- Два вопроса не вполне ясны, - сказал я. -  Почему  Тиджер  бежал  и
почему Филлипс жил на Курт-стрит под вымышленным именем?
     -  Тиджер  бежал,  потому  что   старик-лифтер   сообщил   ему,   что
Морнингстара убили, и  он  почуял,  что  дело  пахнет  керосином.  Филлипс
воспользовался  именем  Ансона,  так  как  за  его  автомобилем   гонялась
налоговая инспекция, а он был практически нищ и в полном отчаянии. Это  же
объясняет и то, почему такой милый молодой болван, как он,  ввязывается  в
историю, которая кажется темной с самого начала.
     Я кивнул в знак согласия.
     Бриз проводил меня до двери. Он положил тяжелую руку мне на  плечо  и
крепко сжал его:
     - Помнишь, ты распинался о деле Кассиди перед нами со Спрэнглером той
ночью у себя в квартире?
     - Да.
     - Ты потом сказал Спрэнглеру, что никакого дела Кассиди не было.  Оно
было - только имя другое. Я его вел.
     Он снял руку с моего плеча, распахнул дверь и улыбнулся мне.
     - Что касается дела Кассиди, - сказал он, - и что я об этом  думаю...
я могу иногда навесить кому-то больше, чем он  заслуживает.  Что-то  вроде
выплаты с грязных миллионов пособия ломающимся на работе паренькам - вроде
меня... или вроде тебя. Пока.
     Была ночь. Я вернулся домой, влез в старую домашнюю одежду, расставил
шахматы, приготовил коктейль и разыграл одну из партий Капабланки.  В  ней
было пятьдесят пять ходов. Прекрасная, холодная, безжалостная игра,  почти
бросающая в дрожь своей молчаливой неумолимостью.
     Закончив партию, я подошел к окну и постоял немного, прислушиваясь  и
вдыхая аромат ночи. Потом я пошел на кухню,  сполоснул  стакан,  набрал  в
него ледяной воды и долго стоял возле умывальника, и пил  воду  маленькими
глотками, и смотрел в зеркало.
     - Ты - и Капабланка, - сказал я.