство ближних
относятся с неодобрением или наказывают. Да, страх неодобрения и потребность
в одобрении представляются наиболее сильными и почти исключительными
мотивами этической оценки. Это интенсивное эмоциональное давление мешает
ребенку, а позднее и взрослому, задаться критическим вопросом: "хорошее"
хорошо для него самого или для авторитета? Альтернативы здесь становятся
очевидны, если принять во внимание ценностные суждения по поводу вещей. Если
я говорю, что этот автомобиль "лучше", чем тот, само собой разумеется, что я
называю этот автомобиль "лучшим", потому что он служит мне лучше, чем тот;
хороша вещь или плоха, зависит от ее полезности мне. Если владелец собаки
считает ее "хорошей", он имеет в виду определенные качества этой собаки,
полезные ему; например, они удовлетворяют потребность владельца в смотровой
или в охотничьей собаке или в ласковой комнатной собачке. Вещь называется
хорошей, если она хороша для человека, ею пользующегося. Подобный критерий
ценности может быть применен и к человеку. Наниматель считает работника
хорошим, если тот ему полезен. Учитель может назвать ученика хорошим, если
ученик послушен, не причиняет хлопот и является гордостью учителя. Так и
ребенка могут называть хорошим, если он понятлив и послушен. "Хороший"
ребенок может быть запуганным, неуверенным, желающим лишь угодить своим
родителям, покоряясь их воле, в то время как "плохой" ребенок может обладать
собственной волей и иметь достойные интересы, но неугодные, однако, его
родителям.
Ясно, что формальный и материальный аспекты авторитарной этики
нераздельны. Если бы авторитет не желал эксплуатации субъекта, ему не нужно
было бы управлять при помощи страха и эмоционального подавления; он мог бы
поощрять рациональное суждение и критику, рискуя при этом, что его
некомпетентность будет обнаружена. Но так как на карту поставлены его
собственные интересы, авторитет отводит послушанию роль главной добродетели,
а непослушанию -- роль главного греха. Непростительный грех в авторитарной