молчит с  минуту.  -  С  четырнадцати лет я  пользуюсь клинкерным кирпичом с
довского шоссе заместо бруска...
     - О-о,  так его не  разобьешь и  в  голенище не  сунешь.  Да и  шоссе -
опять-таки...
     - Захочешь -  обточишь,  ежели  ты  косарь.  -  Дед  замолк  и  тут  же
повернулся ко  мне,  дышит табачным дымом:  -  А  что мы  сами себе добра не
хотим?  С  краю берем кирпич тот,  а заместо его другой кладем.  Да что тебе
говорить! Ты и косы в руках не держал.
     Хотел  было  сказать,  что,  хотя  я  и  учитель,  каждое  лето  косить
приходится.  Но в это время лес расступился,  и широкий приднепровский луг в
синих рукавах стариц и  озер  раскинулся перед нами.  Насыпь поднималась все
выше.  И  вот впереди сверкнул широкой полосой серебристо-голубой Днепр.  За
ним длинной линией выдвинулись большие дома.
     Рогачев!  Говорят,  что назвали его так потому,  что он  стоит в  углу,
образованном впадением Друти в Днепр, так сказать, на "рогу".
     Дважды в  год я  бывал в здешнем институте на сессиях.  Что же принесет
мне нынешняя, последняя? А вдруг не последняя? Вдруг "срежусь" на экзаменах.
Хотя на прежних сессиях у меня не было ни одного провала. И к этой готовился
каждый   день:   перечитал  и   законспектировал  все,   что   рекомендовали
преподаватели.
     Машина остановилась на площади, и уже минут через десять я здоровался с
Барабановым.  Загорел мой  Петр  как  негр.  И  когда  он  успел?  Учится на
стационаре,  сейчас сдает экзамены,  казалось бы,  не до пляжа. А я будто из
заснеженных краев явился.  Да  и  откуда быть  загару:  целый день в  школе,
вечера за тетрадками, учебниками, книгами. В воскресенье можно поваляться на
солнышке, но не разрешают врачи.
     После обеда я сдал свою работу. Старший преподаватель Василий Семенович
Болтушкин удивленно приподнял левую бровь, перелистал и недовольно произнес:
     - Ого, а больше не могли написать?
     Сессия началась.  Но следующий день круто изменил мою судьбу.  Это было
22 июня 1941 года,


2

     Петр Барабанов стоит впереди меня.  Я чуть выше его,  но он широкоплеч,
весь  налит  силой  и  здоровьем.  Прошу его  стать позади меня.  Он  сперва
упрямится, но потом уступает.
     За столом военком - человек средних лет, перекрещенный желтыми ремнями,
с двумя шпалами на петлицах.
     Люди суровы и  молчаливы.  Очередь движется быстро.  И вот я оказываюсь
лицом к лицу с военкомом.  Он листает военный билет, на миг останавливается,
вчитываясь в одну-единственную фразу.  И вдруг поднимает голову,  пристально
смотрит на меня:
     - Так что же вы хотите, товарищ Дмитриев? Вы же сняты с военного учета.
Сняты по болезни.
     - Я выздоровел, товарищ военком.
     - Где справка?
     - Я из Кормянского района. А здесь на учебе.
     - Езжайте в свой военкомат...