фоне неба, озаренного последними лучами заходящего солнца, казались гибкими
и шелковистыми нитями, словно сотканными каким-то гигантским пауком.
На фрегате царствовало прежнее безмолвие, и никто на нем, по
беспечности или из надменности, по-видимому, не обращал внимания на
приближающуюся шлюпку. Один раз графу показалось было, что из бота, подле
заткнутого жерла пушки, высунулась подзорная труба, обращенная в их
сторону, но в это время корабль, повинуясь дыханию океана, повернулся к ним
носом и внимание графа привлекла фигура, украшающая обыкновенно носовую
часть корабля и в честь которой его называют: то была дочь Америки,
открытой Христофором Колумбом и завоеванной Фердинандом Кортесом, индианка,
с разноцветными перьями на голове, с обнаженной грудью и коралловым
ожерельем на шее. Остальная часть этой полусирены-полузмеи извивалась
прихотливыми арабесками по всему носу фрегата.
По мере приближения к судну графу показалось, что индианка устремляет
на него глаза: несомненно, что вырезана она была из дубового пня не
ремесленником, а большим художником. Моряк, со своей стороны, с
удовольствием наблюдал, как внимание сухопутного офицера все более
сосредоточивается на корабле. Наконец, заметив, что граф совершенно
поглощен созерцанием фигуры, о которой мы сейчас говорили, он решил
прервать молчание.
- Ну, что, дорогой граф, - сказал он, скрывая под притворной
веселостью нетерпение, с которым ожидал ответа, - не правда ли, мастерское
произведение?
- Да, по сравнению с подобными украшениями, которые мне хоть и редко,
но случалось видеть, это точно мастерское произведение.
- Говорят, - продолжал лейтенант, - что это последнее произведение
Гильома Кусту, который умер, не доделав его. Оно закончено учеником его,
Дюпре, очень талантливым скульптором, который умирает с голоду и из-за
отсутствия мрамора режет из дерева и обтесывает корабельные снасти, вместо
того чтобы делать статуи. Посмотрите, - сказал моряк, повернув руль так,
что шлюпка, вместо того чтобы подойти прямо к кораблю, прошла под
бушпритом, - у нее на шее ожерелье из настоящих кораллов, а в ушах серьги
из настоящего жемчуга. Вместо глаз у нее алмазы, из которых каждый стоит
гиней сто, так что капитан, который возьмет этот фрегат, кроме чести,
приобретет еще прекрасный подарок для своей невесты.
- Лейтенант, а не глупо ли украшать свой корабль, словно женщину, -
спросил Эммануил, - и тратить большие деньги на вещи, которые могут
погибнуть в первом сражении или при первой буре?
- Что делать! - ответил грустно моряк. - У нас, бродяг, нет другой
семьи, кроме судовой команды, другой родины кроме океана, другого зрелища,
кроме бури, другого развлечения, кроме сражения, а хочется ведь и нам к
чему-нибудь привязаться. Любимой женщины у нас не может быть: кто будет
любить моряка, который сегодня здесь, завтра Бог знает где! Вот мы и
принуждены довольствоваться привязанностью к тому, что встретим в
странствиях: один вспоминает какой-нибудь свеженький тенистый островок, и
всякий раз, когда этот островок возникает из моря, как корзинка цветов,
сердце его радуется; у другого есть между звездами любимая звезда, и в
прекрасные длинные ночи на Атлантике, всякий раз, когда он идет под
экватором, ему кажется, будто эта звездочка к нему приближается и радостно
и приветливо ему одному светит. А чаще всего моряки любят свой фрегат...