красив. У него была  смуглая  кожа  и  великолепные  серо-стального  цвета
волосы, зачесанные назад. Он вынул из кармана  нечто,  похожее  издали  на
портсигар с бело-черной инкрустацией, лениво раскрыл его длинными смуглыми
пальцами и извлек оттуда сигарету с позолоченным фильтром. Убрал портсигар
и прикурил от зажигалки, также инкрустированной черно-белым.  Потом  убрал
ее, сложил  на  груди  руки  и  уставился  прямо  перед  собой  ничего  не
выражающими глазами. С кончика сигареты  мимо  его  лица  тонкой  струйкой
поднимался дым; тонкой прямой струйкой - как от потухшего  бивачного  огня
на рассвете.
     За моей  спиной  раздался  очередной  взрыв  эмоций  на  стадионе.  Я
перестал созерцать высокого итальянца, открыл ключом дверь  номера  двести
четыре и вошел внутрь.
     В квадратной комнате, устланной коричневым ковром, мебели было  очень
мало, и она как-то не  располагала  к  приятному  времяпрепровождению.  На
стене напротив двери висело  традиционное  кривое  зеркало,  в  котором  я
выглядел как трусливый прелюбодей, крадущийся домой с  веселой  вечеринки.
Около мягкого кресла возвышалась груда старого дермантина в форме  дивана.
На столе у окна стояла  лампа  с  бумажным  абажуром.  По  обеим  сторонам
откидной кровати находились двери.
     Одна из них  вела  в  крохотную  кухоньку  с  каменным  умывальником,
трехкомфорочной газовой плитой и старым холодильником, который  щелкнул  и
забился в страшных судорогах, как только я открыл  дверь.  На  столе  были
остатки завтрака: темная жижа на  дне  чашки,  подгорелая  корочка  хлеба,
крошки, желтые потеки растаявшего масла на краю блюдечка,  грязный  нож  и
кофейник, пахнущий, как прелое сено в теплом сарае.
     Я прошел мимо откидной кровати и открыл  другую  дверь.  За  ней  был
небольшой коридорчик с нишей для одежды и встроенным  туалетным  столиком.
На нем лежала расческа и черная щетка с застрявшими в  щетине  несколькими
светлыми волосками, а также коробочка с тальком,  маленький  электрический
фонарик с треснувшим стеклом, стопка писчей бумаги, ручка и бутылка чернил
на промокашке; сигареты и спички на краю стеклянной пепельницы, в  которой
лежало с полдюжины окурков.
     В ящиках столика валялись носки, белье и носовые платки.  На  вешалке
висел темно-серый костюм - поношенный, но еще вполне приличный; под ним на
полу стояла пара довольно пыльных грубых башмаков.
     Я толкнул дверь ванной. Она открылась всего  на  фут  и  уперлась  во
что-то. Я поморщился и  почувствовал,  как  у  меня  твердеют  желваки  на
скулах. Из-за двери шел неприятный резкий запах. Я навалился на  нее.  Она
еще чуть приоткрылась и тут же подалась назад, как если бы кто-то прижимал
ее с другой стороны. Я просунул голову в щель.
     Ванная комната была слишком мала для него,  так  что  ноги  его  были
согнуты в коленях, а голова упиралась в каменный плинтус  напротив  двери.
Его коричневый костюм был слегка помят, и черные очки  грозили  вывалиться
из нагрудного кармана. Как будто теперь это могло иметь какое-то значение.
Его правая рука лежала на животе, а левая - на полу ладонью вверх,  пальцы
ее были чуть согнуты. На правом виске мистера Ансона  был  виден  синяк  с
запекшейся в  светлых  волосах  кровью.  Его  приоткрытый  рот  был  полон
блестящей темно-красной жидкости.
     Дверь упиралась в его ноги. Я нажал посильнее и протиснулся в ванную.
И положил два пальца ему на шею, где  должна  была  пульсировать  артерия.