прорисовывающиеся в воображении генетиков-программистов,  почему-то мало
интересовали слушателей.  Но  все  оживлялись,  когда Нури рассказывал о
своем личном опыте воспитателя,  о  приемах воспитания у детей доброты и
уважения  к   живому,   к  природе,   которую  так  бездумно  топтали  и
растрачивали предки.
   - Эх,  если бы только предки... - проговорил на одной из таких лекций
Иванушка.  -  Мы вот раз спросили;  товарищ Гигантюк,  вы о  чем думали,
когда рощу под  монумент сводили?  Ответил,  что мы  не  понимаем задачи
момента.  Потом выяснилось,  что это он ревизоров ждал и  хотел показать
достижения по-крупному.  Что поразительно,  он действительно уверен; чем
крупнее монумент, тем больше кажутся достижения...
   - Вы к чему это,  Ваня? - А к тому, что, по моему разумению, растрата
природы лишь на  одну десятую объясняется потребностями человечества,  а
на  девять  десятых  -  глупостью маленьких людей,  попавших на  большие
посты. - А спешка? А корысть?
   - В общении с природой спешка и корысть суть та же глупость.
   Эти рассуждения показались Нури не  лишенными интереса,  но с  другой
стороны...  Нури не  спросил,  где  был  принципиальный Иванушка,  когда
руководящий  Кащей  рощу  срубал.   Распределяя  причины  по  процентам,
Иванушка как-то забыл собственное нежелание вмешиваться.
   Здесь,  в Заколдованном Лесу,  обитали люди порядочные, тихие, любили
совершать добрые поступки и ожидали, что их обязательно должны совершать
и  все  другие.  Это  так удобно...  для себя,  Но  что все же  делать с
Василиском,  он  вот  уже  созревает для новых злодейств,  а  решение-то
принимать кому?  Не Пану же Перуновичу,  благостному и эрудированному до
невозможности.
   Гасан-игрушечник и  Неотесанный Митяй  -  вечная загадка человеческой
психики!  -  выходили Василиска.  А могли бы не пойти на болото, страшно
ведь,  кто бы осудил. И сдох бы Василиск, и всем радость... разве не мог
им  Пан Перунович помешать?  Мог бы.  Не стал.  Устранился?..  А  может,
ерунда - эти рассуждения о загадках психологии, просто леший и мастер не
могли  по-другому?   В  конце  концов,  все  доброе  человек  делает  по
внутренней  потребности,   и   нет   ничего  подлее,   чем  -   ожидание
благодарности за добрые дела... Так думал воспитатель Нури.
   Василиск сменил кожу.  В отличие от людей змеи регулярно меняют кожу.
Прежнее одеяние,  зловонное и  рваное,  в  шрамах  и  пятнах  пластырей,
отшелушивалось от тела,  и настал день,  когда Василиск выполз из него в
новой шкуре с блестящей чешуей,  невредимой и удобной. Болотная грязь не
приставала к  ней.  Ощущение  новизны  требовало  действия  и  пробудило
любопытство.  Василиск тронул носом окаменевшее тело  кукушки,  глянул в
небо.  В вышине по-прежнему кружил Ворон.  Пусть кружит,  не мешает... А
кукушку  не  вернешь...  Шевельнулось воспоминание о  прошедшей  муке  и
исчезло. Страдание быстро забывается.
   Царь-змей пополз из болота к  свету.  В углах губ его скапливался яд,
но  пасть была закрыта,  и  он не стал брызгать ядом в  пролетавшую мимо
птаху.  Звери разбегались перед ним,  тревожно кричал Ворон.  В стороне,
задевая когтистыми лапами за верхушки деревьев, пролетел дракон и тяжело
приземлился за дальней рощей. Змей двинулся в обход озера, а в это время
по  привычному маршруту  совершал предобеденную прогулку Павел  Павлович
Гигантюк.