многие роптали по поводу такой жестокости, ибо считали, что столь храбрый
рыцарь недостоин подобной кары.
Примерно в это же время господин де Люксембург, в стычке при
Монс-ан-Виме освобожденный бургундцами, овладел крепостями Кенуа и Эрикур;
получив весть об этих победах, город Креспи в Валуа, а также замки Пьерфон
и Оффемон, в свою очередь, сдались бургундцам.
И вот как раз тогда, когда со всех сторон к королю Генриху шли
известия о новых успехах, самого его в замке Венсен постигла болезнь.
Развивалась она очень стремительно, и английский король был первым, кто
счел эту болезнь смертельной. Он призвал к своему ложу дядю своего герцога
Бедфорта, графа Варвика и мессира Луи де Робертсера и сказал им:
- Богу, как видно, угодно, чтобы я расстался с жизнью и покинул этот
мир...
Потом он продолжал:
- Милый брат мой Иоанн, зная вашу верность и вашу любовь ко мне, я
прошу вас быть всегда преданным моему сыну Генриху, вашему племяннику, и
умоляю, пока вы живы, не заключать с нашим врагом Карлом де Валуа никакого
договора, который мог бы ослабить зависимость герцогства Нормандского от
Англии. Если шурин мой, герцог Бургундский, пожелает стать регентом
королевства, я советую вам ему уступить, если же нет, оставьте регентство
за собой. А вас, дорогой дядя, - обратился Генрих к вошедшему герцогу
Эксетеру, - вас одного я назначаю правителем английского королевства, ибо
знаю, что вы умеете управлять. Что бы ни случилось, не возвращайтесь больше
во Францию, будьте наставником моего сына и из любви, которую вы питали ко
мне, чаще навещайте его. Что касается вас, дорогой Варвик, я хочу, чтобы вы
стали его учителем, всегда жили вместе с ним, им руководили и обучали его
военному искусству. Выбирая вас, я делаю самый лучший выбор. И еще очень
прошу не затевать никаких споров с моим шурином, герцогом Бургундским.
Запретите это от моего имени и моему зятю Хемфри, ибо если между ним и вами
будет какое-либо несогласие, дела королевства, идущие для нас столь
успешно, могли бы понести от этого ущерб.
И, наконец, не освобождайте из тюрьмы нашего орлеанского кузена, графа
д'Э, господина де Гокура, равно как и Гишара де Шэзе до тех пор, пока не
подрастет мой сын. С остальными же поступайте, как вам заблагорассудится.
Каждый обещал королю исполнить то, что он просил, после чего Генрих
велел оставить его одного. Едва только все удалились, он позвал к себе
врачей и спросил у них, сколько приблизительно времени ему еще остается
жить. Сперва врачи решили было вселить в него некоторую надежду и сказали,
что вернуть ему здоровье - во власти божьей. Король печально улыбнулся, но
потом потребовал открыть ему всю правду, даже самую суровую, обещая при
этом выслушать ее, как подобает королю и воину. Тогда врачи отошли в угол,
и, посовещавшись, один из них опустился перед королем на колени и сказал:
- Ваше величество, подумайте о душе своей, ибо, если не будет на то
божьей милости, нам кажется, вы не проживете более двух часов.
Король приказал позвать своего духовника и священнослужителей и велел
им читать псалмы. Когда они дошли до слов: "Воздвигни стены Иерусалима", он
остановил их и громко сказал, что близкая смерть помешала его намерению,
умиротворив Францию, отправиться для завоевания гроба господня и он