Мы немедленно взялись за дело; смею уверить, что нам не нужно было
повторять это приглашение дважды.
И тогда снова вышли газеты с литературными приложениями, а передовицы
исчезли; и снова заговорили, не находя отклика у слушателей, те же ораторы,
что и до революции, и после революции, - они будут говорить всегда.
Среди всех этих болтунов был один, который не говорил или, по крайней
мере, почти не говорил.
За это ему были признательны и приветствовали его, когда он проходил мимо
с представительским красным бантом на груди Однажды он поднялся на
трибуну... Бог мой! Хотел бы я назвать его имя, да забыл, как его звали.
Однажды он поднялся на трибуну... Надобно сообщить вам следующее: члены
Палаты были в тот день в весьма дурном расположении духа.
Париж только что избрал своим представителем одного из авторов
литературных приложений.
Вот этого человека я помню! Его звали Эжен Сю.
Итак, члены Палаты были весьма расстроены тем, что был избран Эжен Сю. На
скамьях и так уже было четыре-пять литераторов, невыносимых для ее членов:
Ламартин, Гюго, Феликс Пья, Кине Эскирос и другие.
И вот депутат, имя которого я теперь забыл, поднялся на трибуну, ловко
воспользовавшись скверным настроением членов Палаты. Все зашипели: "Тише!" -
и стали слушать.
Он сказал, что именно литературное приложение послужило причиной того,
что Равальяк убил Генриха IV,
Что Людовик XIII убил маршала д'Анкра,
Что Людовик XIV убил Фуке,
Что Дамьен убил Людовика XV,
Что Лувель убил герцога Беррийского,
Что Фьеши убил Луи-Филиппа,
И, наконец, что г-н де Праслен убил свою жену.
Он прибавил следующее: что все совершавшиеся прелюбодеяния, все имевшие
место взятки, все совершенные кражи произошли под влиянием литературного
приложения; что необходимо уничтожить литературное приложение или же
приговорить его к гербовому сбору, чтобы общество остановилось хоть на
мгновение и, вместо того чтобы продолжать скатываться в пропасть,
повернулось бы лицом к золотому веку, в который общество рано или поздно
вернется, если сумеет отступить на столько же шагов назад на сколько оно
забежало вперед.
Однажды генерал Фуа воскликнул:
"Во Франции эхом вторят тем, кто произносит слова "честь" и "родина".
Да, это верно, во времена генерала Фуа было слышно такое эхо, и мы его
еще застали, мы слышали его собственными ушами и очень довольны, что так это
и было.
- Куда же подевалось это эхо? - спросят нас.
- Какое эхо?
- Генерала Фуа.
- Оно там же, где старая луна поэта Вийона; может быть, его и найдут
когда-нибудь: будем надеяться!
Случилось так, что в тот день - т в день генерала Фуа, нет! - из зала
донеслось другое эхо.
Странное это было эхо! Оно говорило: