Он попробовал шевельнуть пальцами - пальцы шевелились. Тогда он еще раз
посмотрел на грузовик. Когда он раньше представлял свою смерть, то всегда
видел рядом с собой ЗиС с зализанным лбом. Это был не ЗиС. Это был
старый английский грузовик с очень покатой крышей. Старик сидел не
шевелясь и проклинал себя, потому что он чувствовал свою силу и ему
казалось, что он совсем не стареет. И он не верил, что это может произойти
так внезапно. Поэтому в кармане у него были деньги. Доллары, которые он
наменял у грузина в лавке. Но все последние дни он так много ходил по
банкам, что не хватило времени послать их племяннику. Племянник
переправлял деньги дочке Салитана, которая жила в Гатчине.
  Четыреста долларов - это около двух тысяч в рублях. Много денег. Да еще
много разноцветных шекелей, которые он получил сегодня. Они лежали в левом
кармане. Пока шекели дойдут до племянника, от них останется мало. Да
старик и не был уверен, что шекели принимают к оплате в других странах. Но
нужно было отослать и их. Сам он уже не мог позволить себе шевелиться.
Нужно было позвать кого-то с дороги и все объяснить. Он не думал, что
последний язык, на котором он будет говорить перед смертью, будет идиш. На
идише он говорил невозможно давно и знал только идиш, на котором говорят
дети. Он проклял себя за то, что не послал деньги сам. Сейчас нужно было
надеяться на судьбу и удачного человека, которого он выберет. Может, и
лучше, что он был в религиозном районе. Старик не думал, что здесь могут
украсть деньги. Он боялся, что человек, которого он сейчас выберет, за его
просьбу не возьмется. А объяснять все два раза у него не хватит сил.
Оставлять в карманах ничего было нельзя. Тогда деньги заберут и отдадут в
уплату банкам, потому что они обокрали его законно. Старик не хотел
отдавать деньги израильским банкам - у него в спине сидели четыре осколка,
и он получил немецкую компенсацию за дом родителей, в котором погибла его
младшая сестра Катька. Поэтому он сердился на себя, что согласился
получать за Катьку компенсацию в немецких марках. Но его дочка в Гатчине
очень много шила, и от напряжения у нее что-то происходило в сетчатке.
Старик хотел послать ей деньги, чтобы после работы дочка перестала шить.
На свою пенсию он послать ничего не мог. Даже если почти ничего не есть и
мало жечь электричества, то хватало только-только. По дороге никто не шел,
и старик старался реже дышать и не думать, экономя силы. Надо было выбрать
человека, чтобы он завернул деньги, донес их до почты и послал в Мюнхен,
где работал его племянник. Надо так завернуть, чтобы их не украли на почте
и не увидели в лучи. Старик не знал, как это объяснить. Когда он знал на
идише, не было никаких лучей.
  Машины ехали, а людей не было. Потом прошла женщина, но он прикрыл веки и
пропустил ее. Если бы это было в другой стране, то, видит Бог, он попросил
бы только женщину. Потому что во всех странах женщины лучше, чем мужчины.
Еще прошли две женщины и девчонка. В этой стране нельзя было рисковать и
просить женщину. Как назло, мимо шли только женщины. А он искал глазами
старого старика, которому не нужно будет много говорить. Который поймет,
что он умирает и нужно послать деньги. Левую руку стало отпускать, а
дышать стало трудно. Старик боялся, что боль отпустит, он расслабится и не
заметит, как умрет, или просто может забыться. Когда была сильная ломота в
руке, забыться было нельзя.
  Старик подумал, что он проиграл. Он умел проигрывать. Но ему неприятно
было, что он неправильно рассчитал свои силы и сделал все, как мальчишка.