пищи, надзиратель, надев передник, с помощью одной или двух женщин  раз-
давал кашу. Каждый мальчик получал одну мисочку этого превосходного  ме-
сива - не больше, за исключением больших праздников, когда он, кроме то-
го, получал две с четвертью унции хлеба. Миски  никогда  не  приходилось
мыть. Мальчики скоблили их ложками, пока они не начинали снова блестеть;
покончив с этой операцией (которая никогда не  отнимала  много  времени,
так как ложки были почти такой же величины, как миски), они сидели, впи-
ваясь в котел такими жадными глазами, словно собирались пожрать кирпичи,
которыми он был обложен, и занимались тем,  что  жадно  обсасывали  себе
пальцы в надежде найти крупицы каши, случайно на них оставшейся. Мальчи-
ки обычно отличаются прекрасным аппетитом. Оливер Твист и  его  товарищи
на протяжении трех месяцев терпели муки, медленно умирая от  недоедания;
наконец, они стали такими жадными и так обезумели от  голода,  что  один
мальчик, который был рослым для своих лет и не привык к такому положению
вещей (его отец содержал когда-то маленькую харчевню),  мрачно  намекнул
товарищам, что, если ему не прибавят миски каши per diem, он боится, как
бы случайно не съесть ночью спящего с  ним  рядом  тщедушного  мальчика.
Глаза у него были дикие, голодные, и дети слепо ему поверили.  Посовето-
вались; был брошен жребий, кому подойти в тот вечер после ужина к надзи-
рателю и попросить еще каши. И жребий выпал Оливеру Твисту.
   Настал вечер; мальчики заняли свои места. Надзиратель в поварском на-
ряде поместился у котла; его нищие помощницы расположились за  его  спи-
ной. Каша была разлита по мискам. И длинная молитва была прочитана перед
скудной едой. Каша исчезла; мальчики перешептывались  друг  с  другом  и
подмигивали Оливеру, а ближайшие соседи подталкивали его. Он был  совсем
ребенок, впал в отчаяние от голода и стал безрассудным от горя. Он встал
из-за стола и, подойдя с миской и ложкой в руке к  надзирателю,  сказал,
немножко испуганный своей дерзостью:
   - Простите, сэр, я хочу еще.
   Надзиратель был дюжий, здоровый человек, однако он сильно  побледнел.
Остолбенев от изумления, он смотрел несколько секунд на  маленького  мя-
тежника, а затем, ища поддержки, прислонился к котлу. Помощницы  онемели
от удивления, мальчики - от страха.
   - Что такое?.. - слабым голосом произнес, наконец, надзиратель.
   - Простите, сэр, - повторил Оливер, - я хочу еще.
   Надзиратель ударил Оливера черпаком по голове, крепко схватил его  за
руки и завопил, призывая бидла.
   Совет собрался на торжественное заседание, когда мистер Бамбл в вели-
ком волнении ворвался в комнату и, обращаясь к джентльмену, восседавшему
в высоком кресле, сказал:
   - Мистер Лимкинс, прошу прощенья, сэр! Оливер Твист попросил еще  ка-
ши!
   Произошло всеобщее смятение. Лица у всех исказились от ужаса.
   - Еще каши?! - переспросил мистер Лимкинс. -  Успокойтесь,  Бамбл,  и
отвечайте мне вразумительно. Так ли я вас понял: он попросил еще,  после
того как съел полагающийся ему ужин?
   - Так оно и было, сэр, - ответил Бамбл.
   - Этот мальчик кончит жизнь на виселице, - сказал джентльмен в  белом
жилете. - Я знаю: этот мальчик кончит жизнь на виселице.
   Никто не опровергал пророчества джентльмена. Началось оживленное  об-