сказать ему.
     - Руссиш золдатен? - Он тычет рукой мне в грудь.
     Не ждал я, что первый вопрос гитлеровского оккупанта будет таким.
     - Золдатен?! - Он отступает на шаг, поднимает автомат.
     - Нет, я студент. Сту-дент!
     - Студент капут! - Немец угрожающе трясет автоматом.
     За  спиной услышал всхлипывания.  Чьи-то  руки обняли меня,  женщина на
немецком языке что-то объясняет солдату.
     Это Ефросинья Самойловна Исаченко.  Она местная.  Встретишься на улице,
поздороваешься,  как и  со  многими,  вот и  все знакомство с  ней.  Но  она
заверяет немца,  что  я  ее  сын,  что  мы  вместе ищем свою корову,  что  я
действительно студент.
     - Студент?  -  недоверчиво переспросил немец и  сдернул с  моей  головы
кепку.
     Густые  длинные волосы  в  дополнение к  гражданскому костюму,  видимо,
убедили, что перед ним не красноармеец.
     Всю остальную часть Кормы мы прошли с Ефросиньей Самойловной. Навстречу
двигалась большая колонна грузовиков,  за  ними  тянулись тягачи с  пушками,
следом шли четыре легковые автомашины. Окутанные пылью, ехали велосипедисты.
Побрязгивая какими-то  железными  ребристыми  коробками,  неторопливо пылили
пешие.  Беспрерывный поток немецких частей катился через Корму на Чечерск. В
лесную же сторону района,  к  Сожу,  гитлеровцы не сворачивали.  Это хорошо:
можно будет сейчас же уйти к своим. Я сказал Ефросинье Самойловне, что пойду
обратно. В ответ она кивнула на окна, показала глазами на огороды. В садах и
за плетнями уже расхаживали немцы. Видно, какая-то часть располагалась здесь
на ночлег.
     - Лучше, Афанасьевич, переночуй у меня, а утро свое покажет.
     - Может, домой пойти? Тут рукой подать.
     - Домой нельзя. Всюду немцы.
     Утром Прасковья Архиповна Савельева, мать Катюши, наша хорошая соседка,
проводила меня  за  Сож.  Когда проходили мимо нашей хаты,  я  не  выдержал,
заглянул  во  двор:  везде  разбросаны разорванные книги,  тетради,  оконные
проемы  зияют  темнотой,  и  только  в  одном  окне  колышется на  сквозняке
занавеска,  окаймленная кружевами - рукоделием Лидочки, моей средней сестры.
На подворье ни гогота гусей,  ни кудахтанья кур -  тихо, будто на кладбище в
будний день...
     Что же произошло с семьей?  Жива ли мать? Жив ли отец? Он же коммунист,
да еще орденоносец,  учитель, депутат райсовета. И, как бы угадав мои мысли,
Прасковья Архиповна говорит:
     - Слава тебе  господи!  Ушли-таки,  успели.  В  Белев уехали,  к  Тасе.
Просились с  красноармейцами на  восток,  да  кто возьмет с  такой семейкой?
Только отец с младшеньким Витей уехали с нашими...
     - Вот и хорошо. Мама с детьми останется в Белеве...
     Но наша соседка думает совсем иначе.  И она права. От Кормы до Белева -
рукой подать, всего 7 километров, притом мать остановилась у старшей дочери,
и немцы могут легко ее отыскать и схватить. Пострадает и семья моей сестры.
     Значит,  надо иное место найти для семьи.  А  где?  И  мы с  Прасковьей
Архиповной перебираем деревню  за  деревней,  поселок за  поселком,  которые
расположены вдали от районного центра.
     - А если в Серебрянку?