за соседним столиком. - Я слышал, она вышла замуж за какого-то  Богача  из
Пасадены, но у них что-то не заладилось.
     - Чудный голос, - сказала женщина. - Для эстрадной певицы.
     Я начал было подниматься, но тут на столик упала тень -  рядом  стоял
человек.
     Он был ростом с высокую-высокую виселицу, человек с корявым  лицом  и
безжизненным правым глазом с мутным зрачком - похоже,  совершенно  слепым.
Для того чтобы положить ладонь на спинку стоящего напротив меня стула, ему
пришлось наклониться. Он стоял, ничего не говоря, и оценивающе разглядывал
меня; а я сидел, дотягивая мартини, и слушал следующую песню, которую пело
контральто. Видимо, здешние завсегдатаи любили старомодную сентиментальную
музыку. Может быть, все они просто устали до  смерти,  стараясь  опередить
время в гонке на работе.
     - Я Пру, - жестким шепотом сказал человек.
     - Я догадался. Вы хотите поговорить со мной, а я  хочу  поговорить  с
вами и девушкой, которая сейчас поет.
     - Пойдем.
     В глубине бара была дверь. Пру отпер ее, придержал, пропуская меня, и
мы стали подниматься по устланной ковром лестнице, ведущей налево. Длинный
прямой коридор с несколькими закрытыми дверями. Пру  постучал  в  дверь  в
самом конце коридора, открыл ее и посторонился, пропуская меня.
     За ней находилось что-то вроде небольшого уютного  офиса.  В  углу  у
французских окон был встроен  обитый  тканью  диванчик.  Мужчина  в  белом
смокинге стоял спиной к комнате, глядя в окно. В комнате находился большой
черный сейф  с  хромированной  отделкой,  несколько  шкафов  для  хранения
документов, большой глобус на подставке, крохотный, встроенный в стену бар
и обычный для оффиса громоздкий стол с обычным кожаным креслом  с  высокой
спинкой.
     Все приборы на письменном столе были выполнены  из  меди  и  в  одном
стиле - медная лампа, подставка для  ручек  и  стаканчик  для  карандашей,
пельница из стекла и меди с  медным  слоником  на  краю,  медный  нож  для
разрезания бумаги, медный термос на  медном  подносе  и  медные  уголки  у
бумагодержателя. Над медной вазой вились побеги душистго горошка  -  почти
медного цвета.
     Кругом сплошная медь.
     Мужчина у окна обернулся, и стало видно, что  ему  около  пятидесяти,
что у него пепельно-серые волосы - и в  большом  количестве  -  и  тяжелое
красивое лицо, ничем, впрочем,  не  примечателное  -  разве  что  коротким
сморщенным  шрамом  на  левой  щеке,  производившим  впечатление,  скорей,
глубокой ямочки. Ямочку я помнил. Если бы не  она,  этого  человека  я  бы
забыл. Я помнил, что очень давно, по меньшей мере лет десять назад,  видел
его в фильмах. Я не помнил, что это были за фильмы, или о  чем  они  были,
или что он в них делал,  но  помнил  тяжелое  красивое  лицо  с  маленьким
шрамом. Волосы у него тогда еще были темными.
     Он прошел к столу, опустился в кресло, взял нож для разрезания бумаги
и потыкал острием в подушечку большого пальца. Затем бесстрастно посмотрел
на меня.
     - Вы Марлоу?
     Я кивнул.
     - Садитесь.