как она стоит на коленях возле кресла своего отца, а седовласый старик с
обветренным суровым  лицом  нежно  гладит  ее  золотистую  головку,  как
молчаливые рыданья сотрясают ее и  она прижимается к его груди.  Совесть
мучила меня нестерпимо.
   Отложив эту карточку,  я взял фотографию Ганны-  моей избранницы. Мне
показалось,  что  она  смотрит  на  меня  с  бессердечной  торжествующей
улыбкой. Мною постепенно начало овладевать отвращение к Ганне.
   Я  гнал это чувство.  Я твердил себе,  что это предубеждение.  Но чем
больше я  боролся против этого  чувства,  тем  сильнее оно  становилось.
Можно сказать,  по  мере  того как  шли  дни,  антипатия превращалась во
враждебность,  враждебность - в ненависть. И такую женщину я сознательно
выбрал для Джосайи спутницей жизни!
   Несколько дней я  не  знал покоя.  Я  страшился вскрыть любое письмо,
опасаясь, что оно от Джосайи. При каждом стуке в дверь я вскакивал, ища,
где бы спрятаться.  Всякий раз,  когда мне попадался в газетах заголовок
"Семейная драма", я покрывался холодным потом: я страшился прочесть, что
Джосайя и Ганна убили друг друга и умерли, проклиная меня.
   Однако время шло,  а я не получал никаких известий. Мои страхи начали
утихать,  и вера в правильность моего интуитивного решения возрождалась.
Быть может, я сделал доброе дело для Джосайи и Ганны и они благословляют
меня.  Мирно  протекли три  года,  и  я  начал забывать о  существовании
Хэкетта.
   Потом он снова появился.  Как-то вечером,  вернувшись домой,  я нашел
его в прихожей. При первом взгляде я понял, что мои худшие предположения
недалеки от истины.  Я пригласил его пройти в кабинет.  Он последовал за
мной и уселся на тот же стул, где сидел три года назад.
   Он  сильно изменился,  казался измученным и  старым.  Держался он как
человек, потерявший всякую надежду, но решивший не роптать.
   Некоторое время мы молчали.  Он вертел в  руках шляпу,  как при нашей
первой  встрече,  а  я  делал  вид,  будто  привожу в  порядок бумаги на
письменном столе.  Наконец,  чувствуя,  что  это молчание невыносимо,  я
повернулся к нему.
   "Боюсь, Джосайя, дела у вас не ладятся", - сказал я.
   "Нет,  сэр, -спокойно отвечал он, -этого нельзя сказать. Правда, ваша
Ганна сказалась изрядной пилой".
   В  его  тоне  не  было и  следа укоризны.  Он  попросту констатировал
печальный факт.
   "Но в других отношениях она оказалась вам хорошей женой,  - настаивал
я.-  У нее,  разумеется, имеются свои недостатки, но у кого их нет? Зато
она энергична. Послушайте, вы признаете, что она энергична?"
   Ради  собственного  спокойствия  мне  было  необходимо.   найти  хоть
что-нибудь хорошее в  Ганне,  а  ничего другого я  в  ту  минуту не  мог
придумать.
   "О да,  энергии у нее действительно хватает,  -  согласился Джосайя.-
Даже с  избытком для  такого небольшого дома,  как наш.  Дело в  том,  -
продолжал он, - что Ганна иногда входит в раж, да и с ее матерью нелегко
ладить".
   "С ее матерью? - воскликнул я. - А она-то при чем?"
   "Видите ли,  сэр,  -  ответил он,  -  она живет с нами с тех пор, как
старик отдал концы".