Раймонд ЧЭНДЛЕР
Филип Марлоу 1-7

ГЛУБОКИЙ СОН
ИСПАНСКАЯ КРОВЬ
МИШЕНЬ В ШЛЯПЕ
ВЫСОКОЕ ОКНО
В ГОРАХ НЕ БЫВАЕТ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
ФРЭНСИН ЛЭЙ
ПРОЩАЙ, МОЯ КРАСОТКА



ГЛУБОКИЙ СОН

Раймонд ЧЭНДЛЕР



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://russiaonline.da.ru


Глава 1

   Была половина октября, около одиннадцати утра -  хмурый,  типичный  в
это время года для предгорья день, предвещавший холодный секущий  дождь.
На мне была светлоголубая рубашка, соответствующий галстук и платочек  в
кармашке, черные брюки и черные носки с голубым узором. Я был элегантен,
чист, свежевыбрит, полон спокойствия  и  не  беспокоился  о  том,  какое
впечатление это производит. Выглядел точно  так,  как  должен  выглядеть
хорошо одетый частный детектив. Я шел  с  визитом  к  четырем  миллионам
долларов.
   Большой холл семейного дома Стернвудов был  более  чем  в  два  этажа
высотой. Над дверью, в которую легко прошло бы стадо  индийских  слонов,
размещался витраж, изображавший рыцаря в черных латах, спасающего  даму,
привязанную к  дереву.  Дама  была  раздета.  Ее  нагое  тело  окутывало
покрывало из волос. Для удобства у рыцаря было  поднято  забрало,  и  он
пытался, не без усилия, развязать веревки, которыми дама была  привязана
к дереву.
   Я смотрел на витраж и думал, что если бы жил в этом доме, то рано или
поздно мне пришлось бы влезть наверх и помочь рыцарю, так как не  похоже
было, что он делает свое дело всерьез.
   За огромной застекленной  дверью  по  другую  сторону  холла  широкий
изумрудный газон простирался вплоть  до  белого  гаража,  перед  которым
молодой и щуплый черноволосый шофер в черных блестящих башмаках протирал
каштановый "паккард". За гаражом росло несколько декоративных  деревьев,
подстриженных  как  пудели.  За  ними  виднелась  большая  оранжерея   с
куполообразной крышей. Дальше  снова  видны  были  какие-то  деревья,  а
позади всего этого массивные бесформенные очертания предгорий.
   В восточной части холла ажурная, выложенная плитками  лестница,  вела
на балкон с кованой металлической  балюстрадой,  украшенной  витражом  с
другим романтичным сюжетом. Повсюду, где  было  свободное  место,  вдоль
стен  стояли  массивные  стулья  с  круглыми  плюшевыми  сиденьями.  Они
выглядели так, будто на них никто никогда не сидел. На середине западной
стены  находился  большой  и  пустой  камин  с  бронзовыми   заслонками,
украшенный мраморным дымоотводным навесом с амурчиками по углам.
   Над камином висела большая, написанная маслом, картина,  над  которой
под стеклом были прикреплены два  кавалерийских  флажка,  продырявленные
пулями,  а  может  быть  изъеденные  молью.  На  картине  был  изображен
застывший  неподвижно  офицер  времен  мексиканской   войны   в   полном
обмундировании. У офицера были черные усы,  горящие  и  в  то  же  время
твердо глядевшие, черные  как  уголь  глаза.  Лицо  его  казалось  лицом
человека, с которым лучше не есть из одной тарелки. Я подумал, что  это,
вероятно, портрет деда Стернвуда. Это не мог быть сам генерал, хотя  как
я слышал, он был уже в весьма почтенном возрасте, может даже  в  слишком
почтенном, принимая во внимание двух дочерей, насчитывающих по  двадцать
весен.
   Я всматривался в горящие черные глаза портрета,  когда  услышал,  что
сзади открывается дверь. Но это не был возвращавшийся  слуга.  Это  была
девушка. Лет двадцати, низенькая, мелкого телосложения, но, несмотря, на
это, она производила впечатление довольно сильной. На ней  были  длинные
светло-голубые  брюки,  и  она  выглядела  в  них  очень  неплохо.   Она
приближалась ко  мне  легким  шагом.  Ее  красивые  желтые  волосы  были
подстрижены очень коротко, гораздо короче, чем этого требовала  нынешняя
мода. Осматривая меня с ног до головы  своими  темно-серыми,  совершенно
ничего не выражавшими глазами,  она  подошла  ко  мне  совсем  близко  и
улыбнулась одними губами, показав острые мелкие зубы, белые, как  свежий
апельсиновый цвет, и поблескивавшие как фарфор. Они  блестели  между  ее
тонкими, чересчур  натянутыми  губами,  а  все  ее  бесцветное  лицо  не
свидетельствовало об излишнем здоровье.
   - Ну и высокий же вы! - заявила она. - Это не моя вина.
   Ее глаза округлились. Удивленная,  она  ненадолго  задумалась.  Можно
было заметить, даже при этом кратком разговоре,  что  мышление  для  нее
представляет большой труд.
   - И красивый, - добавила она. - Ручаюсь, что вы знаете это!
   Я что-то пробормотал в ответ.
   - Как вас зовут?
   - Рейли, - ответил я. - Догхауз Рейли.
   - Смешная фамилия.
   Она прикусила губу, откинула  голову  и  посмотрела  на  меня  из-под
прищуренных век. Потом опустила ресницы так, что они почти коснулись щек
и медленно подняла  их,  как  поднимается  занавес  в  театре.  Мне  еще
предстояло отлично узнать эту уловку. Это должно было положить  меня  на
обе лопатки, а то и на все четыре, если бы они у меня были.
   - Вы профессиональный боксер? - спросила она, видя, что я не падаю  в
обморок.
   - Говоря по правде - нет, - ответил я. - Я гончий пес.
   - Кто вы?.. - она со злостью  откинула  голову  назад,  а  ее  волосы
заблестели в тусклом свете просторного холла.  -  Вы  подшучиваете  надо
мной? - Угм.
   - Что, что?
   - Бросьте, - заявил я. - Ведь вы же слышали, что я сказал.
   - Вы ничего не сказали. Вы только смеетесь надо мной. - Она  поднесла
ко рту большой палец и со злостью прикусила его. Это был узкий и  тонкий
палец, чудесной, безупречной формы. Она держала  его  во  рту,  тихонько
посасывая и поворачивая, как ребенок соску.
   - Вы очень высокий, - заметила она и хихикнула без  видимой  причины.
Потом повернулась ко мне плавным кошачьим движением, не отрывая  ног  от
пола. Плечи ее бессильно опустились, она встала на цыпочки и упала прямо
в мои объятия. Я вынужден был подхватить ее, не желая, чтобы она разбила
голову об пол. Я схватил ее за плечи. Она тотчас согнула ноги в коленях,
и мне пришлось крепко прижать ее к себе в попытке поставить прямо. Когда
ее голова оказалась на моей  груди,  она  посмотрела  на  меня  и  снова
захихикала. - Ты прекрасный парень,  -  сказала  она.  -  Но  и  я  тоже
красивая!
   Я ничего не ответил. Лакей выбрал как  раз  этот  подходящий  момент,
чтобы переступить порог застекленной двери  и  увидеть  меня,  держащего
девушку в объятиях.
   Однако непохоже было, чтобы это произвело на него впечатление. Он был
худым, высоким седовласым мужчиной  шестидесяти  лет.  Его  синие  глаза
глядели на меня со всей скромностью, на какую вообще  способен  человек.
Кожа у него была светлая и гладкая и двигался он,  как  может  двигаться
тот, у кого хорошо натренирована мускулатура.  Он  медленно  подходил  к
нам, наискосок пересекая холл. Девушка  отскочила  от  меня,  промчалась
через холл прямо к лестнице, ведущей на галерею, и как лань взбежала  по
ней. Она исчезла прежде, чем мне удалось глубоко вздохнуть.
   - Генерал желает увидеть вас  сейчас,  господин  Марлоу,  -  произнес
лакей бесцветным голосом.
   Я задрал подбородок вверх и указал на галерею.
   - Кто это был?
   - Мисс Кармен Стернвуд, сэр.
   - Вы должны отучить ее от этого, - сказал я.  -  Она  уже  достаточно
взрослая и должна вести себя иначе.
   Лакей посмотрел на меня с холодной вежливостью и снова  повторил  то,
что уже сказал один раз.

Глава 2

   Через застекленную дверь  мы  вышли  на  выложенную  плитками  ровную
дорожку, которая, огибая газон, вела к гаражу. Шофер-отрок успел к  тому
времени вывести черный хромированный лимузин наружу и теперь старательно
чистил его. Дорожка повела нас вдоль оранжереи.  Лакей  открыл  дверь  и
пропустил меня вперед. Перед нами находилось что-то  вроде  прихожей,  в
которой было жарко, как в парной. Лакей  вошел  вслед  за  мной,  закрыл
наружную дверь, открыл внутреннюю и мы прошли в нее. Внутри царила жара.
Воздух был  густой  и  влажный,  перенасыщенный  необыкновенным  запахом
цветущих орхидей. Со стеклянных, покрытых испариной стен и крыши, падали
большие капли воды и разбрызгивались на растениях.  Свет  был  странного
зеленого оттенка, как будто пробивался через наполненный водой аквариум.
Орхидеи заполняли все свободное пространство;  это  был  настоящий  лес,
состоящий  из  неприятных  мясистых  листьев  и  стеблей,   похожих   на
свежевымытые пальцы трупов. Цветы пахли  одуряюще,  словно  кипящий  под
крышкой спирт.
   Лакей старался провести меня среди  растений  так,  чтобы  я  не  был
исхлестан намокшими листьями. Вскоре мы  приблизились  к  чему-то  вроде
поляны, расположенной посередине находящихся под куполом крыши джунглей.
На выложенном шестиугольными плитками пространстве лежал старый  красный
турецкий ковер. На нем стояла инвалидная коляска, а в ней сидел мужчина,
явно находящийся на пороге смерти. Он глядел на нас черными,  давно  уже
потухшими глазами, но взгляд их был так же  прям,  как  и  на  портрете,
висящем над камином в холле.  Все  лицо,  кроме  глаз,  было  похоже  на
свинцовую маску, с бескровными губами, острым носом, со впалыми висками,
помеченными приближающимся разложением. Худое длинное тело, несмотря  на
жару, было прикрыто пледом и  закутано  в  выцветший  красный  купальный
халат. Костистые руки с похожими на когти пальцами с  багровыми  ногтями
покоились на пледе. С головы свисали редкие клочки  сухих  седых  волос,
напоминающих дикорастущие цветы, борющиеся за жизнь на голом утесе.
   Лакей остановился перед ним и сказал:
   - Пришел мистер Марлоу, генерал.
   Старец не шевельнулся и не произнес ни  слова,  даже  не  кивнул.  Он
просто смотрел на меня, словно парализованный. Я сел в  мокрое  плетеное
кресло, подсунутое мне лакеем, с поклоном взявшим у меня шляпу.
   Минуту  спустя  генерал  произнес  голосом,  казалось,  исходящим  из
глубокого колодца.
   - Брэнди, Норрис. Как вы любите его пить?
   - В любом виде, - ответил я.
   Лакей исчез за стеной мерзких растений. Генерал заговорил  снова.  Он
пользовался голосом осторожно,  словно  безработная  танцовщица  варьете
последней парой чулок.
   - Когда-то я пил брэнди с шампанским.  Шампанское  должно  было  быть
холодным, как вода из горного ручья, и содержать не  менее  одной  трети
брэнди... Может вы снимете пиджак, мистер Марлоу.  Здесь  в  самом  деле
слишком жарко для человека, в жилах которого еще течет кровь.
   Я встал, скинул пиджак и вынул платок, чтобы  вытереть  лицо,  шею  и
запястья рук. У меня было впечатление, что температура в Сахаре в  самый
полдень намного ниже, чем здесь. Я сел и машинально достал сигарету,  но
сдержался и не стал закуривать. Старец заметил это и слабо улыбнулся.
   - Можете курить, мистер Марлоу. Я очень люблю запах табачного дыма.
   Я закурил  и  выпустил  в  его  сторону  струю  дыма.  Ноздри  старца
шевельнулись, как нос терьера возле крысиной норы, слабая улыбка осенила
уголки его губ.
   - Забавная ситуация, когда человек вынужден удовлетворять свои дурные
привычки через посредника, - сухо произнес он. - Вы видите  перед  собой
картину  догорания  после  красочной  жизни.   Перед   вами   калека   с
парализованными ногами и  половиной  желудка.  Я  могу  есть  уже  очень
немногие вещи, а мой сон так сильно похож на бодрствование, что вряд  ли
его можно назвать сном. Мне кажется, что я  существую  только  благодаря
тепличной жаре, словно новорожденный паук.  Орхидеи  -  лишь  оправдание
этой температуры. Вы любите орхидеи?
   - Так себе, - сказал я. Генерал прикрыл глаза. -  Они  отвратительны.
Их ткань похожа на  человеческое  мясо,  в  их  запахе  есть  что-то  от
псевдосладости проститутки.
   Я раскрыл рот, глядя на него. Мягкий влажный зной  окутывал  нас  как
саван. Старец склонил голову, словно шея не могла выдержать ее  тяжести.
Наконец появился лакей, продравшись сквозь джунгли с маленьким  столиком
на колесах. Он смешал для меня брэнди с содовой, накрыл  медное  ведерко
со льдом мокрой салфеткой и ушел, бесшумно передвигаясь  среди  орхидей.
Где-то позади джунглей открылась и закрылась за ним дверь.
   Я отхлебнул небольшой глоток брэнди. Старец, видя это, несколько  раз
облизнул губы, медленно водя одной губой  по  другой  с  напряженностью,
достойной более значительного церемониала.
   - Расскажите мне что-нибудь о себе, Марлоу. Думаю, что я могу просить
об этом.
   - Разумеется, вот только рассказывать особенно нечего.  Мне  тридцать
три года, я закончил колледж, и, если обстоятельства этого требуют,  все
еще могу пользоваться  английским.  Правда,  в  моей  профессии  это  не
слишком часто  требуется...  Работал  полицейским  агентом  у  окружного
судьи, Уайлда. Шеф агентов Берни Ольс, вызвал  меня  и  сказал,  что  вы
хотите меня видеть. Я не женат по той простой причине, что  не  переношу
жен сотрудников полиции. - А кроме того вы немного циник,  -  усмехнулся
старец. - Вам не нравится работа у Уайлда?
   - Он выставил меня.  За  несоблюдение  субординации.  Это  мой  самый
большой недостаток, генерал.
   - Это не мое дело, мистер Марлоу. Меня радует ваша  искренность.  Что
вы знаете о моей семье?
   - Я слышал, что вы вдовец и что у вас две молодые дочери.  Обе  очень
красивые и обе необузданные. Одна три раза была замужем, третий  раз  за
бывшим контрабандистом спиртным, известным  в  своей  среде  под  именем
Расти Ригана. Это все, что я знаю, генерал.
   - Вам ничего не показалось в этом необычным?
   - Быть может, эта история с Риганом. Но должен признаться,  что  меня
это общество не шокирует.
   Генерал улыбнулся своей скупой бледной улыбкой.
   - Мне кажется, меня тоже. Я любил Расти. Он был высоким ирландцем  из
Клонмела, с густыми локонами на голове, печальными  глазами  и  улыбкой,
широкой, как приморский бульвар. Когда я увидел его впервые, то подумал,
что он именно тот, на кого и похож - бродяга,  которому  посчастливилось
облачиться в добротный костюм.
   - Думаю, вы его очень любили, - сказал я.
   Генерал засунул свои бескровные руки под плед.  Я  погасил  окурок  и
допил брэнди.
   - Он был для меня дуновением жизни, пока был здесь. Проводил со  мною
по много часов, потея, как мышь, литрами потребляя брэнди и  рассказывая
мне истории периода ирландской революции. Он был офицером  в  ирландской
революционной армии. А в Соединенных Штатах находился  нелегально.  Это,
конечно, было смешное супружество,  и,  как  супружество,  вероятно,  не
продлилось и месяца. Я выдаю вам семейные тайны, мистер Марлоу.
   - Вы можете быть уверены в моем умении хранить  тайны,  -  сказал  я.
-Что случилось с Риганом?
   Старец некоторое время смотрел на меня ничего не выражавшими глазами.
- Он  ушел  месяц  назад.  Внезапно,  не  сказав  никому  ни  слова.  Не
попрощался даже со мной. Это причинило  мне  боль,  но  что  ж,  он  был
воспитан в суровой школе жизни. Я уверен, что рано или поздно получу  от
него известие. Но пока что меня шантажируют.
   - Снова? - спросил я.
   Он вынул руки из-под пледа, держа в них желтый конверт.
   - Пока  Расти  был  здесь,  я  мог  лишь  сочувствовать  любому,  кто
попытался бы шантажировать меня. За несколько месяцев до  его  прибытия,
примерно десять месяцев назад, я  выплатил  одному  типу  по  имени  Джо
Броуди пять тысяч долларов за то, чтобы он оставил в покое  мою  младшую
дочь, Кармен.
   - О! - вырвалось у меня.
   Он пошевелил редкими белыми бровями.
   - Что вы хотели этим сказать?
   - Ничего, - ответил я.
   С минуту он присматривался ко мне, наморщив лоб, затем сказал:
   - Возьмите этот конверт и осмотрите его. И налейте себе брэнди.
   Я взял конверт с его колен и вернулся на место. Вытер руки и осмотрел
письмо снаружи. Конверт был  адресован  генералу  Гаю  Стернвуду,  3765,
Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, Калифорния. Адрес написан  чернилами,
косыми печатными буквами. Конверт был разрезан. Я достал из него  желтую
визитку и три клочка жесткой бумаги.  На  тонкой  карточке  из  отличной
бумаги сверху золотом было  оттиснуто:  Артур  Гвинн  Гейгер.  Адрес  не
указывался. Внизу, в левом углу,  маленькими  буквами  набрано:  "Редкие
книги и роскошные издания". Я повернул карточку другой стороной. На  ней
косыми печатными буквами  было  написано:  "Сэр,  несмотря  на  то,  что
прилагаемые расписки по  закону  не  могут  быть  обжалованы,  поскольку
представляют собой долговые обязательства в азартных играх, мне кажется,
что вы все же предпочли бы их выкупить. С уважением А.Г.Гейгер".
   Я стал изучать три клочка жесткой белой бумаги. Это  были  написанные
чернилами векселя, на которых стояли даты предыдущего месяца. Содержание
их было следующим: "Предъявителю сего, Артуру Гвину Гейгеру или  же  его
уполномоченному, я обязуюсь выплатить по  их  требованию  1000  (тысячу)
долларов без процентов. Деньги получила. Кармен Стернвурд".
   Текст был написан неразборчивыми каракулями со множеством  выкрутасов
и кружочками вместо точек.
   Я сделал себе еще один коктейль, отпил глоток  и  отложил  в  сторону
вещественное доказательство.
   - И какой же вывод вы из этого делаете? - спросил генерал.
   - Пока никакого. Кто такой Артур Гвинн Гейгер?
   - Не имею ни малейшего понятия.
   - А что по этому поводу вам сказала Кармен?
   - Я не спрашивал ее. И не собираюсь.  Если  бы  я  это  сделал,  она,
вероятно, начала бы  сосать  большой  палец  и  состроила  бы  боязливую
гримаску. - Я видел ее в холле, - сказал я. - Действительно, она  повела
себя именно так. А потом попыталась усесться ко мне на колени.
   Выражение лица генерала не изменилось ни на иоту. Его скрещенные руки
спокойно лежали на одеяле, а жара, заставлявшая  меня  чувствовать  себя
как курица на рожне, совершенно не действовала на него.
   - Я должен соблюдать вежливость или могу быть совершенно искренним?
   - Мне не кажется, что вы страдаете излишней стеснительностью,  мистер
Марлоу.
   - Как вам кажется, генерал, ваши дочери развлекаются вместе?
   - Не думаю. Я считаю, что они идут своими, весьма различными путями к
гибели. Вивиан испорченная,  утонченная,  умная  и  почти  бессердечная.
Кармен наоборот ребенок, любящий обрывать мухам лапки. Ни одна из них не
наделена чувством  моральной  ответственности  в  большей  степени,  чем
кошка. Впрочем, я тоже нет. Ни один из Стернвудов никогда не обладал им.
Спрашивайте дальше.
   - Думаю, их  заботливо  воспитывали.  Мне  кажется,  они  знают,  что
делают.
   - Вивиан посещала хорошие снобистские  школы  и  университет.  Кармен
ходила в полудюжину школ со все меньшими и меньшими требованиями,  пока,
наконец,  не  закончила  образование  в   точке,   с   которой   начала.
Предполагаю, что они  обладали  и  все  еще  обладают  всеми  известными
пороками. Если в устах отца это звучит несколько зловеще, мистер Марлоу,
то, пожалуй, потому, что мой собственный образ жизни всегда был далек от
любого рода викторианского ханжества. - Он прислонился головой к  спинке
кресла и прикрыл глаза, потом внезапно открыл их. - Не стоит  добавлять,
что мужчина, который на пятьдесят четвертом году жизни  впервые  испытал
радость отцовства, заслужил все, что его постигло.
   Я проглотил глоток своего напитка и кивнул. На  его  худой  сероватой
шее отчетливо пульсировала жилка, но так медленно, что  это  едва  можно
было признать пульсом. Старый человек, полумертвый, но готовый  смотреть
жизни прямо в глаза.
   - Что вы советуете? - неожиданно произнес он.
   - Я заплатил бы ему.
   - Почему?
   - Это вопрос небольшой суммы с одной стороны, и больших неприятностей
с другой. Я уверен, что за этим что-то кроется. Однако не  думаю,  чтобы
это разбило вам  сердце.  Кроме  того,  многим  мошенникам  пришлось  бы
потратить очень много времени, чтобы выманить у  вас  столько,  что  это
сказалось бы на вашем кошельке.
   - У меня есть своя гордость, мистер Марлоу, - произнес он холодно.
   - Кто-то на это и рассчитывает. Это простейший способ  обмануть  вас.
Вас или полицию. Гейгер мог бы спокойно получить эту сумму, поскольку вы
не смогли бы  уличить  его  в  обмане.  Вместо  этого  он  посылает  вам
расписки, добавляя, что это проигрыш в карты или рулетку,  и  тем  самым
дает вам в руки оружие, даже если бы Гейгер и оставил чеки  у  себя.  Он
хорошо придумал, знает, что получит деньги независимо от  того,  сочтете
вы его мошенником или же порядочным человеком, занимающимся  ссудой  под
небольшой процент. Кто был этот Джо Броуди, которому вы  выплатили  пять
тысяч долларов?
   - Какой-то игрок. Уже не помню. Норрис должен знать. Мой слуга.
   - У ваших дочерей есть деньги, которыми они  могут  распоряжаться  по
своему усмотрению?
   - У Вивиан есть, но небольшие. Кармен по завещанию своей  матери  все
еще несовершеннолетняя. Обе получают от меня щедрые карманные.
   - Естественно, я могу избавить вас от этого Гейгера, генерал, если вы
желаете, - сказал я. - Независимо от того, кто он и чем  занимается.  Но
вам придется немного раскошелиться, не считая гонорара, который  вы  мне
заплатите. Но это, разумеется, нам ничего не даст.  Выплата  шантажистам
откупных никогда ничего не дает. Ваша фамилия уже  фигурирует  в  списке
денежных источников.
   - Ну да, - он пожал широкими, костистыми плечами,  покрытыми  красным
купальным халатом. - Минуту назад вы сказали, чтобы я заплатил. А теперь
говорите, что это мне ничего не даст.
   - Я имел ввиду, что  было  бы  дешевле  и  проще  затягивать  дело  и
остановиться на какой-нибудь разумной сумме в этом шантаже, вот и все.
   - Боюсь, что  я  скорее  человек,  не  обладающий  терпением,  мистер
Марлоу. Каковы ваши гонорары?
   - Я получаю  двадцать  пять  долларов  ежедневно  и  возмещение  всех
расходов, если конечно мне повезет.
   - Ладно. Это не так уж много за избавление человека от  всякого  рода
паразитов. Это будет очень тонкая операция. Надеюсь, вы отдаете  себе  в
этом отчет. Надеюсь также,  что  вы  проделаете  операцию  с  наименьшим
вредом для пациента. Может быть, этих пациентов много, мистер Марлоу.
   Я медленно допил второй коктейль  и  вытер  платочком  губы  и  лицо.
Брэнди, увы, не уменьшило жары. Генерал кинул на меня короткий взгляд  и
дернул конец прикрывавшего его пледа.
   - Должен ли я обделать дело с этим человеком,  разумеется,  если  его
требования будут заключаться в разумных пределах? - спросил я.
   - Конечно. Все находится  исключительно  в  ваших  руках.  Я  никогда
ничего не делал наполовину.
   - Я разберусь с ним, - сказал я.
   - Я в этом уверен. А сейчас  прошу  меня  извинить.  Я  устал.  -  Он
протянул руку и нажал кнопку звонка на поручне кресла.  Провод  от  него
был присоединен  к  толстому  черному  кабелю,  вьющемуся  вдоль  стенок
глубоко вкопанных зеленых ящичков, в  которых  росли  и  гнили  орхидеи.
Генерал закрыл глаза, открыл их еще раз, бросив короткий живой взгляд, и
удобно устроился на подушках. Веки  его  снова  опустились.  Он  уже  не
обращал на меня никакого внимания.
   Я встал, снял пиджак со спинки влажного плетеного стула и направился,
обходя орхидеи, к двери. Открыл одну и другую и  оказался  вне  теплицы,
жадно вдыхая свежий октябрьский воздух. Шофера уже не было возле гаража.
Лакей, официальный и торжественный, бесшумно и спокойно шел  ко  мне  по
красной тропинке. Набросив на плечи пиджак, я наблюдал за  тем,  как  он
приближается.  Он  остановился  в  полуметре  от  меня  и   торжественно
произнес: - Миссис Риган хотела бы поговорить с вами, прежде чем вы  нас
покинете. Что касается денег, генерал поручил мне  вручить  вам  чек  на
какую-нибудь приемлемую сумму в благоразумных пределах.
   - Он уполномочил вас? Каким образом?
   Он удивленно посмотрел на меня и улыбнулся.
   - Ах, да. Понимаю. Вы же детектив... Генерал нажал звонок.
   - Вы выписываете чеки за генерала?
   - У меня есть такая привилегия.
   - В таком случае вам наверняка не грозят похороны за  счет  городских
средств. Пока что мне не нужны никакие деньги.  По  какому  делу  миссис
Риган хочет говорить со мной?
   Его голубые глаза смотрели на меня с бесстрастным спокойствием.
   - Кажется, она неправильно поняла причину вашего визита, сэр.
   - А кто сообщил ей о моем визите?
   - Ее окна выходят к теплице. Она  видела,  как  вы  туда  входили.  Я
вынужден был сказать, кто вы.
   - Мне это не нравится, - сказал я.
   Его голубые глаза стали холодными.
   - Вы собираетесь поучать меня, как  мне  исполнять  мои  обязанности,
мистер?
   - Нет,  но  я  неплохо  развлекаюсь,  пытаясь  угадать,  в  чем  они,
собственно, состоят.
   Какое-то мгновение мы молча смотрели друг на друга.  Наконец,  окинув
меня голубым взглядом, он отвернулся.

Глава 3

   Эта комната тоже была прямо-таки необъятных размеров. Потолок слишком
высок, дверь огромная, а белый ковер, покрывавший пол от стены до стены,
был похож на снег, только что  выпавший  на  огромную  гладь  озера.  На
стенах висели гигантские зеркала, а  также  длинная  хрустальная  полка.
Мебель цвета слоновой кости была богато  украшена  хромом,  а  огромные,
тоже цвета слоновой кости, шторы спадали на белый ковер по меньшей  мере
в метре от окон. Из-за белизны цвет слоновой кости  казался  грязным,  а
цвет слоновой кости буквально забивал белый.  Окна  выходили  на  темные
холмы. В воздухе висела пелена дождя.
   Я присел на краешек глубокого мягкого кресла и  посмотрел  на  миссис
Риган. На  нее  стоило  посмотреть.  Было  похоже,  что  у  нее  большие
неприятности. Она лежала, растянувшись, на сверхсовременном диване.  Без
тапок, так что я имел  возможность  таращиться  на  ее  ноги,  прикрытые
паутиной  шелковых  чулок.  Впрочем,  было  похоже,  что  их  специально
положили так, чтобы предоставить возможность глазеть на  них.  Они  были
приоткрыты до колен, а одна даже значительно выше. У нее  были  красивые
колени, не слишком угловатые и не слишком острые, с ямочками,  и  ровные
красивые икры с длинными тонкими лодыжками, достойными по  меньшей  мере
лирической поэмы. Высокая, стройная и сильная. Ее  голова  покоилась  на
атласной подушке цвета слоновой кости. У нее были черные жесткие волосы,
разделенные пробором посередине, и страстные черные  глаза  портрета  из
холла. Подбородок красиво очерчен, губы тоже, хотя уголки их были слегка
опущены, а нижняя губа казалась слишком полной.
   В руке у нее был бокал. Отхлебнув солидный глоток,  она  поверх  него
кинула на меня холодный оценивающий взгляд и сказала:
   - Так, значит, вы частный детектив. Не думала, что они  существуют  в
реальной жизни, скорее только в книжках. А кроме того, я представляла их
себе угодливыми бесполезными людишками, рыскающими в отельных коридорах.
   Я сделал вид, что меня это не касается  и  пропустил  ее  вызов  мимо
ушей.
   Она поставила стакан на широкий валик дивана и на ее  пальце  блеснул
изумруд, когда она подняла руку, чтобы поправить волосы.
   - Вам понравился мой отец? - неторопливо спросила она.
   - Понравился, - ответил я.
   - Он очень любил Расти. Я думаю, вы знаете, кто такой Расти?
   - Угм, - проворчал я.
   - Расти был груб и зауряден,  но  не  лицемерен.  Он  не  должен  был
исчезать так. Отец огорчен этим, хотя ничего не говорит по этому поводу.
А может, он сказал вам?
   - Что-то такое он сказал, - подтвердил я.
   - Вы не очень словоохотливы, мистер Марлоу,  правда?  Но  отец  очень
хотел бы найти его... По крайней мере мне так кажется...
   Некоторое время я смотрел на нее с необычайно  учтивой  миной,  затем
ответил:
   - И да, и нет.
   - Довольно странный ответ. Вы считаете, что можете его отыскать?
   - Ведь я не утверждал,  что  попытаюсь  сделать  это.  Почему  вы  не
обратились в полицию, в отдел по розыску пропавших? Это  работа  не  для
одного человека.
   - Ах, отец не хочет даже слышать о том, чтобы вмешивать  в  это  дело
полицию. - Она спокойно посмотрела на меня поверх бокала, осушила его  и
нажала кнопку звонка. Через боковую  дверь  вошла  горничная.  Это  была
женщина  среднего  возраста  с  длинным  желтоватым  дружелюбным  лицом,
длинным носом, маленьким подбородком и большими  влажными  глазами.  Она
была похожа на старую клячу, которую  после  многих  лет  верной  службы
пускают на выпас. Миссис Риган  протянула  ей  пустой  бокал.  Горничная
приготовила новую порцию напитка, подала его своей хозяйке  и  удалилась
из комнаты, не произнеся ни слова и не глянув в мою сторону.
   - Итак, что вы собираетесь  предпринять?  -  спросила  миссис  Риган,
когда дверь закрылась.
   - Когда и как Расти улизнул?
   - Разве отец не рассказал вам?
   Я склонил голову набок и широко улыбнулся ей. Она  покраснела,  в  ее
знойных глазах вспыхнули молнии.
   - Не вижу в этом ничего смешного, - выпалила она. - Кроме  того,  мне
не нравятся ваши манеры.
   - Я тоже не в восторге от ваших манер, - ответил я. - Я не  набивался
на этот разговор. Это вы послали за мной. Мне не мешает ни  то,  что  вы
кокетничаете со мной, ни то, что на завтрак вы принимаете бутылку виски.
Мне не мешает также, что вы  показываете  мне  ноги.  Это  первоклассные
ноги, и возможность ближе познакомиться с ними  принадлежит  к  приятным
вещам. Не мешает мне также  и  то,  что  вам  не  нравятся  мои  манеры.
Конечно, они не из лучших.  Я  уже  достаточно  огорчался  ими  длинными
зимними вечерами. Но не теряйте времени, пытаясь допрашивать меня.
   Она так резко  поставила  бокал,  что  часть  виски  выплеснулась  на
шелковую подушку. Махнула ногами, опустила их на  пол  и  встала  передо
мной с расширившимися ноздрями  и  метающими  молнии  глазами.  Ее  губы
приоткрылись и передо мной блеснули белые зубы. Суставы  ее  сжатых  рук
побелели.
   -  Как  вы  смеете  разговаривать  со  мной  так?  -  произнесла  она
приглушенным от ярости голосом.
   Я сидел спокойно и улыбался ей. Она медленно закрыла рот и посмотрела
на разлитое виски. Затем села на край дивана и оперлась  подбородком  на
руку.
   - Боже мой, какой же вы красивый грубиян! Мне надо было швырнуть  вам
что-нибудь в голову.
   Я чиркнул спичкой по ногтю и, - о чудо! -  она  сразу  загорелась.  Я
выпустил в воздух клуб дыма и ждал, что будет дальше.
   - Мне отвратительны деспотичные мужчины, - сказала она. - Я их просто
ненавижу.
   - Чего вы боитесь, миссис Риган?
   Ее глаза потускнели, но через мгновение  потемнели  снова,  а  ноздри
сжались.
   - Я уверена, что  он  спрашивал  вас  не  про  меня,  -  сказала  она
напряженным голосом, в котором все еще проскальзывали  нотки  злости.  -
Речь шла о Расти, правда?
   - Лучше спросите его об этом сами.
   - Убирайся! - снова взорвалась она. - К чертовой матери, вон  отсюда!
Я встал.
   - Садитесь, - проворчала она.
   Я сел, щелкнул пальцами и стал ждать.
   - Пожалуйста, - сказала она. - Я вас умоляю. Ведь вы же можете  найти
Расти, если...
   Если отец так этого хочет.
   Это на меня тоже не подействовало. Я кивнул и спросил:
   - Когда он ушел?
   - Приморно месяц назад,  однажды  днем.  Он  просто  уехал  на  своей
машине, ничего не сказав.  Машину  нашли  потом  в  одном  из  окрестных
частных гаражей.
   - Нашли?
   Она снова изменилась. Все ее тело словно расслабилось. Она улыбнулась
мне с видом победителя.
   - Так, значит, он вам не сказал. - Голос ее  звучал  почти  радостно,
как будто она перехитрила меня. Впрочем, может быть так и было.
   - Да, конечно, ваш отец рассказывал  мне  о  Ригане.  Но  это  не  та
причина, по которой он хотел со мной встретиться. Это вы хотели  у  меня
узнать?
   - Меня совершенно не касается то, что вы можете сказать.
   - Тогда я пошел, - сказал я вставая.
   Она молчала. Я подошел к  высокой  белой  двери  и  когда  обернулся,
увидел, что она  кусает  губы,  словно  молодой  щенок,  терзающий  край
дивана. Я вышел и по выложенной  плитками  лестнице  спустился  в  холл.
Неизвестно откуда появился лакей с моей шляпой в руке. Я надел ее, когда
он открывал мне дверь.
   - Я полагаю, вы ошиблись, - обратился я к нему. - Миссис Риган  вовсе
не хотела меня видеть.
   Он склонил свою седую голову и с почтением ответил:
   - Очень сожалею, мистер. Вероятно, я делаю еще много и других ошибок.
Он закрыл за мной дверь.
   Я стоял на лестнице, выдыхая сигаретный дым, и  глядел  на  множество
террас с цветниками и подстриженными деревьями, которые тянулись  вплоть
до окружавшего  имение  высокого  металлического  забора  из  прутьев  с
позолоченными остриями. Широкий спуск вел вниз между опорными стенами  к
открытой  железной  калитке.   За   оградой   возвышенность   постепенно
понижалась на  расстоянии  многих  миль.  Где-то  там  в  отдалении,  на
нефтеносном  пространстве,  ставшем  источником  богатства   Стернвудов,
виднелось несколько едва различимых старых  деревянных  насосных  вышек.
Значительная часть  поля  теперь  была  превращена  в  парк,  подаренный
генералом городу. И  лишь  на  небольшом  пространствевсе  еще  работали
несколько нефтяных скважин, ежедневно дающих каких-нибудь пять или шесть
баррелей нефти.
   Стернвудам, поселившимся на возвышенности, не надо было  страдать  от
запаха нефти и тухлой воды, но  они  все  еще  могли  из  фасадных  окон
любоваться на то, что  сделало  их  богатыми.  Если  конечно,  им  этого
хотелось. Но не думаю, чтобы это доставляло им удовольствие.
   Идя  вдоль  внутренней  стороны  ограды,  я  спустился  по   дорожке,
выложенной кирпичом, с террасы на террасу до самых ворот, возле  которых
под большим перечным деревом стояла моя машина. Где-то далеко  прогремел
гром, небо  над  возвышенностью  затянула  багровая  чернота.  Близилась
гроза. Ее предощущение было разлито во влажном воздухе.  Я  поднял  верх
своего кабриолета и поехал вниз, к городу.
   У нее были действительно  чудесные  ноги,  это  надо  было  признать.
Подходящая парочка, она и ее отец!  Генерал,  очевидно,  хотел  испытать
меня, так как работа, которую он мне поручил, больше  подходила  юристу.
Даже если бы уважаемый Артур Гвинн Гейгер, "Редкие  книжки  и  роскошные
издания", оказался обычным шантажистом, все равно  это  была  бы  работа
исключительно для юриста. Разве  что  за  этим  крылось  нечто  большее,
нежели могло показаться на первый  взгляд.  Похоже,  я  мог  бы  неплохо
развлечься, попытавшись добраться до истины.
   Заехав в публичную библиотеку в Голливуде, я бегло просмотрел скучный
том  под  заглавием  "Знаменитые   первые   издания".   Через   полчаса,
проведенные за этим занятием, я вдруг ощутил, что голоден.

Глава 4

   Резиденцией  Гейгера  оказался  магазин  в  переднем  крыле   здания,
расположенного в северной части  бульвара,  неподалеку  от  Лас-Пальмас.
Дверь в него размещалась в глубокой нише за витринами. Витринное  стекло
предохраняла  бронзовая  решетка,  а  окна  были   прикрыты   китайскими
бамбуковыми ширмами, так чтобы с улицы  нельзя  было  заглянуть  внутрь.
Кроме того, там валялся всевозможный восточный хлам, о ценности которого
я не имел ни малейшего понятия,  поскольку  мне  был  безразличен  любой
антиквариат, кроме неоплаченных счетов. Сквозь входную дверь из толстого
листового стекла я тоже ничего не мог увидеть, так как  внутри  магазина
царил полумрак. С одной стороны магазина  находился  въезд  во  двор,  с
другой с ним соседствовала  поблескивающий  драгоценностями,  вызывающий
доверие ювелирный магазин.  Хозяин  этого  магазина,  слегка  скучающий,
стоял у его двери, покачиваясь на пятках - седовласый, красивый еврей  в
черном костюме, с бриллиантом в девять каратов на  пальце  правой  руки.
Легонькая догадливая ухмылка  искривила  его  губы,  когда  я  входил  в
магазин Гейгера. Я тихо прикрыл за  собой  дверь  и  ступил  на  толстый
голубой ковер, прикрывавший весь пол от  стены  до  стены.  В  помещении
находилось несколько голубых, крытых кожей кресел, перед которыми стояли
столики с принадлежностями  для  курения.  На  изысканном  продолговатом
столике были разложены несколько переплетенных в  тисненую  кожу  томов.
Подобные же книги размещались на стеклянных полках, висящих  на  стенах.
Это были  исключительно  красивые  экземпляры,  какие  метрами  привыкли
покупать снобы, чтобы заполнять ими полки, предварительно наклеив на них
свои экслибрисы. В глубине  магазина  стояла  деревянная  перегородка  с
дверью посередине. Сейчас она была закрыта. В углу между перегородкой  и
одной из стен за маленьким столиком сидела  женщина.  Перед  ней  стояла
резная деревянная лампа.
   Женщина   медленно   встала   и   грациозно   приблизилась   ко   мне
покачивающейся походкой. На ней было  плотно  облегающее,  очень  черное
платье, ее длинные ноги и способ передвижения совсем не  соответствовали
атмосфере книжного магазина. У нее были зеленые глаза, густо накрашенные
ресницы и пепельного цвета волосы, спадавшие гладкой волной и зачесанные
за уши, в мочках которых поблескивали  две  большие  клипсы  из  черного
янтаря. Ее ногти были покрыты серебрянным лаком.  Несмотря  на  все  эти
внешние достоинства  она  не  производила  впечатления  благовоспитанной
особы.  Она  подплыла  ко  мне,   излучая   мощный   заряд   сексуальной
привлекательности, способный вызвать панику даже среди обсуждающих  свои
дела бизнесменов, и склонила голову, вроде бы для того, чтобы  поправить
случайно выбившуюся прядь своих  мягких  блестящих  волос.  Ее  светская
улыбка ничего не выражала,  хотя  должна  была  производить  впечатление
дружеской.
   - Чем могу служить? - спросила она.
   У меня на носу были  толстые  роговые  солнцезащитные  очки.  Повысив
голос и вложив в него немного птичьего щебета, я пискливо спросил:
   - Нет ли у вас, случайно, Бен Гура 1860 года издания?
   Она не произнесла сразу же "Что-о, извините?", но была очень близка к
этому. Она бледно улыбнулась.
   - Первое издание?
   - Нет, - ответил я.  -  Третье,  с  корректорскими  ошибками  на  сто
шестнадцатой странице.
   - Боюсь, что нет...
   В настоящее время у нас его нет на складе, -ответила она.
   -  А  может  есть  Шевальей  Одюбон  1840  года,   полное   собрание,
естественно?
   - Увы...
   Пока что у  нас  этого  нет,  -  промурлыкала  она  с  явно  заметным
раздражением. Улыбка все еще блуждала по ее лицу, но она висела  уже  на
самом краешке и казалось, вот-вот упадет на пол и расколется на куски.
   - Ведь ваша фирма продает книги, - заметил я вежливым фальцетом.
   Она окинула меня взглядом с головы до ног. Улыбка исчезла с ее  лица,
а взгляд стал жестким. Она сделала  напышенную  и  компетентную  мину  и
покрашенными в серебряный цвет ногтями постучала по стеклянной полке.
   - А по вашему что это такое? Грейпфруты?  -  язвительно  допытывалась
она.
   - О, эти вещи меня не интересуют,  понимаете  ли.  Ведь  это  же  все
низкопробные дубликаты, копии,  дешевые,  хотя  и  эффектные.  Заурядный
ярмарочный товар! О нет, премного благодарен, нет.
   - Понимаю, - она  старалась  снова  натянуть  улыбку  на  свое  лицо.
-Возможно, вам мог бы помочь мистер Гейгер, но его сейчас нет.
   В ее взгляде появлялось все больше озабоченности. Во всяком случае  я
уже знал наверняка, что она разбирается в редких книгах не больше, чем в
блошином цирке.
   - А вы можете сказать, когда он придет?
   - Боюсь, что поздно.
   - Как жаль, - вздохнул я. - В самом деле жаль. Ладно, тогда я  посижу
на одном из этих прекрасных стульев и  выкурю  сигарету.  Сегодня  после
обеда я не очень  занят,  мне  нужно  только  обдумать  свою  лекцию  по
тригонометрии. - Понимаю, - сказала она. - Да...
   Конечно.
   Удобно устроившись в кресле, я закурил, воспользовавшись стоявшей  на
столе  круглой  никелированной  зажигалкой.  Женщина  постояла  немного,
закусив  нижнюю  губу,  с  неопределенным  выражением  озабоченности  во
взгляде, потом кивнула и отвернулась к своему маленькому столику в углу.
Она наблюдала за мной из-за лампы. Я заложил ногу на ногу и  зевнул.  Ее
серебряные коготки придвинулись к телефону, стоявшему на столике, но  не
коснулись его, опустились и стали постукивать по крышке стола.
   Молчание длилось минут пять.  По  прошествии  этого  времени  входная
дверь открылась и в ней показался  высокий  слащавый  тип  с  тростью  и
здоровенным носом. Он нажал на ручку,  игнорируя  автоматический  замок,
прошествовал к столику, положил на него бумажный сверток, затем вынул из
кармана бумажник с позолоченными краями и что-то показал блондинке.  Она
нажала кнопку звонка на столе. Высокий  подошел  к  двери  в  деревянной
перегородке и слегка приоткрыл ее - так мало,  что  едва  протиснулся  в
нее. Я закончил одну сигарету и прикурил новую. Время тянулось медленно.
   Сквозь закрытую входную дверь  доносились  отзвуки  уличного  шума  и
автомобильные гудки.  Проехал  большой  красный  автобус  междугородного
сообщения. Сменялись огни светофора на перекрестке. Блондинка уселась на
стуле поудобнее, подперла лоб рукой  и  внимательно  наблюдала  за  мной
сквозь пальцы. Дверь  в  деревянной  стене  снова  открылась  и  высокий
мужчина  с  тросточкой  выскользнул  из  нее.  В   руке   у   него   был
свежеупакованный сверток, по форме похожий на толстую книгу. Он  подошел
к столику и уплатил какую-то сумму. Вышел он так же, как и вошел, ступая
на цыпочках и дыша раскрытым  ртом,  а  проходя  мимо,  бросил  на  меня
короткий подозрительный взгляд.
   Я вскочил, махнул  блондинке  шляпой  и  пошел  за  ним.  Он  азартно
вышагивал в западном направлении, помахивая  тросточкой  и  описывая  ею
маленький полукруг точно возле правого ботинка. Следить за ним  было  не
трудно. На нем был пиджак, сшитый из  материала,  напоминавшего  конскую
попону кричащей раскраски, широкий в плечах настолько, что  торчащая  из
него  шея   казалась   стеблем   сельдерея,   к   которому   прикреплена
покачивающаяся в такт шагам голова. Так мы прошли вместе  несколько  сот
метров. На ближайшем перекрестке я  поравнялся  с  ним  и  позволил  ему
заметить себя. Он бросил на  меня  сначала  рассеянный,  потом  короткий
подозрительный взгляд и быстро отвел глаза. Когда зажегся зеленый  свет,
мы пересекли улицу и  дошли  до  следующего  перекрестка.  Он  вымахивал
своими длинными ногами так, что на ближайшем углу опередил  меня  метров
на  пятнадцать.  Затем  свернул  направо.  Через  сто  шагов  он   вдруг
остановился, повесил тросточку на плечо и достал из внутреннего  кармана
пиджака кожаный портсигар.  Сунул  сигарету  в  рот,  и  уронил  спички.
Поднимая их, он огляделся и, заметив, что я наблюдаю за ним из-за  угла,
выпрямился так резко, как-будто ему дали пинка. Потом поспешно  двинулся
дальше, почти  поднимая  пыль  своими  неуклюжими  ногами  и  постукивая
тросточкой по плиткам тротуара.  Затем  снова  свернул  -  на  этот  раз
налево. Он опережал меня более чем на пол-улицы,  когда  я  добрался  до
того места, где он свернул. Я перевел дух. Это  была  узкая,  обсаженная
деревьями улица, ограниченная опорной стеной с одной  стороны,  и  тремя
бунгало с двориками -с другой.
   Он исчез. Я брел вдоль улицы, озираясь на все стороны.
   Я остановился возле второго имения, носящего название "Али Баба". Это
было  тихое  место  с  двумя  рядами  маленьких  деревянных   коттеджей,
располагавшихся  в  тени  деревьев.  Дорога,  проходящая   между   двумя
домиками, была обсажена итальянскими кипарисами, подстриженными так, что
они напоминали низкие и пузатые кувшины с маслом из  "Али-Бабы  и  сорок
разбойников". За третьим кувшином я заметил плечо в  материале  кричащей
расцветки.
   Прислонясь  к  придорожному  кипарису,  я  стал  ждать.  Где-то   над
взгорьями снова прогремел гром. Просверк  молнии  осветил  нагромождение
черных туч на юге. Первые капли дождя упали на дорогу,  оставив  на  ней
мокрые  пятна  величиной  с  пятицентовик.  Воздух  был  почти  так   же
неподвижен, как и в теплице генерала Стернвуда.
   Из-за дерева снова показался цветастый  пиджак,  затем  большой  нос,
глаз и русая голова без шляпы.  Глаз  пристально  посмотрел  на  меня  и
исчез. Второй глаз словно дятел возник по другую сторону дерева.  Прошло
пять минут. Этого оказалось достаточно, я доконал его. Он принадлежал  к
типу людей со слабыми нервами. Я услышал треск  спички,  потом  до  меня
донеслось посвистывание и неясная тень скользнула к  следующему  дереву.
Спустя некоторое время он оказался на дорожке и направился прямо ко мне,
насвистывая и поигрывая тросточкой. Свист звучал несколько  искусственно
и, видимо, давался ему нелегко. Я задумчиво  поднял  глаза  к  небу.  Он
прошел в трех метрах от меня, не удостоив даже взглядом. О был  спокоен,
так как избавился от свертка.
   Я подождал, пока он уйдет, потом направился к "Ла Бабе"  и  раздвинул
ветви третьего кипариса. Вытащив оттуда звернутую  в  бумагу  книжку,  я
сунул ее под мышку и пошел своей дорогой. Никто меня не окликнул и никто
не преследовал.

Глава 5

   Снова оказавшись на бульваре, я зашел в телефонную будку и отыскал  в
справочнике  домашний  адрес  Артура   Гвинна   Гейгера.   Он   жил   на
Лэйверн-террас,   боковой    улочке,    ответвляющейся    от    бульвара
Ларель-каньон. Я опустил в  автомат  монету  и  из  чистого  любопытства
набрал номер. Никто не ответил. Просмотрев справочник, я записал  адреса
нескольких книжных магазинов, расположенных в близлежащих кварталах.
   Первый,  в  который  я  отправился,  находился  на  северной  стороне
-большой  подвал  с  письменными  принадлежностями  и  набитый   книгами
полуэтаж. Это было не то, что я искал. Я перешел на другую сторону улицы
и направился в восточном направлении, к следующему. Этот был  уже  более
похож  на  магазин,  который   мне   требовался.   Небольшая   лавчонка,
уставленная полками с книгами от пола до  потолка.  Четверо  или  пятеро
книгочеев листали новые издания, оставляя следы пальцев  на  новехоньких
обложках. Никто не обращал на них внимания.
   Протолкавшись между ними, я прошел  за  перегородку  и  наткнулся  на
низенькую брюнетку, читавую за столиком какую-то юридическую книгу.
   Я положил перед ней открытый бумажник и дал возможность взглянуть  на
прикрепленный к его клапану значок. Она посмотрела на него, сняла очки и
отклонилась назад, удобнее устроившись на стуле. Я  спрятал  бумажник  в
карман. У нее было  утонченное  лицо  очень  умной  еврейки.  Она  молча
смотрела на меня.
   - Не окажете ли вы мне одну услугу? - спросил я. - Маленькую  услугу.
- Трудно сказать. А в чем дело? - У нее был мягкий глухой голос.
   - Вы знаете магазин Гейгера? В двух кварталах отсюда, на запад?
   - Кажется, я проходила там несколько раз.
   - Это книжный магазин, - пояснил я. - Но не такой, как ваш.  Впрочем,
вам это, очевидно, хорошо известно.
   Она ничего не ответила, лишь слегка искривила  губы  в  презрительной
гримасе.
   - Вы знаете Гейгера в лицо? - спросил я.
   - Весьма сожалею, но я не знаю мистера Гейгера.
   - А вы не могли бы сказать мне, как он выглядит?
   Ее губы искривились чуть больше.
   - А я должна?
   - Нет, конечно, не  должны.  Если  вы  не  желаете,  я  не  могу  вас
заставить.
   Она посмотрела на дверь в перегородке и снова  откинулась  на  спинку
стула.
   - На вашем значке была выбита звезда шерифа?
   - Его добровольный помощник. Но это ничего  не  значит.  И  стоит  не
больше понюшки табака.
   - Понятно. - Она достала из ящика стола пачку сигарет, вытащила одну,
раскатала в пальцах и взяла ее в рот. Я поднес ей зажженную спичку.  Она
поблагодарила и посмотрела на меня сквозь облачко сигаретного дыма. - Вы
хотите знать, как он выглядит, но не хотите  лично  встретиться  с  ним?
-осторожно спросила она.
   - Его нет в магазине, - сказал я.
   - Я думаю, он когда-нибудь придет. В конце-концов это его магазин.
   - Пока что я не хотел бы встречатся с ним, - признался я наконец.
   Она снова взглянула через открытую дверь внутрь магазина.
   - Вы разбираетесь в белых воронах? - спросил я.
   - Можете проэкзаменовать меня.
   - Нет ли у вас Бен Гура 1860 года,  третье  издание  с  повторяющимся
стихом на сто шестнадцатой странице?
   Она отодвинула юридический труд,  протянула  руку  к  толстой  книге,
лежавшей  на  столе,  пролистнула  несколько  страниц,  нашла  нужную  и
просмотрела ее.
   - Этого нет ни у кого, - не  поднимая  глаз  сказала  она,  -  ничего
такого не существует.
   - Вы правы.
   - Ради бога, к чему вы клоните?
   - Девушка в магазине Гейгера не знала, что такой книги не существует.
Она посмотрела на меня.
   - Да? Вы меня заинтересовали. Но не очень.
   - Так уж вышло, что я частный детектив. Быть может  я  задаю  слишком
много вопросов, но узнал пока что гораздо меньше.
   Женщина выпустила мягкое серое колечко дыма и ткнула в него  пальцем.
Кольцо расплылось на маленькие клочки, а она заговорила  -  вежливо,  но
совершенно равнодушно.
   - Ему около сорока по моей оценке, среднего роста, со  склонностью  к
полноте. Весит примерно семьдесят пять килограммов. У него полное  лицо,
усики как у Чарли Чаплина, толстая мягкая шея. Вообще весь  он  какой-то
мягкотелый. Одевается очень хорошо, никогда не  надевает  шляпу.  Делает
вид, что разбирается в антиквариате, хотя на самом деле ничего в нем  не
смыслит. Ах да! Левый глаз у него стеклянный.
   - Из вас вышел бы хороший сыщик, - сказал я.
   Она сунула каталог обратно на полку  рядом  с  ее  столиком  и  снова
придвинула к себе юридический труд.
   - Надеюсь, что нет, - сказала она, надевая очки.
   Я поблагодарил ее и вышел. Начался дождь.  С  бумажным  свертком  под
мышкой я побежал под дождем к  своей  машине,  запаркованной  в  боковой
улочке, почти напротив магазина Гейгера. Но пока добрался до нее, промок
до нитки. Забравшись в  машину,  я  поднял  оба  стекла,  вытер  сверток
носовым платком и распаковал его.
   Конечно, я знал, что в нем может быть. Тяжелая, хорошо  переплетенная
книжка, красиво отпечатанная специальным шрифтом на отличной бумаге. Она
была иллюстрирована множеством фотографий на всю  страницу.  И  текст  и
снимки были неописуемо похабны.  На  обложке  виднелись  даты  взятия  и
возврата. Книжка, взятая  на  прокат.  В  прокатном  пункте  специальных
изданий с утонченной порнографией.
   Я снова упаковал книжку и положил ее на заднее сиденье. То, что столь
омерзительная деятельность ведется в открытую на главном бульваре, могло
означать лишь одно: владелец  прокатного  пункта  находится  под  опекой
влиятельных лиц. Я сидел в машине, травился  сигаретным  дымом,  слушал,
как шумит дождь и размышлял.

Глава 6

   Проливной дождь переполнял водостоки и,  вырываясь  из  них,  заливал
тротуары потоками воды. Высокие  полицейские  в  блестящих,  как  стволы
револьверов,  прорезиненных  плащах  развлекались  тем,  что  переносили
хохочущих девушек через самые большие  лужи  на  мостовой.  Дождь  резко
барабанил по крыше моей машины и проникал внутрь. На полу, как  раз  под
моими ногами, образовалась лужа. Это было ненормально - такой  ливень  в
это время года. Я с трудом натянул на  себя  отсыревший  плащ  и  быстро
добежал до ближайшей закусочной, где купил себе бутылку виски. В  машине
я сделал из нее солидный глоток, так что мне  снова  сделалось  тепло  и
весело. Я стоял здесь уже гораздо больше, чем это позволяли правила, но,
к счастью, полицейские были слишком заняты переноской  девчат  и  своими
свистками, чтобы беспокоиться о моей машине.
   Несмотря на дождь, а может быть, именно поэтому, у  магазина  Гейгера
царило большое оживление.  Из  останавливающихся  перед  ним  элегантных
автомобилей выходили весьма прилично выглядевшие люди, исчезали внутри и
появлялись вновь, обремененные свертками. И  это  были  не  только  одни
мужчины.
   Гейгер появился примерно в четыре часа. Я успел заметить полное  лицо
с чаплиновскими усиками, когда он вылезал из машины и входил в  магазин.
Он был без шляпы, в зеленом кожаном плаще с поясом. С  того  расстояния,
на котором находился, я не мог разглядеть, стеклянный ли  у  него  глаз.
Высокий молодой и красивый парень в кожаной куртке вышел из  магазина  и
отвел машину  за  угол.  Он  вернулся  пешком  со  слипшимися  от  дождя
блестящими черными волосами.
   Прошел час. Стемнело. Затуманенные дождем огни магазинов  терялись  в
уличном мраке. С  грохотом  проезжали  трамваи.  Примерно  в  полшестого
красивый парень в кожаной куртке с зонтиком вышел  из  магазина,  подвел
кремовую машину и запарковал  ее  перед  парадной  дверью.  Когда  вышел
Гейгер, парень подержал зонтик над его непокрытой  головой.  Стряхнув  с
него воду, он подал его Гейгеру, когда тот уже сидел  за  рулем.  А  сам
быстро вбежал обратно в магазин. Я завел мотор.
   Машина Гейгера покатила  по  бульвару  в  западном  направлении.  Это
вынудило меня не  по  правилам  свернуть  налево  и  создало  мне  много
недругов среди водителей,  один  из  которых  даже  высунул  голову  под
проливной дождь и отругал меня. Когда я закончил свой  маневр,  кремовый
автомобиль находился уже на два квартала впереди. У меня  была  надежда,
что Гейгер едет домой. Два или три раза  мне  удалось  заметить  светлую
машину, и наконец я увидел, что она свернула в один из переулков влево и
поехала  по  кривой  бетонированной  улице.  Это  была   Лэйверн-террас,
узенькая улочка с домами,  разбросанными  по  наклонной,  расположенными
только по одной стороне так, что их крыши  находились  почти  на  уровне
шоссе. Окна домов заслоняла чаща  кустов  и  живой  изгороди.  Промокшие
деревья торчали там и тут на всем протяжении улицы.
   Гейгер включил фары. Я не последовал его примеру, лишь добавил газу и
обогнал его на повороте. Он как раз тормозил.  Отметив  в  памяти  номер
дома, я остановился за перекрестком. Фары гейгеровской  машины  освещали
гараж рядом с небольшой  виллой,  окруженной  таким  сложным  лабиринтом
живой изгороди, что ее почти не было видно за ней. Я  наблюдал  за  тем,
как Гейгер с раскрытым зонтиком вышел из гаража и исчез в доме.  Он  вел
себя так, словно вообще не ожидал, что за ним кто-нибудь может  следить.
Внутри виллы зажегся свет. Я подъехал к ближайшему  дому,  производящему
впечатление  нежилого.  Припарковался,  проветрил  машину,  хлебнул   из
бутылки и, вооружившись терпением, стал ждать. Не знаю чего, но какой-то
внутренний голос велел мне ждать. Время тянулось немилосердно медленно.
   За  все  время  мимо   меня   проехало   каких-нибудь   две   машины,
направлявшиеся к вершине возвышенности. Это была очень спокойная  улица.
Вскоре после шести часов сквозь  струи  дождя  пробился  какой-то  свет.
Вокруг  царила  настоящая  тьма  египетская,  а  свет  был  светом   фар
автомобиля,  остановившегося  перед  домом  Гейгера.  Фары   сияли   еще
некоторое время, потом погасли. Дверца машины открылась и из  нее  вышла
женщина.  Маленькая  стройная  женщина  в  большой  фетрофой   шляпе   и
прозрачном дождевике. Она направилась через лабиринт  живой  изгороди  к
вилле. Слабо прозвучал  звонок.  Сквозь  дождь  блеснул  свет,  до  меня
донесся звук закрывающейся двери и снова воцарилась тишина.
   Из ящичка под приборной доской я достал фонарик, вылез  из  машины  и
отправился посмотреть на автомобиль, стоявший перед домом  Гейгера.  Это
был   "паккард".   Темно-красный   или   темно-коричневый.   Я   нащупал
водительские права в  рамке  под  целлулоидной  пленкой  и  осветил  их.
Документ был выписан на имя Кармен Стернвуд, 3765  Альта  Бри  Кресчент,
Вест-Голливуд. Я вернулся к своей машине, снова забрался внутрь  и  стал
ждать. Капли дождя стекали мне на  колени,  виски  жгло  желудок.  Никто
больше не проехал по Лэйверн-террас, ни  малейшего  проблеска  света  не
появилось в окнах дома, перед  которым  стояла  моя  машина.  Прекрасные
условия для совершения запретных поступков.
   В двадцать минут восьмого в доме Гейгера вспыхнул яркий  белый  свет,
как молния в летнюю грозу.  Прежде  чем  тьма  поглотила  его,  раздался
высокий истерический крик и почти  тотчас  заглох  в  намоченных  дождем
деревьях. Я выскочил из машины еще до того, как он успел отзвучать.
   В этом  крике  не  было  страха.  Он  производил  впечатление  скорее
радостного ужаса, в нем слышалось что-то пьяное, какая-то  нота  чистого
безумия. Это был странный звук. Он наводил на  мысль  о  людях  в  белых
халатах, размещенных в домах с зарешеченными окнами, и о  твердых  узких
нарах с прикрепленными к ним кожаными ремнями для рук и ног.
   Прежде чем я добрался до калитки, в доме снова  воцарилась  полнейшая
тишина. К двери была прибита металлическая львиная голова  со  свисающим
из ее пасти кольцом, служившим  вместо  колотушки.  Я  протянул  руку  и
приподнял кольцо. В тот же миг, словно кто-то  ожидал  сигнала,  в  доме
прогремели  три  выстрела.  После  них  послышался  звук,   напоминавший
глубокий  хриплый  вздох.  Затем  -  словно  упало   что-то   мягкое   и
безжизненное. И наконец раздались быстрые удаляющиеся шаги.
   Задняя дверь черного хода выходила на узкую, как мостик над  потоком,
тропинку, тянувшуюся в узкой щели между живой изгородью и домом. Не было
никакой  веранды,  никакого  иного  пути,  по  которому  можно  было  бы
добраться до задней части дома. От черного хода  вниз,  на  улицу,  вели
деревянные ступеньки, загромыхавшие под чьими-то ногами.  Взревел  мотор
машины, но и этот звук быстро затих вдали. Мне казалось, что я слышу шум
еще одного автомобиля, но полной уверенности у меня не было.  Дом  стоял
передо мной  тихий,  как  кладбищенский  склеп.  То,  что  было  внутри,
наверняка там и останется.
   Усевшись верхом на забор, я наклонился к окну и  попытался  заглянуть
внутрь через  щель  между  шторами.  Мне  удалось  увидеть  свет  лампы,
падавший на одну из стен, и часть книжного шкафа. Я слез вниз,  вернулся
к фасадной двери и попытался  вышибить  ее  плечом.  Это  был  не  очень
толковый поступок. В любом калифорнийском доме есть  только  одна  вещь,
которую  невозможно  выломать  -  это   фасадная   дверь.   Единственным
следствием этой операции была боль в плече, приведшая меня в  ярость.  Я
снова взобрался на забор, ногой выбил стекло и, используя  шляпу  вместо
перчатки, рукой удалил осколки  из  нижней  рамы.  Теперь  я  легко  мог
дотянуться до шпингалета. Остальное уже было забавой. Защелка уступила и
окно открылось. Я влез внутрь и раздвинул шторы.  В  комнате  находилось
два человека. Ни тот, ни другой не обратил внимания на способ,  каким  я
вошел. Но мертвый был только один из них.

Глава 7

   Это была большая просторная  комната,  шириной  равная  ширине  всего
дома,  с  низким  бревенчатым  потолком  и  коричневыми  стенами,  густо
увешанными вышитыми китайскими шелками, а также японскими  и  китайскими
гравюрами в деревянных резных рамах. В ней  стояло  несколько  низеньких
стеллажей для книг, а пол прикрывал темно-красный китайский ковер, такой
пушистый, что если бы какой-нибудь суслик вздумал в нем  поселиться,  то
мог бы круглые сутки не высовывать из него нос. На ковре лежали  подушки
в наволочках из случайно подобранных кусков шелка.  Это  выглядело  так,
словно у хозяина дома под рукой должно было находиться  что-нибудь,  что
он мог бы швырнуть в любой  момент.  Там  стояла  также  широкая  тахта,
покрытая старым розовым ковриком. На ней лежала  груда  одежды  и  кучка
фиолетового шелкового белья. На узкой подставке  стояла  большая  резная
лампа,  а  у  двух  других  были  изумрудно-зеленые  абажуры  с  длинной
бахромой.  Тяжелый  черный  стол  покоился  на  двух  чудовищах  в  виде
драконов, за ним черное кресло с  резными  подлокотниками  и  спинкой  и
желтой шелковой подушкой на сидеьи. В воздухе плавал дурманящий коктейль
запахов,  но  сильнее  всего  чувствовался  смрад  сгоревшего  пороха  и
больничный аромат эфира.
   В другом конце комнаты на чем-то вроде небольшого  возвышения  стояло
деревянное кресло с высокой спинкой, а на нем,  на  украшенной  бахромой
желтой шали покоилась Кармен Стернвуд. Она сидела неподвижная и  прямая,
положив руки на подлокотники кресла, с крепко сжатыми коленями,  в  позе
египетской богини. Ее подбородок был выдвинут  вперед,  маленькие  белые
зубы блестели в приоткрытом рту. Безумие застыло в  увеличенных  зрачках
широко раскрытых глаз. Сознание, казалось покинуло ее, несмотря  на  то,
что она сидела как человек, отдающий отчет  своим  действиям.  Она  была
похожа на человека, в голове  которого  происходит  важнейший  мысленный
процесс. Из ее рта исходил пискливый приглушенный звук, но это не меняло
выражения ее лица, а губы не двигались.
   В ушах у нее были длинные  серьги  из  яшмы.  Исключительно  красивые
сережки, стоившие, вероятно, не одну сотню долларов. Кроме них на ней не
было ничего.
   У нее было  красивое  тело,  маленькое,  гибкое,  плотное  и  крепкое
-словно изваянное. В  свете  ламп  ее  кожа  казалась  матово-жемчужной.
Правда, ноги не обладали тем  изысканным  изяществом,  каким  отличались
ноги миссис Риган, но все же были очень красивы. Я смотрел  на  них  без
смущения, но и без волнения. Для меня она не  являлась  голой  девушкой,
для меня она была просто наркоманка. И  навсегда  должна  была  остаться
таковой.
   Я отвел от нее взгляд и посмотрел на Гейгера. Он лежал  на  спине  на
краю китайского ковра рядом с  чем-то,  что  было  похоже  на  индейский
тотемный столб. У этого чего-то  был  орлиный  профиль,  а  его  большой
круглый глаз напоминал на линзу фотоаппарата, направленную на сидевшую в
кресле голую девушку. К  "томему"  была  прикреплена  лампа-вспышка.  На
Гейгере  были  тапки  на  толстой  войлочной  подошве,  черные  шелковые
пижамные штаны  и  китайский  халат,  спереди  пропитанный  кровью.  Его
стеклянный глаз, блестя, уставился на меня и казался единственной  живой
частью его тела. С первого взгляда было видно, что все три пули попали в
цель. Он был мертв.
   Взрыв лампы-вспышки и было то, что навело меня  на  мысль  о  молнии,
безумный крик вызвала реакция одурманенной наркотиками  девушки,  а  три
выстрела  являлись  делом  рук  кого-то  третьего,  кто,  видимо,  хотел
изменить ход событий. Кого-то,  кто  выбежал  черным  ходом,  сбежал  по
деревянной лестнице, вскочил в машину и стремительно умчался. В принципе
я одобрял его образ действий.
   На красном лакированном подносе на краю черного стола все еще  стояли
два тонких  с  золотой  каемкой  стаканчика,  а  рядом  с  ними  пузатый
графинчик, наполненный  темной  жидкостью.  Я  вынул  пробку  и  понюхал
содержимое. Пахло эфиром и чем-то еще, может быть опиумным раствором.  Я
никогда не пробовал подобной смеси, но вынужден был  признать,  что  она
исключительно соответствовала атмосфере гейгеровского жилища.
   Я слушал, как капли дождя барабанят по крыше и в окно,  выходящее  на
северную сторону. Это были единственные слышимые звуки - ни подъезжавших
машин, ни полицейских сирен, лишь настойчивый  барабанный  бой  дождевых
капель. Я снял с себя плащ, порылся в одежде  девушки  и  нашел  зеленое
шерстяное платье, надевавшееся через голову, с короткими  рукавами.  Мне
казалось, что его будет легче всего надеть на нее. Я решил не возиться с
бельем, не из-за врожденной деликатности, а просто потому,  что  не  мог
представить себя, надевающим на нее трусы и застегивающим бюстгалтер.  Я
взял платье и подошел к креслу, в котором сидела мисс Стернвуд.  От  нее
тоже пахло эфиром, его слышно было  за  километр.  Из  ее  рта  все  еще
исходил сдавленный писклявый звук, в уголках губ  скапливалась  пена.  Я
дал ей пощечину. Она заморгала и замолчала. Я ударил ее еще раз.
   - Так, - сказал я безмятежно. - А теперь будем послушными  и  красиво
оденемся.
   Она посмотрела на меня, ее темно-серые глаза были пусты,  как  дырки,
вырезанные в маске, и издала нечленораздельный звук.
   Я ударил ее еще несколько раз, но это не произвело  на  нее  никакого
впечатления и не вывело из наркотического оцепенения. Я занялся платьем.
На это она тоже не обратила никакого внимания. Когда я поднял  ей  руки,
она расставила пальцы так широко, как будто хотела принять особо изящную
позу. Я протолкнул растопыренные руки в рукава, натянул платье на тело и
поставил девушку на ноги. Она хихикнула и всем телом навалилась на меня.
Я снова посадил ее в кресло, надел ей на ноги  сначала  чулки,  а  потом
туфли и сказал:
   -  Ну,  а  теперь  пойдем  немного  прогуляемся.  Совершим  небольшую
приятную прогулку.
   И мы отправились на эту прогулку. Она состояла в том, что или мы  оба
исполняли что-то вроде изящного танца, словно пара слаженных  партнеров,
или ее серьги ударяли мне в грудь. Мы прохаживались так туда и обратно -
к трупу Гейгера и назад. Я заставил ее посмотреть на него. Он  ей  очень
нравился. Она вздохнула и пыталась сказать мне об этом,  но  ей  удалось
лишь выдавить из себя несколько  пузырьков  воздуха.  Подойдя  с  нею  к
дивану, я уложил ее на него. Она икнула два раза, немного  похихикала  и
уснула. Я набил карманы остатками ее одежды и  отправился  взглянуть  на
"индейский тотем". Вмонтированный в него фотоаппарат уцелел, но кассета,
увы, была вынута. Я подумал, что, может быть Гейгер вынул ее, прежде чем
его застрелили, и осмотрел пол. Безрезультатно. Взяв его  за  холодеющую
руку,  я  немного  передвинул  тело.  Кассеты  не  было.  Это   мне   не
понравилось.
   Я осмотрел весь дом. Направо была ванная и запертая дверь  в  глубине
кухни. Окно в кухне было выломано, жалюзи сорваны, крючок вырван, задняя
дверь распахнута. Я оставил ее открытой и вошел в спальню, расположенную
слева от холла. Она была  опрятна,  изысканно  обставлена,  сразу  видно
-дамская. На кровати лежало  украшенное  оборками  покрывало.  На  трюмо
стояли пузырьки с духами, а рядом лежал носовой платок, немного  мелочи,
несколько мужских щеток для волос, футляр для ключей.  В  стенном  шкафу
висели мужские костюмы, а  из-под  кровати  выглядывали  мужские  туфли.
Комната хозяина дома. Я взял  ключи  с  трюмо,  вернулся  в  гостиную  и
обшарил стол. В нижнем ящике оказалась  запертая  стальная  шкатулка.  Я
открыл ее одним из ключей. В шкатулке лежал голубой в кожаном  переплете
блокнот со множеством записей, сделанных  при  помощи  кода  и  теми  же
печатными буквами, какие я уже видел  в  письме  генералу  Стернвуду.  Я
положил блокнот в карман и тщательно вытер шкатулку в  тех  местах,  где
прикасался к ней, затем закрыл  стол,  спрятал  ключи,  перекрыл  газ  к
камину, надел плащ и попытался разбудить Кармен Стернвуд.  Но  это  было
невозможно. Тогда я напялил ей на  голову  ее  большую  фетровую  шляпу,
закутал в плащ и отнес в ее собственную машину. Потом вернулся,  погасил
все лампы, закрыл входную дверь, достал  из  ее  сумочки  ключ  и  завел
"паккард".
   С холма мы спустились без огней.  Расстояние  до  дома  Стернвудов  я
преодолел не более чем за десять минут. Кармен спала,  дыша  мне  эфиром
прямо в лицо. Пришлось  опереть  ее  голову  на  мое  плечо  -  это  был
единственный способ не дать ей снова улечься мне на колени.

Глава 8

   Из маленьких  окошечек  боковой  двери  особняка  Стернвудов  сочился
тусклый свет. Я остановил "паккард" перед воротами и  освободил  карманы
от вещей Кармен. Девушка храпела в углу. Шляпа съехала ей на  нос,  руки
были бессильно сложены на плаще. Я вылез из машины, подошел  к  двери  и
позвонил. Шаги  приближались  медленно,  словно  откуда-то  с  огромного
расстояния. Дверь открылась и передо мной предстал  прямой,  как  свеча,
седовласый лакей. Свет, падающий из вестибюля, отражался от  его  волос,
будто ореолом окружая голову старого слуги.
   - Добрый вечер, мистер, - вежливо сказал он и посмотрел на "паккард".
Потом его взгляд вернулся ко мне.
   - Миссис Риган дома?
   - Нет, мистер.
   - Генерал, вероятно, уже спит?
   - Да. По вечерам ему спится лучше всего.
   - А что горничная миссис Риган?
   - Матильда? Она здесь, мистер.
   - Было бы хорошо, если бы она сошла  вниз.  Здесь  требуется  женская
рука. Загляните внутрь машины и вы поймете, почему.
   Он заглянул. А когда вернулся, сказал:
   - Понимаю. Иду за Матильдой.
   - Матильда сумеет с этим справиться? - спросил я.
   - Мы все умеем справляться с этим, мистер, - ответил он.
   - Догадываюсь. Должно быть, у вас уже большой опыт.
   Он сделал вид, что не расслышал моего замечания.
   - Итак, спокойной ночи, - сказал я. Все остальное я предоставляю вам.
- Большое вам спасибо, мистер. Мне вызвать такси?
   - Ни в коем случае, - возразил я. - Между прочим, меня  здесь  вообще
не было. Перед вами дух.
   Он с улыбкой склонил голову, а я повернулся и пошел к воротам.
   Я прошел так десять кварталов вниз по  извивающимся,  залитым  дождем
улицам, под деревьями,  с  которых  непрестанно  капало,  минуя  большие
особняки со светящимися окнами, окруженные призрачными громадами  оград,
и огни далеких зданий, расположенных где-то высоко на холмах,  таких  же
далеких и недоступных, как и избушки  волшебниц  в  заколдованном  лесу.
Дошел до ярко освещенной заправочной  станции,  сквозь  запотевшее  окно
которой был виден заправщик в белой  фуражке  и  темно-синем  дождевике,
сидевший за столом и читавший газету. Я посмотрел внутрь и пошел дальше.
Вымокнуть больше, чем я вымок, было уже невозможно. В  такую  ночь,  как
эта, у человека скорее вырос бы на ладони кактус, нежели бы он  дождался
такси. И милосердия таксистов.
   Я потратил более получаса,  хотя  шел  очень  быстро,  на  то,  чтобы
добраться до дома Гейгера. Улица была пуста, ни людей,  ни  машин  кроме
моей,  припаркованной  у  соседнего  дома,  производившего   впечатление
покинутого, несчастного  пса.  Я  достал  бутылку  виски,  влил  в  себя
половину того, что еще оставалось в  ней,  сел  в  машину  и  наконец-то
закурил. Выкурив сигарету до половины,  я  направился  к  дому  Гейгера.
Открыл дверь и окозавшись в тихой, теплой комнате, остановился,  а  вода
ручьями стекала с меня на пол. С минуту я проислушивался. Потом  нащупал
выключатель и включил свет.
   Первое, что я заметил, это то, что несколько вышитых полос китайского
шелка, висящих  на  стене  вместо  ковров,  сорваны.  Перед  этим  я  их
разумеется не считал, но голые места на деревянной панели сами бросались
в глаза.  Я  прошел  немного  вперед  и  зажег  следующую  лампу.  Потом
посмотрел на "тотем". У его ног, сразу же у края китайского ковра, лежал
новый ковер, которого раньше тут не было. Раньше тут лежал труп Гейгера.
Теперь кто-то убрал его.
   Мне  стало  холодно.  Я  сжал  губы  и  подозрительно  посмотрел   на
стеклянный глаз "тотема". Потом снова осмотрел весь дом. Все был так же,
как и раньше. Тела Гейгера я не нашел ни на украшенной оборками кровати,
ни под ней, не было его также ни в стенном  шкафу,  ни  в  кухне,  ни  в
ванной. Оставалась только запертая  на  ключ  дверь  по  правую  сторону
холла. Один из ключей Гейгера подходил к замку. Комната  была  интересна
тем,  что  сильно  отличалась  от  комнаты  Гейгера.  Это  была   строго
обставленная мужская спальня с деревянным натертым до блеска  полом,  на
котором лежало несколько индейских циновок, стояли  два  простых  стула,
комод из темного дерева с мужскими туалетными  приборами  и  две  черные
свечи в высоких, сантиметров на тридцать, латунных подсвечниках.  Узкая,
прикрытая  коричневым  покрывалом  кровать  казалась  довольно  жесткой.
Комната выглядела холодно и сурово. Я запер дверь, вытер ручку платком и
вернулся к "индейскому тотему". Присел и присмотрелся к ворсу ковра. Мне
показалось,  что  я  заметил  две   параллельные   бороздки,   наискосок
тянувшиеся по ковру до самой парадной  двери,  как  будто  кто-то  тащил
тело, а каблуки волочились по ковру. Кто бы это ни  сделал,  он  здорово
потрудился. Трупы обычно бывают очень тяжелыми. Полиция не могла сделать
это.  Полицейские  все  еще  находились  бы  здесь   и   только   сейчас
по-настоящему принимались бы за работу, со всеми этими ихними  рисунками
мелом,  фотоаппаратами,  порошком  для  обнаружения  следов   отпечатков
пальцев и дешевыми сигарами. Не был это также и убийца.  Слишком  быстро
он удирал. Он видел девушку и у него не было уверенности в  сознании  ли
она,  видит  ли  его.  Наверняка  он  сейчас  находился  по   дороге   к
какому-нибудь удаленному месту, в котором мог  бы  укрыться.  Я  не  мог
найти ответов на все эти вопросы, но мне было наруку, что кто-то  хотел,
чтобы Гейгера сочли пропавшим, а не убитым.  Это  давало  мне  шансы  на
выяснение загадки, если бы я рассказал,  кому  надо,  всю  эту  историю,
умолчав, естественно, об участии в ней Кармен Стернвуд.
   Я вышел из дома, запер дверь, завел машину и поехал домой, где принял
душ, переоделся в сухую одежду и приготовил себе ужин, с которым здорово
припозднился. Потом уселся  в  удобное  кресло  и  выпил  слишком  много
горячего грога, пытаясь найти  ключ  к  шифрованным  записям  в  голубом
блокноте Гейгера. В одном я был  уверен  -  это  был  список  фамилий  и
адресов, очевидно его клиентов. Я насчитал их свыше  четырехсот.  Ничего
удивительного, что его дело процветало!  Тем  более,  что  у  него  были
возможности для шантажа. И многих из  них  он,  вероятно,  шантажировал.
Любая фамилия в этом списке могла быть фамилией убийцы. Я  не  завидовал
полицейским, им пришлось бы здорово потрудиться, если  бы  этот  блокнот
попал им в руки...
   Накачанный виски и сомнениями, я отправился в кровать. И всю ночь мне
снился человек в окрававленном китайском  халате,  гонявшийся  за  голой
девушкой с длинными серьгами из яшмы в ушах, и я сам, бегавший за ними и
пытавшийся сделать снимок фотоаппаратом, в котором не было пленки.

Глава 9

   Утро  было  ясное,  чистое   и   солнечное.   Я   проснулся,   ощущая
отвратительный вкус во рту, выпил две чашки кофе и  просмотрел  утренние
газеты. Ни в одной из них даже не упоминалось об Артуре Гвинн Гейгере. Я
как раз собирался погладить свой промокший плащ, когда зазвонил телефон.
Это был Берни Ольс, инспектор  уголовной  полиции,  тот  самый,  который
порекомендовал меня генералу Стернвуду.
   - Ну, как дела? - начал он тоном человека, который хорошо спит  и  не
имеет чересчур много долгов.
   - У меня страшно трещит голова с похмелья, - ответил я.
   - Ай-яй-яй, - рассмеялся он как бы  слегка  отсутствующим  смехом,  а
потом продолжал тоном  ниже,  ничего  не  выражающим  безличным  голосом
полицейского. - Вы уже виделись с генералом Стернвудом?
   - Угм.
   - Вы уже сделали что-нибудь?
   - Был сильный дождь, - ответил я, как будто это все объясняло.
   - Похоже, что  это  семья,  с  которой  происходят  интересные  вещи.
Большой "бьюик", принадлежащий одному из членов семьи,  как  раз  сейчас
валяется в воде возле рыбацкого причала в Лидо.
   Я сжал трубку с такой силой, что чуть  не  раздавил  ее,  и  перестал
дышать.
   -  Да,  да,  -  оживленно  продолжал  Ольс.  -  Прекрасный   "бьюик",
новехонький лимузин, весь попорченный песком  и  морской  водой...  Ага,
чуть не забыл. Внутри находится какой-то тип.
   - Риган? - спросил я.
   - Что? Кто? Ага,  ты  имеешь  в  виду  того  бывшего  контрабандиста,
которого подцепила старшая дочь Стернвуда и вышла за него  замуж?  Я  ни
разу не видел его. А что бы он мог делать там, под водой?
   - Не морочьте голову. А что вообще кто-либо мог бы  делать  там,  под
водой?
   - Не знаю, старик. Я собираюсь отправиться  туда  посмотреть.  Хотите
поехать со мной?
   - Да.
   - Тогда побыстрее, - сказал он. - Жду вас в этом крольчатнике.
   Я побрился, оделся, съел легкий завтрак и спустя час уже находился  в
холле здания суда. Поднявшись на лифте  на  седьмой  этаж,  я  пошел  по
коридору, минуя по пути небольшие  бюро,  занимаемые  сыщиками.  Кабинет
Ольса также был маленький, но он работал в нем  один.  На  пустом  столе
находилось только пресс-папье, письменный прибор, шляпа  и  нога  Ольса.
Это был блондин среднего роста  с  густыми  белыми  бровями,  спокойными
глазами  и  хорошо  ухоженными  зубами.  Он   выглядел   заурядным,   не
привлекавшим к себе внимания человеком. Но я знал, что  он  убил  девять
человек, трое из которых, пытались убить его и уже считали, что он у них
в руках.
   Когда я вошел, он встал, вынул из плоской  коробочки  дешевую  сигару
марки "Энтрактес",  постучал  ею  по  губам  и,  откинув  голову  назад,
внимательно посмотрел на меня из-под полуприкрытых век.
   - Это не Риган, - сказал он. - Я проверял. Риган  порядочного  роста,
как вы, хорошо сложенный, крепкий. А это какой-то мальчишка.
   Я молчал.
   - Почему Риган задал стрекача? - спросил Ольс. - Вы задумывались  над
этим?
   - Пожалуй, нет.
   - Когда человек,  занимающийся  контрабандой  спиртного,  женится  на
богатой девушке, а потом говорит "прощай" красивой даме и  миллионам  ее
долларов, то даже такой человек, как я, начинает задумываться. Я уверен,
что и вы чувствуете в этом какую-то тайну.
   - Угм...
   - Ладно, даже если вы закроете рот на  замок  -  это  ваше  дело.  Не
обижайтесь, дорогуша. - Он вышел из-за стола, ощупывая себе  карманы,  и
взял шляпу.
   - Я не ищу Ригана, - с нажимом сказал я.
   Он сунул  ключ  в  дверб,  мы  спустились  вниз,  к  автостоянке  для
полицейских машин и сели в небольшой лимузин голубого  цвета.  Время  от
времени подавая сигналы, мы выехали из города. Утро было свежее,  воздух
наполнен ароматами, одним словом, жизнь  казалась  простой  и  приятной,
если только вас не одолевали какие-нибудь проблемы. Меня - да.
   Дорога на Лидо тянулась вдоль  морского  побережья.  Нам  нужно  было
проехать тридцать миль, десять из которых - по городу. Ольс одолел их за
три  четверти  часа  и,  наконец,  резко  затормозил   перед   поблекшим
оштукатуренным порталом.  Мы  вылезли  из  машины.  Перед  нами  тянулся
длинный мол, огражденный деревянными перилами из толстых белых досок.  В
конце мола стояла группа  людей,  которые,  перегнувшись  через  перила,
смотрели в воду. Перед помостом полицейский в мундире  пытался  сдержать
натиск зевак.
   Сотни машин с жаждущими крови вампирами обоих  полов  останавливались
по обе стороны шоссе. Ольс показал свой значок, и мы прошли  на  мол,  в
резкий рыбный запах, который не подавил даже ливший всю  ночь  проливной
дождь.
   - Там, на самоходной  барже,  -  сказал  Ольс,  указывая  направление
сигарой.
   Большая  черная  барка  с  рулевой   рубкой,   похожая   на   буксир,
покачивалась на волнах среди свай в конце  мола.  На  ее  палубе  что-то
поблескивало в лучах утреннего солнца. Это был большой, черный, все  еще
обвязанный цепями хромированный  автомобиль.  Стрела  лебедки  уже  была
опущена и уложена на свое место на палубе. Вокруг  автомобиля  крутились
люди. По скользкому трапу мы сошли на палубу.
   Ольс поздоровался с помощником  шерифа  в  мундире  цвета  хаки  и  с
мужчиной в гражданском. Три матроса, составлявшие экипаж баржи, отошли к
рулевой рубке и спокойно жевали табак. Один из них вытирал мокрые волосы
грязным купальным полотенцем. Это, очевидно, был тот, кто  нырял,  чтобы
прикрепить цепи к автомобилю.
   Мы осмотрели машину. Передний бампер был погнут, одна  фара  разбита,
другая вырвана со своего места, но стекло осталось целым.  Радиатор  был
сильно помят, а лак и хром на всем  кузове  здорово  поцарапан.  Сидения
были мокрые и черные, но шины уцелели.
   Водитель все еще сидел  за  рулем.  Голова  его  была  наклонена  под
неестественным углом к  телу.  Это  был  тот  самый  элегантный  молодой
брюнет, который еще совсем недавно так превосходно выглядел. А теперь  у
него было белое с синевой лицо, тусклые под полуприкрытыми веками  глаза
и песок в открытом рту. На его левом виске виднелся темный синяк,  резко
контрастировавший с бледной кожей.
   Ольс отошел от машины, как-то странно откашлялся и приставил спичку к
своей сигаре.
   - Как это случилось?
   Помощник шерифа указал на любопытствующих,  стоявших  в  конце  мола.
Один из них показывал пальцем место, где была проломлена ограда.  Изломы
разбитых досок выделялись чистой желтизной, как у свежеспиленной сосны.
   - Он упал там. Удар был очень  сильным.  Здесь  дождь  перестал  идти
намного раньше, чем в городе, примерно в девять вечера. Доски  в  местах
переломов сухие, значит несчастный случай произошел когда дождя  уже  не
было. Здесь очень глубоко, поэтому машина  не  разбилась.  Вероятно,  во
время несчастья прилив еще не начался, иначе машину прижало бы к  сваям.
Это позволяет предположить, что все произошло около десяти часов вечера,
во всяком случае не раньше. Машину заметили мальчишки, пришедшие сегодня
утром ловить рыбу. Мы вызвали плавкран,  что-бы  вытащить  ее,  и  тогда
увидели этого парня.
   Мужчина в гражданском носком  ботинка  ковырял  доски  палубы.  Ольс,
искоса посмотрел на меня и затянулся сигарой, словно это была сигарета.
   - Он был пьян? - обронил он, не обращаясь ни к кому.
   Матрос, сушивший полотенцем волосы, подошел к борту  и  кашлянул  так
громко, что все обратили на него внимание.
   - Я наглотался песку, - сказал он, сплюнув. - Не так много,  как  наш
приятель за рулем, но для меня достаточно.
   - Пьян? - повторил помощник шерифа. - Может быть. Так нестись  одному
в дождь... Пьяные вообще вытворяют разные странные вещи.
   - Пьяный! Черта с два! - заметил мужчина в гражданском. - Ручной  газ
наполовину  оттянут,  а  парня  стукнули  по  голове.   Я   считаю   это
обыкновенным убийством и так бы это и назвал, если бы кто-нибудь спросил
меня.
   Ольс посмотрел на матроса, державшего полотенце.
   - Ну, а что думаете вы?
   Мужчина улыбнулся, польщенный.
   - Я считаю, что это самоубийство. Это не мое дело,  но  раз  вы  меня
спросили, то я говорю, что самоубийство. С первого  взгляда  видно,  что
парень несся по молу по идеальной прямой. Следы еще  видны,  значит  все
должно было случиться уже после дождя, как и сказал  шериф.  Прежде  чем
свалиться  в  воду,  он  добавил  газу,  иначе  не  проломил  бы  ограду
посередине и приземлился бы в море на крышу... Он просто должен  был  бы
несколько раз перекувыркнуться. Отсюда вывод, что ехал он очень  быстро,
а с наполовину вытянутым ручным газом сделать это  не  мог  бы.  Он  мог
вытянуть газ, когда машина уже падала  в  море  и,  возможно,  тогда  же
поранил себе голову.
   - Неплохо соображаешь, старик, - сказал Ольс. -  Вы  обыскивали  его?
-обратился он к помощнику шерифа. Тот выразительно  посмотрел  на  меня,
потом на экипаж баржи. Ольс понял намек. - Ладно, это  потом,  -  сказал
он.
   Со стороны пристани подошел низенький мужчина в очках на усталом лице
и с черным портфелем в  руке.  Он  поискал  чистое  место  на  палубе  и
поставил на него портфель. Затем снял шляпу, вытер шею и засмотрелся  на
море, как будто не знал, где находится и зачем его сюда вызвали.
   - Вот ваш пациент, доктор, - сказал Ольс. -  Он  упал  с  моста  этой
ночью. Между девятью и десятью часами. Это все, что мы знаем.
   Низенький мужчина окинул покойника безразличным взглядом. Ощупал  ему
голову, осмотрел синяк на  виске,  пошевелил  голову  в  обе  стороны  и
пощупал ребра жертвы. Поднял неподвижную мертвую руку и бросил взгляд на
ногти. Опустил руку и посмотрел, как она  упала.  Потом  отошел,  открыл
свой портфель, достал бланки и стал писать под копирку, говоря вслух:
   - Официальная причина смерти: перелом шейных позвонков. Это означает,
что в легких не должно быть много  воды.  Это  также  объясняет,  почему
посмортное отвердение наступило так быстро после того, как  он  оказался
на воздухе. Советую вам вытащить его из машины, пока он еще окончательно
не закостенел. Тогда это станет не так просто.
   Ольс кивнул в знак согласия.
   - Когда наступила смерть, доктор?
   - Этого я не могу сказать.
   Ольс пристально посмотрел на него, вынул изо рта сигару и  бросил  на
нее такой же пристальный взгляд.
   - Я очень рад,  что  познакомился  с  вами,  доктор.  Судебный  врач,
который не может определить время смерти в течение пяти минут,  это  для
меня что-то совершенно новое.
   Низенький мужчина скорчил кислую гримасу, спрятал бланк в портфель, а
авторучку назад в карман.
   - Я смогу вам это сказать, если вчера вечером он ужинал, и то лишь  в
том случае, если буду знать, во сколько он ужинал. И не установлю это  в
течение пяти минут.
   - Как он получил этот синяк? Во время падения?
   Низенький мужчина еще раз посмотрел на синяк.
   -  Думаю,  нет.  Повреждение  нанесено  тупым  предметом.   Подкожное
кровоизлияние произошло еще при жизни.
   - Какая-то дубинка, да?
   - Вполне возможно. - Врач кивнул, поднял портфель и поднялся по трапу
на мол. Перед порталом его уже ожидала санитарная машина.
   Ольс посмотрел на меня.
   - Идем. Не стоило приезжать, правда?
   Мы вместе прошли по молу и сели в машину Ольса. Он резко вывернул  на
шоссе и двинулся по трехрядной, омытой дождем автостраде в город,  минуя
по пути холмы, сложенные  желто-белым  песком  и  поросшие  мхом.  Чайки
парили над морем, внезапно бросаясь вниз, на что-то, видимое среди  волн
только им одним, а далеко у горизонта  виднелась  белая  яхта,  казалось
висящая в воздухе.
   Ольс выдвинул в мою сторону подбородок и спросил:
   - Вы знали его?
   - Конечно. Это шофер Стернвудов. Я видел его вчера, когда  он  чистил
перед гаражом как раз эту машину.
   - Я не хочу оказывать на вас давление,  Марлоу,  скажите  мне  только
одно, есть ли какая-нибудь связь между  этим  шофером  и  тем,  что  вам
поручено?
   - Нет. Я даже имени его не знаю.
   - Его зовут Оуэн Тэйлор. Откуда я  это  знаю?  Смешная  история.  Год
назад мы взяли его за похищение. Он хотел увезти эту  ненормальную  дочь
Стернвуда, младшую, в Юму. Сестра  поехала  за  ними,  привезла  девушку
назад, а Оуэна велела  посадить  в  каталажку.  На  следующий  день  она
обратилась к окружному прокурору  и  добилась,  чтобы  парня  выпустили.
Сказала, что он собирался жениться на ее сестре, и что сделал бы это, но
сестра неправильно поняла его... Сестричка  сочла  все  это  всего  лишь
замечательным приключением, несколькими приятно проведенными часами.  Мы
отпустили мальчишку и, черт бы меня побрал, Стернвуды снова приняли  его
на работу. Немного позже мы получили рапорт из Вашингтона, куда посылали
оттиски его пальцев. Как оказалось, шесть лет назад его судили  в  штате
Индиана за  попытку  ограбления.  Он  отделался  тогда  шестью  месяцами
тюремного заключения, которые провел в местной  тюрьме,  той  самой,  из
которой удрал Диллингер. Разумеется, мы обо всем сообщили Стернвудам, но
те оставили его у себя, несмотря ни на что. Ну и что вы об этом думаете?
   - Похоже, они довольно странная семья, - сказал я. - Им уже известно,
что случилось прошлой ночью?
   - Нет. Я собираюсь сейчас поехать к ним.
   - Если можно, ничего не говорите генералу.
   - Почему?
   - У него и так хватает забот, а кроме того, он болен.
   - Вы имеете в виду Ригана?
   Я мрачно взглянул на него.
   - Я уже говорил вам, что ничего не знаю о Ригане. Я  не  ищу  Ригана.
Риганом вообще не интересуется никто из тех, кого я знаю.
   - Гм, - сказал Ольс и, задумавшись,  засмотрелся  на  море,  так  что
машина чуть не съехала с автострады. Остальную часть пути мы  почти  все
время молчали. Он высадил меня  в  Голливуде  поблизости  от  китайского
театра, а сам поехал назад к Альта Бри Кресчент, к  дому  Стернвудов.  Я
пообедал в баре и просмотрел послеобеденные газеты. О Гейгере все еще не
было ни слова.
   Пообедав, я пошел прогуляться  по  бульвару.  Мне  хотелось  еще  раз
взглянуть на магазин Гейгера.

Глава 10

   Вызывающий доверие элегантный  черноволосый  ювелир  стоял  в  дверях
своего заведения в той же позе, что и  вчера  днем.  Когда  я  входил  в
соседний магазин, он окинул меня таким же, как  и  вчера,  всепонимающим
взглядом. Та же лампа стояла  на  маленьком  столике  в  углу  и  та  же
пепельноволосая блондинка в том же черном платье встала  из-за  стола  и
подошла ко мне с той же деланной улыбкой на лице.
   - Чем могу... - начала  она  и  запнулась.  Пальцы  с  посеребренными
ногтями  нервно  дрогнули,  улыбка   стала   немного   более   деланной.
Собственно, это уже была не улыбка, скорее гримаса.  Ей  лишь  казалось,
что она улыбается.
   - Я снова  пришел,  -  беззаботно  защебетал  я,  доставая  сигарету.
-Мистер Гейгер сегодня здесь?
   - Весьма...
   Весьма сожалею, но нет. Его нет. Секундочку... Вы хотели...
   Я снял темные очки и начал легонько постукивать ими по запястью левой
руки. Я делал все, что мог, чтобы, несмотря  на  свои  восемьдесят  пять
килограммов веса, иметь как можно более невзрачный вид.
   - Те первые издания - это была маскировка, -  прошептал  я.  -  Нужно
соблюдать  осторожность...  У  меня  есть  кое-что,  чем  мистер  Гейгер
интересовался. Такое, что он уже долго ищет.
   Серебристые ногти поправили  пепельные  волосы  над  маленьким  ухом,
украшенным большими клипсами.
   - Ах, поставщик, - сказала она. - Может, вы придете завтра? Завтра он
уж точно должен быть здесь.
   - Бросьте эти штучки, - сказал я. - Я же его партнер.
   Ее глаза сузились в зеленовато поблескивающие  щелочки,  напоминающие
затененные деревьями лесные озера. Она сжала пальцы в ладонях  и  тяжело
дыша, глядела на меня.
   - Он болен? Я мог бы зайти к нему домой, -  нетерпеливо  произнес  я.
-Не могу же я ждать вечно.
   - Вы...
   Вы... - слова застряли у нее в горле. Мне показалось, что она вот-вот
сейчас упадет. Все ее тело тряслось, лицо дергалось. Но мало-помалу  она
взяла себя в руки. На лице снова появилась улыбка, но в ней было  что-то
нехорошее. - Нет, - сказала она, глубоко дыша. - Это  не  имеет  смысла.
Его нет...
   В городе. Вы не можете...
   Прийти завтра?
   Я уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг открылась  дверь  в
перегородке. В нее выглянул высокий,  темноволосый,  красивый  парень  в
кожаной куртке. У него было бледное лицо и крепко  сжатые  губы.  Увидев
меня, он быстро захлопнул дверь, но не  настолько  быстро,  чтобы  я  не
успел заметить много деревянных ящиков, стоявших на  полу  позади  него,
выложенных бумагой и тесно набитых книжками. С ними  возился  мужчина  в
новенькой рабочей одежде. Значит, часть гейгеровского склада  готовилась
к перевозке...
   Как только дверь закрылась, я снова надел темные очки и схватился  за
шляпу.
   - Ну ладно, завтра. Я охотно оставил бы вам свою визитку,  но  вы  же
знаете, как это бывает.
   - Да, да, я знаю, как это бывает. - Она слегка  дрожала,  со  свистом
втягивая воздух накрашенными губами.
   Выйдя из магазина, я направился  по  бульвару  на  восток,  за  углом
свернул и пошел к аллее, проходящей позади магазинов.  У  заднего  входа
магазина Гейгера стоял маленький грузовик, крытый брезентом. На  нем  не
было никакого фирменного знака. Мужчина в новой рабочей одежде  как  раз
укладывал ящики в кузов. Я вернулся к бульвару и на  ближайшем  квартале
нашел такси, стоящее рядом с пожарным краном.  За  рулем  сидел  молодой
человек  с  румяным  лицом  и  читал   газету,   заполненную   кровавыми
детективными рассказами. Я показал ему зеленый  банкнот  достоинством  в
доллар и спросил: - Вы могли бы последить кое-за кем?
   Он изучающе посмотрел на меня.
   - Полиция?
   - Частный детектив.
   - Согласен, шеф, - улыбнулся он и сунул газету за зеркало.  Я  сел  в
такси. Мы объехали квартал и остановились напротив аллеи, идущей  позади
магазина Гейгера, тут же, за следующим пожарным краном.
   На  грузовике  находилась  по  меньшей  мере  дюжина  ящиков,  когда,
наконец, человек в рабочей одежде  поднял  задний  борт,  закрыл  его  и
уселся за руль.
   - За ним! - сказал я таксисту.
   Водитель грузовика завел мотор, окинул взглядом  оба  конца  аллеи  и
быстро поехал по направлению к поперечной улице. Там он  свернул  влево.
Мы тоже. Я  заметил,  что  на  улице  Франклина  вот-вот  сменятся  огни
светофора, поэтому попросил водителя подъехать к грузовику  поближе.  Но
он не смог или не  сумел  сделать  это.  Когда  мы  оказались  на  улице
Франклина, грузовик опережал нас на два квартала. Правда, он находился в
поле нашего зрения, но на  Восточной,  где  было  большое  движение,  мы
значительно отстали от него. Я как раз начал говорить что-то на эту тему
своему водителю, не слишком выбирая слова, когда заметил,  что  грузовик
сворачивает на север, на улицу Брайтон-Плас. К тому  времени,  когда  мы
добрались до нее, грузовик исчез.
   Румяный таксист успокаивающе проворчал что-то и мы  черепашьим  шагом
поехали между холмов, высматривая  за  каждым  кустом  наш  грузовик.  В
какой-то момент я увидел элегантный белый дом, фасад которого выходил на
Рэндолл-Плас, а задняя часть с подземным гаражом на Брайтон-Плас.  Когда
мы проезжали мимо и  мой  румяный  таксист  как  раз  утешал  меня,  что
грузовик должен быть где-то здесь, я увидел его  у  въезда  в  подземный
гараж. Он стоял в полумраке, задний борт был снова опущен.
   Мы объехали дом и я высадился из такси перед парадным входом. В холле
никого не было, не было также и списка жильцов. У стены стоял деревянный
стол, рядом с подвешенными на специальном устройстве почтовыми  ящиками.
К счастью, на  них  были  видны  фамилии.  Некто  Иосиф  Броуди  занимал
апартамент номер четыреста пять. Некто Иосиф Броуди получил от  генерала
Стернвуда пять тысяч долларов только  за  то,  чтобы  отцепился  от  его
маленькой дочурки Кармен  и  нашел  себе  вместо  нее  другую  маленькую
девочку. Возможно, это  был  тот  самый  Джо  Броуди.  Пожалуй,  я  даже
поручился бы за это.
   Я пошел вдоль стены  холла  к  выложенной  плитками  лестнице,  возле
которой находилась шахта  автоматического  лифта.  Верхняя  часть  лифта
располагалась на уровне пола холла. За лифтом я увидел дверь с  надписью
"гараж". Я открыл ее и по узкой лестничке спустился в полуподвал.  Дверь
лифта была открыта и заблокирована. Мужчина в  новой  рабочей  одежде  с
кряхтеньем затаскивал тяжелые ящики в кабину.  Я  остановился  рядом  и,
куря сигару, стал смотреть на него. Было видно, что  ему  это  не  очень
нравится. Спустя некоторое время я сказал:
   - Не забывай про вес, дружок. Лифт рассчитан только на полтонны. Куда
едут эти ящики?
   - К Броуди. Четыреста пять, - проворчал он. - Вы администратор?
   - Угм. Похоже, неплохая добыча, а?
   Он посмотрел на меня блеклыми глазами с кругами вокруг них.
   - Книги, - заворчал он. - Пятьдесят кило каждый  ящик,  а  моя  спина
выдерживает сорок.
   - Ну что ж, постарайтесь не превышать вес, - сказал я.
   Он внес в  лифт  шесть  ящиков  и  захлопнул  дверь.  Я  поднялся  по
ступенькам в холл и вышел на улицу, откуда  таксист  отвез  меня  в  мою
контору. Я дал своему румяному шоферу слишком много денег,  так  что  он
тотчас вручил мне свою визитку с загнутым  уголком.  И,  о  диво!  Я  не
выбросил ее сразу же в майоликовую вазу, стоявшую возле лифта.
   Я занимал полторы канцелярских комнаты на шестом  этаже.  Потому  что
одну из них я разделил пополам, чтобы получить кабинет  и  приемную.  На
двери висела табличка с моим именем. Дверь приемной  я  всегда  оставлял
открытой, на случай, если придет какой-нибудь клиент и захочет подождать
меня.
   На этот раз у меня был клиент.

Глава 11

   Она была в  коричневом  твидовом  костюме  в  мелкую  клетку,  блузке
свободного покроя с узким галстуком  и  в  сшитых  на  заказ  спортивных
туфлях. Чулки на ней были такие же тонкие, как и вчера, но на  этот  раз
ее ноги уже не были так обстоятельно открыты.  Черные  блестящие  волосы
прикрывала шляпа, стоившая не менее пятидесяти  долларов  и  выглядевшая
так просто, как будто ее можно  было  сделать  одной  левой  из  кусочка
папиросной бумаги.
   - Ну, наконец-то  вы  встали,  -  произнесла  она.  Покрутила  носом,
критически глядя на поблекший  красный  диван,  два  старомодных  стула,
требующие стирки тюлевые занавески и  небольшой  столик,  на  котором  я
оставил несколько  уже  устаревших  журналов,  чтобы  придать  помещению
профессиональный вид. - Я уже начала подозревать,  что  вы  работаете  в
кровати, как Марсель Пруст.
   - А кто он такой? - спросил я. Сунул сигарету  в  рот  и  внимательно
взглянул на нее. Она была бледная и усталая, но производила  впечатление
девушки, умеющей справиться даже с усталостью.
   - Французский писатель, знаток дегенератов. Не может быть,  чтобы  вы
его не знали.
   - Ну-ну, - ответил я. - Пройдемте-ка в мой будуар.
   Она встала.
   - Вчера мы  пришлись  друг  другу  не  по  вкусу.  Возможно,  я  была
невежлива.
   - Мы оба были невежливы.
   Я подошел к двери, ведущей в мой личный кабинет, и отворил  ее  перед
ней. Мы прошли на  вторую  половину  моей  конторы,  обстановка  которой
состояла из ржаво-красного ковра не первой молодости,  пяти  стоявших  в
ряд стеклянных стеллажей, три  из  которых  были  наполнены  отличнейшим
калифорнийским воздухом, и рекламного календаря,  на  котором  несколько
изящных девушек в розовых платьях, с блестящими каштановыми  волосами  и
огромными черными глазами наслаждались ездой на роликовых коньках. Кроме
этого, в кабинете находились три  стула  из  древесины  грецкого  ореха,
простой стол с письменным прибором, пресс-папье, пепельницей и телефоном
на нем. За столом  стояло  столь  же  невзрачное  скрипучее  вращающееся
кресло. - Не очень-то у вас здесь  роскошно,  -  заметила  она,  занимая
место по ту сторону стола, которая предназначалась для клиентов.
   Я подошел к двери и вынул из почтового ящика шесть  конвертов  -  два
письма и четыре рекламных объявления. Потом положил шляпу на  телефон  и
сел в кресло.
   - У Пинкертона тоже не наблюдалось излишней роскоши,  -  сказал  я  в
ответ. - Кроме того, в нашей профессии много  не  заработаешь,  если  ты
порядочен. Если у вас роскошная контора, значит вы делаете  деньги,  или
же намереваетесь делать их.
   - Ах, так, значит, вы порядочны? - иронически спросила  она,  открыла
сумочку и достала из  лакированного  французского  портсигара  сигарету,
прикурила ее от карманной  зажигалки,  потом  кинула  все  это  назад  в
сумочку, оставив ее открытой.
   - До невозможности, - ответил я.
   - В таком случае, зачем же вы занялись такой нечистой профессией?
   - А вы? Каким образом вы вышли замуж за контрабандиста спиртным?
   - О, боже мой, только давайте не будем  начинать  препираться  снова!
Ведь я все утро пыталась дозвониться  до  вас.  Звонила  и  сюда,  и  по
домашнему телефону.
   - Из-за Оуэна?
   Лицо ее вдруг стало серьезным. Она сказала мягко:
   - Бедный Оуэн. Значит, вы уже все знаете.
   - Работник полиции взял меня с собой в Лидо. Он  думал,  что  я  знаю
что-нибудь об этом деле. Ему известно, что Оуэн хотел жениться на  вашей
сестре...
   Когда-то.
   Она молча курила, глядя на меня полными покоя черными глазами.
   - Это было бы не так уж глупо, - тихо сказала она наконец. - Он любил
ее. А это редко встречается в нашей среде.
   - Он был судим.
   - Попал в плохую компанию, - пожав плечами, пренебрежительно заметила
она. - Ведь  это  и  значит  в  нашей  деморализованной  стране  понятие
"судим". - Я бы этого не сказал.
   Она сняла правую перчатку и прикусила указательный  палец,  глядя  на
меня с полным самообладанием.
   - Я пришла сюда не за тем, чтобы вести речь об Оуэне. Вы уже  созрели
для того, чтобы сказать мне, чего, собственно, хотел от вас мой отец?
   - Без его разрешения не могу.
   - Речь шла о Кармен?
   - Я не могу сказать даже это. - Я кончил набивать трубку и  поднес  к
ней спичку.
   Некоторое время она смотрела, как я курю, потом  вынула  из  открытой
сумочки толстый белый конверт и кинула его на стол.
   - Может, на всякий случай, вы познакомитесь с его содержимым.
   Я взял  конверт.  Адрес,  -  миссис  Вивиан  Риган,  3765  Альта  Бри
Кресчент, Вест-Голливуд, - был  напечатан  на  машинке.  Письмо  послано
пневматической  почтой,  а  отправлено  согласно  проставленной  на  нем
пометке в восемь пятнадцать утра. Я  открыл  конверт  и  вынул  из  него
блестящую фотографию небольшого  формата.  На  ней  красовалась  Кармен,
сидящая в костюме Евы с серьгами  в  ушах  в  кресле  с  подлокотниками,
стоящем на возвышении  в  комнате  Гейгера.  Глаза  ее  были  еще  более
безумны, чем я их запомнил.  Обратная  сторона  снимка  была  чистой.  Я
вложил ее обратно в конверт и спросил:
   - Сколько они хотят?
   - Пять тысяч. За негатив и остальные снимки. Дело должно быть улажено
сегодня вечером, в противном случае они грозятся передать  фото  газете,
специализирующейся на публиковании скандальных историй.
   - Как они вам это сообщили?
   - Какая-то женщина позвонила мне через полчаса после того, как пришло
письмо.
   - Того  бульварного  листка  вам  нечего  бояться.  Любая  информация
подобного  рода  сейчас  предварительно  рассматривается.  Что  еще  она
говорила?
   - А она должна была говорить еще что-то?
   - Конечно, - ответил я.
   Она посмотрела на меня слегка смешавшись.
   - Да, вы правы. Та  женщина  добавила,  что  эта  история  связана  с
отвратительным уголовным делом и мне лучше действовать побыстрее,  иначе
я смогу поговорить со своей маленькой сестренкой только  через  железную
решетку.
   - Прекрасно, - заметил я. - И что это за уголовное дело?
   - Не знаю.
   - Где сейчас Кармен?
   - Дома. Ночью она заболела. Кажется, все еще лежит в кровати.
   - Она выходила куда-нибудь ночью?
   - Нет. Правда, меня не было дома, но  слуги  утверждают,  что  Кармен
провела ночь дома. Я была в Лас-Олиндес, играла в рулетку у Эдди  Марза,
в клубе "Под кипарисами". Проигралась до нитки.
   - Ага. Значит, вы любите рулетку. Этого следовало ожидать.
   Она закинула ногу на ногу и прикурила новую сигарету.
   - Да, я люблю рулетку. Все Стернвуды увлекаются азартными  играми,  в
которых можно проиграть, такими как рулетка или замужество с  мужчинами,
которые удирают, или конные скачки с препятствиями в возрасте пятидесяти
восьми лет, когда можно вылететь из седла  и  остаться  калекой  на  всю
оставшуюся жизнь. У Стернвудов есть деньги,  но  все,  что  они  за  них
приобрели - это куча несчастий.
   - Что ездил Оуэн в эту ночь на вашей машине?
   - Этого никто из нас не знает. Он взял ее без разрешения.  Мы  всегда
позволяли ему брать машину, когда у него был выходной, но в эту  ночь  у
него не было выходного. - Она скривила губы. - Вы думаете, что...
   - Что он знал что-то об этом снимке? А как бы я  об  этом  узнал?  Во
всяком случае этого нельзя исключить. Вы можете получить эти пять  тысяч
наличными?
   - Если не поговорю с отцом, то исключено. Я могу  их  только  занять.
Эдди Марз, вероятно, занял бы мне. У него есть все основания быть щедрым
со мной.
   - Тогда попытайтесь. Возможно, вам придется действовать в спешке.
   Она отклонилась на стуле и забросила руку за его спинку.
   - А как вы относитесь к тому, чтобы сообщить в полицию?
   - Неплохая мысль. Но вы этого не сделаете.
   - Не сделаю?
   - Нет. Вам прежде всего надо поберечь отца и сестру. Вы не знаете, до
чего может докопаться полиция. Возможно, она  выявит  что-нибудь  такое,
что не удастся сохранить в тайне. Несмотря на то, что в случаях  шантажа
полиция старается быть деликатной.
   - А вы можете что-нибудь сделать?
   - Думаю, да. Но не могу сказать вам, что и каким образом.
   - Вы начинаете мне нравиться, - неожиданно сказала она. - Вы верите в
чудеса. У вас есть что-нибудь выпить в этом вашем бюро?
   Я открыл ящик стола, вынул "канцелярскую" бутылку и два стаканчика  и
наполнил их.  Мы  выпили.  Она  подняла  вверх  сумочку,  закрыла  ее  и
отодвинула стул.
   - Я добуду эти пять кусков, - сказала она. - Я хорошая клиентка  Эдди
Марза. Кроме того, есть еще одна причина, по которой  он  должен  хорошо
относиться ко мне. Быть может вы не знаете о ней.  -  Она  одарила  меня
улыбкой того  рода,  когда  улыбаются  только  губы,  а  глаза  остаются
пустыми. - Светловолосая жена Эдди и есть  та  дама,  с  которой  сбежал
Риган.
   Я молчал. Она проницательно посмотрела на меня и добавила:
   - Вас это не интересует?
   - Это была бы какая-то зацепка, позволяющая быстрее отыскать его...
   Если бы я его искал. Вы ведь, наверное, не думаете, что он замешан  в
историю с вашей сестрой?
   Она пододвинула ко мне свой пустой стакан.
   - Собственно, вы вытянули из меня все, что хотели знать. Теперь у вас
есть уверенность в том, что я не ищу вашего мужа.
   Она опорожнила стакан весьма быстро. У нее перехватило дыхание...
   А может, она  только  хотела  сделать  вид,  что  у  нее  перехватило
дыхание. Она медленно и глубоко втянула воздух.
   - Расти не был шантажистом. А если бы даже и  был,  то  наверняка  не
польстился бы на какие-то гроши. У него всегда было с  собой  пятнадцать
тысяч наличными. Говорил, что он так привык.  Эти  деньги  были  у  него
когда я выходила за него замуж и были еще и тогда, когда он бросил меня.
Расти никогда не занялся бы таким жалким шантажом. - Она взяла конверт и
встала. - Я  буду  держать  с  вами  связь,  -  сказал  я.  -  Если  вам
понадобится оставить для меня какое-нибудь  сообщение,  оставьте  его  у
телефонистки в доме, где я живу.
   Мы подошли к двери. Постукивая белым конвертом  по  большому  пальцу,
она сказала:
   - Вы все еще считаете, что не можете сказать мне, о  чем  говорили  с
отцом?..
   - Я должен был бы сначала спросить его об этом.
   Она вынула снимок из конверта и стала разглядывать его,  уже  стоя  в
дверях.
   - У нее великолепное маленькое тело. Вам не кажется?
   - Угм.
   Она слегка наклонилась ко мне и серьезно сказала:
   - Вам надо увидеть также и мое.
   - А это можно как-то устроить?
   Она рассмеялась резко и коротко,  повернулась  к  двери  и,  еще  раз
обернувшись на пороге, холодно произнесла:
   - Вы самый холоднокровный мужчина,  какого  я  когда-либо  встречала,
Марлоу. А может, я могу называть вас Филом?
   - Конечно.
   - А вы зовите меня Вивиан.
   - Благодарю вас, миссис Риган.
   - А, чтоб вас черти побрали, Марлоу!
   Она вышла, больше уже не обернувшись.
   Я позволил захлопнуться двери и стоял, держась  за  дверную  ручку  и
глядя на свою руку. Лицо у меня слегка  пылало.  Подойдя  к  столику,  я
убрал бутылку с виски, тщательно сполоснул оба стаканчика и тоже спрятал
их. Затем снял шляпу  с  телефона,  соединился  с  уголовным  отделом  и
попросил к телефону Берни Ольса. Оказалось, что он как раз возвратился в
свою келью. - Я оставил старого генерала в покое, - сказал он.  -  Лакей
обещал, что или он сам, или которая-нибудь из дочерей скажут ему о  том,
что произошло. Этот Оуэн  Тэйлор  жил  над  гаражом.  Я  просмотрел  его
имущество. У него родители в Дубьюке в штате Айова. Я позвонил шерифу  в
городке, где живут его родители. Стернвуды  готовы  взять  на  себя  все
расходы, связанные с похоронами.
   - Это самоубийство? - спросил я.
   - Трудно сказать. -  Он  не  оставил  никакой  записки.  Машину  взял
самовольно. Все  были  вчера  дома,  кроме  миссис  Риган.  Она  была  в
Лас-Олиндес с одним игроком по имени Ларри Кобб. Я проверил это. У  меня
там есть один знакомый крупье.
   - Вы должны как-то прикрыть эту пещеру азарта, - сказал я.
   - Что я могу сделать при действующем  в  нашем  штате  синдикате?  Не
будьте ребенком, Марлоу. Меня беспокоит  этот  синяк  на  голове  парня.
Наверняка вы и здесь не можете мне помочь, Марлоу?
   Я был доволен, что он именно так говорил со мной. По крайней  мере  я
мог сказать "нет", не солгав. Мы попрощались и я покинул  свое  бюро.  Я
купил все три дневных газеты и взял такси, чтобы поехать к зданию суда и
взять со стоянки свою машину. Ни в одной  газете  не  было  ни  слова  о
Гейгере. Я снова  углубился  в  его  голубую  книжечку.  Увы,  шифр  был
непонятен для меня так же, как и в прошлую ночь.

Глава 12

   Деревья вокруг Лэйверн-террас после дождя  были  свежи  и  зелены.  В
лучах прохладного  послеполуденного  солнца  я  видел  вершину  холма  и
ведущую вниз лестницу, по которой, сделав три выстрела, в темноте сбежал
убийца. Два маленьких домика стояли на улице,  проходящей  немного  ниже
Лэйверн-террас.  Может  быть,  кто-нибудь  из  их  жильцов  слышал   эти
выстрелы. Возле дома Гейгера и в его окрестностях  абсолютно  ничего  не
происходило. Живая изгородь спокойно зеленела, а гонтовая крыша все  еще
была влажной. Я медленно ехал по улице,  и  мне  не  давала  покоя  одна
мысль. Прошлой ночью я  не  обшарил  гараж  Гейгера.  В  принципе  я  не
очень-то старался отыскать труп Гейгера, исподтишка  вынесенный  кем-то,
ибо тогда связал бы себе руки. Затащить труп  в  гараж,  уложить  его  в
машину Гейгера  и  вывезти  в  какой-нибудь  пустынный  старый  овраг  в
окрестностях Лос-Анджелеса - это был бы лучший  способ  замять  дело  на
много дней и даже недель. Были только две проблемы: ключи к машине и  их
дубликат. Это должно несколько сузить круг подозреваемых, особенно, если
принять во внимание, что личные ключи Гейгера находились в моем кармане,
когда все это происходило.
   У меня не было возможности осмотреть гараж. Дверь была закрыта  и  на
ней висел замок, а кроме того, что-то пошевеливалось в  живой  изгороди,
когда я подъехал ближе. Женщина  в  плаще  в  бело-зеленую  клетку  и  с
маленькой шляпкой на мягких светлых волосах показалась  среди  лабиринта
растений и стала, глядя на машину широко раскрытыми глазами,  как  будто
не слышала, как я въезжал в гору. Потом она резко повернулась и отбежала
назад, исчезнув из поля зрения. Это была, естественно, Кармен Стернвуд.
   Я проехал вдоль улицы, припарковал машину и пешком вернулся  к  дому.
Среди  бела  дня  это  было  демаскирующее  и  опасное  мероприятие,  но
приходилось рисковать. Я прошел через отверстие в живой изгороди.
   Она стояла, молчаливая и прямая, перед  запертой  входной  дверью.  А
увидев меня, медленно поднесла ко рту и  прикусила  этот  свой  комичный
палец. Под глазами у нее были синие круги, лицо бледное, измученное.
   Она неуверенно улыбнулась и сказала тонким, ломким голосом: -  Хэлло.
Что?.. - и снова принялась грызть ноготь.
   - Вы помните меня? - спросил я. -  Догхауз  Рейли,  человек,  который
вырос чересчур высоким. Вы помните?
   Она кивнула и по ее лицу скользнула мимолетная судорожная улыбка.
   - Попробуем войти вместе, - предложил я. - У меня есть ключ. Здорово?
- Что...
   Что?..
   Я отодвинул ее в сторону, сунул ключ в замок, отпер дверь и  втолкнул
ее внутрь. Запер дверь  и  постоял,  прислушиваясь.  При  дневном  свете
комната  выглядела  ужасно.  Китайское   барахло   на   стенах,   ковер,
претенциозные  лампы,  мебель,  безвкусно  подобранная  феерия   красок,
"индейский тотем", флакон с эфиром и опиумом - все это при дневном свете
имело неприятный привкус только что закончившегося приема в поликлинике.
   Мы стояли и молча глядели друг на друга. Девушка  пыталась  сохранить
легкую улыбку  на  лице,  но  лицо  ее  было  чересчур  измучено,  чтобы
заставить его улыбаться. Я не сводил с нее  глаз.  Улыбка  исчезла,  как
вода в песке. Под одурманенными, отупевшими и пустыми  глазами  я  видел
бледную, неприятно зернистую кожу. Белесый язык  облизывал  уголки  губ.
Красивая, плохо воспитанная и не очень умная  девчонка,  слишком  далеко
зашедшая по пути нравственного  падения  и  никем  не  остановленная.  К
чертовой матери всех этих богачей! Они вызывали  у  меня  отвращение.  Я
покрутил в пальцах сигарету, отодвинул в  сторону  несколько  книжек  на
черном столе и сел  на  его  край.  Закурил,  выпустил  облачко  дыма  и
принялся молча созерцать как она грызет большой палец, на время  оставив
в стороне всякую деятельность. Кармен стояла передо мной, как нашалившая
ученица перед учителем.
   - Что вы здесь делаете? - наконец спросил я.
   Она начала теребить свой плащ и ничего не ответила.
   - Что вы помните из того, что было этой ночью?
   На этот раз  она  ответила.  В  ее  глазах  загорелись  хитрые  лисьи
искорки.
   - Помню? О чем? Этой  ночью  я  была  больна.  Я  была  дома.  -  Она
произнесла это осторожно, горловым голосом, так что я едва услышал ее.
   - Как бы не так! Черта с два вы были! Глаза ее блеснули,  но  тут  же
погасли. - Прежде чем я забрал вас домой, вы были здесь. Сидели  в  этом
кресле, - я показал ей, - на оранжевой шали. И вы хорошо помните это.
   Медленный румянец заливал ей шею. Я удивился. Она еще могла краснеть.
Что-то вроде проблеска добродетели. Она сосредоточенно грызла палец.
   - Вы...
   Были там... - прошептала она наконец.
   - Я. Как много вы запомнили?
   - Вы из полиции? - неуверенно спросила она.
   - Нет. Я друг вашего отца.
   - Вы не полицейский?
   - Нет.
   Она издала легкий вздох облегчения.
   - Чего вы хотите?
   - Кто его убил?
   Плечи ее задрожали, но лицо осталось неподвижным. Она спросила:
   - Кто еще...
   Знает?
   - Про Гейгера? Не знаю. Во всяком случае не полиция, иначе она бы уже
хозяйничала здесь. Может, Джо Броуди.
   Это был выстрел наугад, но он попал в цель. Она заскулила.
   - Джо Броуди? Его?
   Мы оба замолчали. Я курил сигарету, а она грызла палец.
   - Ради бога, не стройте из себя такую умную, - сказал я. - Это похоже
на сцену из плохого старомодного романа. Его застрелил Броуди?
   - Застрелил? Кого?
   - Боже праведный! - сказал я.
   Она обиделась на меня. Ее подбородок слегка опустился.
   - Да, - сказала она торжественно. - Это сделал Джо.
   - Зачем?
   - Этого я не знаю, - она тряхнула  головой,  словно  пытаясь  убедить
саму себя, что не знает.
   - Вы часто встречались с ним в последнее время?
   Ее руки, наконец,  потихоньку  заскользили  вниз  и  сплелись  там  в
маленький узелок.
   - Раз или два. Я его ненавижу.
   - Значит, вы знаете, где он живет?
   - Да.
   - И вы уже ничуть не любите его?
   - Я ненавижу его!
   - Значит, вы были бы рады, если бы он оказался замешан во все это?
   Снова я увидел в ее глазах пустоту. Слишком  быстро  один  за  другим
следовали вопросы. Но слишком трудно было задавать их еще медленнее.
   - Вы могли бы заявить полиции, что его застрелил Джо Броуди? -пытался
я прозондировать ее.
   На ее лице вдруг появился панический страх.
   - Естественно, если я смогу  уничтожить  те  снимки  в  костюме  Евы,
-успокаивающе добавил я.
   Она хихикнула. Я почувствовал себя неловко. Если бы она  кричала  или
плакала, или упала бы на пол в глубоком обмороке, все было бы в порядке.
Но она просто захихикала. Все  это  вдруг  показалось  ей  смешным.  Она
позволила сфотографировать себя в позе Изиды,  кто-то  свистнул  пленку,
кто-то у ее ног  застрелил  Гейгера,  она  была  пьяна  более,  чем  все
участники съезда бывших ветеранов вместе взятые, и все  это  дело  вдруг
показалось ей забавной шуткой. Она смеялась. Смех становился все  громче
и все больше наполнял помещение, словно  назойливое  царапанье  крыс  за
панелями. Она начинала впадать в истерику. Я соскочил со стола,  подошел
к ней и дал ей пощечину.
   - Совсем как в прошлую ночь, - сказал я.  -  Забавная  из  нас  пара.
Рейли и Стернвуд, два Пьеро, пытающихся одурачить друг друга.
   Смех смолк, но пощечина не произвела на нее впечатления большего, чем
те, прошлой ночью. Вероятно, все ее друзья и  любовники  вынуждены  были
рано или поздно давать ей пощечины. Я прекрасно понимал их.
   Я снова сел на стол.
   - Вас зовут не Рейли, - серьезно произнесла она. - Выс  зовут  Филипп
Марлоу. Вы частный детектив. Мне сказала об этом Вив. Она  показала  мне
вашу визитку. - Она погладила щеку, по которой я ее ударил, и улыбнулась
мне так, будто мое общество было для нее необычайно приятно.
   - Кое-что вы помните, - начал я, - раз вернулись в  этот  дом,  чтобы
найти пленку. Вы не могли попасть внутрь, не так ли?
   Ее подбородок начал дрожать. Она пыталась улыбнуться, не сводя с меня
глаз. Меня призывали ступить на военную тропу.  Я  должен  был  крикнуть
"Йии-а-ахх!" и потребовать, чтобы она уехала со мной в Юму  и  вышла  за
меня.
   - Пленка исчезла, - пояснил я. - Я искал ее вчера ночью,  прежде  чем
отвезти вас домой. Вероятно, ее забрал Броуди. Надеюсь, вы  не  обманули
меня, рассказывая о Броуди?
   Она усердно замотала головой.
   - Я просто проверяю вас, - сказал я. - Не думайте обо всем  этом.  Не
говорите ни одной живой душе, где вы были в  последнюю  ночь  и  сейчас.
Пожалуйста, не говорите этого даже Вивиан.  Забудьте  о  том,  что  были
здесь. Предоставьте все Рейли.
   - Но ведь вас зовут не... - начала она, но вдруг замолчала, энергично
кивая, словно соглашаясь с тем, что я сказал, или с тем, что подумала  в
эту минуту сама. Глаза ее сузились и потемнели, как эмаль на  подносе  в
дешевом баре. В голову ей пришла идея.
   - К сожалению, мне надо идти домой, -  произнесла  она  таким  тоном,
будто мы с ней ходили на чай.
   - Ну конечно.
   Я не пошевельнулся. Она окинула меня обольщающим взглядом и подошла к
двери. Ее рука уже была на дверной ручке,  когда  вдруг  послышался  шум
мотора приближавшегося автомобиля. Она вопросительно посмотрела на меня.
Я пожал плечами. Автомобиль остановился перед домом.  Страх  исказил  ее
лицо. Послышались чьи-то шаги, а спустя минуту раздался  звонок.  Кармен
глядела на меня через плечо, ее рука все еще судорожно  сжимала  дверную
ручку.  Она  выглядела  почти  смешно  в  этом  страхе.  Звонок   звонил
беспрерывно.  Потом  он  внезапно  смолк  и  стало  слышно,  как  кто-то
вставляет в замок ключ. Кармен отскочила от двери и  застыла  на  месте.
Дверь широко распахнулась. В холл поспешно  вошел  какой-то  мужчина  и,
увидев нас, замер. Но смотрел он на нас спокойно, вполне владея собой.

Глава 13

   Это был серый мужчина. Все в нем было серое, кроме начищенных  черных
туфлей  и  двух  розовых  бриллиантов,  приколотых  к  серому  шелковому
галстуку. На нем была серая рубашка и серый, отлично скроенный костюм из
мягкой фланели. Увидев Кармен, он снял с головы серую  шляпу.  Волосы  у
него тоже были серые, тонкие и мягкие, рассыпающиеся. Густые серые брови
придавали ему какой-то неопределенный спортивный вид. У него  был  остро
очерченный подбородок, орлиный нос, серые умные глаза, глядящие  как  бы
искоса из-за косо опущенных верхних век.
   Он стоял в полной почтения позе, одной рукой  опираясь  на  дверь,  в
другой держа  серую  шляпу  и  постукивая  ею  о  бедро.  Он  производил
впечатление человека крутого, но не был похож на грубого бандита. Скорее
на отлично закаленного на свежем воздухе любителя верховой езды. Но  это
был не любитель верховой езды. Это был Эдди Марз.
   Он закрыл за собой дверь и сунул руку в карман плаща.  Большой  палец
остался снаружи и поблескивал в полумраке  холла  светлым  пятном.  Марз
улыбнулся Кармен. У  него  была  приятная  беззаботная  улыбка.  Девушка
облизнула губы и посмотрела на него.  Страх  исчез  с  ее  лица,  и  она
улыбнулась ему в ответ.
   - Прошу извинить меня за это нашествие, - сказал он, - но  на  звонок
никто не подошел к двери. Мистер Гейгер дома?
   - Нет, - ответил я, - мы тоже не знаем, где он. Дверь была открыта  и
мы вошли.
   Он кивнул и коснулся лица краем шляпы.
   - Вы, очевидно, друзья мистера Гейгера?
   - Всего лишь знакомые, да и то по делу. Мы зашли за книгой.
   - За книгой? В самом деле? - он произнес это быстро  и  оживленно  и,
как мне показалось, слегка лукаво, как будто знал все о книгах  Гейгера.
Потом снова взглянул на Кармен и пожал плечами.
   Я продвинулся к двери.
   - Ну, мы пойдем. - Я взял девушку под руку, но она смотрела  на  Эдди
Марза. Он явно нравился ей.
   - Что я должен передать, когда Гейгер  вернется?  -  вежливо  спросил
Эдди.
   - Нам не хотелось бы доставлять вам лишние хлопоты.
   - Жаль, - многозначительным тоном сказал он. Серые глаза блеснули,  а
когда я подошел ближе, чтобы открыть дверь, его взгляд  неожиданно  стал
жестким. - Девушка может убираться, - заявил он бесстрастно, - а с  вами
я хотел бы поговорить.
   Я отпустил руку Кармен и послал ему удивленный взгляд.
   - Авантюрист, да? - тихо произнес он. - Не хорохорьтесь.  У  меня  на
улице в машине сидят два парня, которые всегда делают точно то, что я от
них требую.
   Кармен рядом со мной пискнула  и  выбежала  в  открытую  дверь.  Было
слышно, как она поспешно бежит вниз по лестнице. Ее автомобиля  не  было
видно, очевидно, она поставила его где-то дальше.
   - Что, черт возьми... - начал я.
   - Бросьте этот вздор, - вздохнул Эдди Марз. - Что-то здесь не так.  Я
собираюсь проверить, что. Если у вас есть желание выковыривать из своего
живота свинец, то попробуйте помешать мне.
   - Ох, ох, - сказал я, - какой крутой парень.
   - Только тогда, когда необходимо, друг мой. - Он уже  не  смотрел  на
меня. Он обошел комнату вокруг, морща лоб и вообще не  обращая  на  меня
никакого внимания.
   Я посмотрел в разбитое стекло в фасадном окне.  Над  живой  изгородью
виднелась крыша автомобиля. Мотор работал на холостых оборотах.
   Эдди  Марз  увидел  на  столе  красный  графин  и  два   позолоченных
стаканчика. Он понюхал один стаканчик, потом графин.  Полная  отвращения
улыбка исказила его губы.
   - Вот мерзавец... - бесстрастно сказал он.
   Затем, ворча что-то еще, он осмотрел несколько книг,  обошел  стол  и
остановился перед "индейским тотемом" с  вмонтированной  в  него  линзой
фотоаппарата. Обстоятельно осмотрел его, потом его взгляд  скользнул  на
пол  перед  "тотемом".  Он  отвернул  ногой  край  коврика  и  мгновенно
наклонился, опустившись на одно из  своих  серых  колен.  Стол  частично
заслонял его от меня.  Внезапно  послышалось  резкое  восклицание  и  он
вскочил на ноги. Рука его молниеносно метнулась в карман плаща и  в  ней
появился черный "люггер". - Кровь, - сказал Эдди. - Здесь, на полу,  под
ковром. Много крови.
   - Серьезно? - спросил я, притворившись заинтересованным.
   Он опустился в кресло за столиком и придвинул к  себе  телефон  цвета
ягод шелковицы. Сморщив лоб, он  переложил  "люггер"  в  левую  руку.  С
глубоким недовольством посмотрел на  телефон,  сдвинув  брови  и  сильно
сморщив при этом кожу над переносицей.
   - Я думаю, мы должны вызвать полицию, - объявил он.
   - Конечно, почему бы и нет.
   Глаза его сузились. Видимость элегантности исчезла  и  теперь  передо
мной был хорошо одетый, спокойный бандит с "люггером" в руке. Он был  не
в восторге от того, что я соглашаюсь с ним.
   - Черт побери, кто вы, собственно, такой, приятель?
   - Меня зовут Марлоу, я детектив.
   - Никогда не слышал о вас. Кто была та девушка?
   - Клиентка. Гейгер пытался затянуть у нее на шее  петлю.  Шантажируя.
Мы пришли сюда, чтобы поговорить с ним об этом. Его не было. Дверь  была
открыта, и мы вошли, чтобы подождать. Разве я не говорил вам об этом?
   - Это очень удобно, - сказал он. - Открытая  дверь.  Особенно,  когда
нет ключа.
   - Конечно. А каким образом оказался ключ у вас?
   - А какое вам до этого дело, приятель?
   - Я мог бы из этого сделать свое дело.
   Он скупо рассмеялся и сдвинул шляпу на затылок.
   - А я мог бы ваше дело заменить на мое.
   - Это вам не окупится. Гонорары слишком низкие, - ответил я.
   - Ладно, Соколиный Глаз. Дом принадлежит мне. Гейгер мой жилец. Ну, и
что вы теперь об этом думаете?
   - Вы знаетесь с очень милыми людьми, - заметил я.
   - Я принимаю их такими, какие они есть. Ко мне приходят разные. -  Он
посмотрел на "люггер", пожал плечами и сунул его под плащ. - У вас  есть
какие-нибудь соображения, приятель?
   - Целая куча. Кто-то застрелил Гейгера. Гейгер  застрелил  кого-то  и
сбежал. Или же вообще это были два каких-то неизвестных типа. Или Гейгер
принадлежал к секте и приносил перед "тотемом" кровавые жертвы.  Или  на
ужин он собирался есть цыпленка, а цыплят привык держать в салоне.
   Человек в серой одежде окинул меня хмурым взглядом.
   - Больше мне ничего не приходит в голову, - сказал я. - Будет  лучше,
если вы позовете своих знакомых из центра города.
   - Не понимаю о чем вы, - проворчал он.  -  Не  улавливаю  этих  ваших
вывертов.
   - Ну ладно, давайте дальше, вызывайте парней в мундирах. Они  страшно
обрадуются, когда увидят вас здесь.
   Он обдумал это молча и не  двигаясь.  Его  губы  сжались  в  узенькую
линию.
   - По-прежнему не знаю, что вы имеете в виду, - сказал он натянуто.
   - Наверное, у вас сегодня исключительно невезучий день. Я вас  хорошо
знаю, мистер Марз. Знаю также и "Клуб  под  Кипарисами"  в  Лас-Олиндес.
Шикарная игра для шикарных людей. Местная полиция у  вас  в  кармане,  в
Лос-Анджелесе тоже все жирно смазано. Одним словом, полнейшее прикрытие.
Гейгер обделывал делишки, которым тоже нужно прикрытие. Думаю, время  от
времени вы помогали ему своими связями, тем более, что он ведь был вашим
жильцом...
   Его побледневшие губы застыли в жесткой гримасе.
   - А какие это делишки обделывал Гейгер?
   - Порнографическая литература.
   С минуту он пристально смотрел на меня.
   - Кто-то наконец добрался до него, - мягко сказал  он.  -  Вы  что-то
знаете об этом. Его не было сегодня в магазине весь день.  Работники  не
знают, где он. На телефонные звонки домой тоже не отвечает. Поэтому я  и
пришел. И нашел кровь на полу под ковром. А также вас и девушку.
   - Шито белыми нитками, - заметил я. - Но если вы найдете  подходящего
слушателя, то сможете продать ему этот рассказик. И все же  кое-чего  вы
не заметили. А именно: кто-то сегодня утром вынес из его магазина книги,
замечательные книжечки, которые он давал напрокат.
   Марз раздраженно щелкнул пальцами.
   - Я должен был подумать об этом, приятель.  Похоже,  что  вы  отлично
ориентируетесь во всем. Ну и что же вы скажете?
   - Я уверен, что Гейгера застрелили. Уверен также, что это его  кровь.
А для того, чтобы вывезти книги, надо было  на  некоторое  время  скрыть
тело. Кто-то наследует его дело, и  ему  нужно  немного  времени,  чтобы
взять разгон.
   - Так просто это им не пройдет, - холодно сказал Эдди Марз.
   - Кто это говорит? Вы? С вашей парой наемников в машине? Мы  живем  в
большом городе, Эдди. А в последнее время сюда прибыло несколько  крутых
парней. Известно...
   Преступность в больших городах...
   - Вы чертовски много говорите... Слишком много, - прервал  меня  Эдди
Марз и два раза сильно свистнул сквозь зубы. Хлопнула  дверца  машины  и
стало слышно, как кто-то бежит к дому.  Марз  снова  достал  "люггер"  и
направил его мне в грудь. - Откройте дверь.
   - Дверная ручка задвигалась и послышался чей-то голос. Дуло "люггера"
казалось черной дырой туннеля на Второй улице. Но я  не  дрогнул,  решив
привыкать к мысли, что мое тело не пуленепробиваемое.
   - Откройте  ее  сами,  Эдди!  Кто  вы,  черт  возьми,  такой,  что-бы
приказывать мне? Ведите себя со мной хорошо,  и  тогда,  может  быть,  я
помогу вам выкарабкаться из этого.
   Он неловко поднялся, обошел край стола, подошел к двери и открыл  ее,
не спуская с меня глаз. В комнату ввалились двое мужчин и  сразу  сунули
руки под мышки. Один из  них,  очевидно,  был  бывший  боксер  -  хорошо
сложенный, бледнолицый молодой человек  с  расплюснутым  носом  и  ухом,
похожим  на  бифштекс.  Второй  -  худой  блондин  с  лицом  мертвеца  и
бесцветными, близко посаженными глазами.
   - Проверьте этого парня, - сказал Эдди Марз, - нет ли у него случайно
пушки.
   Блондин вытащил пистолет с коротким стволом и направил его  на  меня.
Боксер неуклюже подошел и тщательно ощупал мои карманы. Я вертелся перед
ним как пресыщенная красавица, примеряющая  у  портного  новое  вечернее
платье.
   - Оружия нет, - буркнул он.
   - Посмотри, кто он такой.
   Боксер сунул руку  во  внутренний  карман  моего  пиджака  и  вытащил
бумажник. Раскрыл и некоторое время изучал его содержимое.
   - Его зовут Филипп Марлоу. Живет в Хобарт Армс  по  улице  Франклина.
Лицензия  частного  детектива,  удостоверение,  выданное   департаментом
уголовных дел...
   Это все. - Он сунул бумажник обратно мне  в  карман,  слегка  шлепнул
меня по лицу и отвернулся.
   - Уходите, - приказал Эдди Марз.
   Оба наемника вышли и закрыли за собой дверь.  Слышно  было,  как  они
сели в машину, запустили мотор и снова установили ее на холостой ход.
   - Так, а теперь говорите, - произнес Эдди Марз. - Кончики его  бровей
сошлись над переносицей.
   - Я не собираюсь выбалтывать все, но кое-что вам скажу. Ликвидировать
Гейгера лишь затем, чтобы унаследовать его дело -  это  был  не  слишком
мудрый поступок. Я не уверен, что случилось именно так, даже принимая во
внимание тот факт, что Гейгер наверняка мертв. Я уверен,  что  тот,  кто
занялся книгами, отлично во всем  ориентируется.  Я  уверен  также,  что
красивая блондинка из его магазина полумертва от страха по каким-то  там
причинам. Кроме того, я догадываюсь, кто перевез книги.
   - Кто?
   - Это составляет ту часть дела, о которой я не хочу болтать. У  меня,
как вам известно, есть клиентка.
   Он сморщил нос.
   - Эта... - и быстро замолк.
   - Надеюсь, вы заете эту девушку?
   - Кто взял те книги, приятель?
   - Я не настолько откровенен, Эдди. Да и с какой стати?
   Он положил "люггер" на стол, хлопнул по нему ладонью и сказал:
   - Это один из доводов. А кроме того, это могло бы вам окупиться.
   - Вот это уже лучше. А пушку оставьте. Я всегда  предпочитал  слышать
звон монет. А сколько вы собираетесь заплатить?
   - Это зависит от того, что вы можете сделать.
   - А что  вы  можете  предложить?  Он  грохнул  кулаком  по  столу.  -
Послушай-ка,  приятель!  Я  задаю  вопрос,  а  вы  отвечаете  мне  новым
вопросом. Так мы ни к чему не придем.  Я  хочу  знать,  где  Гейгер,  по
сугубо личным причинам. Мне никогда не нравилось его занятие и я никогда
его не прикрывал. Так уж случилось, что этот дом принадлежит мне.  Но  в
данный момент я не испытываю от этого счастья. Я понимаю, что  все,  что
вы знаете, еще не раскрыто, иначе дом роился бы  сейчас  толпами  копов,
копающихся в этой мусорной яме. Или у вас  просто-напросто  нет  никакой
информации на продажу. Что-то мне кажется,  что  вы  сами  нуждаетесь  в
небольшом прикрытии, мой дорогой. Так что выкладывай!
   Ему правильно казалось, но я не собирался показывать  это.  Я  достал
сигареты и спички, прикурил, бросил спичку в стеклянный глаз "тотема"  и
сказал:
   - Вы правы. Если с Гейгером действительно что-то случилось, я  должен
сообщить о том, что знаю, полиции. Таким образом вся эта история  станет
достоянием общественности  и  мне  нечего  будет  продавать.  Поэтому  я
намереваюсь, с вашего позволения, естественно, попросту убраться отсюда.
Лицо его побледнело под загаром.  Какое-то  мгновение  он  выглядел  как
ординарный бандит. Потом рука его дернулась, как будто  он  хотел  взять
оружие. В ту же минуту я спросил:
   - Кстати, как поживает миссис Марз?
   На  мгновение  мне  показалось,  что  я  зашел  немного  дальше,  чем
следовало. Трясущейся рукой он сделал судорожное движение к  револьверу,
мышцы его лица напряглись.
   - Уходи, - тихо сказал он. - Мне наплевать, куда ты сейчас пойдешь  и
что будешь делать. Дам тебе только один хороший совет: не вмешивай  меня
в свои делишки, не то пожелеешь, что тебя не зовут, к примеру Мэрфи и ты
не живешь в Ирландии.
   - Я предпочел бы горы, недалеко от Клонмеля, - сказал я. - Говорят, у
вас есть друг родом оттуда.
   Он склонился над столом. Глаза его стали холодными, как лед, но он не
шевельнулся. Я подошел к двери, открыл ее и оглянулся,  чтобы  взглянуть
на него. Он следил за мной взглядом, но его склонившееся серое  тело  не
сделало ни одного движения. В его глазах я прочел ненависть.
   Выйдя из дома, я выбрался из лабиринта живой изгороди и направился  к
своей машине. Сел, повернул руль и стал спускаться с горы. Никто в  меня
не стрелял. Я проехал несколько кварталов,  свернул,  выключил  мотор  и
несколько минут сидел спокойно. Никто за мной не следил.  Я  вернулся  в
Голивуд.

Глава 14

   Было без пяти пять, когда я остановился рядом с главным входом жилого
дома на Рэндолл-Плас. Несколько  окон  уже  светилось,  радио  бормотало
что-то в наступающих сумерках. Я поднялся лифтом на пятый этаж  и  пошел
по длинному, покрытому зеленым ковром коридору, со стенами,  отделанными
панелями из слоновой кости. Прохладный сквозняк тянул из открытой  двери
холла к запасному ходу. Рядом с дверью номера четыреста  пять  виднелась
маленькая, сделанная из слоновой кости кнопка звонка. Я нажал на  нее  и
ждал,  как  мне  показалось,  довольно  долго.  Наконец  дверь  бесшумно
приоткрылась на ширину стопы. Было что-то подозрительное в том, как  она
открылась: медленно и  словно  украдкой.  За  дверью  стоял  длинноногий
плечистый мужчина с темно-карими глазами на темном,  бесстрастном  лице.
Похоже было, что он научился контролировать свою мимику уже очень давно.
Его волосы казались сделанными из стальной проволоки, растущей откуда-то
сзади,  благодаря  чему  его  коричневый  лоб   производил   впечатление
необычайно высокого и  придавал  ему,  при  поверхностном  взгляде,  вид
мыслителя. Его мрачные глаза изучали меня без  тени  заинтересованности.
Длинные коричневые пальцы придерживали край двери. Он молчал.
   - Гейгер, - сказал я.
   Лицо даже не дрогнуло, выражение его не изменилось.  Откуда-то  из-за
двери он вынул сигарету, сунул ее в рот  и  выпустил  небольшое  облачко
дыма. Сквозь это ленивое пренебрежительное  дуновение  до  меня  донесся
холодный медленный голос, бесстрастный как голос крупье в игровом доме.
   - Что вы сказали?
   - Гейгер. Артур Гвинн Гейгер. Тот, у которого книжки.
   Мужчина, казалось, анализировал мои слова.  Он  взглянул  на  тлеющий
кончик своей сигареты. Его другая рука, которой  он  придерживал  дверь,
исчезла из поля зрения. По движению его плеч можно было догадаться,  что
он производит ею какие-то действия.
   - Я не знаю никого с таким именем, -  сказал  он.  -  Он  что,  живет
где-то поблизости?
   Я улыбнулся. Ему это не понравилось, его глаза холодно блеснули.
   - Вас зовут Джо Броуди? - спросил я.
   Коричневое лицо окаменело.
   - Ну и что? - последовал ответ. - Тебе что-нибудь нужно, братец,  или
просто развлекаешься?
   - Значит, вы Джо Броуди, повторил я. - И вы не знаете никого по имени
Гейгер. Очень смешно.
   - Да? Возможно. У  вас  странное  чувство  мора.  Демонстрируйте  его
где-нибудь в другом месте.
   Я оперся на дверь и послал ему обворожительную улыбку.
   - У вас есть книжки, Джо. А у меня есть список этих фраеров. Нам надо
обговорить это.
   Он не сводил глаз с моего лица. В комнате раздался неясный звук,  как
будто кольцо от занавески стукнуло о металический прут. Он глянул  через
плечо внутрь, открыл дверь шире и холодно произнес:
   - Почему бы и нет...
   Если вам кажется, что из этого что-то  получится.  -  Он  отступил  с
прохода, а я прошел мимо него в комнату.
   Это была веселая комната,  хорошо  обставленная  и  не  перегруженная
мебелью. Венецианское окно было открыто на каменный балкон, выходящий  в
сторону холмов. Рядом с окном я заметил закрытую дверь, а возле  входной
двери еще одну, прикрытую плюшевой портьерой,  подвешенной  на  латунном
стержне.
   Посредине, у стены, в которой не было никакой двери, стояла тахта.  Я
сел на нее. Броуди запер входную дверь и не  спеша  подошел  к  высокому
письменному столу, обитому гвоздями с плоскими квадратными шляпками.  На
нем стояла шкатулка из  древесины  кедра  с  позолоченными  петлями.  Он
перенес ее к креслу, стоявшему в  промежутке  между  дверьми  и  сел.  Я
положил шляпу рядом с собой и стал ждать.
   - Так, я слушаю, - начал Броуди. Он открыл коробку сигар  и  выбросил
окурок сигареты в стоявшую рядом пепельницу, потом сунул в  рот  длинную
тонкую сигару. - Не желаете? - спросил он и, не  ожидая  ответа,  бросил
одну в мою сторону.
   Я подхватил ее на лету. Броуди вынул из коробки с сигарами  оружие  и
наставил его мне прямо в нос. Я посмотрел  на  то,  что  он  вытащил  из
коробки. Это был черный револьвер тридцать  восьмого  калибра,  из  тех,
которыми обычно пользуется полиция. Пока что у меня не  было  ни  одного
контраргумента.
   - Чистая работа, правда? - заметил Броуди. - Будьте любезны, встаньте
на минутку.  Отойдите  на  два  шага  вперед.  Можете  вдохнуть  немного
воздуха, когда будете идти. -  В  его  голосе  звучала  та  выработанная
бесстрастность, которая типична для бандитов из кинофильмов. Все бандиты
в фильмах разговаривают именно так.
   - Ну, ну, - буркнул я, не двигаясь с места. - Так много револьверов в
этом городе и так мало благоразумия. Вы уже второй, кого  я  встречаю  в
течение последнего часа и кому кажется, что мир у его ног  лишь  потому,
что он держит в руках пушку. Не глупите, Джо, и положите ее.
   Он насупил брови и выставил подбородок в мою сторону. В глазах у него
была ненависть.
   - Того парня зовут Эдди Марз, - добавил я. - Слышали  когда-нибудь  о
нем?
   - Нет. - Он все еще держал оружие, направив его на меня.
   - Если он когда-нибудь узнает, где  вы  провели  последнюю  дождливую
ночь,  то  ликвидирует  вас  раз  и  навсегда,  так,  как  ликвидируется
фальшивый чек.
   - А что бы я мог значить для Эдди Марза? -  холодно  спросил  Броуди,
однако опустил револьвер на колени.
   - Сдается  мне,  что  у  него  связаны  с  вами  какие-то  неприятные
воспоминания, - сказал я.
   Мы смотрели друг на друга.  Из-под  плюшевой  портьеры,  прикрывавшей
дверь, выглядывал остроконечный носок дамской туфельки.
   Броуди заговорил, теперь уже спокойнее:
   - Не поймите меня неверно. Я не  профессиональный  бандит,  я  просто
осторожен. Откуда мне, черт возьми, знать, что у вас  на  уме  на  самом
деле! С таким же успехом вы могли быть наемным убийцей.
   - Однако вы недостаточно осторожны, - прервал я его. - Этот ваш фокус
с книгами Гейгера был очень неосторожен.
   Броуди глубоко и медленно втянул в себя воздух  и  бесшумно  выпустил
его. Облокотился на подлокотники кресла, скрестил длинные ноги и положил
револьвер на колени.
   - Не думайте, что я не воспользуюсь  этой  игрушкой,  если  возникнет
необходимость, - сказал он. - Так что вы хотели мне рассказать?
   - Позвольте  своей  приятельнице  в  остроносых  туфлях  выйти  из-за
портьеры, - сказал я.  -  Она  устанет,  пытаясь  так  долго  сдерживать
дыхание. Не отводя взгляда от моего живота, Броуди позвал:
   - Иди сюда, Агнесса!
   Портьера откинулась и зеленоглазая,  покачивающая  бедрами  пепельная
блондинка из магазина Гейгера присоединилась к нам. Она смотрела на меня
с плохо скрываемой ненавистью. Ноздри ее трепетали, глаза были мрачными.
Она казалась очень несчастной.
   -  Я  сразу,  черт  возьми,  знала,  что  вы   принесете   несчастье,
-проворчала  она  в  мой  адрес.  -  Я  предупреждала  Джо,  чтобы   был
осторожным!
   -  Прекрати  болтовню,  -  прервал  ее  Броуди.  -  Джо  умеет   быть
осторожным. Зажги свет, чтобы было видно, куда стрелять,  если  придется
прихлопнуть этого парня.
   Блондинка зажгла большой торшер с квадратным абажуром, опустилась  на
стул и застыла неподвижно, как будто на ней был слишком тесный пояс  для
подвязок. Я взял в рот сигару и отгрыз  ее  кончик.  Пока  я  вытаскивал
спички и прикуривал сигару, револьвер Броуди внимательно следил за моими
движениями. Я с удовольствием вдохнул дым и сказал:
   - Список клиентов, о котором я говорил, зашифрован. Я еще не распутал
код, но могу сказать, что там находится около  пятисот  фамилий.  У  вас
здесь, насколько мне известно,  находится  двенадцать  ящиков  книг,  по
крайней мере это те, о которых я знаю. В них должно быть  самое  меньшее
пятьсот экземпляров. Наверняка намного больше сейчас находится на руках,
но примем округленно и весьма приблизительно, что их тоже пятьсот. Актив
довольно весомый. Даже если он занижен на пятьдесят  процентов,  то  все
равно остается порядочная сумма. Ваша приятельница ориентируется в  этом
довольно хорошо, в то время как я  лишь  угадываю.  Если  за  прокат  вы
будете брать всего один доллар, что, естественно,  не  является  слишком
высокой ставкой, поскольку товар этого рода сейчас в цене, то все  равно
дело принесет вам сумму, которая быстро превысит первоначальный капитал.
А капиталом Гейгера, как я думаю, сейчас владеете вы. Естественно,  ради
такой суммы стоит застрелить парня.
   Блондинка взвизгнула:
   - Он сумасшедший, этот яйцеголовый!..
   Оскалившись, Броуди яростно прошипел:
   - Заткнись! Ради бога, держи язык за зубами!
   Блондинка замолчала, кипя скрытым бешенством, смешанным со страхом  и
переживая муки унижения. Серебряные ногти впились в колени.
   - Конечно, это дело не для простачков, - почти ласково  продолжал  я.
-Тут нужен  кто-нибудь  половчее,  вроде  вас,  Джо.  Вы  ведь  конечно,
понимаете, что люди,  тратящие  деньги  на  подобного  рода  эротические
возбудители, обычно нервные, как старые дамы,  которые  не  могут  найти
туалет. Лично я считаю шантаж, как побочное занятие, большой ошибкой.  Я
за то,  чтобы  исключить  его,  заниматься  только  честной  продажей  и
получать прибыли от проката.
   Карие глаза Броуди внимательно следили за моим лицом.  Его  револьвер
все еще проявлял не ослабевающий интерес к моим жизненно важным органам.
   - Вы забавный малый, - равнодушно сказал он. - Кто же это, по-вашему,
является владельцем этого прекрасного дела?
   - Вы, - ответил я. - То есть, почти.
   Блондинка громко проглотила слюну и вонзила ногти в  ушные  раковины.
Броуди ничего не сказал, только внимательно смотрел на меня.
   -  Вот  тебе  на!  -  воскликнула  блондинка.  -  Вы  сидите  тут   и
рассказываете нам, что Гейгер вел такое дело на одной  из  главных  улиц
города? Вы ненормальный!
   Я подмигнул ей.
   - Конечно рассказываю. Каждый знает, что такой  промысел  существует.
Голливуд создал спрос на подобные вещи. Если такой  магазин  существует,
то именно на главной улице. Это выгодно для любого полицейского. По  тем
же причинам, по каким полиция признает кварталы с красными фонарями. Ибо
прекрасно знает, что у нее все под рукой и что в любую минуту она  может
наложить на это лапу.
   - Боже мой! - взвыла блондинка. - Ты  позволяешь  этому  хаму  сидеть
здесь и клеветать на меня? И это тогда, когда в руке у тебя револьвер, а
у него только сигара во рту?
   - Меня это забавляет, - буркнул Броуди. - Парень правильно мыслит.  А
теперь закрой рот и держи его все время закрытым, чтобы мне не  пришлось
его захлопнуть. - Он небрежно пригрозил ей револьвером.
   Блондинка, отвернувшись к стене, с трудом ловила ртом воздух.  Броуди
посмотрел на меня и хитровато спросил:
   - И как же это я дошел до этого первоклассного дела?
   - Вы застрелили Гейгера, чтобы получить это.  В  последнюю  дождливую
ночь. Погода была прекрасной для того чтобы пострелять немного.  Беда  в
том, что вы были не одни, когда  ликвидировали  его.  Или  вы  этого  не
заметили, что я считаю невозможным, или душа  у  вас  настолько  ушла  в
пятки, что вы ни на что не обращали внимания. Хотя, с другой стороны,  у
вас  хватило  самообладания,  чтобы  вытащить  кассету  с   пленкой   из
фотоаппарата, а через некоторое время вернуться и спрятать труп Гейгера.
Вам было необходимо время, чтобы забрать из магазина все  книги,  прежде
чем полиция обнаружит убийство.
   -  Замечательно,  -  презрительно  произнес   Броуди,   и   револьвер
пошевелился на его коленях. Темное, загорелое лицо  стало  жестким,  как
будто изваянным. - Играя в угадайку, вы играете  с  огнем,  мистер.  Вам
чертовски повезло, что это не я застрелил Гейгера!
   - Несмотря на это  вас  привлекут  к  ответственности,  -  заметил  я
доброжелательным тоном. - Вы могли приказать убить его.
   Голос Броуди словно увял.
   - Вы думаете, они могут пришить мне это дело?
   - Железно.
   - Каким образом?
   - Есть некто, кто даст именно такие показания. Я вам сказал, что  при
этом был свидетель. Не будьте наивны, Джо.
   Только сейчас Броуди взорвался:
   - Эта чертова падаль, помешанная на мужчинах  девка!  -  рявкнул  он.
-Она на это способна! К черту ее! Именно она способна.
   Я уселся поудобнее и улыбнулся ему.
   - Прекрвсно. Я знал, что ее снимок в костюме Евы именно у вас.
   Он не произнес ни слова. Блондинка тоже  молчала.  Я  дал  им  время,
чтобы  они  могли  переварить  это.  Постепенно   лицо   Броуди   обрело
естественный вид. Казалось ему стало легче. Револьвер он положил на край
стола, однако держал вблизи от него свою  правую  руку.  Потом  стряхнул
пепел с сигары на ковер и посмотрел на меня глазами,  превратившимися  в
две узенькие щелочки. - Сдается мне, вы принимаете  меня  за  идиота,  -
заметил он.
   - Скорее, за обыкновенного шантажиста. Отдайте мне снимки.
   - Какие снимки?
   - Вы ставите не на ту карту, Джо. Невинная поза вам ничего  не  даст.
Или вы лично были в ту ночь там, или получили снимок от кого-то, кто был
там. Вы  знаете,  что  та  малышка  была  там,  поскольку  велели  своей
приятельнице напугать миссис Риган, что сообщите  полиции  об  убийстве.
Чтобы сделать это, вы должны были или видеть все это,  или  же  получить
снимок, будучи проинформированным, где и когда он  сделан.  Так  что  не
выкомаривайтесь и будьте рассудительны.
   - Мне нужно немного денег, - сказал Броуди. Он повернул голову, чтобы
посмотреть на свое зеленоглазое счастье. Увы, теперь  это  была  уже  не
зеленоглазая чарующая блондинка. Она была похожа скорее на дохлого пса.
   - Никаких денежек, мой дорогой, - сказал я. Он хмуро взглянул на меня
ис подлобья.
   - Как вы вышли на меня?
   Вынув бумажник, я показал ему свое удостоверение.
   - Я  следил  за  Гейгером  по  поручению  моего  клиента.  Поэтому  и
находился вчера ночью неподалеку от его дома. Так что слышал выстрелы  и
проник внутрь. Я не видел убийцу, но видел все остальное.
   - И вы держали рот на замке?
   Я положил бумажник в карман.
   - Да. По крайней мере до сих пор. Так получу я эти снимки или нет?
   - А что с книгами? - спросил Броуди. - Как вы вышли на след?
   - Я ехал за ними от магазина Гейгера прямо сюда.  У  меня  даже  есть
свидетель.
   - Тот сукин сын?
   - Какой сукин сын?
   Он хмуро посмотрел на меня.
   - Тот сопляк, который работал в магазине. Он смылся,  когда  грузовик
уехал. Агнесса не знает, где он шляется.
   -  Очень  хорошо,  -  заметил  я,  улыбнувшись  ему.  -  Это  немного
беспокоило меня. Кто-нибудь из вас был в доме Гейгера?  Перед  последней
ночью?
   - Ни разу, - резко запротестовал Броуди. -  Значит,  она  утверждает,
что это я его застрелил, да?
   - Когда  снимки  уже  будут  у  меня  в  руках,  может,  мне  удастся
втолковать ей, что она ошибается.  Она  была  в  тот  момент  не  совсем
трезвой. Броуди вздохнул.
   - Она меня смертельно  ненавидит.  Я  бросил  ее.  Конечно,  она  мне
заплатила, но все равно я бросил бы ее. Она была слишком извращенной для
такого обыкновенного парня, как я. - Он откашлялся. - Ну хорошо,  а  как
насчет какой-нибудь небольшой суммы? Я совсем без денег, а мы с Агнессой
должны как-то выкрутиться из беды.
   - Но не за деньги моей клиентки.
   - Но послушайте...
   - Отдайте снимки, Броуди.
   - Черт с вами, - сказал он. - Вы выиграли.
   Броуди встал и сунул револьвер во внутренний карман. Левой  рукой  он
пошарил в кармане плаща. На его лице  отразилось  ожесточение.  Вдруг  у
двери зазвенел звонок, и все звонил и звонил.

Глава 15

   Звонок явно не понравился Броуди.  Он  крепко  сжал  губы  и  сдвинул
брови. Его лицо приобрело вульгарное и хитрое выражение.
   А звонок все заливался у  двери.  Признаюсь,  что  мне  это  тоже  не
понравилось. Если бы, случайно, гостями были Эдди Марз и его ребята,  я,
вероятно, превратился бы  в  холодный  кусок  падали  лишь  потому,  что
находился в этой комнате. Если  бы  это  была  полиция,  то  в  качестве
оправдания  своего  присутствия  здесь,  я  мог   бы   предъявить   лишь
исключительно вежливую улыбку. Наоборот, если бы это был  кто-нибудь  из
друзей Броуди, - разумеется, ежели у него  имеются  таковые,  -  то  они
могли бы оказаться намного опаснее его самого.
   Звонок  не  понравился  также  и  блондинке.  Она  быстро  встала   и
возбужденно замахала рукой. От нервного напряжения ее лицо  постарело  и
подурнело.
   Внимательно наблюдая  за  мной,  Броуди  открыл  ящик  стола,  достал
маленький револьвер с рукоятью из слоновой кости и подал его  блондинке.
Дрожа всем телом, она подошла к нему и взяла оружие.
   - Сядь рядом с ним,  -  сурово  приказал  Броуди.  -  Держи  его  под
прицелом и подальше от двери. Целься в ноги. Если  он  вздумает  шутить,
сделай то, что сочтешь нужным. Они нас еще не достали, детка!
   - Ох, Джо, - простонала блондинка. Она приблизилась ко мне,  села  на
тахту и наставила револьвер на мое бедро. Истеричный блеск ее  глаз  мне
очень не понравился.
   Звонок перестал звонить. Его сменил быстрый нетерпеливый стук. Броуди
сунул руку в карман, где находился  его  кольт,  и  левой  рукой  открыл
дверь. Кармен  Стернвуд  втолкнула  его  обратно  в  комнату,  приставив
маленький дамский револьвер прямо к его плотно сжатым губам.
   Броуди отступал перед ней шаг  за  шагом,  шевеля  губами,  с  лицом,
искаженным паническим страхом. Кармен  захлопнула  за  собой  дверь,  не
обращая ни на меня, ни на Агнессу никакого  внимания.  Она  напирала  на
Броуди, не спуская с него глаз и  высунув  кончик  языка  между  зубами.
Броуди вынул руку из кармана и начал делать примирительные жесты.
   Агнесса перевела ствол револьвера с меня  на  Кармен.  Я  моментально
протянул руку, и сжал  ее  пальцы  своими,  одновременно  нажав  большим
пальцем на предохранитель.  Я  облегченно  вздохнул.  Револьвер  был  на
предохранителе, но я не выпустил  его  из  руки.  Между  нами  произошла
короткая молчаливая схватка, на которую ни Кармен, ни Броуди не обратили
ни малейшего внимания. Наконец револьвер оказался в моей  руке.  Агнесса
тяжело дышала, дрожа всем телом. Лицо Кармен  было  словно  вырезано  из
слоновой кости. Дышала она со свистом, а ее голос  звучал  глухо,  когда
она сказала:
   - Отдай мои снимки, Джо!
   Броуди сглотнул слюну и попытался выдавить из себя улыбку.
   - Конечно, малышка, конечно.
   Он говорил тихим, сдавленным голосом, так же  отличающимся  от  того,
каким он разговаривал со мной, как  звук  мотора  мопеда  отличается  от
грохота десятитонного грузовика.
   - Ты застрелил Гейгера, - произнесла Кармен. - Я  видела  это.  Отдай
мне мои фотографии.
   Броуди позеленел.
   - Эй, минуточку, Кармен! - воскликнул я.
   Светловолосая Агнесса вдруг ожила.  Она  склонила  голову  и  впилась
зубами в мою правую руку. Я вскрикнул и стряхнул ее с себя.
   - Послушай, детка, - скулил Броуди. - Послушай немножечко...
   Блондинка плюнула в меня и бросилась  на  мою  правую  ногу,  пытаясь
укусить ее. Я не очень сильно ударил ее по голове рукояткой револьвера и
хотел встать. Она сползла по моей ноге вниз и крепко обняла ее руками. Я
упал обратно на тахту. Блондинка была сильная. Не знаю, что придавало ей
силу, - любовь, страх или все вместе. А может, она просто была физически
сильной.
   Броуди пытался схватить маленький револьвер, находившийся так  близко
от его лица.  Но  промахнулся  и  лишь  зацепил  его.  Раздался  резкий,
неожиданный и не очень  громкий  звук  выстрела.  Пуля  разбила  оконное
стекло. Броуди взвыл страшным голосом, упал на пол и  дернул  Кармен  за
ноги. Она свалилась, как бревно, а ее маленький револьвер отлетел в угол
комнаты. Броуди вскочил на колени и сунул руку в кармен.
   На этот раз я ударил Агнессу  по  голове,  не  заботясь  об  излишней
деликатности, разорвал ее руки, сомкнутые на моей ноге, и встал.  Броуди
взглянул на меня. Я показал ему револьвер, и он сразу перестал шарить  в
своем кармане.
   - Боже мой! - простонал он. - Ведь вы же не позволите  ей  застрелить
меня.
   На меня вдруг напал смех.
   Я  начал  смеяться.  Я  смеялся,  как   идиот,   не   владея   собой.
Пепельноволосая Агнесса сидела на полу, положив руки на ковер, с  широко
открытым ртом, а на правый глаз ей свисала  металлически  поблескивавшая
прядь волос. Кармен ворочалась на четвереньках, в ее быстром дыхании все
еще слышался тот же свистящий звук. Маленький  револьвер  поблескивал  в
углу, а она настойчиво продвигалась к нему.
   Я махнул Броуди отобранным револьвером, который держал в руке.
   - Вставайте, вы же целы и невредимы, с вами ничего не случилось!
   Бросившись к Кармен, я поднял ее револьвер. Она посмотрела на меня  и
принялась хихикать. Я положил оружие в карман и похлопал ее по спине.
   - Вставай, ангелок. Ты похожа на китайского пинчера.
   Потом я подошел к Броуди, приставил ему к животу револьвер и  вытащил
"кольт" из кармана его брюк. Наконец-то у  меня  оказалось  все  оружие,
какое было выставлено в этом доме напоказ.  Набив  себе  им  карманы,  я
протянул руку к Броуди.
   - Давай.
   Он кивнул, облизнув губы. В его  глазах  все  еще  таился  страх.  Он
вытащил из кармана толстый конверт и подал его мне. В нем был негатив  и
пять глянцевых фотографий.
   - Вы уверены, что это все?
   Он снова кивнул. Я сунул  конверт  во  внутренний  карман  пиджака  и
отвернулся. Агнесса сидела на тахте и приводила в порядок свою прическу.
Полными бешеной ненависти глазами она пожирала Кармен. Кармен  уже  была
на ногах и приближалась ко мне  с  протянутой  рукой,  свястяще  дыша  и
хихикая. В уголках ее рта появилась пена, меж приоткрытых  губ  блестели
маленькие белые зубы.
   - Могу я их теперь получить? - спросила она с боязливой улыбкой.
   - Я спрячу их. А сейчас бегите домой.
   - Домой?
   Подойдя к двери, я выглянул в коридор.  Из  холла  тянуло  прохладным
успокоительным  сквознячком.   Никто   из   взволнованных   соседей   не
высовывался в дверь. Тихий выстрел из маленького калибра и звон выбитого
стекла - эти звуки не производили большого впечатления в наше  время.  Я
придержал  дверь  и  кивнул  Кармен.  Она  подошла  ко  мне,  неуверенно
улыбаясь.
   - Идите домой и подождите меня там, - сказал я  успокаивающим  тоном.
Она подняла большой палец, кивнула и проскользнула мимо меня. Но  прежде
чем выйти, коснулась пальцами моей щеки.
   - Вы позаботитесь о Кармен, правда? - проворковала она.
   - Конечно.
   - Вы шикарный мужчина.
   - Ох, то, что вы видите, это еще ничего, -  сказал  я.  -  На  правом
бедре у меня вытатуирована танцовщица из Бали.
   Глаза Кармен округлились. Она сказала: "Ах вы, озорник!" и  погрозила
мне пальцем. Потом прошептала:
   - Могу я взять свой револьвер?
   - Не сейчас. Я принесу его вам попозже.
   Она вдруг закинула мне на шею руки и поцеловала в губы.
   - Вы мне нравитесь, - сказала она. -  Вы  очень  нравитесь  маленькой
Кармен.
   Быстро, словно перепелка пробежав через холл, она помахала мне  рукой
с лестницы и исчезла.
   Я вернулся в комнату Броуди.

Глава 16

   Прежде всего я подошел к окну и осмотрел  его.  Пуля  Кармен  разбила
маленькое стекло внизу, но не сделала в нем отверстия. Круглое отверстие
было в стене. Его легко было заметить опытным глазом. Я заслонил  шторой
окно и вынул из кармана оружие Кармен. Револьвер  был  двадцать  второго
калибра. В перламутровую рукоять вделана овальная серебряная пластинка с
выгравированной на ней надписью: "Кармен от Оуэна". Эта девушка из  всех
делала преступников.
   Сунув револьвер обратно в карман, я сел возле Броуди  и  посмотрел  в
ошарашенные  коричневые  глаза.  Прошла  минута.  Блондинка  с   помощью
карманного зеркальца поправила прическу  и  макияж.  Броуди,  неуверенно
жестикулируя рукой, в которой держал дымящуюся сигарету, воскликнул:
   - Ну что, вы удовлетворены?
   - Пока что - да. Почему вы пытались шантажировать миссис Риган, а  не
генерала?
   - Я уже выжал из него один раз. Шесть или  семь  месяцев  назад.  Мне
казалось, что на этот раз он взбесится и сообщит в полицию.
   - Откуда вы знали, что миссис Риган ничего не скажет ему?
   С минуту он сосредоточенно  размышлял,  затягиваясь  сигаретой  и  не
сводя с меня глаз. Наконец спросил:
   - Вы ее хорошо знаете?
   - Я видел ее всего два раза. Очевидно, вы знаете  ее  гораздо  лучше,
если решились пойти на этот шантаж.
   - Она ведет светскую жизнь, развлекается, как может. Предполагаю, что
в  ее  жизни  было  немало  темных  делишек,  относительно  которых  она
предпочла бы оставить генерала в неведении. Я уверен, что пять тысяч для
нее мелочь. - Не совсем так, - сказал я. - Однако оставим это. Вы сейчас
без гроша, да?
   - Вот уже который месяц удается добывать лишь по нескольку центов и с
горем пополам сводить концы с концами.
   - Как вы зарабатываете на жизнь?
   - Страхование. Работаю в страховом агентстве.
   - Ваше положение улучшится, когда вы наладите новое дело. Эти книги у
вас дома?
   Он  ухмыльнулся  и  замахал  рукой.  Уверенность  в  себе  постепенно
возвращалась к нему.
   - Черт возьми, конечно нет! Я отдал их на хранение.
   - Вы наняли человека, чтобы он привез их сюда и тотчас вызвали  людей
из фирмы, занимающейся хранением вещей, чтобы они увезли их отсюда?
   - Конечно. Было бы неблагоразумно перевозить  их  прямо  из  магазина
Гейгера, разве не так?
   - Ловко, - заметил я с удивлением. -  В  вашей  квартире  больше  нет
ничего нелегального?
   Он с беспокойством посмотрел на меня и быстро замотал головой.
   - Очень хорошо, - сказал  я  и  посмотрел  на  Агнессу.  Она  кончила
подкрашиваться и теперь уставилась в стену отсутствующим взглядом, почти
не слыша того, о чем мы говорили. Вид у нее был безучастный  и  усталый,
как это обычно бывает после пережитого сильного нервного напряжения.
   Броуди воинственно сверкнул глазами.
   - Ну так что?
   - Как снимки попали к вам?
   Он хмуро взглянул на меня.
   - Послушайте: вы получили то, что хотели, и очень дешево. Вы  сделали
хорошую чистую работу. Теперь летите к своему замечательному клиенту.  У
меня нет ничего общего с этим. Я ничего  не  знаю  ни  о  каком  снимке,
правда, Агнесса?
   Блондинка выкатила глаза и посмотрела на него  с  неясным,  но  и  не
слишком лестным выражением.
   - Ишь, хитрец, - сказала она и фыркнула. -  Со  мной  это  все  время
происходит. Ни разу на моем пути не попался мужчина, который  бы  держал
фасон от начала до конца. Ни разу.
   Я улыбнулся ей.
   - Я причинил вам сильную боль?
   - Такую же, как и все мужчины, которые мне встречались.
   Я снова посмотрел на Броуди. Он нервно мял в пальцах сигарету. Руки у
него слегка дрожали. Только лицо, коричневое лицо игрока, оставалось еще
спокойным.
   - Нам надо вместе обдумать,  что  мы  будем  говорить,  -  сказал  я.
-Например, Кармен. Ее здесь вообще не было. Это очень важно. Ее здесь не
было. Вы видели привидение.
   Броуди иронически засмеялся.
   - Если вам так угодно, приятель, ну и, если... - тут он протянул руку
и пошевелил пальцами, словно считал деньги.
   Я кивнул.
   - Посмотрим. Возможно, найдется  какая-то  скромная  компенсация.  Но
только не рассчитывайте на тысячи. Ни в коем случае. А теперь: откуда  у
вас этот снимок?
   - Какой-то тип подсунул мне его украдкой.
   - Ага. Какой-то тип, как раз проходивший по улице, и вы его,  конечно
же не смогли бы узнать и ни разу в жизни раньше не встречали!
   Броуди зевнул.
   - Это выпало у него из кармана.
   - Уже лучше. У вас есть алиби на эту ночь?
   - Я просто был здесь. С Агнессой... Верно Агнесса?
   - Опять вы, Джо, начинаете рассказывать мне истории, которые огорчают
меня.
   Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, заодно широко раскрыв
также и рот. Сигарета, приклеившись, повисла на его нижней губе.
   -  Вы  считаете,  что  вы  большой  умник,  -  сказал  я,  -   но   в
действительности вы чертовски глупы. Если даже вы не станцуете воздушный
твист в тюрьме Квентин, то все равно вас ждет много долгих и нудных  лет
одиночества - в заключении.
   Приклеенная к губе стгарета задрожала. Пепел осыпался на пиджак.
   - И подумать только, каким мудрецом вы себя считаете!
   - Закрой дверь с той стороны, - неожиданно проворчал Броуди. - С меня
хватит. Исчезни. Уматывай.
   - Отлично. - Я встал, подошел к дубовому столу, вынул из кармана  оба
револьвера, уложил их параллельно друг к другу  на  концах  пресс-папье,
поднял шляпу, валявшуюся на полу перед тахтой, и пошел к двери.
   Броуди пролаял:
   - Послушайте!
   Я обернулся. Сигарета  подпрыгивала  в  его  губах,  как  куколка  на
пружине.
   - Все в порядке, да? - спросил он.
   - Почему бы и нет? Мы живем в  свободной  стране.  Вам  необязательно
избегать тюрьмы, если вы так стремитесь туда попасть.  Разумеется,  если
вы гражданин Соединенных Штатов. А вы гражданин?
   Он молча таращился на меня, катая  во  рту  сигарету.  Пепельновласая
Агнесса медленно повернула голову и тоже смотрела на меня. В их глазах я
читал смесь пронырливости, сомнения и бессильной злости. Агнесса  резким
движением подняла руку с серебряными ногтями, выдернула из головы  волос
и со злостью разорвала на кусочки.
   Вдруг Броуди сдавленным голосом произнес:
   - Ни в какую полицию вы не пойдете, приятель. Во всяком случае,  пока
работаете на Стернвудов. Я слишком много знаю об этой семье. Вы получили
снимки, и на этом дело,  видимо  и  кончится.  Отчаливайте,  наконец,  к
своему работодателю и продайте ему эту сенсацию!
   - Решитесь же наконец, - посоветовал я. - Вы сказали, мне  исчезнуть.
Я был уже у двери, когда вы меня позвали. Я  остановился.  Теперь  снова
должен уйти. Чего вы, собственно, хотите?
   - У вас ничего на меня нет, ясно? - сказал Броуди.
   - Только два крошечных убийства. Для вас это, конечно, мелочь.
   Он подпрыгнул, как говорится, чуть не  до  потолка.  В  расширившихся
глазах  виднелись  белки,  резко  контрастируя  с  потемневшей  радужной
оболочкой зрачков. Загар  на  его  лице  приобрел  зеленоватый  оттенок.
Светловолосая Агнесса издала приглушенный звериный вой и спрятала голову
в подушки, лежавшие на тахте. Я стоял рядом и  удивлялся  стройности  ее
бедер.
   Броуди облизнул губы.
   - Садитесь, приятель. Возможно, у меня еще есть кое-что для вас.  Что
значит этот темный намек на два убийства?
   Я прислонился к двери.
   - Где вы были вчера вечером около половины восьмого, Джо?
   Губы его гневно шевельнулись, но он опустил глаза вниз.
   - Я наблюдал за одним малым, владельцем известного дела. За Гейгером.
Хотел проверить, нужен ли ему компаньон. Хотел также выяснить, есть ли у
него какие-то серьезные связи. Я установил,  что  он  имеет  влиятельных
друзей, в противном случае не мог бы вести  дело  так  открыто.  Но  эти
шишки не приходили к нему домой. А только дамы.
   - Вы наблюдали не слишком внимательно, - сказал я. - И что дальше?
   - В предыдущую ночь я был на улице возле дома  Гейгера.  Шел  сильный
дождь, так  что  я  сидел  в  машине  и  мало  что  видел.  Одна  машина
остановилась перед домом Гейгера,  а  другая  немного  вверх  по  улице.
Поэтому мне лучше было оставаться на  своем  месте.  Там  где  я  стоял,
припарковался большой "бьюик". Через некоторое время, перейля  на  другю
сторону, я на минуту суеул голову внутрь. "Бьюик" был зарегистрирован на
имя Вивиан Риган. Поскольку ничего не случилось, я убрался. Это  все,  -
махнул он рукой, в которой держал сигарету, глазами изучая мое лицо.
   - Это правдоподобно, - согласился  я.  -  А  вы  знаете,  где  сейчас
находится этот "бьюик"?
   - Откуда мне знать?
   - В гараже шерифа. Примерно в  полдень  его  вытащили  неподалеку  от
рыбацкого мола, с глубины около сорока метров. В машине нашли покойника.
Он был сперва оглушен, а потом его  машину  направили  в  сторону  мола,
включив ручной газ.
   Броуди тяжело дышал, одной ногой ритмично постукивая по полу.
   - Боже! Человече, вы же не можете  пришить  мне  это  дело?  -  глухо
сказал он.
   - А почему бы и нет? Ведь вы же сами сказали,  что  автомобиль  стоял
возле дома Гейгера. Миссис Риган не пользовалась им  вчера  вечером.  Ее
шофер, молодой человек по имени Оуэн Тэйлор, взял его без разрешения. Он
поехал побеседовать с Гейгером, так как питал нежные чувства к Кармен, и
ему не нравилось то, что вытворял с ней Гейгер. Войдя в дом через заднюю
дверь и держа в руке револьвер, он увидел Гейгера в  тот  момент,  когда
тот фотографировал нагую Кармен. Револьвер выстрелил, -  как  это  часто
бывает с револьверами, - Гейгер упал, а  Оуэн  убежал,  забрав  с  собой
негативы. Вы следили за ним, догнали и отобрали у него  пленку.  Как  же
еще вы могли ее заполучить?
   Броуди облизнул сухие губы.
   - Ну да, но это еще не доказательство, что я его застрелил. Я  слышал
выстрелы и видел убийцу, как  он  сбегал  по  лестнице,  как  вскочил  в
"бьюик" и отъехал. Я поехал за ним. Он мчался к Сансет. За Бэверли-Хиллс
съехал с шоссе и остановился.  Тогда  я  подъехал  и  разыграл  из  себя
полицейского. У него был револьвер, но нервы ни к черту, поэтому  я  его
нокаутировал. Обыскал и установил, кто он такой. Взял также и кассету  с
пленкой, просто так, из чистого любопытства. Я ломал  себе  голову,  что
все это значит, когда тот вдруг пришел в себя и выбросил меня из машины.
Прежде чем я опомнился, он исчез. Больше я его не видел.
   - А откуда вы знали, что был застрелен  именно  Гейгер?  -  грубовато
спросил я.
   Броуди пожал плечами.
   - Я так предполагаю,  могу  и  ошибаться.  Когда  проявил  негатив  и
увидел, кто на нем изображен, я был почти уверен в этом, а когда  Гейгер
не пришел сегодня утром в  свой  магазин  и  не  отвечал  на  телефонные
звонки, мне все стало ясно. Тогда  я  подумал,  что  это  самый  удобный
случай, чтобы перевезти книги, быстро выбить из Стернвудов немного денег
на дорогу и на время исчезнуть.
   Я кивнул.
   - Это звучит довольно  убедительно.  Возможно,  вы  действительно  не
принимали участие в убийстве. Где вы спрятали труп Гейгера?
   Брови его взлетели вверх. Потом он засмеялся.
   - Нет, нет, бросьте. Вы думаете, я вернулся бы туда,  чтобы  заняться
телом, зная, что в каждую минуту  из-за  угла  может  выехать  несколько
машин, полных полицейских? О нет, приятель! Не такой уж я дурак.
   - Однако кто-то спрятал труп, - сказал я.
   Броуди снова пожал плечами. Улыбка не сходила с его  лица.  Я  видел,
что он мне не верит. Он все еще смотрел  на  меня  с  недоверием,  когда
вторично за этот вечер раздался звонок у  входной  двери.  Броуди  резко
вскочил, глаза его стали жесткими. Он посмотрел  на  лежавшие  на  столе
револьверы.
   - Ну вот, опять она, - проворчал он.
   - Даже если это она, то на этот раз без оружия, - успокоил я его. - У
вас нет других знакомых?
   - Хватит с меня одной, - снова проворчал он. - Мне  уже  надоела  эта
игра в жмурки.
   Подойдя к столу, он взял свой "кольт"  и,  держа  его  стволом  вниз,
направился к двери. Положил левую руку на ручку, нажал, приоткрыл  дверь
и наклонился к ней, прижав револьвер к бедру.
   - Броуди? - спросил какой-то голос.
   Броуди ответил что-то, чего я не расслышал.
   Глухо прозвучали два выстрела. Они, должно быть, были сделаны в упор.
Броуди мягко сполз по двери, с треском захлопнувшейся под  тяжестью  его
тела. Его ноги сдвинули ковер на полу, левая рука бессильно соскользнула
с дверной ручки и глухо ударилась об пол, а голова  бессильно  свесилась
набок, уткнувшись в дверь. Он лежал неподвижно, все еще сжимая "кольт" в
правой руке.
   Я метнулся через комнату и отодвинул тело так, чтобы  протиснуться  в
дверь. Какая-то женщина выглядывала из расположенной напротив  квартиры,
ее лицо выражало испуг. Рукой с длинными  ногтями  она  указала  мне  на
лестницу. Я стремительно кинулся по коридору, слыша топот шагов впереди,
на лестничной клетке. Когда я оказался в холле, дверь как  рвз  бесшумно
закрывалась. Было слышно только, как чьи-то  стопы  на  бегу  со  стуком
ударяют по  плитам  тротуара.  Толкнув  дверь  прежде,  чем  она  успела
закрыться, я оказался на улице.
   Высокий человек без шляпы, в кожаной куртке бежал по проезжей  части,
виляя между припаркованными автомобилями. Он  обернулся  и  передо  мной
вдруг вспыхнуло пламя. В оштукатуренную стену рядом со мной дважды тяжко
бухнуло. Человек побежал дальше, миновал два автомобиля и исчез.
   Кто-то появился передо мной и воскликнул:
   - Что случилось?
   - Какая-то стрельба, - ответил я.
   - О боже! - и он мгновенно шарахнулся в холл.
   Я быстро направился по тротуару к своей машине, сел  и  завел  мотор,
потом медленно поехал вдоль улицы. Все  припаркованные  по  обе  стороны
машины стояли с заглушенными двигателями.  Мне  казалось,  что  я  слышу
какие-то шаги, но  полной  уверенности  в  этом  не  было.  Миновав  два
квартала, на перекрестке я завернул и поехал назад.  В  какой-то  момент
где-то на тротуаре раздался приглушенный свист. Я остановился  рядом  со
стоявшим у тротуара автомобилем, вылез  из  машины,  проскользнул  между
двумя другими и спрятался за ними, вынув из кармана маленький  револьвер
Кармен.
   Звук шагов становился все громче, а посвистывание все веселее. Минуту
спустя я увидел кожаную куртку, вышел из-за машины и спросил:
   - У вас огонек найдется?
   Молодой парень повернулся ко мне, сунув правую руку в верхний  карман
куртки. Глаза  его  блестели  в  свете  фонарей.  Влажные  темные  глаза
миндалевидной  формы  на  бледном  привлекательном   лице,   окаймленном
спадающими на  лоб  черными  волосами.  Действительно  красивый  парень.
Парень из магазина Гейгера.
   Он стоял передо мной и молча глядел на меня, с рукой  в  кармане,  но
засунутой в него еще недостаточно глубоко. Я держал маленький  револьвер
стволом вниз, у ноги.
   - Должно быть, вы здорово любили своего драгоценного, - сказал я.
   - Отцепись, - мягким голосом предложил он  мне.  Он  стоял  спокойно,
зажатый между припаркованным автомобилем  и  высоким,  в  полтора  метра
забором.
   В верхнем конце улицы завыла полицейская  сирена.  Он  нервно  дернул
головой, услышав этот звук. Я прижал ствол револьвера к кожаной куртке и
спросил:
   - Я или копы?
   Он дернул головой в сторону, как будто я его ударил.
   - Кто вы такой?
   - Друг Гейгера.
   - Прочь с дороги, сукин сын!
   -  Этот  револьвер  очень  маленького  калибра,  детка.  Я  могу  так
приложить тебе в пупок, что ты сможешь передвигаться самостоятельно лишь
через три месяца. Но выживешь. Так, чтобы быть в состоянии дойти до  той
новой газовой камеры в Сан-Квентин.
   Он грязно выругался и попытался засунуть  руку  глубже  в  карман.  Я
крепче прижал револьвер к его животу. Он глубоко вздохнул, вынул руку из
кармана  куртки  и  безжизненно  свесил  ее.  Его  широкие  плечи  вдруг
опустились.
   - Что тебе надо? - прошептал он.
   Я сунул руку в его карман и вытащил револьвер.
   - Садись в машину, паренек. - Я шел вплотную за  ним,  почти  касаясь
его спины. Мы подошли к машине. - Садись за руль, малыш. Ты поведешь.
   Он скользнул на сиденье, я сел рядом с ним.
   - Пропусти полицейские машины. А то подумают, что мы тронулись, когда
услышали звук сирен. Потом поедем домой.
   Сунув револьвер Кармен в карман, я приткнул его  парнишке  к  ребрам.
Затем посмотрел в  заднее  окно.  Вой  сирен  стал  уже  очень  громким.
Посередине улицы разбухали два красных огня  и  слились  в  одно  целое,
когда мимо нас пронеслась, завывая сиреной, полицейская машина.
   - Двигаем, - велел я.
   Юноша вывернул со стоянки и поехал вниз по улице.
   - А сейчас едем домой, - распорядился я. - На Лэйверн-террас.
   Его красивые губы дрогнули. Он направил машину на  запад,  в  сторону
улицы Франклина.
   - Ты наивняк, - сказал я. - К тому же легко распознаваемый. Как  тебя
зовут?
   - Кароль Ландгрен, - ответил он неживым голосом.
   - Ты застрелил не того,  кого  надо.  Джо  Броуди  не  убивал  твоего
любовника.
   Он произнес два нецензурных слова, и мы поехали дальше.

Глава 17

   Серебряный полумесяц едва рассеивал мрак между  кронами  деревьев  на
Лэйверн-террас. Из расположенного у подножия холма дома раздались  звуки
радио. Молодой человек проскользнул сквозь лабиринт живой изгороди перед
домом Гейгера, выключил мотор и остался сидеть, держа руки на баранке  и
глядя прямо перед собой. Даже малейшие лучи света не  пробивались  через
живую изгородь.
   - Есть кто-нибудь дома, сынок?
   - Ты сам должен знать, - буркнул он.
   - Откуда?
   - Иди ты...
   - Из-за  таких  вот  разговоров  уже  не  одному  пришлось  вставлять
искусственную челюсть, - заметил я.
   Он ухмыльнулся, продемонстрировав несомненно собственные  зубы,  пнул
дверцу и вылез. Засунув руки в карманы, он стоял и смотрел  из-за  живой
изгороди на входную дверь.
   - Ну хорошо, - сказал я. - Ведь у тебя есть ключ. Давай войдем.
   - Кто тебе сказал, что у меня есть ключ?
   - Не делай из меня дурака, сынок. Твой любимчик дал тебе его. У  тебя
же здесь есть симпатичная и опрятная комнатка. Правда, он  выгонял  тебя
из нее, когда ожидал визита дамы. Он был как Цезарь: мужем  для  женщин,
женой для мужчин. Представь себе, юноша, что я безошибочно узнаю  членов
этого братства.
   Я все еще держал револьвер направленным примерно в  его  сторону,  но
несмотря на это он бросился на меня. Мне  удалось  отпрыгнуть  настолько
быстро, чтобы не упасть, но все равно я почувствовал удар. Он нанес  его
изо всех  сил,  но  к  счастью  гомосексуалисты  не  обладают  железными
кулаками, даже если это кажется так.
   Я швырнул револьвер парню под ноги и сказал:
   - Тебе это надо?
   Он  молниеносно  нагнулся.   В   этом   движении   не   было   ничего
женоподобного. Я опустил кулак на его шею, он свалился на  бок,  пытаясь
дотянуться до оружия. Однако  оно  было  недосягаемо.  Парень  встал  на
четвереньки, искоса глядя широко раскрытыми глазами. Он кашлял  и  мотал
головой.
   - Не хочешь продолжить? - провоцировал я. - Боишься потерять вес?
   Он хотел продолжать. Прыгнул,  как  стрела,  выпущенная  из  лука,  и
попытался схватить меня за колени. Я отскочил в сторону, поймал  его  за
шею и по всем правилам классического искусства взял в замок. Он пинался,
взрывая ногами грязь вокруг себя, но руки его были  свободны  настолько,
что он колотил меня ими куда попало. Я усилил захват, поймал левой рукой
запястье его правой, поднял правое бедро и на мгновение мы  застыли  так
неподвижно. Мы были похожи на две  подвешенные  в  туманном  свете  луны
гротескные фигуры, топчущиеся на месте и тяжело дышащие  от  напряжения.
Теперь я держал правое предплечье на его горле  и  давил  на  него  всей
силой обеих рук. Постепенно  его  ноги  начали  подгибаться,  а  дыхание
стихать. Он был словно скован. Его левая нога  безвольно  опустилась  на
дорожку, колени ослабли. Я продержал его так несколько десятков  секунд.
Он уткнулся мне в грудь и  стал  очень  тяжелым,  так  что  я  с  трудом
удерживал его. Потом отпустил и он растянулся  у  моих  ног.  Подойдя  к
машине,  я  вынул  из  потайного  ящичка  под  приборной   доской   пару
наручников, вывернул ему руки назад и защелкнул  наручники.  Затем  взял
его под мышки, поднял и прислонил к живой изгороди  так,  чтобы  его  не
было видно с улицы, а сам сел за руль и отвел машину  на  несколько  сот
метров вверх по улице.
   Когда я вернулся, мальчишка все еще был без сознания. Я открыл дверь,
затащил его в холл и снова захлопнул дверь. Он начал  дышать  глубже.  Я
включил свет, он открыл глаза и заморгал, пытаясь  сосредоточить  взгляд
на мне.
   Я склонился над ним, держась, однако, на безопасном расстоянии от его
головы и колен, и сказал:
   - Веди себя спокойно, не то получишь еще столько же, а то  и  больше.
Просто лежи спокойно и  сдерживай  дыхание.  Сдерживай  так  долго,  как
только сможешь, пока не почувствуешь, что лицо у тебя чернеет,  а  глаза
вылезают из орбит, и что ты должен глотнуть воздуха  именно  сейчас,  да
только именно сейчас сидишь, привязанный к стулу в маленькой  чистенькой
газовой камере тюрьмы Сан-Квентин и борешься  изо  всех  сил,  чтобы  не
делать этого, потому что легкие тебе наполняет не  воздух,  а  цианистый
водород. И это как раз то, что в нашем штате называется гуманной  казнью
преступника.
   - Пошел ты... - со вздохом сказал он, мягким ослабленным голосом.
   - Будь спокоен, парень, - посоветовал  я.  -  Ты  еще  размякнешь.  И
расскажешь именно то, что мы  хотим  знать,  мало  того,  не  расскажешь
ничего из того, что нас не интересует.
   - Пошел ты...
   - Повтори это еще раз, и я уложу тебя в более долгий сон.
   У него задрожали губы. Я оставил его, лежащего на полу со  скованными
за спиной запястьями, со щекой, прижатой к ковру, со звериной ненавистью
в  сверкающих  глазах.  Включил  еще  одну  лампу  и  зашел  в  коридор,
расположенный позади салона.  Спальня  Гейгера  производила  впечатление
нетронутой. Я  нажал  на  ручку  двери,  ведущей  в  помещение  напротив
спальни. На этот раз она не  была  заперта  на  ключ.  В  комнате  царил
неясный полумрак, а воздух был насыщен запахом  сандалового  дерева.  На
небольшом латунном подносе на  комоде  стояло  две  миски  с  выгоревшим
ладаном. Две высокие черные свечи, в полуметровых подсвечниках, стоявших
на стульях с высокими спинками, светили тусклым светом.
   Тело Гейгера  лежало  на  кровати.  Два  сорванных  куска  китайского
вышитого шелка были уложены в форме  креста  святого  Андрея  посередине
тела и прикрывали окровавленную часть китайского халата. Далее покоились
неподвижные, выпрямленные ноги в черной пижаме. На стопах все  еще  были
китайские тапки на толстой войлочной подошве. Руки были скрещены на двух
кусках китайского шелка, ладони безжизненно  лежали  на  плечах,  пальцы
выпрямлены и плотно прижаты друг к другу. Губы сжаты, а усики а ля Чарли
Чаплин выглядели гротескно,  как  будто  приклеенные.  Широкий  нос  был
пронзительно бледен, глаза закрыты, но не полностью, из-под век на  меня
отбрасывал слабые блики, словно подмаргивая, стеклянный глаз.
   Я не притронулся к нему, даже не подошел ближе. Я и так знал, что  он
холодный, как лед, и твердый, как доска.
   Черные свечи мерцали на сквозняке, тянущем из открытой двери.  Черные
капли воска стекали на подсвечники.  Воздух  в  комнате  был  тяжелый  и
ядовитый. Я вышел, закрыл за собой дверь и вернулся в салон. Парень даже
не пошевелился. Я стоял тихо и прислушивался к вою сирен.  Все  зависело
от того, как быстро Агнесса начнет  говорить  и  что  скажет.  Если  она
упомянет имя Гейгера, полиция появится тут в любую минуту. Но может  она
будет молчать много часов. Может, ей даже удалось  убежать  из  квартиры
Броуди.
   Я снова посмотрел на юношу.
   - Ты не хотел бы сесть, сынок?
   Он закрыл глаза и сделал вид, что засыпает. Подойдя к столу, я  вынул
телефон цвета ягод шелковицы и набрал номер Берни Ольса. Он в шесть ушел
домой. Я набрал его домашний номер. Он тотчас поднял трубку.
   - Это Марлоу, - сказал я. - Нашли твои ребята сегодня утром  у  Оуэна
Тэйлора револьвер?
   Было слышно, как он  откашлялся,  и  слышно  было,  что  он  старался
овладеть своим голосом, чтобы не выдать удивления.
   -  Ответ  на  этот  вопрос  вы  найдете  завтра  утром  в  газетах  с
полицейским отчетом.
   - Если его нашли, то в нем были три пустых гильзы, правда?
   - Откуда вы, черт возьми, знаете об этом? - спокойно спросил Ольс.
   - Приезжайте на Лэйверн-террас, номер 7244.  Я  покажу  вам,  во  что
вошли пули.
   - Так просто, да?
   - Вот именно, - подтвердил я.
   - Выгляньте в окно и вы увидите, как я выезжаю из-за угла,  -  сказал
Ольс. - Надеюсь, что на этот раз вы действовали немного осторожнее,  чем
обычно, - добавил он.
   - Осторожнее - возможно, не самое подходящее слово, - ответил я.

Глава 18

   Ольс стоял рядом со мной и смотрел на парня, который сидел на  тахте,
прислоненный к стене. Ольс наблюдал за  ним  молча,  а  его  бесцветные,
встопорщенные брови округлились.
   Парень бархатным голосом произнес свое любимое проклятие.
   Ольс вздохнул и посмотрел на меня.
   - Ему необязательно признаваться, - сказал  я.  -  У  меня  есть  его
револьвер.
   - О боже! - вздохнул Ольс. - Жаль, что я  не  получаю  доллар  всякий
раз, когда кто-нибудь мне подобным образом сообщает о преступлении.  Это
немного странно, а?
   - Не вижу в этом ничего странного.
   - А я - да, - констатировал Ольс и отвернулся. -  Я  звонил  Уайльду.
Сейчас мы поедем туда и возьмем с собой этого ублюдка. Он может ехать со
мной, а вы последуете за нами в качестве охраны, на случай, если  бы  он
попытался треснуть меня по башке.
   - Как вам нравится эта спальня рядом?
   - Чрезвычайно, - сказал Ольс. - В определенном смысле я доволен,  что
этот щенок Тэйлор свалился с мола. Невелико было бы удовольствие послать
его в газовую камеру за то, что он прикончил эту крысу.
   Еще раз войдя в спальню, я задул черные свечи и, оставив  их  чадить,
вышел и закрыл дверь. Когда я снова оказался  в  салоне,  Ольс  как  раз
ставил парня на ноги. Тот глядел на него сузившимися черными глазами,  с
застывшим бледным и холодным, словно кусок жира лицом.
   - Идем, - сказал Ольс, беря его под руку так, словно брезговал им.
   Я погасил лампы и вслед за  ними  вышел  из  дома.  Мы  расселись  по
машинам, и я поехал за Ольсом - два одинаковых сигнальных огня, плывущие
вниз, к подножию длинного неровного  холма.  Я  надеялся,  что  это  моя
последняя поездка по Лэйверн-террас.
   Таггарт Уайльд, окружной прокурор, жил  на  углу  Четвертой  улицы  и
парка Лафайет в белом каменном доме, большом,  как  трамвайное  депо,  с
красными кирпичными  воротами,  за  которыми  тянулся  хорошо  ухоженный
газон, площадью в несколько акров. Это был один из солидных, старомодных
домов, оставшихся в более современном окружении разрастающегося  города.
Уайльд   происходил   из   старой   калифорнийской   семьи,   жившей   в
Лос-Анджелесе, вероятно, еще тогда, когда город был всего  лишь  обычным
поселком.
   Возле  дома  стояли  два  автомобиля:  большой   черный   лимузин   и
полицейская машина, в которой сидел, развалясь,  водитель  в  мундире  и
курил сигарету. Ольс подошел к  нему,  сказал  что-то  и  водитель  стал
наблюдать за парнем, сидевшим в машине Ольса.
   Мы подошли к  дому  и  нажали  кнопку  звонка  у  двери.  Нам  открыл
аккуратно подстриженный мужчина и повел  через  холл  и  большой  темный
салон в еще один холл. Он  постучал  в  дверь,  широко  распахнул  ее  и
придержал, давая нам  возможность  пройти.  Мы  оказались  в  украшенном
витражами кабинете, огромное открытое окно которого выходило в темный  в
этот час сад, с таинственно  маячившими  очертаниями  деревьев.  В  окно
лился запах цветов и влажной земли. На  стенах  висели  темные  картины,
писанные маслом, стеллажи гнулись от тяжести книг.  Здесь  стояло  также
несколько удобных кресел, а над всем этим витал запах  хороших,  дорогих
сигар.
   Таггард Уайльд сидел за столом. Полный мужчина среднего  возраста  со
светло-голубыми глазами, производившими впечатление добродушных, хотя  в
принципе таковыми не были. Перед ним стояла чашка черного кофе, в  левой
руке он держал чистыми, холеными пальцами тонкую сигару.
   Возле  стола  в  голубом  кожаном  кресле  сидел  мужчина   с   резко
обозначенными чертами лица и спокойными  глазами,  худой,  как  щепка  и
отталкивающий, как владелец ломбарда. Гладкая кожа на его лице выглядела
так, как будто  он  только  что  побрился.  На  нем  был  безукоризненно
отглаженный коричневый костюм,  а  галстук  заколот  булавкой  с  черной
жемчужиной. У него были тонкие длинные пальцы интеллектуала. Он  казался
готовым принять любой вызов.
   Ольс пододвинул к столу стул и сел на него.
   - Добрый  вечер,  мистер  Кронджейгер.  Это  Филипп  Марлоу,  частный
детектив. Он как раз влип в неплохую историю, - улыбнулся он.
   Кронджейг посмотрел  на  меня,  не  поздоровавшись.  Он  бесцеремонно
разглядывал меня, как будто смотрел на фотографию. Наконец  еле  заметно
кивнул.
   -  Садитесь,  Марлоу,  -  сказал  Уайльд.  -  Я  попытаюсь   выведать
что-нибудь у капитана Кронджейгера, но вы ведь знаете, как это бывает.
   Я сел и закурил. Ольс обратился к Кронджейгеру.
   - Что вам стало известно об убийстве на Рэндолл-плэйс?
   Кронджейгер согнул большой палец так, что что-то щелкнуло  у  него  в
суставе, и сказал, не поднимая глаз:
   - Один труп, две пули. Два револьвера, из которых не стреляли.  Внизу
улицы блондинка, пытавшаяся уехать  на  машине,  ей  не  принадлежавшей.
Впрочем, ее собственная стояла рядом. Той же марки. Она вела себя  очень
истерично, поэтому мои люди  арестовали  ее.  Во  время  допроса  начала
говорить. Она была в комнате, когда Броуди получил эти пули. Утверждает,
что не видела убийцу.
   - Это все? - спросил Ольс.
   Кронджейгер приподнял брови.
   - Это же случилось едва лишь час назад. Чего вы  ожидаете?  Фильма  с
заснятым убийством?
   - Возможно, хотя бы силуэта убийцы, - заметил Ольс.
   - Высокий молодой парень в кожаной куртке...
   Если это можно назвать приметами.
   - Он сидит в моей машине, - сказал Ольс. - На нем  наручники.  Марлоу
уже уладил эту малочишку вместо вас. Вот его револьвер. - Ольс вынул  из
кармана оружие парнишки и положил на угол стола.  Кронджейгер  посмотрел
на револьвер, не прикоснувшись к нему.
   Уайльд кашлянул, принял более удобную позу в кресле и поднес к  губам
сигару. Потом он наклонился вперед, глотнул кофе из стоявшей  перед  ним
чашки, вынул из внутреннего кармана сюртука шелковый платочек, вытер  им
губы и снова спрятал его в карман.
   - С этим связаны еще два убийства, - сказал Ольс, пощипывая  кожу  на
кончике подбородка.
   Капитан Кронджейгер замер. Его  глаза  превратились  в  два  стальных
острия.
   Ольс продолжал:
   - Вы слышали о машине с мертвым парнем  внутри,  вытащенной  из  воды
сегодня утром?
   -  Нет,  -  сказал  Кронджейгер.  Его  лицо  все  еще  имело  то   же
отталкивающее свирепое выражение.
   - Убитый был шофером в одной очень богатой семье, - пояснил Ольс. -Их
шантажировали  из-за  делишек  одной   из   дочерей.   Прокурор   Уайльд
порекомендовал этой семье мистера Марлоу.  Марлоу  здорово  рисковал  во
всем этом деле, мистер Кронджейгер.
   - Преклоняюсь перед частными детективами, которые в делах такого рода
здорово рискуют, - проворчал Кронджейгер. - Вам не следует  представлять
все это так чертовски скромно, Ольс.
   - В самом деле? - спросил Ольс. - Я вовсе  не  собираюсь  быть  таким
чертовски скромным. Не так  уж  часто  мне  представляется  случай  быть
чертовски скромным перед лицом  городской  полиции.  Вообще-то  я  трачу
слишком много времени на то, чтобы направлять ваши  шаги  и  чтобы  ваши
подчиненные случайно не поломали себе ноги!
   У Кронджейгера побелели ноздри.  Он  дышал  с  присвистом,  прекрасно
слышимым в тихой комнате. Необычно тихо он сказал:
   - Вам не следует учить моих людей, что они должны делать, умник.
   - О! В этом мы еще убедимся, - ответил Ольс. -  Шофер,  о  котором  я
говорил, и который затонул у Лидо, прошлой ночью застрелил человека.  На
вашей территории, капитан. Человека по имени Гейгер, владельца заведения
с порнографической литературой, находящегося на одной  из  главных  улиц
Голливуда. Гейгер жил вместе  с  юношей,  сидящем  в  моей  машине.  Это
значит, жил с ним, чтобы уж вам все было ясно.
   Кронджейгер серьезно взглянул на Ольса.
   - Похоже, все это дело может разрастись в очень  неприятный  скандал,
-сказал он.
   - По собственному опыту знаю, что в неприятные скандалы  разрастается
большинство дел, которые ведет полиция, - проворчал Ольс и обратил в мою
сторону свои встопорщенные брови. - Ваше  время  для  сообщения,  мистер
Марлоу. Расскажите об этом.
   Я рассказал.
   Однако я упустил два момента, сам не знаю  почему.  Визит  Кармен  на
квартиру Броуди и  послеполуденный  визит  Эдди  Марза  в  дом  Гейгера.
Остальные события я изложил точно так, как они происходили.
   Капитан Кронджейгер ни на  минуту  не  спускал  с  меня  взгляда.  Но
никакое чувство не изменило выражения его лица пока длился мой  рассказ.
Уайльд тоже молчал. Время от времени он выпускал дымок из своей сигары и
подносил к губам чашку кофе. Ольс с интересом смотрел  на  свой  большой
палец.
   Капитан Кронджейгер откинулся в кресле, закинул ногу на ногу  и  сжал
нервные пальцы на колене. Его худое лицо искривилось в угрюмой  гримасе.
Он обратился ко мне убийственно вежливо:
   - Так, значит, ваш героизм состоял в том, что вы не сообщили  полиции
об убийстве, случившемся ночью, а затем хранили молчание  на  протяжении
следующего дня, что в результате привело к тому, что малыш Гейгера  имел
возможность совершить сегодня вечером очередное убийство?
   - Так это выглядит, - признал я. - Я был в  довольно  затруднительном
положении и, вероятно, о чем-то забыл, но приходилось думать о том,  что
прежде всего мне необходимо охранять свою клиентку, а кроме того, нельзя
было предвидеть, что парень будет стрелять в Броуди.
   - Это может предвидеть исключительно полиция,  Марлоу,  -  иронически
заметил Кронджейгер. - Если бы сразу узнали о смерти Гейгера,  то  книги
из его квартиры никогда не оказались бы в  квартире  Броуди.  Сопляк  не
пошел бы по следу и не застрелил бы его. Кстати, дни Броуди и  так  были
уже сочтены. Так обычно бывает с людьми этого типа. Тем не  менее  жизнь
есть жизнь.
   - Согласен, -  сказал  я.  -  Но  скажите  это  своим  полицейским  в
следующий  раз,  когда  они  застрелят  перепуганного  мелкого  воришку,
убегающего по улице с украденной сберкнижечкой.
   Уайльд резко ударил обеими руками по крышке стола.
   - Хватит, - прервал он. - Почему вы, мистер Марлоу, так уверены,  что
Тэйлор застрелил  Гейгера?  Даже  если  оружие,  из  которого  застрелен
Гейгер, находилось в кармане Тэйлора или в его машине, нет  уверенности,
что именно он был убийцей.  Револьвер  мог  подбросить,  скажем  Броуди,
являвшимся фактическим убийцей.
   - Физически такая  ситуация  возможна,  но  психологически  абсолютно
неправдоподобна, - возразил я. - Слишком много случайных совпадений, для
этого нет никаких оснований, если принять во внимание характер Броуди  и
его девушки или же планы, которые лелеял Броуди. Я  разговаривал  с  ним
очень долго. Он был мелким бандитом, но наверняка не убийцей. У него два
револьвера, но ни одного из них он не носил с  собой.  Он  искал  способ
вклиниться в дело Гейгера, о котором знал все благодаря своей девушке. И
он рассказал мне, что долгое время следил за Гейгером, чтобы узнать, кто
его прикрывает. В это я верю, но верить в то, что он  застрелил  Гейгера
для  того,  чтобы  заполучить  его  книжки,  убежал  с  компрометирующим
снимком, который Гейгер сделал с  Кармен  Стернвуд,  а  потом  подбросил
револьвер в машину Тэйлора и наконец столкнул эту машину в океан  -  это
значит предполагать чертовски большое стечение случайных  обстоятельств,
слишком обширное, чтобы они могли быть истинными. У Тэйлора был мотив, -
ревность, - и была  возможность  убить  Гейгера.  Без  разрешения  своих
хозяев он взял пренадлежащую им машину. Застрелил Гейгера  на  глазах  у
девушки, чего никогда не сделал бы Броуди, даже  если  бы  действительно
был убийцей. Не представляю себе, чтобы  кто-либо,  имеющий  с  Гейгером
чисто торговые дела, мог сделать что-то подобное.  Тэйлор,  наоборот,  -
мог. Его заставил сделать это компрометирующий снимок Кармен Стернвуд.
   Прокурор Уайльд кашлянул и посмотрел на капитана Кронджейгера  долгим
взглядом. Кронджейгер издал что-то наподобие фырканья. Уайльд спросил:
   - Что это за дело с этим прятаньем трупа? Не  вижу  в  этом  никакого
смысла.
   - Вероятно, это сделал тот малый, - сказал я, -  хотя  он  еще  и  не
сказал ничего по этому поводу. Броуди не переступал порога дома  Гейгера
после того, как тот был  застрелен.  Парень,  вероятно,  вернулся  в  то
время, когда я отвозил домой Кармен.  Естественно,  он  боялся  полиции,
ведь он же гомосексуалист. И, наверное, считал  удачной  мысль  спрятать
труп до тех пор, пока не заберет все свои  вещи.  Как  свидетельствовали
следы на ковре, он выволок труп через  главный  вход  и  положил  его  в
гараже. Затем упаковал все, что принадлежало ему и вынес это.  И  только
позже, ночью, прежде чем труп окостенел, в парне заговорила совесть, что
он не поступил так, как надлежит, по отношению к  своему  возлюбленному.
Тогда он вернулся, затянул его обратно в квартиру и уложил  на  кровать.
Естественно, все это лишь мои предположения.
   Прокурор Уайльд кивнул.
   - Сегодня  утром  он  отправился  в  магазин,  как  будто  ничего  не
случилось, но наблюдал, что будет дальше. Когда  Броуди  велел  отослать
книжки, парень разузнал каково место их назначения. Тогда  он  пришел  к
выводу, что этот человек именно из-за книжек убил Гейгера. Возможно, ему
было известно гораздо больше о Броуди и о его девушке, чем  те  ожидали.
Как вам кажется, Ольс?
   - Мы узнаем это, - ответил Ольс. -  Но  это  все  равно  не  поднимет
настроения  капитана  Кронджейгера.  Его  угнетает  тот  факт,  что  все
произошло прошлой ночью, а он узнал об этом только сейчас.
   - Думаю, я найду способ справиться с этим, - кисло произнес  капитан,
бросил на меня быстрый взгляд и тотчас отвел глаза.
   Прокурор Уайльд стряхнул  пепел  с  сигары  и  сказал:  -  Ну  ладно,
покажите нам эти экспонаты, Марлоу.
   Я опорожнил карманы и выложил на стол свой улов: три векселя, визитку
Гейгера, предназначенную для генерала Стернвуда, снимки Кармен,  голубой
блокнот с зашифрованными фамилиями  и  адресами.  Ключи  Гейгера  я  еще
раньше отдал Ольсу.
   Прокурор Уайльд осмотрел это все, все время пыхкая сигарой. Ольс тоже
прикурил одну из своих коротких сигар и  сидел,  спокойно  пуская  клубы
дыма  под  самый  потолок.  Капитан  Кронджейгер  облокотился  на  стол,
разглядывая то, что я разложил перед прокурором.
   Уайльд постучал пальцем  по  трем,  подписанным  Кармен,  векселям  и
сказал:
   - Думаю, что это были только пробные шары. Если бы  генерал  Стернвуд
выкупил векселя, это было бы  доказательством  того,  что  он  опасается
чего-то намного худшего. Вот тогда  Гейгер  и  прикрутил  бы  гайки.  Вы
знаете, чего боится генерал Стернвуд? - посмотрел он на меня.
   Я отрицательно покачал головой.
   - Вы рассказали нам все, со всеми подробностями? - спросил  прокурор.
- Я опустил только несколько моментов, сугубо личных. И  хотел  бы  и  в
дальнейшем сохранить их в тайне лично для себя.
   - Посмотрим, - сказал Кронджейгер и прочувствованно откашлялся.
   - Почему? - спокойно спросил прокурор.
   - Потому что мой клиент имеет  право  на  защиту  перед  лицом  любой
власти, вплоть до суда присяжных. У меня есть лицензия, разрешающая  мне
работать частным детективом. Мне кажется,  определение  "частный"  имеет
какое-то значение. У Голливудской полиции на расследовании два убийства,
оба уже раскрытые. В обоих случаях известен  убийца  и  мотив.  В  руках
полиции находится также и орудие убийства. Но шантаж не  должен  выплыть
наружу до тех пор, пока названия  определенных  организаций  замешаны  в
этом деле.
   - Почему? - снова спросил Уайльд.
   - Ладно, - сухо сказал Кронджейгер. -  Мы  в  восхищении,  что  можем
почтить частного детектива за его геройские действия.
   - Я хотел бы вам что-то показать, - сказал я. - Встал, вышел из  дома
и взял в машине книгу, отобранную у клиента Гейгера. Водитель в  мундире
стоял возле машины Ольса.  Парень  сидел  внутри,  удобно  развалясь  на
сиденье.
   - Он сказал что-нибудь? - спросил я.
   - Послал меня  кое-куда,  -  сказал  полицейский,  сплюнув.  -  Но  я
пропустил это мимо ушей. Пусть выговорится.
   Я вернулся в дом, положил книжку на стол Уайльда, - развернул бумагу,
в которую она была завернута, и раскрыл ее на титульном  листе.  Капитан
звонил по телефону, стоявшему на другом конце стола. Когда я  вошел,  он
положил трубку и сел.
   Уайльд просмотрел книгу  с  каменным  лицом,  закрыл  ее  и  подсунул
капитану. Тот открыл ее, просмотрел две-три страницы и резко  захлопнул.
На щеках у него выступили большие красные пятна.
   - Взгляните на штемпелек с  датами  на  внутренней  стороне  обложки,
-посоветовал я.
   Капитан снова открыл книгу и неохотно спросил:
   - Ну и что?
   - Если будет необходимо, я засвидетельствую  под  присягой,  что  эта
книга из магазина Гейгера. Блондинка по имени Агнесса  тоже  признается,
какого рода делами занимался магазин. Для любого, у  кого  хоть  немного
соображает голова, ясно, что магазин был лишь предлогом, прикрытием  для
совершенно иного рода деятельности.  Голливудская  полиция,  позволяющая
ему   процветать,    должна    руководствоваться    какими-то    особыми
соображениями.  Осмелюсь  предположить,  что   суд   присяжных   захочет
прояснить эти соображения.
   Прокурор усмехнулся.
   -  Суды  присяжных  действительно  иногда  ставят  такие  болезненные
вопросы... - сказал он. - Пожалуй, в  напрасном  усилии  понять,  почему
наши города именно таковы...
   Капитан Кронджейгер вдруг вскочил и нахлобучил шляпу.
   - Я тут один против троих, -  проворчал  он.  -  Я  возглавляю  Отдел
убийств. То, что Гейгер занимался порнографической литературой, меня  не
касается. Но должен признать, что это дело выставит в плохом свете также
и мой  отдел,  если  газеты  возьмутся  перемывать  косточки.  Чего  вы,
собственно, господа, хотите?
   Уайдальс посмотрел на Ольса, который спокойно произнес:
   - Я хочу передать вам арестованного. Идемте.
   Ольс встал. Капитан дико посмотрел на него и вышел из  комнаты.  Ольс
направился вслед за ним. Когда  дверь  закрылась,  прокурор  забарабанил
пальцами по крышке стола и направил на меня свой светлоголубой взгляд.
   -  Вы  должны  понять,  что  чувствует  полицейский,  когда  вынужден
затушевать нечто подобное. Возможно, вам придется дать показания...
   Даже с занесением в полицейский протокол. Несмотря на это, я надеюсь,
что мне удастся объяснить каждое из этих двух убийств отдельно  друг  от
друга и не вмешивать в дело имени генерала Стернвуда. Вы знаете,  почему
именно я не оттаскал вас за ухо?
   - Нет. Я ожидал, что вы оборвете мне оба.
   - Сколько вы зарабатываете на всем этом?
   - Двадцать пять долларов в день и расходы.
   - Или  на  сегодняшний  день,  это  составило  пятьдесят  долларов  и
несколько центов за бензин?
   - Что-то около этого.
   Прокурор склонил голову  на  одно  плечо  и  суставом  мизинца  потер
подбородок.
   - И за эту сумму  вы  готовы  вызвать  на  себя  гнев  половины  всех
полицейских нашего штата?
   - Я делаю это без особого удовольствия, - ответил я. - Но  как,  черт
возьми, я могу поступить иначе? Я взял это дело. А продаю то, что  имею,
чтобы зарабатывать на жизнь. По  крайней  мере,  ту  толику  смелости  и
сообразительности, которой наградило меня провидение, и  готов  бороться
до конца, не обращая внимания  на  последствия,  чтобы  защитить  своего
клиента.  То,  что  я  столько  сказал  сегодня  вечером,  не   испросив
позволения генерала, противоречит  моим  принципам.  Если  речь  идет  о
затушевывании дел, то я сам был полицейским, как вам известно,  господин
прокурор. Это делается повсеместно  в  каждом  большом  городе.  Полиция
обычно очень  принципиальна,  если  так  называемый  любитель  стремится
что-то затушевать, а сама делает это  через  день,  чтобы  удовлетворить
своих друзей или  кого-то,  имеющего  влияние.  Я  еще  не  уладил  дело
окончательно. Все еще веду его. И в  дальнейшем  тоже  буду  действовать
так, как действовал, естественно, если это будет необходимо.
   - Пока капитан Кронджейгер не лишил вас лицензии, - буркнул прокурор.
- Вы сказали, что  несколько  деталей  дела,  носящих  личных  характер,
сохраните в тайне. Они очень важны?
   - Я все еще не закончил своей миссии, -  сказал  я  и  посмотрел  ему
прямо в глаза.
   Прокурор Уайльд улыбнулся открытой улыбкой ирландца.
   - Я хотел бы кое-что сказать тебе, мой мальчик. Мой  отец  и  генерал
Стернвуд были  большими  друзьями.  Я  сделал  все,  что  позволяет  мне
положение, а может быть и  больше,  чтобы  оградить  старика  от  лишних
неприятностей. Но рассчитывать на это  в  будущем  невозможно.  Две  его
дочери рано или поздно вляпаются во что-нибудь такое, чего нельзя  будет
скрыть, особенно эта  сладенькая  белокурая  девица.  Их  никуда  нельзя
пускать без надзора. По-моему старик  сам  виноват  во  всем  этом.  Мне
кажется, он понятия не имеет, что представляет собой нанешний мир.  Есть
еще одна вещь, которую я хотел бы с вами  обсудить,  пользуясь  случаем,
что мы здесь один на один и можем  не  соблюдать  официальности.  Ставлю
доллар против канадского цента, генерал опасается, что его зять,  бывший
контрабандист, каким-то образом замешан во всем  этом  и,  нанимая  вас,
надеялся получить подтверждение, что это не так. Как вы полагаете?
   - То, что я слышал о  Ригане,  не  позволяет  думать  о  нем,  как  о
шантажисте. Ведь у него  было  теплое  гнездышко  у  Стернвудов,  а  он,
несмотря на это, ушел.
   - Насколько теплым было это гнездышко, ни вы, ни я не знаем, - сказал
прокурор. - Он принадлежит к тому типу мужчин, которые не любят излишнее
тепло. Генерал говорил вам, что разыскивает Ригана?
   - Он мне сказал, что хотел бы знать, где Риган и как его дела. Он был
очень привязан к нему. Его огорчило то, как он ушел, не сказав ему  даже
"до свидания".
   Прокурор поглубже уселся в кресле и сморщил лоб.
   - Вот как, -  изменившимся  голосом  сказал  он  и  протянул  руку  к
предметам,  лежавшим  на  столе,  отложил  голубой  блокнот  Гейгера,  а
остальные вещественные доказательства придвинул ко мне.
   - Все эти вещи можете взять  назад,  -  сказал  он.  -  Они  меня  не
интересуют.

Глава 19

   Было уже почти одиннадцать, когда я поставил свою машину  в  гараж  и
подошел к "Хобарт Армс". Дверь закрывали в десять, поэтому мне  пришлось
воспользоваться  своим  ключом.  Внутри,  в  пустом  квадратном   холле,
находился какой-то мужчина, который при виде меня сунул зеленую вечернюю
газету за кадку с пальмой, а окурок в кадку. Потом  встал,  помахал  мне
шляпой и сказал:
   - Шеф хочет с тобой поговорить. Так что оставь своих друзей  снаружи,
старик.
   Я спокойно стоял и смотрел на  его  приплюснутый  нос  и  похожее  на
бифштекс ухо.
   - Что ему надо?
   - Тебе-то что? Держи свой нос подальше от его дел, и тогда все  будет
о'кей.  -  Рука  его  все  время  вертелась  возле  внутреннего  кармана
расстегнутого плаща.
   - От меня воняет полицией, - сказал  я.  -  Я  слишком  устал,  чтобы
говорить, чтобы есть и чтобы думать. Но если ты  считаешь,  что  я  могу
идти и слушать приказы Эдди Марза, то постарайся  вытащить  свою  пушку,
прежде чем я отстрелю тебе второе ухо.
   - Ерунда. У тебя нет револьвера. - Он посмотрел мне  прямо  в  глаза.
Его черные косматые брови сошлись на переносице, уголки  губ  опустились
вниз.
   - Вчера, дорогой мой Лэнни, вчера. Я не всегда бегаю без оружия.
   Он замахал левой рукой.
   - Ладно, твоя взяла. Мне никто не приказывал стрелять в кого-либо. Ты
сам все услышишь от него.
   - Чем позже, тем лучше, - сказал  я  и  повернулся,  когда  этот  тип
прошел  мимо,  направляясь  к  выходу.  Он  открыл  дверь  и  вышел,  не
оглянувшись.  Я  улыбнулся  собственной  глупости,  подошел  к  лифту  и
поднялся наверх, в свою квартиру. Достал из кармана револьвер  Кармен  и
усмехнулся ему. Потом старательно почистил его,  смазал  и,  завернув  в
кусок фланели, запер на ключ в одном из ящиков стола. Сделал себе стакан
коктейля и как раз когда пил его, когда зазвонил телефон.
   Я сел возле столика, на котором стоял телефон.
   - Значит, вы сегодня такой острый, да? - послышался голос Эдди Марза.
- Твердый, быстрый, острый и бодаю каждого, кто ко мне приблизится.
   Чем могу служить?
   - Там полиция, вы знаете где. Вы не впутали меня в это дело, а?
   - А почему я не должен был бы это сделать?
   - Я добр к тем, кто добр ко мне, приятель. И очень недобр к тем,  кто
недобр со мной.
   - Прислушайтесь хорошенько, и вы услышите, как стучат мои зубы.
   Он сухо рассмеялся.
   - Так как: впутали или нет?
   - Нет. Но чтоб меня черти  взяли,  если  я  знаю,  почему.  Наверное,
потому, что дело довольно запутанное и без вашего участия.
   - Благодарю. Кто его застрелил?
   - Вы прочитаете это завтра утром в газетах... Возможно.
   - Мне надо узнать это сейчас.
   - А вы всегда получаете то, что вам надо?
   - Нет. Так это можно считать ответом, приятель?
   - Его застрелил человек, о котором вы никогда не слышали.
   Удовлетворитесь этим.
   - Если это так, то, возможно, и  я  когда-нибудь  смогу  оказать  вам
услугу.
   - В таком случае  положите  трубку  и  позвольте  мне  отправиться  в
кровать.
   Он снова засмеялся.
   - Вы ищете Расти Ригана, верно?
   - Похоже, так думают многие, но это неправда.
   - Если бы вы его искали, я мог бы подсказать  вам  кое-что.  Забегите
когда-нибудь ко мне. Все равно когда. Мне будет  приятно  встретиться  с
вами.
   - Возможно и забегу.
   - Так значит до этого "возможно". - В трубке что-то щелкнуло.
   Я сидел и держал трубку возле уха, злой и усталый. Потом набрал номер
Стернвудов и некоторое время слушал длинные  гудки,  пока,  наконец,  не
послышался учтивый голос лакея:
   - Квартира генерала Стернвуда.
   - Говорит Марлоу. Вы меня помните? Мы  познакомились  сто  лет  назад
или, может, это было вчера?
   - Да, мистер Марлоу. Конечно, я помню вас.
   - Миссис Риган дома?
   - Думаю, да. Может вы хотели бы...
   Я прервал его. Потому что вдруг передумал.
   - Нет. Не хотел. Просто передайте ей,  что  снимки  у  меня.  Все  до
одного. И что все в порядке.
   - Да...
   Да... - Мне казалось, что голос его слегка дрожит. - Снимки у вас...
   Все снимки...
   И все в порядке... Да, сэр... Если позволите, примите  мою  сердечную
благодарность.
   Через пять минут снова раздался телефонный звонок. Я допил коктейль и
почувствовал, что неплохо бы пообедать, о чем  до  этого  как-то  совсем
забыл. Я вышел, оставив телефон звонить, сколько ему вздумается. Когда я
вернулся, он снова звонил. С перерывами он названивал так до полпервого.
Погасив свет, я открыл окно, завернул телефон  в  газету  и  лег  спать.
Семья Стернвудов уже стояла у меня поперек горла.
   На следующее утро сидя за завтраком, состоявшим из  порции  бэкона  с
яичницей, я просмотрел все утренние газеты. События в их изложении  были
настолько  близки  к  истине,  насколько  обычно   бывают   в   газетных
сообщениях, или так же, как например Марс близок к Сатурну. Ни  одно  из
них не связывало Оуэна Тэйлора, шофера, свалившегося с рыбацкого мола  в
Лидо, с убийством в экзотической вилле в Лорел-каньон. Ни в одном из них
не было никаких упоминаний о семье Стернвудов, Ольсе и обо мне.  Капитан
Кронджейгер, шеф уголовного отдела голливудского округа,  пожинал  лавры
за раскрытие обоих убийств. А произошли они, вероятно, на почве сведения
личных счетов, связанных с темным делом, которым занимался некий Гейгер,
пользуясь как прикрытием книжным  магазином  на  Голливудском  бульваре.
Броуди застрелил Гейгера, а Кароль Ландгрен из мести  застрелил  Броуди.
Полиция арестовала Ландгрена, признавшего свою вину. У него  была  очень
плохая характеристика, некоторые грешки тянулись за ним еще со  школьных
лет. Полиция задержала  также  в  качестве  главного  свидетеля  Агнессу
Лозелль, секретаршу Гейгера.
   Это была хорошая журналистская работа. Создавалось  впечатление,  что
Гейгер  был  застрелен  вчера  ночью,  Броуди  часом  позже,  а  капитан
Кронджейгер раскрыл оба убийства  между  двумя  затяжками  сигаретой.  О
самоубийстве Тэйлора сообщалось на  первой  полосе,  посвященной  мелким
происшествиям.  Там  была  помещена  фотография  машины  с   зачерненным
номерным знаком, стоявшей на палубе баржи. Газеты утверждали,  что  Оуэн
Тэйлор был болезненным парнем, а в последнее  время  находился  в  очень
угнетенном состоянии. Его родители жили в Дубьюке, туда и отослали тело.
Власти не возбудили следствия по этому делу.

Глава 20

   Капитан Грегори, шеф отдела по розыску пропавших без  вести,  положил
мою визитку на широкий стол и выровнял ее края  параллельно  его  краям.
Некоторое время он смотрел на нее,  склонив  голову  на  плечо,  наконец
откашлялся и, повернувшись на вращающемся кресле загляделся  в  окно  на
плоскую крышу здания суда, на расстоянии примерно в полквартала. Это был
могучий мужчина с усталыми глазами и  неторопливыми  движениями  ночного
сторожа. Голос его звучал бесцветно и равнодушно.
   - Итак, частный детектив, - сказал он, по-прежнему глядя не на  меня,
а в окно. Струйки дыма поднимались из небрежно  поддерживаемой  уголками
губ почерневшей вересковой трубки.
   - Чем могу служить?
   - Я работаю на генерала  Гая  Стернвуда,  3765  Альта  Бри  Кресчент,
Вест-Голливуд.
   Капитан Грегори выпустил из уголков губ облачко дыма, не открывая при
этом рта.
   - А в чем это выражается?
   - Не в том, чем занимаетесь и вы, но, все же думаю,  вы  сможете  мне
помочь чем-нибудь.
   - И чем же?
   - Генерал Стернвуд богатый человек, - сказал я. - Он старый друг отца
прокурора нашего округа. Если он нанимает себе на целый день посыльного,
то не для того, чтобы оскорблять полицию. Это просто роскошь, которую он
может спокойно себе позволить.
   - Откуда вы взяли, что я  занимаюсь  чем-то,  связанным  с  генералом
Стернвудом?
   Я ответил на этот вопрос молчанием. Капитан Грегори медленно и тяжело
повернулся на своем  кресле  и  поставил  огромные  стопы  на  линолеум,
покрывающий пол кабинета.  В  атмосфере  кабинета  чувствовался  затхлый
привкус многолетней рутины. Грегори  остановил  на  мне  невыразительный
взгляд.
   - Не хотелось бы  отнимать  у  вас  время,  капитан,  -  сказал  я  и
сантиметров на десять отодвинулся вместе со стулом, на котором сидел.
   Он не  шевельнулся.  Просто  смотрел  на  меня  лишенными  выражения,
усталыми глазами.
   - Вы знаете окружного прокурора?
   - Да. Когда-то я  работал  на  него.  Очень  хорошо  знаю  также  его
главного помощника Берни Ольса.
   Грегори поднял трубку и пробормотал в нее:
   - Дайте мне Ольса из  окружной  прокуротуры.  -  Он  держал  руку  на
телефоне и ждал. Прошло несколько минут. Дымок поднимался от его трубки.
Глаза жестко и неподвижно смотрели прямо перед собой. Телефон  зазвонил.
Грегори протянул руку  за  моей  визиткой...  -  Ольс?  Эдд  Грегори  из
центрального бюро комиссариата. У меня в бюро некий Филипп Марлоу. В его
визитке написано, что он частный сыщик. Хочет получить от меня некоторую
информацию... Да? А как он выглядит?.. Благодарю.
   Кончив говорить, он вынул изо рта трубку и толстым карандашом умял  в
ней табак. Он сделал это серьезно и так торжественно, как будто это было
самым важным делом, какое ему  предстояло  сделать.  Потом  откинулся  в
кресле и еще с минуту смотрел на меня.
   - Что вы хотите узнать?
   - Всего лишь, продвинулось ли дело вперед.
   Он подумал, потом спросил:
   - Речь идет о Ригане?
   - Да.
   - Вы его знаете?
   - Я никогда его не видел. Только слышал, что это рослый ирландец, ему
тридцать с лишним, что когда-то он занимался  контрабандой  спиртного  и
что женился на старшей дочери генерала Стернвуда, но это было  не  очень
счастливое супружество. Меня проинформировали также, что он исчез  около
месяца назад.
   - Пусть лучше Стернвуд благодарит за это судьбу, вместо  того,  чтобы
нанимать частные таланты для поисков иголки в стогу сена.
   - Генерал очень симпатизирует Ригану. Такое случается  в  этом  мире.
Старик калека и, очевидно, чувствует себя  очень  одиноко.  Риган  часто
составлял ему компанию.
   - А как вы думаете, вы можете сделать что-нибудь больше, чем мы?
   - Немного, а точнее ничего, если речь идет об  отыскании  Ригана.  Но
есть еще одно дело: таинственный шантаж. Я должен быть уверен, что Риган
не принимает в нем участия. Это было бы легче, если бы я  знал,  где  он
или где его нет.
   - Дорогой мой, я охотно помог бы вам, но сам  ничего  не  знаю.  Этот
человек затер за собой все следы... Так-то.
   - Возможно ли это, принимая  во  внимание  совершенство  организации,
которую вы представляете? - спросил я.
   - Да...
   И все же это возможно...
   По крайней мере на определенное время. Он нажал на кнопку  звонка  на
столе. В боковой двери показалась голова женщины  среднего  возраста.  -
Принесите мне дело Ригана.
   Дверь закрылась. Мы с капитаном Грегори  смотрели  друг  на  друга  в
полном молчании. Наконец дверь снова открылась  и  женщина  положила  на
стол зеленую папку. Грегори кивком головы поблагодарил  ее,  насадил  на
нос очки в толстой оправе и медленно перелистал документы, находящиеся в
папке. Я разминал в пальцах сигарету.
   - Он исчез шестнадцатого сентября, - сказал Грегори.  -  Единственным
важным обстоятельством является то, что в тот день у  шофера  Стернвудов
был выходной и никто не заметил Ригана, когда он выезжал на своей машине
из гаража. Во всяком случае это было ближе к  вечеру.  Мы  нашли  машину
через   четыре   дня   в   гаражах,   на   территории,   относящейся   к
аристократическим виллам неподалеку от  Сансет-Тауэрс.  Владелец  гаража
сообщил в отдел, расследующий хищения  автомобилей,  что  у  него  стоит
машина, не принадлежащая ни одному из жильцов вилл. Это место называется
Каса де Оро. С ним связано одно интересное обстоятельство, о  котором  я
пока что не могу вам рассказать. Мы никак не могли узнать,  кто  оставил
эту машину. Искали  оттиски  пальцев,  но  ничего  не  нашли.  Ничто  не
указывало на то, что машину использовали для какой-то левой работы, хотя
это можно подозревать. Впрочем, дело с этой машиной связано  еще  кое  с
чем, о чем я вам сейчас скажу.
   - Думаю, это связано с женой Эдди Марза, которая также  фигурирует  в
списках исчезнувших, - сказал я.
   Он удивленно посмотрел на меня.
   - Ну да. Мы поговорили с жителями вилл и  установили,  что  она  жила
там. Исчезла она  примерно  в  то  же  время,  что  и  Риган,  но  любая
идентификация была невозможна. В нашей профессии иногда  выпадает  такое
невероятное счастье, когда какая-нибудь старушка, выглядывающая в  окно,
увидит пробегающего  человека  и  узнает  его  потом  даже  через  шесть
месяцев. Однако работники отелей никого не могут распознать,  даже  если
им подсунуть отличный снимок.
   - Честно  говоря  именно  это  и  требуется  от  надежного  отельного
работника, - сказал я.
   - Конечно... Эдди Марз и его  жена  жили  отдельно,  но  поддерживали
дружеские отношения, по крайней мере так утверждает Эдди. Тут может быть
несколько  вариантов.  Риган  всегда  имел  при  себе  пятнадцать  тысяч
долларов наличными. Не фальшивку  и  не  "куклу".  Это  куча  денег,  но
Ригану,  видимо,  нравилось  носить  их  с  собой  и  время  от  времени
вытаскивать из кармана и просматривать независимо  от  того,  видит  это
кто-нибудь или нет. Хотя деньги не имели для него особого значения.  Его
жена  утверждает,  что  он  не  взял  у  старика  Стернвуда  ни   цента,
удовлетворившись жильем и пропитанием, а также "паккардом", который  она
ему  когда-то  подарила.  Как   по-вашему,   похоже   это   на   бывшего
контрабандиста, удачно женившегося на богатой женщине?
   - Мне это непонятно, - признался я.
   - Итак, речь идет о  человеке,  исчезнувшем  с  пятнадцатью  тысячами
долларов, о которых знают все. Что ж, это все-таки порядочные  деньги...
Поверьте мне, Марлоу, что я был бы счастлив, имея в  кармане  пятнадцать
тысяч долларов. Ведь у меня двое  парней,  которые  учатся.  Единственно
напрашивается мысль: кто-то хотел обобрать его, но зашел слишком далеко,
так что в результате ему пришлось прихлопнуть его, затащить в пустыню  и
зарыть где-нибудь под кактусом. Но это не кажется мне таким  простым.  У
Ригана было оружие, и он умел с ним обращаться. Кроме того, у  него  был
достаточный опыт в таких делах и не только со времен  контрабандистских.
Я слышал, что  в  1922  году  он  командовал  целой  бригадой  во  время
беспорядков в Ирландии.  Такой  парень  не  может  быть  легкой  добычей
какого-нибудь  бандита.  То,   что   его   машина   стояла   в   гараже,
свидетельствует о том, что тот, кто его застрелил, знал о его  романе  с
женой Эдди Марза.
   - У вас есть какое-нибудь фото? - спросил я.
   - Его - да, ее - нет. Это довольно странно. Впрочем в этом деле много
странных обстоятельств.  Пожалуйста  -  он  пододвинул  мне  через  стол
глянцевую фотографию. На ней было изображено типичное  ирландское  лицо,
скорее грустное, чем веселое, скорее сосредоточенное,  чем  дерзкое.  Не
лицо забияки, но и не того, кто даст себя в обиду. Прямые темные  брови,
выделяющиеся надбровные дуги, широкий лоб,  густые  прилизанные  волосы,
узкий короткий нос и широкий рот. Подбородок  четко  очерчен,  хотя  это
впечатление смягчалось шириной рта. Это  было  слегка  напряженное  лицо
человека, быстро принимающего решения и  умеющего  рисковать.  Я  вернул
снимок. Теперь я знал, что узнаю это лицо, если когда-нибудь увижу  его.
Капитан Грегори выколотил трубку, снова набил ее табаком  и  примял  его
большим пальцем. Потом прикурил, выпустил облако дыма и заговорил:
   - Естественно, могли быть люди, знающие, что он  был  симпатией  жены
Марза. Эдди мог не знать об этом, но, - что удивительно, -  он  как  раз
знал. Впрочем, его это мало трогало. Мы довольно обстоятельно  наблюдали
за ним в то время. Нет, Эдди не застрелил Ригана из  ревности.  Если  бы
это было так, то все обстоятельства слишком  явно  свидетельствовали  бы
против него.
   - Это зависит от того, насколько он ловок, - сказал я. - Возможно, он
ведет двойную игру.
   Капитан Грегори возразил движением головы.
   - Если он настолько ловок, чтобы содержать этот свой игорный дом,  то
он и слишком ловок для чего-нибудь такого.  Понимаю,  что  вы  имеете  в
виду. Речь о том, что он мог бы сделать  что-нибудь  глупое,  зная,  что
никто от него этого не ожидает. Полиция смотрит на это иначе.  Мы  в  то
время буквально наступали ему на пятки, так что это даже  создавало  ему
помехи в его делах. Но до сего времени Эдди совершенно чист. Ревность  -
это не мотив для такого человека, как он. У людей, занимающихся тем, чем
занимается Эдди, ум, прекрасно приспособленный к торговле и  делам.  Они
делают то, что выгодно для них, исключая свои собственные чувства.  Нет,
я решительно исключаю это. Если я ошибаюсь и если вы мне  это  докажете,
то я готов проглотить собственный палец.
   - А что вы не исключаете?
   - Жены Марза и самого Ригана. Она была блондинка, но  не  обязательно
должна была оставаться ею.  Ее  машину  так  и  не  нашли,  значит  есть
вероятность, что они сбежали вместе. У них была большая фора в сравнении
с нами, около четырнадцати дней. Если бы не машина, мы, наверное, вообще
не открыли бы дело. Ну что ж,  мы,  в  моем  отделе  привычны  к  этому,
особенно если  речь  идет  о  так  называемых  "порядочных  семьях".  И,
естественно, все наши действия должны сохраняться в полной тайне.  -  Он
откинулся в кресле и глухо стукнул тяжелой  рукой,  сжатой  в  кулак  по
подлокотнику кресла. - Я не вижу никакой другой возможности, кроме одной
- ждать. Мы разослали публикации о розыске, но  пока  еще  слишком  рано
ожидать каких-нибудь результатов. У  Ригана  было  пятнадцать  тысяч,  о
которых мы знаем. У женщины тоже должно было что-то быть при себе, может
быть порядочная сумма в виде  драгоценностей.  Но  однажды  они  все  же
растренькают деньги. Тогда Риган  сыграет  в  карты,  выставит  чек  или
напишет письмо. Вероятно, они живут под чужими именами, в чужом  городе,
но живут на том уровне, что и раньше. И поэтому им придется вернуться  к
прежнему образу жизни.
   - Чем занималась девушка, прежде чем вышла замуж за Эдди Марза?
   - Пела в кабаре.
   - Вы могли бы раздобыть какие-нибудь ее старые рекламные снимки?
   - Нет. У Эдди, наверное, есть парочка, но он не признается в этом. Он
хочет, чтобы ее оставили в покое. Я не могу его ни к чему  принудить.  У
него есть близкие друзья в городе, иначе он не смог бы  делать  то,  что
делает. Все эти примудрости  могут  вам  на  что-нибудь  пригодиться?  -
спросил Грегори.
   - Вы не найдете ни его, ни ее, - сказал я. - Океан слишком близко.
   - То, что я сказал о своем пальце, все еще в  силе.  Мы  найдем  его,
хотя на это может потребоваться время. Год или два...
   - Не знаю, проживет ли еще генерал Стернвуд так долго, - сказал я.
   -  Мы  сделали  все,  что  только  могли.   Если   бы   он   назначил
вознаграждение, или же вложил бы в это дело немного денег, мы смогли  бы
продвинуться вперед. Городские власти не  выделяют  мне  столько  денег,
сколько это могло бы стоить. - Капитан направил  на  меня  взгляд  своих
больших глаз и сдвинул встопорщенные брови. - Вы в самом  деле  думаете,
что Эдди ликвидировал их обоих?
   - Да откуда! - с улыбкой ответил я.  -  Это  была  просто  шутка.  Я,
собственно, думаю так же, как и  вы,  капитан.  Риган  просто  убежал  с
женщиной, значившей для него много больше, чем другая богатая женщина, с
которой ему было плохо. Кстати, пока что она еще вовсе не так богата.
   - Это значит, вы ее знаете, да?
   - Да. Пока что она ведет разгульный образ жизни, но  я  думаю,  когда
это ее утомит, она остепенится.
   Он откашлялся в ответ,  я  поблагодарил  его  за  время,  которое  он
потратил на меня, и за информацию и вышел. Когда я  отъезжал  от  здания
полицейского управления, за мной поехал серый "плимут". Я  позволил  ему
на боковой улице приблизиться ко мне. Но он не  воспользовался  случаем,
так что я оторвался от него и поехал по своим делам.

Глава 21

   Я старался держаться подальше  от  семьи  Стернвудов.  Вошел  в  свою
контору, сел во вращающееся кресло за  столом  и  задумался.  Порывистый
ветер врывался в окно, занося с собой сажу от газовых горелок  из  кухни
соседнего отеля. Мне подумалось, что надо было бы выйти  и  подкрепиться
чем-нибудь, что жизнь, собственно, довольно бесцветна, что можно было бы
выпить коктейль, но это скорее всего  ничему  не  прибавит  красок,  тем
более, что употребление коктейлей в одиночестве и в эту  пору  наверняка
не доставит мне удовольствия. Пока я так размышлял, позвонил Норрис.  Со
свойственной  ему  необыкновенной  учтивостью  он  сказал,  что  генерал
чувствует себя плохо после того, что прочитали ему из газет, и  считает,
что моя работа подошла к концу.
   - Конечно, если речь идет о Гейгере, - сказал я. - Кроме  того,  вам,
очевидно, известно, что его застрелил не я.
   - Генерал вовсе так не думает, мистер Марлоу.
   - Знает ли генерал что-нибудь о снимках, о которых  так  беспокоилась
миссис Риган?
   - Нет, сэр, наверняка нет.
   - Вам известно, что вручил мне генерал?
   - Да, мистер. Три векселя и одно письмо.
   - Верно. Я верну это. Что же касается  фотографий,  то  будет  лучше,
если я их просто уничтожу.
   - Конечно, сэр. Миссис Риган много раз пыталась  дозвониться  до  вас
вчера вечером...
   - Меня не было. Я уходил, чтобы напиться.
   - Да, мистер. Я уверен, что это было необходимо. Генерал поручил  мне
переслать вам чек на пятьсот долларов. Это вас удовлетворяет?
   - О, это более чем щедро, - ответил я.
   - Думаю, дело можно считать закрытым?
   - Полностью. И так крепко, как подвал с часовой миной внутри.
   - Весьма благодарен,  сэр.  Поверьте,  мы  вам  очень  обязаны.  Если
генерал почувствует себя лучше...
   То, может, завтра утром...
   Ему будет действительно приятно, если он сможет  лично  поблагодарить
вас.
   - Отлично, - произнес я. - Конечно, я приду. И не откажусь от  брэнди
с шампанским.
   - Я позабочусь о  том,  чтобы  оно  было  как  следует  охлаждено,  -
пообещал старый  лакей,  и  в  его  голосе  проскальзнуло  что-то  вроде
удовлетворения.
   Итак, дело  было  улажено.  Мы  сказали  друг  другу  до  свидания  и
одновременно положили трубки. Сквозь открытое окно доносился аромат кофе
из ближайшего бара, но у меня сейчас пропал аппетит. Я достал  из  стола
бутылку, угостил сам себя и предался чувству опустошенности.
   Надо было подитожить все дело.  Расти  Риган  оставил  кучу  денег  и
красивую жену, чтобы отправиться в неведомое с блондинкой  сомнительного
поведения, которая к тому же, была  женой  ни  более,  ни  менее  такого
авантюриста, как Эдди Марз. Риган исчез, не  оставив  следов  и  на  это
могло быть много причин. Генерал был слишком горд или слишком осторожен,
чтобы во время первого же моего визита сказать мне, что Розыскной  отдел
полиции штата уже занимается этим делом. Розыскной отдел забрел в  тупик
и явно считал, что не стоит всем этим делом морочить себе голову;  Риган
сделал то, что сделал, и  это  было  абсолютнейшим  образом  его  личным
делом. Я считал, как и капитан  Грегори,  что  Эдди  Марз  наверняка  не
решился бы в двойное убийство только из-за того, что кто-то увел у  него
из-под носа светловолосую Венеру, с которой он к тому же не жил.  Может,
это его даже немного расстроило, но бизнес есть бизнес, а кроме того,  у
того, кто живет в районе Голливуд, голова и так  здорово  забита,  чтобы
еще переживать из-за блондинки, сошедшей с пути истинного. Конечно, если
бы этот побег был связан с большой суммой денег, все выглядело бы иначе.
Но для Эдди Марза пятнадцать тысяч - это не большая  сумма.  Он  не  был
мелким вымогателем, вроде Броуди.
   Гейгер мертв и теперь Кармен придется  подыскать  себе  какого-нибудь
другого фата,  который  доставлял  бы  ей  экзотические  удовольствия  и
наркотики и напивался вместе с ней. Не думаю, чтобы у нее  были  с  этим
чересчур большие трудности. Она может просто остановиться  на  несколько
минут на углу любой улицы, состроив при этом ту свою невинную  гримаску.
Я надеялся, что следующий шантажист обойдется с ней мягче, что он скорее
удовлетворится более мелкими суммами, получаемыми длительное время,  чем
пойдет на риск одноразового, крупного шантажа.
   Миссис Риган знала Эдди Марза очень хорошо и без всяких проблем могла
занять у него деньги. Это было  совершенно  естественно,  если  она  так
часто играла в рулетку и так часто проигрывала. Каждый владелец игорного
клуба всегда займет деньги своему хорошему клиенту, если тот окажется  в
нужде. Кроме того, Эдди Марз и миссис Риган объединяло  еще  одно  дело:
исчезнувший Риган. Он был ее мужем, женщина, с которой  он  бежал,  была
его женой. Кароль Ландгрен, молоденький убийца с ограниченным  словарным
запасом, на длительное время  был  безопасен,  даже  если  в  результате
судебного приговора не попадет в газовую  камеру.  Впрочем,  он  мог  бы
избежать этого лишь в том случае, если бы подал просьбу о помиловании  -
ибо у него не хватит  средств  на  хорошего  адвоката.  Агнесса  Лозелль
находилась в данное время за решеткой, тщательно охраняемая как  главный
свидетель обвинения. Если Кароль Ландгрен подаст просьбу  о  помиловании
или признает свою вину, Агнесса Лозелль уже будет не нужна. Суд и власти
не станут заниматься магазином Гейгера, а кроме этого дела ее не  в  чем
больше обвинить. Размышляя таким образом, я оказался в тупике.  Я  утаил
одно убийство и не сообщил властям в течениии двадцати четырех  часов  о
том, что случилось. К счастью у  меня  пока  еще  не  отобрали  лицензию
частного детектива, а в моем кармане покоился чек на  пятьсот  долларов.
Самым правильным сейчас будет, если я выпью еще  один  стаканчик,  чтобы
вымести из своей головы весь этот мусор.
   Вместо этого я сделал нечто другое. Позвонил  Эдди  Марзу  и  сообщил
ему, что вечером прибуду в Лас-Олиндес, чтобы поговорить с ним. Вот  что
представлял собой мой здравый смысл.
   Около девяти часов я поехал в Лас-Олиндес.  Октябрьская  луна  стояла
высоко в мглистом небе. Клуб находился на окраине города, в неоднородном
по стилю сельском дворике, некогда летней резиденции человека  по  имени
де Казенс. Потом здесь  располагался  отель.  Сейчас  это  было  темное,
огромное, некрасивое здание, окруженное кипарисами, обязанное  им  своим
названием. Дом имел большие балконы с кариатидами, порталы,  тут  и  там
располагались башенки, окна  были  застеклены  витражами  с  резьбой  по
стеклу, за задним флигелем виднелись большие пустые конюшни, а  в  целом
от всего этого веяло ностальгической атмосферой разложения.
   Эдди Марз оставил внешний  вид  дома  без  изменений.  Я  припарковал
машину на улице под мигающим фонарем на столбе и  по  влажной  гравийной
дорожке направился к главному входу. Портье  в  густо  обшитом  серебром
сюртуке впустил меня в большой  пустой,  слабо  освещенный  зал,  откуда
величественная дубовая лестница вела  вверх  на  первый  этаж.  Я  отдал
портье шляпу и плащ и  стал  ждать,  прислушиваясь  к  музыке  и  гомону
голосов, доносящихся из-за толстой двойной двери. Казалось, они долетают
откуда-то с  очень  далекого  расстояния,  почти  из  другого  мира.  По
лестнице как  раз  спускался  блондин,  который  был  с  Эдди  Марзом  и
экс-боксером в квартире Гейгера. Он бледно улыбнулся и провел меня через
устланный ковром холл в кабинет шефа.
   Я вошел  в  большую  квадратную  комнату  с  окном,  расположенным  в
глубокой нише и огромным каменным камином, в котором лениво пылали ветви
можжевельника. Стены  были  покрыты  панелями  из  древесины  греческого
ореха. В воздухе ощущался холодный запах моря.
   Матовый стол Эдди Марза совершенно не соответствовал внутреннему виду
этого помещения, как впрочем, не  соответствовали  ему  и  любые  другие
вещи, происходившие из нашего столетия. На полу  лежал  светлокоричневый
ковер, в углу стоял радиоприемник в ящике, а на нем самовар  и  стоявший
на медном подносе чайный  сервиз  из  китайского  фарфора.  Я  попытался
определить, для чего это может предназначаться. В другом конце  кабинета
находилась  дверь,  снабженная  замком  с  часовым   механизмом,   какие
применяются в несгораемых шкафах, на нем был заметен диск  с  цифрами  и
буквами.
   Эдди искренне улыбнулся мне, приветствовал пожатием руки и указал  на
закрытую дверь.
   - Если кто-нибудь захочет меня ограбить, это  будет  не  так  просто,
-оживленно пояснил он. - Местная полиция заглядывает сюда ко мне  каждое
утро, когда я открываю ее. Такой у нас с ними уговор.
   - Вы упоминали, что у вас имеется кое-что для меня, - сказал я. - Что
это такое?
   - Зачем вы так спешите? Садитесь и выпейте чего-нибудь.
   - Вообще-то я вовсе не спешу, - заметил я. - Но у нас, наверное,  нет
другой темы для разговора, кроме деловой.
   - Уверен, вам это понравится, - заявил Эдди. Он наполнил два бокала и
поставил один рядом с красным кожаным креслом, а сам остался за  столом,
скрестив ноги и засунув руку  в  боковой  карман  голубого  смокинга.  В
вечернем костюме он выглядел немного грубее,  чем  в  костюме  из  серой
фланели, но все еще был похож на заядлого  любителя  верховой  езды.  Мы
выпили и понимающе кивнули друг другу.
   - Вы были уже здесь когда-нибудь? - спросил Марз.
   - Во времена сухого закона. Я не так уж  сильно  увлекаюсь  азартными
играми.
   - Если нет денег... - улыбнулся он. - Вы должны заглянуть  сегодня  в
игорный зал. Там присутствует ваша  знакомая.  Играет  очень  высоко.  Я
слышал, что ей сопутствует счастье. Это Вивиан Риган.
   Я поставил бокал и угостился сигарой с монограммой Эдди.
   - Честно говоря, мне  очень  понравилось  ваше  вчерашнее  поведение,
-сказал Эдди. - Сначала  я  был  взбешен,  но  позже  понял  побуждения,
которыми вы руководствовались. Чувствую, что мы прекрасно поладили бы  -
вы и я. Сколько я вам должен?
   - За что?
   -  Вы  все  еще  так  осторожны?  Небольшая  утечка   информации   из
центрального комиссариата. Иначе нельзя было бы вести  дело.  Я  получаю
все новости из первых рук, еще теплыми, и абсолютно не  в  том  виде,  в
каком они позже появляются в газетах, - он продемонстрировал мне большие
белые зубы. - Да? А что вы узнали? - спросил я.
   - Вы не хотите денег?
   - Я понял так, что у вас есть для меня какая-то информация.
   - Информация? Касательно чего?
   - У вас очень короткая память. Речь идет о Ригане.
   - Ах да, - махнул он рукой и  его  ногти  блеснули  в  тусклом  свете
прикрытой абажюром лампы, бросавшей неяркий круг света на потолок.  -  Я
слышал, что вы уже получили эту информацию.  А  с  меня  причитается.  Я
привык платить за хорошее отношение к себе.
   - Я приехал сюда не за деньгами. За свою работу я  получаю.  С  вашей
точки зрения не так уж много, но мне хватает. И  у  меня  есть  правило:
никогда не работать на двух клиентов одновременно.  Ригана  прихлопнули,
случайно, не вы?
   - Нет. А вы думали - я?
   - Вы вполне способны на это.
   Он засмеялся.
   - Шутите?
   Я тоже засмеялся.
   - Конечно. Ригана я ни разу не видел, но его фотографию -  да.  Вашим
людям он не по зубам. Кстати, раз уж мы заговорили  о  ваших  людях,  не
посылайте ко мне своих балбесов с револьверами. А то я могу  разозлиться
и отправить кого-нибудь из них на тот свет.
   Эдди Марз посмотрел на огонь камина сквозь  стекло  бокала,  поставил
его на край стола и вытер губы тонким батистовым платком.
   - Говорите-то вы красиво. Но не слишком  ли  много  берете  на  себя?
Риган в самом деле вас ничуть не интересует, да?
   - Нет. Никто не поручал мне искать его.  Но  я  знаю  кое-кого,  кому
интересно знать, где он.
   - Ей на это плевать, - сказал Марз.
   - Я имею в виду ее отца.
   Марз снова вытер губы  и  посмотрел  на  платок  так,  словно  ожидал
увмдеть на нем кровь. Затем  сдвинул  густые,  седые  брови  и  потрогал
пальцем опаленный солнцем красный нос.
   - Гейгер пытался шантажировать генерала, - продолжал я. - Генерал мне
не сказал, но, как я догадываюсь, он боится, не замешан ли в это  Риган.
Эдди Марз рассмеялся.
   - Гейгер проделывал это чуть не с каждым.  Это  была  его  навязчивая
идея. Он брал с людей долговые расписки...
   Самые настоящие. Но никогда не отважился  бы  потребовать  их  оплаты
через суд. Он вежливо вручал их клиенту, сопровождая цветастыми фразами,
а сам оставался с пустыми руками. Если оказывалось, что кто-то  пугался,
он начинал обрабатывать его, если нет - отступался.
   - Вот как, - заметил я. - Отступался. Вот и  доработался.  Откуда  вы
все это знаете?
   Марз нетерпеливо пожал плечами.
   - Бог ты мой, я был бы счастлив, если бы не знал и половины того, что
мне доносят. Слишком много знаний о людях - вот самый большой недостаток
моей профессии. Итак, что касается Гейгера,  то  это  уже  позади.  Дело
сделано.
   - Сделано и оплачено.
   - Очень жаль. Было бы неплохо,  если  бы  старый  стернвуд  нанял  за
подходящую плату такого бравого малого  как  вы,  чтобы  удержать  своих
дочерей дома хотя бы два вечера в неделю.
   - Зачем?
   Эдди скривился.
   - Они как несчастье, вошедшее в поговорку. Взять хотя бы ту брюнетку.
Это настоящее стихийное бедствие для моего клуба. Когда проигрывает, она
играет  как  безумная.  В  результате  сидит  тут  с  полным  бумажником
расписок, которые никто у меня не выкупит даже  по  самой  низкой  цене.
Ведь у нее нет собственных денег, кроме карманных, которые она  получает
от генерала, и никому неизвестно, что он написал в завещании.  Когда  же
она выигрывает, то забирает мои собственные настоящие денежки  и  уносит
их в свой красивый домик.
   - Но ведь на следующую ночь она снова приносит их назад, - заметил я.
- Лишь часть из них. Но если принять во внимание более длительный  срок,
то проигрываю я, а не она.
   Он посмотрел на меня серьезно, как будто для меня это  в  самом  деле
имело  какое-то  значение.  Я  удивлялся,  почему  он  счел  необходимым
рассказать мне все это. Я зевнул и допил содержимое своего бокала.
   - Пойду-ка я в игорный зал и взгляну на это  ваше  предприятие.  -  Я
поднялся с кресла.
   - Хорошо, проходите, пожалуйста, - сказал Эдди, показывая  на  дверь,
находящуюся рядом с сейфом. - Здесь вы пройдете в зал.
   - Я предпочел бы вход, предназначенный для обычных людей.
   - Ладно, как хотите. Во всяком случае мы остаемся друзьями?
   - Конечно, - согласился я, и мы пожали друг другу руки.
   - Быть может в будущем я и в самом деле смогу оказать вам услугу.  На
этот раз вы обо всем узнали от капитана Грегори.
   - Это означает, что вы и его тоже купили?
   - Не так все плохо. Мы просто друзья.
   Некоторое время я смотрел на  него,  потом  подошел  к  двери,  через
которую вошел сюда. Открыв ее, повернулся и спросил:
   - Скажите, вы посылали серый "плимут" следить за мной?
   Его глаза расширились. Похоже он был взволнован.
   - Черт возьми, нет! Зачем бы мне это понадобилось?
   - Я тоже не смог это объяснить, - сказал я и вышел. У меня  создалось
впечатление, что  его  удивление  было  слишком  искренним,  чтобы  быть
поддельным. Мне даже показалось, что он немного встревожился. Но я никак
не мог понять, что могло быть причиной тому.

Глава 22

   Было примерно полодиннадцатого. Маленький мексиканский  оркестр  явно
утомился, играя негромкие румбы, которые  никто  не  танцевал.  Один  из
музыкантов вытирал кончики пальцев так, словно они причиняли ему боль, в
то же время вставляя в рот сигарету тем же, почти болезненным движением.
Четверо других одновременно,  словно  по  чьему-то  знаку,  наклонялись,
доставали из-под стульев стаканчики, делали глоток  из  них,  облизывали
губы и поблескивали глазами. Текила - вот что это должно было  означать.
Но скорее всего они пили минеральную воду. Это представление было  таким
же ненужным, как и сама музыка. Все равно на них никто не смотрел.
   Зал, очевидно, некогда предназначался для танцев. Эдди Марз переделал
его  лишь  настолько,  насколько  требовало  дело.  Никакой  хромировки,
никаких преломляющихся лучей, исходящих из-под угловых карнизов, никаких
фигурок выплавленных из стекла, никаких кресел кричащих  цветов,  ничего
из  типичной  для  Голливуда  псевдосовременной   техники   обустройства
помещений. Свет лился из тяжелых хрустальных люстр, стены  были  покрыты
красной камчатной тканью, немного полинявшей от времени и почерневшей от
пыли, но прекрасно сочетавшейся с  паркетом  пола,  который  виден  был,
впрочем, лишь частично перед  возвышением  для  мексиканского  оркестра.
Остальное покрывал дорогой ковер того  же  красного  цвета.  Паркет  был
сделан из двенадцати сортов твердой древесины -  начиная  с  бирманского
тикового дерева с переходом к нескольким оттенкам дуба и кончая  похожим
на красное розовым деревом. Все это складывалось  в  сложный  утонченный
узор.
   Это все еще было красивое помещение, только занимались в  нем  сейчас
рулеткой вместо ритмичных старомодных танцев.
   У стены  напротив  выхода  стояли  три  стола,  соединенные  латунным
ограждением, которое одновременно отделяло крупье от игравших. Играли на
всех трех столах, но люди  толпились  возле  среднего.  Я  узнал  черную
головку Вивиан Риган. Подойдя к бару в углу зала,  я  взял  бокал  рома.
Бармен стоял напротив меня  по  другую  сторону  стойки  и  наблюдал  за
группой хорошо обетых людей у среднего стола.
   - Сегодня она  выиграла  кучу  денег,  -  сказал  он.  -  Та  высокая
черноволосая коза.
   - А кто она такая? - спросил я.
   - Не знаю, как ее зовут, но она приходит сюда очень часто.
   - К черту, вы просто не хотите знать, как ее зовут, - возразил я.
   - Я здесь только работаю, мистер, - ответил он, не обидевшись. -  Она
совсем одна. Кавалер, с которым  она  пришла,  напился  и  его  пришлось
отнести в машину.
   - Я отвезу ее домой, - сказал я.
   - Вы отвезете дьяволицу, -  предостерег  бармен.  -  Мне  приготовить
коктейль или вы предпочитаете чистый ром?
   - Предпочитаю чистый, если вообще его предпочитаю, - сказал я.
   Компания,  окружавшая  средний  стол,  расступилась.  Двое  мужчин  в
вечерних костюмах направились к выходу. Я  заметил  Вивиан  и  ее  голые
плечи. На ней было платье с глубоким вырезом из темно-зеленого  бархата.
Она была слишком оголена даже для игорного заведения.  Толпа  сомкнулась
снова и я опять ничего не видел, кроме ее  черной  головы.  Оба  мужчины
свернули от двери к бару и заказали два стакана виски с содовой. Один из
них был явно возбужден и вытер лицо платочком далеко не первой свежести.
Двойные  атласные  полосы  на  его  брюках  своей   шириной   напоминали
автостраду с многорядным движением.
   - Ну и ну! В жизни не видел ничего подобного,  -  возбужденно  сказал
он. - Восемь выигрышей по очереди и все  на  "красное".  Вот  это  игра,
парень, вот это игра!
   - У меня прямо мороз по коже пошел. Она ставит  все  тысячи  за  один
раз. Она просто не может проиграть!
   Они уткнули носы в стаканы с напитком, одним махом  опрокинули  их  и
отправились восвояси.
   - Много они понимают,  эти  любители,  -  сказал  бармен,  растягивая
гласные. - Великолепная игра, ха! В Гаване я видел когда-то одну  старую
бабу с лошадиным лицом...
   Гул голосов у соседнего стола вдруг  усилился  и  пробившийся  сквозь
него спокойный голос с иностранным акцентом произнес:
   - Потерпите минутку, мадам. Этот стол не может покрыть  вашу  ставку.
Банк сорван. Мистер Марз сейчас подойдет.
   Я  поставил  бокал  на  стойку  и  направился  к   столу.   Маленький
мексиканский оркестр начал громко играть танго. Но никто не  танцевал  и
не  собирался  это  делать.  Я  протиснулся  через  скопление  людей   в
послеобеденных, вечерних и даже спортивных  костюмах  прямо  к  среднему
столу.  Это  там  была  остановлена  игра.  Двое  крупье  стояли  рядом,
уставившись взглядом в одну точку. Они глазели на Вивиан Риган.
   Ее длинные ресницы трепетали,  а  лицо  имело  неестественно  бледный
цвет. Она сидела в середине стола, прямо напротив колеса рулетки.  Перед
ней лежала куча денег и фишек. Действительно порядочная кучка денег. Она
говорила крупье холодным и надменным, хотя и взволнованным голосом:
   - Что за убогое заведение, хотелось бы мне знать! Беритесь за  работу
и крутите это колесо, вы...Жалкие воришки.  Я  собираюсь  поставить  еще
раз, и на все. Обычно вы очень скорые,  когда  сгребаете  денежки,  зато
когда дело доходит до выплаты, так вы медлительны до тошноты!
   Крупье улыбнулся холодной и вежливой улыбкой человека, видевшего  уже
тысячи выигрывающих и миллионы проигрывающих. Вел  он  себя  безупречно,
был полон превосходства и абсолютно спокоен. Он серьезно произнес:
   - Этот стол сейчас не может принять вашу ставку, миссис. У вас  свыше
шестнадцати тысяч долларов.
   - Ведь это же ваши деньги, - издевалась Вивиан. - Разве вы не  хотите
их вернуть?
   Стоявший рядом с ней мужчина хотел ей что-то растолковать. Она  резко
повернулась к нему и произнесла пару таких  слов,  что  он  покраснел  и
быстро отступил. В глубине зала, в той его части, которая была  отделена
латунным  ограждением,  открылась  дверь.  Из  нее  вышел  Эдди  Марз  с
приклеенной к лицу безразличной улыбкой и с руками в карманах  смокинга.
Он производил впечатление человека, очень довольного  собой.  Подойдя  к
среднему столу, он остановился и спросил спокойно, но менее вежливо, чем
его крупье:
   - Что-нибудь случилось, миссис Риган?
   Она мгновенно повернулась к нему. Я увидел как челюсти ее сжались так
сильно, словно она уже больше не могла вынести  внутреннего  напряжения.
На его вопрос она не ответила.
   - Если вы больше не желаете играть, - серьезным голосом  сказал  Эдди
Марз, - то позвольте послать кого-нибудь с вами, чтобы он провел вас  до
дома.
   Стиснутые челюсти Вивиан  побелели,  щеки  зарумянились.  Она  громко
засмеялась и со злостью сказала:
   - Еще одна игра, Эдди. Все на "красное". Я люблю красный  цвет,  цвет
крови.
   Эдди Марз бледно улыбнулся, кивнул и сунул руку во внутренний  карман
смокинга. Вынув большой бумажник из крокодильей  кожи  с  монограммой  и
позолоченными краями он небрежно бросил его на стол.
   - Примите заклад на какую-нибудь сумму. Если никто из  присутствующих
не возражает, колесо рулетки будет вращаться исключительно для вас, - он
склонил голову в сторону Вивиан.
   Никто,  естественно,  не  возражал.  Вивиан   Риган   наклонилась   и
раздраженно обеими руками передвинула все, что выиграла на красный цвет.
   Крупье не спеша склонился над столом, сосчитал ее деньги  и  фишки  и
уложил их ровными кучками, а несколько лишних фишек и банкнот  отодвинул
своей лопаткой на край стола. Затем открыл бумажник Эдди Марза  и  вынул
из него две пачки кредиток достоинством в тысячу долларов.  Он  разорвал
одну, отсчитал шесть бумажек, приложил их  к  нераспечатанной  пачке,  а
остальное  спрятал  назад  в  бумажник,  бросив  его  на  стол  с  такой
небрежностью, словно это был простой коробок спичек. Эдди Марз  не  стал
брать бумажник. Впрочем, никто вообще не двигался, кроме крупье, который
левой рукой запустил рулетку, а правой профессионально легко  бросил  на
середину диска шарик из слоновой кости.
   Губы  Вивиан  медленно   раскрылись,   зубы   заблестели   в   сиянии
светильников. Шарик  лениво  катился  по  кругу,  перескакивая  цвета  и
номера. Прошла вечность, прежде чем он с сухим стуком остановился.  Диск
замедлил вращение, неся на себе уже  неподвижный  шарик.  Крупье  стоял,
скрестив руки и не разнял их, пока диск  рулетки  не  застыл  совершенно
неподвижно.
   - Красное выигрывает,  -  произнес  он  официально,  голосом,  полным
профессионального спокойствия.
   Маленький шарик из слоновой кости лежал  в  секторе  красного  цвета,
обозначенного номером двадцать пять, в секторе, удаленном всего  на  два
поля  от  нуля.  Вивиан  Риган  откинула  голову  назад  и  торжествующе
засмеялась. Крупье поднял  лопатку,  передвинул  пачку  тысячедолларовых
банкнот по столу и, присоединив их к поставленной сумме,  отодвинул  все
вместе за пределы игорного поля.
   Эдди Марз улыбнулся, сунул бумажник в карман,  повернулся  и  покинул
зал. Несколько дюжин людей,  глядевших  на  все  это,  буквально  затаив
дыхание, вздохнули и направились в сторону бара. Я пошел вместе с ними и
добрался до другого конца зала прежде чем, Вивиан Риган  успела  собрать
выигранное и встать со стула. Я вышел в большой  тихий  холл  и  взял  у
девушки в гардеробе пальто и шляпу. Затем положил  на  маленький  поднос
четверть доллара чаевых и пошел к выходу. Тут  же  возле  меня  появился
портье и спросил, вызвать ли такси.
   - Нет, я хочу прогуляться, - ответил я.
   Кариатиды,   поддерживающие   балконы,   были   мокрые   от   тумана,
превращавшегося на листьях кипарисов в тяжелые  капли  воды.  Ничего  не
было  видно  на  расстоянии  уже  нескольких  метров.  Я  спустился   по
ступенькам  веранды  и  пошел  по  неясно  видневшейся  между  деревьями
дорожке, пока не услышал донесшийся  сквозь  туман  шум  волн,  лизавших
скалы морского побережья. Нигде не видно  было  ни  малейшего  проблеска
света. Я  мог  различить  перед  собой  какую-нибудь  дюжину  кипарисов,
следующая дюжина виднелась уже неясно, а остальные  исчезали  в  тумане.
Свернув влево, я вернулся к главной дороге,  ведущей  к  стоянке  и  уже
начав различать контуры дома,  остановился.  Прямо  передо  мной  кто-то
закашлял.
   Я бесшумно ступал по мягкой влажной траве. Человек кашлянул еще  раз,
потом сдержал кашель, прижав к губам платок или край рукава. Я подошел к
нему еще ближе, затем обошел  его  неясную  тень  на  дорожке.  Инстинкт
заставил меня спрятаться за деревом и присесть. Человек повернул голову.
Его лицо в темноте должно было бы маячить передо мной белым  пятном.  Но
это было не так. Я увидел темное пятно. На нем была маска.
   Я ждал в укрытии.

Глава 23

   Послышались приближавшиеся по невидимой дорожке легкие женские  шаги.
Мужчина,  стоявший   передо   мной,   наклонился   вперед.   Создавалось
впечатление, что он будто опирался на туман. Женщину не было  видно,  но
наконец я заметил неясные очертания фигуры. Мужчина быстро направился  к
ней. Два нечетких силуэта маячили в тумане, производя  впечатление,  что
они его  составляющее.  С  минуту  стояла  напряженная  тишина.  Наконец
раздался мужской голос:
   - Это револьвер, мышка. Только спокойно! Туман разносит  любой  звук.
Отдай сумочку!
   Женщина не издала ни единого звука. Я  сделал  шаг  вперед  и  увидел
туман, клубящийся над полями шляпы мужчины. Женщина  стояла  неподвижно.
Ее дыхание сделалось слегка хриплым, оно напоминало мне звук напильника,
трущегося по мягкому дереву.
   - Крикни, - предложил мужчина. - Только крикни, и я тебя прихлопну.
   Она не крикнула, даже не пошевелилась. А он сделал какое-то  движение
и сухо хихикнул.
   - Послышался глухой щелчок открывающегося замка, мужчина отвернулся и
прошел возле дерева, за которым я стоял.  Отойдя  на  два-три  шага,  он
снова хихикнул. Этот смех оживил мою память. Я вытащил из кармана трубку
и сжал ее в руке, как револьвер.
   - Как поживаешь, Лэнни, - тихо позвал я.
   Мужчина остановился, словно пораженный громом и начал поднимать  руки
вверх.
   - Не делай этого, Лэнни. Я ведь тебе не велел. Не  двигайся,  нето  я
тебя застрелю.
   Мы стояли не двигаясь. Я, женщина на дорожке и Лэнни.
   - Положи сумочку на землю, под ноги, Лэнни, - приказал я. -  Медленно
и осторожно.
   Он наклонился. Я подскочил к нему и схватил  его  за  шиворот  в  тот
момент, когда он еще был в наклонном положении.  Он  выпрямился,  тяжело
дыша. В руках у него ничего не было.
   - Ну, вот, - сказал я, вынимая у  него  из  кармана  револьвер.  -  В
последнее время кто-нибудь постоянно дарит мне  револьверы.  Я  уже  так
нагружен ими, что хожу согнувшись. А теперь убирайся!
   Наше дыхание смешалось, а глаза приобрели выражение глаз двух  котов,
встретившихся на крыше. Я отошел назад.
   - Лети к себе, Лэнни! И без обид. Не рассказывай об этом никому  и  я
тоже не расскажу. Идет?
   - Идет, - глухо ответил он.
   Его поглотил туман. Некоторое время еще слышны были его  шаги,  потом
все стихло. Я поднял сумочку, заглянул внутрь и  направился  к  дорожке.
Женщина все еще неподвижно стояла там, рукой без перчатки придерживая  у
шеи воротничок  серой  шубки,  а  на  пальце  у  нее  слабо  поблескивал
перстень. Она была без шляпы. Ее черные волосы, с  пробором  посередине,
сливались с темнотой. Глаза тоже.
   - Чистая работа, Марлоу. Значит, вы выступаете  в  роли  моей  личной
охраны? - в ее голосе звучали хрипловатые нотки.
   - Похоже на то, - ответил я. - Вот ваша сумка.
   Она взяла ее.
   - У вас здесь есть машина?
   - Я приехала сюда с мужчиной, - улыбнулась она. - Но что делаете  тут
вы?
   - Эдди Марз хотел поговорить со мной.
   - Не знала, что вы с ним знакомы. Что он хотел от вас?
   - Это я вам могу сказать. Он думал, что я ищу кое-кого, кто,  по  его
мнению, сбежал с его женой.
   - А вы ищете?
   - Нет.
   - В таком случае, зачем же вы приехали?
   - Чтобы проверить, почему он думает, что я ищу кое-кого, кто, по  его
мнению, сбежал с его женой.
   - Ну и проверили?
   - Нет.
   - Вы выдаете информацию  как  диктор  -  по  капле,  -  сказала  она.
-Пожалуй, меня это не касается...
   Даже если этот человек был моим мужем. Впрочем,  я  думала,  что  это
дело вас не интересует.
   - Люди постоянно напоминают мне о нем.
   Она со злостью закусила губы. Казалось, инцидент с мужчиной  в  маске
вообще не произвел на нее впечатления.
   - Что ж, можете провести меня до гаража, - обронила она. -  Я  должна
взглянуть на свой эскорт.
   Мы пошли вдоль дорожки, обошли угол дома, миновали освещенный фасад и
за следующим углом оказались на залитом светом дворике перед  конюшнями.
Как и в прошлые времена, он  был  вымощен  булыжником  и  имел  уклон  в
сторону находившегося посередине зарешеченного стока.  Блестели  машины,
сторож в коричневой ливрее встал с табуретки и подошел к нам.
   - Мой парень все еще не проспался? - вежливо спросила Вивиан.
   - Боюсь, что да, миссис. Я укрыл его одеялом и  открыл  окно.  Думаю,
все в порядке. Он просто отдыхает.
   Мы подошли к большому "кадиллаку". Сторож открыл  заднюю  дверцу.  На
широком заднем сиденьи лежал по уши заботливо укутанный в плед  мужчина.
Он спал с открытым ртом и храпел. Это был блондин крупного  телосложения
и было похоже, что выпить он может порядочно.
   - Позвольте представить вам Ларри Кобба, - сказала Вивиан.  -  Мистер
Кобб, мистер Марлоу.
   Я кашлянул.
   - Мистер Кобб - это и есть мой эскорт, -  пояснила  она.  -  Милейший
парень, этот Кобб. Он исполняет все мои капризы. Вам надо  увидеть  его,
когда он трезвый. Мне тоже. Вообще кому-нибудь надо увидеть его наконец,
трезвым. Думаю, это стоило бы увековечить.  Этот  момент  остался  бы  в
истории навсегда, этот краткий, но незабываемый проблеск: трезвого Ларри
Кобба.
   - Ха! - сказал я.
   - Я подумывала даже о том, чтобы выйти за него  замуж,  -  продолжала
Вивиан высоким напряженным голосом,  словно  лишь  сейчас  ощутила  шок,
вызванный нападением на нее. - Я была в депрессии  и  мне  в  голову  не
приходило ничего более забавного.  У  всех  нас  бывают  такие  периоды.
Слишком много денег,  знаете  ли.  Яхта,  дом  на  Лонг-Айсленд,  летняя
резиденция в Нью-порте, весенняя на Бермудах... Повсюду какие-то  виллы,
тут и там, по всему свету, предназначенные,  вероятно,  лишь  для  того,
чтобы поставить в них бутылку хорошего виски. А для Ларри Кобба  хорошее
виски весьма доступно.
   - Ха! - снова отозвался я. - Есть у него какой-нибудь шофер,  который
отвез бы его домой?
   - Не говорите "ха!". Это слишком вульгарно, - она посмотрела на меня,
нахмурив брови.  Сторож  в  ливрее  ожесточенно  жевал  нижнюю  губу.  -
Конечно,  у  него  целый  отряд  шоферов.  Вероятно,  они  каждое   утро
дефилируют перед гаражом: пуговицы сверкают, мундиры надраены,  перчатки
безупречно белы... Такой элегантности могут позавидовать и  воспитанники
военной академии в Вест-Пойнт.
   - Ну хорошо, где же в таком случае, черт возьми, этот шофер? -  вышел
я из терпения.
   - Сегодня вечером он приехал  сам,  -  вмешался  охранник  в  ливрее,
словно оправдываясь. - Я могу позвонить ему домой и  попросить  прислать
кого-нибудь, кто забрал бы его.
   Вивиан повернулась к нему и одарила  его  такой  улыбкой,  словно  он
только что вручил ей бриллиантовую диадему.
   - Это было бы прекрасно, - сказала она. - Вы можете это сделать? Я  в
самом деле не хотела бы, чтобы мистер Кобб умер вот так...
   С открытым ртом. Кто-нибудь может подумать, что он умер от жажды.
   - Так не подумаешь, если принюхаться к нему, миссис, - сказал человек
в ливрее.
   Она открыла сумочку, захватила горсть банкнот и подала ему.
   - Я уверена, что вы займетесь им.
   - Господи! - охнул сторож, вытаращив глаза. - Конечно, миссис, я  все
устрою.
   - Меня зовут Риган, - сладким голосом представилась она. -  Я  миссис
Риган. Вероятно, вы еще увидите меня тут. Вы работаете здесь недавно?
   - Да, миссис, - его руки,  в  которых  он  комкал  деньги,  судорожно
сжимались и разжимались.
   - Вам наверняка понравится здесь, - сказала  она  и  взяла  меня  под
руку. - Поедем на вашей машине, Марлоу.
   - Она стоит снаружи, на улице.
   - Это не помеха,  Марлоу,  я  обожаю  небольшие  прогулки  в  тумане.
Встречаются такие интересные люди.
   - Не говорите глупости, - невежливо отрезал я.
   Она крепко сжала  мою  руку  и  вдруг  начала  дрожать.  И  судорожно
держалась за меня все время, пока мы шли к машине.  Когда  мы,  наконец,
оказались в ней, она перестала трястись.  Я  поехал  вниз  по  петлявшей
среди деревьев дороге. Дорога  вела  к  Казенс-бульвару,  главной  улице
Лас-Олиндес. Мы ехали под старыми, мерцающими фонарями, пока не  въехали
в город. Теперь мы проезжали здания и словно вымершие магазины, миновали
бензоколонку с лампой у входа и наконец увидели открытую аптеку.
   - Будет неплохо, если вы что-нибудь выпьете, - сказал я.
   Она махнула подбородком.  Белая  точка  в  углу  машины.  Я  свернул,
притормозил, и припарковался.
   - Чашечка кофе с каплей коньяка должна поставить вас на ноги.
   - Мне хочется сейчас нахлестаться, как сотне грузчиков. Обожаю это.
   Я открыл ей дверцу, она выбралась из машины и прошла так близко возле
меня, что ее волосы скользнули по моей щеке. Мы зашли в аптеку. У стойки
я купил бутылку ржаной и понес ее к столику, за который мы сели.
   - Два кофе, - попросил я. - Черного, крепкого и сваренного еще в этом
году.
   - Водку здесь пить нельзя, - сказал  аптекарь.  Одетый  в  полинявший
рабочий халат, он был худ, как щепка, с почти  вежливым  взглядом  и  не
походил на слишком волевого человека.
   Вивиан Риган достала из сумочки  пачку  сигарет,  вытряхнула  из  нее
несколько штук решительным мужским движением и протянула их мне.
   - Правила запрещают пить здесь водку, - повторил аптекарь.
   Я закурил сигарету Вивиан и себе, не обращая  на  него  внимания.  Он
взял две чашки кофе и поставил их перед нами. Потом снова  посмотрел  на
бутылку ржаной, проворчал что-то сквозь зубы и наконец устало сказал:
   - Ну ладно, я не буду  смотреть,  когда  вы  будете  наливать.  -  Он
подошел к окну и повернулся к нам спиной.
   - У меня сердце уходит в пятки, -  сообщил  я,  откручивая  пробку  и
вливая большую порцию в кофе. -  Предписания  и  законы  в  нашем  штате
значат чрезвычайно много. В период сухого закона  заведение  Эдди  Марза
был ночным клубом. И каждую ночь  двое  полицейских  сидели  в  холле  и
наблюдали за тем, чтобы клиенты не приносили своего собственного  виски,
а покупали его тут же, в баре.
   Аптекарь вдруг отвернулся от  окна,  зашел  за  стойку  и  уселся  на
табурет. Мы выпили наше крепленое  кофе.  Я  взглянул  на  отраженное  в
зеркале лицо Вивиан. Оно было напряженным, бледным и диким.
   Губы у нее были красные и потрескавшиеся.
   - Не делайте такую несчастную мину, - сказал я.  -  На  каком  крючке
держит вас Эдди Марз?
   Она посмотрела на мое отражение в зеркале.
   - Я порядочно забрала у него сегодня во время игры. Начинала с  пятью
тысячами, которые заняла у него вчера и которые сегодня мне были уже  не
нужны.
   - Это могло его немного разозлить. Как вы думаете, это он  послал  за
вами того головореза?
   - Головореза?
   - Ну, того типа с револьвером?
   - В таком случае вас тоже можно назвать головорезом?
   - Ясно, - засмеялся я. - Только, если быть точным, головорезы  обычно
стоят не на стороне справедливости.
   - Я часто задумываюсь, есть ли вообще какая-то плохая сторона...
   - Мы уклонились от темы. На каком крючке держит вас Эдди Марз?
   - Вы подразумеваете: чем он мог бы меня шантажировать  или  оказывать
на меня давление?
   - Да.
   Она надула губы.
   - Вы могли бы быть остроумнее, Марлоу. Намного остроумнее.
   - Как чувствует себя генерал? Ага, я  не  претендую  на  остроумие  в
данном случае.
   - Не очень хорошо. Сегодня ему пришлось лежать. Перестаньте, наконец,
меня выспрашивать!
   - Я вспоминаю минуты, когда сам просил вас о том же. Много  ли  знает
генерал?
   - Наверное, знает все.
   - Ему рассказал Норрис?
   - Нет. Уайльд, окружной  прокурор.  Он  приходил  проведать  его.  Вы
сожгли снимки?
   - Конечно. Вы заботитесь о своей маленькой сестре, верно? По  крайней
мере иногда.
   - Думаю, она единственное существо, о котором я забочусь.
   Естественно, определенным способом я забочусь также и о  своем  отце.
Держу его подальше от всего этого.
   - Он питаетне слишком много иллюзий, - сказал я, -  но  мне  кажется,
что у него все еще есть своя гордость.
   - Мы кровь от его крови. В этом, собственно, и заключается суть дела.
- Она посмотрела  на  меня  в  зеркало  глубокими,  ничего  не  видящими
глазами. - Не хотелось бы  мне,  чтобы  в  минуты  смерти  он  проклинал
собственную кровь. Это всегда была дикая кровь, но не безумная.
   - А сейчас?
   - Думаю, вы считаете нашу самью аморальной.
   - Но не вас. Вы только играете определенную роль во всем этом.
   Она опустила глаза. Я выпил кофе и прикурил две сигареты.
   - Итак, вы застрелили несколько  человек,  -  сказала  она  спокойно.
-Значит, вы убийца.
   - Я? С какой стати?
   - Газеты и полиция все это красиво изобразили, но я ничуть не верю  в
то, что прочитала.
   - Ага, вы думаете, что надо записать на мой счет Гейгера...
   Или Броуди...
   Или обоих.
   Она не ответила.
   - Мне это было ни к чему, - сказал я. - Возможно даже, я так и сделал
бы и, наверное, не отвечал бы за это. Любой  из  них,  не  колеблясь  ни
минуты, нафаршировал бы мой живот свинцом.
   - То есть в глубине души вы убийца, как и всякий коп.
   - Не говорите глупостей!
   - Вы один из тех  ужасных  хладнокровных  типов,  которые  испытывают
столько же жалости к другим, сколько мясник к свинье, которую  режет.  Я
поняла это сразу, как только увидела вас.
   - У вас достаточно подозрительных друзей, чтобы знать,  что  для  них
типично.
   - По сравнению с вами все они - ангелы.
   - Спасибо, мадам. Вы тоже не мед.
   - Давайте уедем из этого паршивого городка?
   Я заплатил, сунул  в  карман  плаща  бутылку  "ржаной"  и  мы  вышли.
Аптекарь следил за мной злым взглядом.
   Мы выехали из Лас-Олиндес.  По  пути  мы  проезжали  мимо  отсыревших
приморских поселков. Кое-где светили желтые окна домов,  но  по  большей
части было темно. От моря даже сквозь туман доносился запах  водорослей.
Шины мелодично посвистывали на мокром асфальте бульваров. Весь  мир  был
промокшей пустыней.
   Мы уже подъезжали к Дель-Рей, когда она впервые заговорила со мной  с
тех пор как мы покинули аптеку. Голос ее звучал приглушенно,  как  будто
что-то глубоко волновало ее.
   - Сверните вниз к курортному клубк в Дель-Рей. Мне  хотелось  бы  еще
раз взглянуть на море. Это недалеко отсюда, первая улица налево.
   На перекрестке пульсировал желтый свет. Я свернул и стал съезжать  по
дороге с крутой насыпью с одной и трамвайными путями с  другой  стороны.
Где-то чуть ниже маячили разбросанные огни пригородной железной  дороги,
а еще дальше просвечивали на  фоне  туманного  неба  прибрежные  фонари.
Туман явно поднимался. Мы проехали через рельсы, исчезавшие  где-то  под
обрывом. Потом доехали, наконец, до  неогражденной  и  неблагоустроенной
части пляжа. По обе стороны стояли припаркованные автомобили, повернутые
к морю и не освещенные. Огни клуба были удалены на пару сот метров.
   Притормозив у тротуара, я остановился, погасил свет и  застыл,  молча
держа  руки  на  баранке.  За  поредевшим  туманом  море  волновалось  и
пенилось, почти не издавая шума, как мысль, пытающаяся облечься в слова.
   - Придвиньтесь, - хрипло сказала она.
   Я подвинулся на середину сиденья. Она легонько склонилась ко мне, как
будто хотела выглянуть в окно. Потом упала прямо в мои объятия, не издав
ни звука и чуть не ударившись  головой  о  баранку.  Глаза  у  нее  были
закрыты, а лицо изменилось.  Спустя  минуту  я  увидел,  что  эти  глаза
открыты и блестят в темноте.
   - Обними меня крепче, зверь, - сказала она.
   Вначале я ослабил объятия. Ее волосы касались моего лица, но  это  не
доставляло мне удовольствия. Я притянул ее к себе и  медленно  приблизил
лицо к лицу. Ее веки мерно трепетали, словно крылья чайки.
   Я  поцеловал  ее  быстро   и   крепко.   Затем   последовал   долгий,
непрерывающийся поцелуй. Губы ее раскрылись под моими,  тело  дрожало  в
моих объятиях.
   - Убийца, - шепнула она мягко. Ее дыхание сливалось с моим.
   Я прижал ее к себе так, что мне чуть не  передалась  дрожь  ее  тела.
Спустя некоторое время она отклонила голову настолько, чтобы спросить:
   - Где ты живешь?
   - Хобарт Армс, улица Франклина.
   - Я не знаю этого района.
   - Хочешь узнать его?
   - Да, - прошептала она.
   - На каком крючке держит тебя Эдди Марз?
   Тело ее застыло в  моих  объятиях,  дыхание  сделалось  хриплым.  Она
откинула голову и взглянула на меня большими расширившимися глазами.
   - Так значит, это тебе было  нужно,  -  сказала  она  тихим,  угасшим
голосом.
   - Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову,  целуя
тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.
   - Ты сукин сын, - тихо сказала она, не двигаясь с места.
   Я рассмеялся прямо ей в лицо, потом сказал:
   - Пусть тебе не кажется, что я просто кусок льда. Я не  слепой  и  не
лишен других чувств. В моих жилах течет кровь, так же,  как  и  в  жилах
других мужчин. Слишком легко тебя можно получить,  чертовски  легко.  На
каком крючке держит тебя Эдди Марз?
   - Если спросишь меня еще раз, я начну кричать!
   - Не сдерживайся, ори!
   Резким  движением  она  отодвинулась  от  меня  и   осталась   сидеть
неподвижно возле окна.
   - Бывало, людей убивали за более глупые вещи, Марлоу.
   - Бывало, людей убивали ни за что.  Беседуя  с  вами  первый  раз,  я
сказал,  что  я  детектив.  Обдумай  хорошенько  это  своей   прелестной
головкой! Я работаю детективом, а не играю в детектива!
   Вивиан порылась в сумке,  вынула  платочек  и  отвернулась  от  меня.
Слышно было, как она рвет батист зубами - медленно и размеренно.
   - Почему  вам  кажется,  что  он  держит  меня  на  каком-то  крючке?
-прошептала она наконец голосом, приглушенным платком.
   - Он позволяет вам выиграть кучу денег, после чего посылает  за  вами
наемника с револьвером,  чтобы  отобрать  их.  А  вы  даже  не  особенно
удивлены. Вы даже не говорите мне спасибо за то, что я  спас  вас.  Ведь
этот инцидент был обыкновенной комедией. А если  бы  я  хотел  польстить
себе, то сказал бы, что сыграна она специально для меня.
   - Вы считаете, что он может выигрывать и проигрывать когда захочет?
   - Безусловно. При равномерных ставках четыре раза на пять игр.
   - Должна ли я сказать, что ваша наглость отвратительна, мистер сыщик?
- Вы ничего не должны. Мне уже заплатили.
   Она выбросила в окно порванный на кусочки платок.
   - Вы восхитительно ведете себя с женщинами!
   - Я с большим удовольствием целовал вас.
   - Но при этом  ни  на  мгновение  не  потеряли  головы.  Это  слишком
унизительно. Кого мне за это поблагодарить - вас или отца?
   - Я в самом деле с удовольствием целовал вас.
   Голос Вивиан вдруг зазвучал холодно.
   - Увезите меня отсюда, - процедила она, - будьте любезны. Я мечтаю  о
том, чтобы оказаться дома.
   - Вы не желаете относиться ко мне как сестра к брату?
   - Если бы у меня была бритва, я перерезала бы вам горло...
   Чтобы проверить, что вытечет из раны!
   - Зеленая жидкость, как из гусеницы, миссис Риган.
   Я завел мотор, развернулся и вскоре  мы  пересекли  железную  дорогу,
въехали на автостраду, а затем в город. Вивиан не разговаривала со мной.
Она сидела неподвижно всю дорогу. Наконец я проехал через  ворота  и  по
осевшей подъездной дорожке подъехал к дому. Резким движением она открыла
дверь и выскочила из машины прежде чем я успел как следует  затормозить.
Она по-прежнему молчала. Я смотрел на ее спину, пока она нажимала кнопку
звонка. Дверь открылась и на пороге  показался  Норрис.  Она  разъяренно
протиснулась  возле  него  и  исчезла  внутри  дома.  Дверь  с   треском
захлопнулась, а я сидел и глазел на нее.
   Потом развернулся и поехал домой.

Глава 24

   На  этот  раз  холл  был  пуст.  За  пальмами,  растущими  в  больших
деревянных кадках, меня не ждал ни один  наемник  с  револьвером,  чтобы
отдать мне какие-то  приказы.  Поднявшись  на  лифте  на  свой  этаж,  я
направился в сторону приглушенного дверью голоса, звучавшего  по  радио.
Мне необходимо было  что-нибудь  выпить  и  я  спешил,  чтобы  побыстрее
сделать себе коктейль. Войдя в комнату,  я  не  стал  включать  свет,  а
прошел прямо в маленькую кухоньку, но вдруг почувствовал, что что-то  не
так. В воздухе витал какой-то запах. Занавески на окнах были задернуты и
сквозь них с улицы сочился слабый свет.  Я  остановился,  прислушиваясь.
Запах, витающий в воздухе, был тяжелым дурманящим запахом духов.
   Однако ничего не было слышно, ни малейшего шороха. Наконец мои  глаза
привыкли к темноте и тогда я увидел на полу перед собой что-то, чего там
не должно было быть. Я отступил, нащупал большим пальцем  выключатель  и
зажег свет.
   Кровать-диван была разложена и из нее  доносилось  чье-то  хихиканье.
Светловолосая голова была погружена в мою подушку, виднелись  два  голых
плеча, а две  принадлежавшие  им  руки,  сплелись  под  головой.  Кармен
Стернвуд лежала в моей собственной кровати  и  смеялась.  Волна  светлых
волос покоилась на подушке, как будто специально уложенная с этой  целью
опытными руками. Серо-голубые глаза глядели на меня со  свойственным  им
выражением -были пусты как два темных  отверстия  револьверных  стволов.
Она смеялась. Ее маленькие острые зубы блестели.
   - Правда, я красивая?
   - Как пьяный негр в воскресную ночь, - жестко ответил я.
   Я подошел к торшеру, зажег его и погасил верхний свет. Затем вернулся
назад и склонился над шахматной доской, стоявшей на  маленьком  столике.
Это была задача "мат в шесть ходов". Я не мог решить ее, как, впрочем, и
много других своих проблем. Взяв офицера, я  передвинул  его  на  другое
поле, затем снял шляпу и пальто и бросил их, не глядя куда.
   С кровати до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на попискивание
крыс за деревянными панелями старого дома.
   - Держу пари ты не угадаешь, как я сюда вошла.
   - Держу пари, что угадаю. - Я взял сигарету и хмуро взглянул на  нее.
- Ты проникла в замочную скважину, как святой Петр.
   - А кто это такой?
   - Малый, с которым я играл однажды в биллиард.
   Она хихикнула.
   - Ну ты и чудак.
   Я хотел посоветовать ей, чтобы  она  не  забывала  про  свой  большой
палец, но она меня опередила. Напоминать  ей  это  не  было  нужды.  Она
вытащила из-под головы правую руку и начала сосать палец, глядя на  меня
круглыми бесстыжими глазами.
   - Я совсем голая, - сообщила она, видя, что я кончил курить  и  гляжу
на нее.
   - Боже мой, - сказал я. - Это вертелось у меня на кончике языка.  Еще
чуть-чуть и я сказал бы: "Держу пари, что ты совсем голая. А я в постели
обычно ношу галоши, чтобы не поскользнуться  на  скользком  полу,  когда
проснусь в плохом настроении".
   - Ты хорошенький, - сказала она, игриво вертя головой  как  маленький
котенок. Затем вынула левую руку из-под головы, взялась за край одеяла и
после драматической паузы - откинула его. Действительно, она была в том,
в чем ее мать родила. Она лежала в кровати голая и  в  свете  настольной
лампы поблескивала, как жемчужина. Обе  Стернвудовские  девчонки  многое
приносили мне в жертву.
   Я смахнул крошку табака с нижней губы.
   - Это прекрасно. Жаль только, что я уже видел это однажды. Помнишь? Я
тот парень, с которым ты все время сталкиваешься, когда на  тебе  ничего
нет.
   Она хихикнула и снова прикрылась одеялом.
   - Итак, скажи, пожалуйста, как ты сюда вошла? - спросил я.
   - Меня впустил администратор. Я показала ему  твою  визитку,  которую
стащила у Вивиан. Я сказала ему, что ты меня вызвал и я должна подождать
тебя. Конечно я...
   Я была очень таинственной.
   - Отлично,  -  сказал  я.  -  Администраторы  тоже  проявляют  иногда
мягкость. А теперь, раз уж я знаю, как ты вошла, может, скажешь мне  еще
и то, как собираешься выйти отсюда?
   Она засмеялась.
   - О, пока  еще  не  собираюсь.  Еще  долго  нет...  Мне  здесь  очень
гравится, да и ты хорошенький...
   - Послушай, - я наставил на нее сигарету. - Не заставляй меня еще раз
одевать тебя. Я устал. Конечно, я ценю  все,  что  ты  мне  предлагаешь.
Однако это больше, чем я могу принять. Догхауз Рэйли никогда не смог  бы
так использовать своего друга. А я твой друг и не могу использовать тебя
даже вопреки себе самому. Мы должны остаться друзьями, а  этот  путь  не
ведет к дружбе. Теперь ты могла  бы  одеться,  как  маленькая  послушная
девочка?
   Она отрицательно завертела головой.
   - Послушай, - продолжал я, - ты же совсем  ничего  не  чувствуешь  ко
мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть.  Но  тебе
не нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который
нашел тебя...
   - Погаси свет, - засмеялась она.
   Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок
и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
   - Поверь, это не из-за соседей, - сказал я. - Им нет до этого дела. В
таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин...  Одной
больше, одной меньше - какая разница. Дом от этого  не  рухнет.  Но  для
меня  это  дело  профессиональной   чести.   Ты   знаешь,   что   значит
профессиональная честь? Я работаю на  твоего  отца.  Это  очень  больной
человек, очень слабый  и  нуждающийся  в  помощи.  И  он  мне  полностью
доверяет, без всяких оговорок. Кармен, очень прошу тебя, оденься!
   - Тебя зовут не Догхауз Рэйли, - заявила она.  -  Тебя  зовут  Филипп
Марлоу. Ты меня не обманешь.
   Я снова  посмотрел  на  шахматную  доску  и  понял,  что  неправильно
поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
   Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра  не
для рыцарей. Я снова  посмотрел  на  Кармен.  Теперь  она  лежала  тихо.
Бледное лицо на фоне подушек, большие  потемневшие  глаза,  пустые,  как
колодцы во время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло.
Я понял, что неопределенный проблеск сомнения  шевельнулся  в  ее  душе.
Полностью она еще не осознавала этого. Это слишком трудно  для  женщины,
особенно  для  очень  хорошенькой,  осознать,  что  ее  тело  не  всегда
прельщает.
   - Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, - сказал я.  -  Может,  ты
тоже выпьешь один?
   - Ага. - Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня
серьезно,  в  них  росло  сомнение,  вползало  неотвратимо,   как   кот,
подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
   - Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик,
хорошо?
   Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное
шипение. Она ничего не ответила.  Я  прошел  в  кухню,  смешал  виски  с
содовой и налил  в  два  стаканчика.  Увы,  у  меня  не  было  настоящих
возбуждающих напитков,  таких  как  нитроглицерин  или  дистиллированная
слюна  тигра.  Она  не   шевельнулась,   когда   я   вернулся.   Шипение
прекратилось. Глаза ее снова были мертвы,  губы  начали  улыбаться  мне.
Вдруг она вскочила, сбросила с себя одеяло и протянула руку.
   - Дай мне!
   - Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
   Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету.
- Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
   Я смотрел в  другую  сторону.  И  вдруг  снова  услышал  то  странное
шипение, резкое и громкое. Это заставило  меня  взглянуть  на  нее.  Она
сидела нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее  был  широко  раскрыт,  а
лицо похоже на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не
имел ничего общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, - хотя они
и были пусты, как всегда, - таилось что-то такое, чего я никогда еще  до
сих пор не видел в женских глазах.
   Наконец ее губы шевельнулись медленно и  осторожно,  как  будто  были
искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
   Она грязно обозвала меня.
   Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
   Или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната  была  местом,
где я жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие "мой дом". В  этой
комнате было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной,
все мое прошлое. Это было не так  уж  много  -  радиоприемник,  шахматы,
несколько  книжек,  картин,  старые  письма  и  разные  прочие  пустяки.
Собственно, ничего особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
   Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто
помогло мне осознать это.
   - Даю тебе три минуты, - спокойно сказал я.  -  На  одевание  и  уход
отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой...  Так,  как
стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши!
Зубы ее стучали, а шипение становилось все более  громким  и  все  более
звериным. Она спустила ноги на пол и взяла  одежду,  лежавшую  на  стуле
рядом с кроватью. Она одевалась, а  я  смотрел  на  нее.  Одевалась  она
неловкими, -для женщины, - негнущимися  пальцами,  но  несмотря  на  это
быстро. Через две минуты она уже была готова. Я следил за временем.
   Она стояла рядом с кроватью, прижимая к  шубке  зеленую  сумочку.  На
голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она
стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все  с  тем  же
лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со
все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она  подошла  к  двери,
открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
   Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
   Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В  комнату
поплыл вечерний воздух,  приторно-сладковатый,  перенасыщенный  уличными
запахами большого города и выхлопными газами. Я  взял  коктейль  и  стал
медленно  пить.  Внизу  хлопнула  входная  дверь,  по  пустому  тротуару
застучали каблуки. Где-то неподалеку взревел  мотор,  и  машина,  быстро
набирая скорость, унеслась в ночь.
   Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще  сохраняла  форму  ее
маленькой головы,  а  на  простыне  виднелся  отпечаток  ее  деликатного
развращенного тела.
   Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.

Глава 25

   В это утро снова шел дождь -  мелкий  касой  дождь,  создававший  над
городом хрустальную завесу. Чувствуя себя разбитым и уставшим, я  встал,
подошел к окну и выглянул в него. Глубокое отвращение к семье Стернвудов
овладело мной. Я прошел на кухню и выпил там  две  чашки  черного  кофе.
Голова у человека может трещать не только с похмелья. У меня она трещала
от женщин. Меня тошнило от них.
   Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул  на  улицу.  По
другую  сторону  дороги  в  каких-нибудь  двухстах  метрах  стоял  серый
"плимут". Тот самый, который следовал  вчера  за  мной  и  о  котором  я
спрашивал у Эдди Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь  полицейский,
который как  раз  располагал  свободным  временем  и  хотел  развлечься,
выслеживая мою персону. Возможно,  это  был  какой-то  коллега-детектив,
получивший указание сунуть нос не в свое дело и обещание, что ему за это
кое-что перепадет. Или это  был,  -  возможно,  -  священник  с  Бермуд,
которому не понравилась моя ночная жизнь.
   Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и  проехал
мимо серого "плимута". В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал
на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то,  что
ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у  меня  на
заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько  близко,  чтобы  я  мог
перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился  неподалеку
от моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам,  высоко
подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня
от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного  крана.
Я  подошел  к  перекрестку,  перешел   на   другую   сторону   улицы   и
продефилировал возле автомобиля. "Плимут" не двигался с места и из  него
никто не показывался. Я дернул дверцу.
   Небольшого роста  мужчина  со  сметливыми  глазами  сидел  за  рулем,
вжавшись в угол. Я стоял  и  смотрел  на  него,  чувствуя  спиной  удары
дождевых капель. Его глаза поблескивали сквозь облака дыма, руки  нервно
постукивали по баранке.
   - Никак не можете решиться? - спросил я.
   Он сглотнул слюну, сигарета задрожала в его сжатых губах.
   - Мне кажется, я  вас  не  знаю,  -  произнес  он  тихим,  как  будто
испуганным голосом.
   - Марлоу. К вашим услугам. Человек,  за  которым  вы  несколько  дней
пытаетесь следить.
   - Ни за кем я не слежу.
   - Зато эта телега - да. А может она вам не  подчиняется?  А  впрочем,
делайте все, что вам нравится. Сейчас я иду завтракать в кафе  напротив.
На завтрак будет апельсиновый сок, яичница с ветчиной, булочки, мед, три
или четыре чашки кофе. Ага! И зубочистка. Потом поеду  в  свою  контору,
находящуюся на седьмом этаже, в здании, напротив которого мы стоим. Если
вас по-прежнему что-то будет тревожить, решитесь и приходите  выплеснуть
это из себя. А я тем временем пойду и смажу свой пулемет.
   Я оставил его в машине, моргающего глазами.
   Спустя двадцать минут меня  посетила  уборщица  и  мне  представилась
возможность  распечатать  толстый  конверт,  адресованный  на  мое   имя
красивым старомодным почерком. В нем была короткая официальная записка и
чек на пятьсот долларов, выписанный на Филиппа Марлоу и  подписанный  за
генерала  Гая  Бризея  Стернвуда  Винсентом  Норрисом.  День   начинался
действительно чудесно. Я как раз заполнял бланк для  банка,  когда  звук
звонка дал мне понять, что кто-то решил посетить меня. В  комнату  вошел
маленький человечек из "плимута".
   - Ну, наконец-то, - сказал я. - Входите и снимайте плащ.
   Он осторожно, пока я придерживал дверь, проскользнул мимо меня,  так,
словно опасался, что я вот-вот дам ему пинка.  Мы  уселись  друг  против
друга по обе стороны стола. Рост его был действительно невелик, примерно
метр пятьдесят. У него были зоркие блестящие глаза, которым  он  пытался
придать строгое выражение, но они выглядели так же строго, как устрица с
открытой раковиной. На нем был двубортный  темно-серый  костюм,  слишком
широкий в плечах и со слишком широкими лацканами, и  галстук  с  мокрыми
пятнами от дождя.
   - Может, вы меня знаете, - начал он. - Меня зовут Гарри Джонс.
   Я сказал, что не знаю его и пододвинул к нему портсигар с сигаретами.
Его маленькие изящные пальчики молниеносно схватили одну из них,  словно
форель,  заглатывающая  муху.  Он  прикурил  ее  от  стоявшей  на  столе
зажигалки и помахал рукой, разгоняя дым.
   - Я не какой-нибудь там молокосос, - проинформировал он. - Знаю  этих
парней и им подобных! Я немного занимался  контрабандой  спиртного.  Это
клевое дело, старик. Едешь себе, бывало,  на  машине  с  револьвером  на
коленях и полным патронташем на поясе. Иногда нам случалось  прихлопнуть
по дороге парочку конов. Замечательное дело.
   - Потрясающе, - сказал я.
   Он уселся на стуле поудобнее и выпустил вверх  облачко  дыма  уголком
маленьких сжатых губ.
   - Может, вы мне не верите?
   - Может, да, а может нет. Возможно также, что я еще не  успел  забить
себе голову мыслями о том, правду вы говорите или нет. Но с какой  целью
вы рассказали все это? Чего вы ожидаете от меня?
   - Ничего, - едко ответил он.
   - Вы уже несколько дней  следите  за  мной,  -  продолжал  я.  -  Как
мальчишка, желающий подцепить девушку и не осмеливающийся на это. Может,
вы страховой агент? А может вы знаете парня по имени  Джо  Броуди?  Есть
много разных "может" по той простой причине, что в моей профессии всегда
по уши всяких дел.
   Он вытаращил глаза, а нижняя  челюсть  у  него  отвисла  чуть  не  до
колена.
   - Господи! Откуда вы знаете все это?
   - Я ясновидящий, - сказал я. - Так что выкладывайте все  без  утайки.
Не могу же я ждать целый день.
   Блестящие глаза почти исчезли  под  прищуренными  веками.  Воцарилась
тишина. Дождь тарахтел по крыше "Мэншн-Хауз" под моими окнами.  Человек,
сидевший напротив меня, наконец поднял веки, его глаза снова заблестели,
и он задумчиво произнес:
   - Конечно, я хотел разузнать  что-нибудь  о  вас,  чтобы  знать,  что
делать. У меня есть кое-что на продажу...
   Это дешево, сотни за две. Почему вы связываете меня с Броуди?
   Я  распечатал  письмо  и  прочитал  его.  Оно  касалось   прохождения
полуторагодового  курса  дактилоскопии  и  приобретения  разных   других
профессиональных навыков. Я бросил его в корзину и  снова  посмотрел  на
маленького человека.
   - Не обращайте внимания, я просто размышлял. Вы  не  полицейский.  Вы
также не член банды Эдди Марза. Я спрашивал его об этом прошлой ночью. А
больше я не знаю никого,  кроме  друзей  Джо  Броуди,  кто  мог  бы  так
интересоваться моей персоной.
   - Боже мой! - сказал он и облизнул нижнюю губу. Лицо его стало белым,
как бумага, когда я упомянул Эдди Марза. Он  раскрыл  рот,  и  сигарета,
неизвестно каким образом повисла в его уголке,  словно  приросла.  -  Вы
подтруниваете надо мной, - сказал он с улыбкой,  какую  можно  встретить
только в кресле у стоматолога.
   - Конечно подтруниваю, - подтвердил я и распечатал другое письмо. Мне
предлагали предоставлять информацию прямо из логова льва,  иначе  говоря
из Вашингтона: все, что происходит в  кулуарах,  вплоть  до  мелочей.  -
Надеюсь Агнессу уже выпустили? - спросил я.
   - Да. Это она меня сюда послала. Вас это интересует?
   - Естественно - такая сладкая блондинка.
   - Бросьте. Вы кое-на что намекнули...
   В ту ночь, когда прихлопнули Броуди. Мол Броуди, знал что-то важное о
Стернвудах, иначе не рискнул бы посылать им те фотографии.
   - Ага. Значит, он что-то знал. Что именно?
   - То, что стоит двести долларов.
   Я бросил в корзину еще несколько реклам и прикурил еще одну сигарету.
- Нам надо исчезнуть из города, - продолжал он. - Агнесса очень  хорошая
девушка. Вы не можете вменить ей в вину Гейгера  и  его  книжки.  Вы  же
знаете, что женщинам ныне приходится не очень легко, верно?
   - Она для вас слишком велика, - заметил я.  -  Она  вас  расплющит  и
задушит, если окажется сверху.
   - Глуповатая шутка, -  произнес  он  с  таким  чувством  собственного
достоинства, что я удивленно уставился на него.
   - Вы правы, - согласился я. - В последнее время я вращался  в  плохом
обществе. Давайте покончим с разговорами  и  перейдем  к  делу.  Что  вы
можете предложить за эти деньги?
   - А вы заплатите?
   - А что мне это даст?
   - Что если это поможет вам отыскать Расти Ригана?
   - Я не ищу Расти Ригана.
   - Слова. Так вы хотите услышать это или нет?
   - Итак, мой дорогой, облегчите  душу.  Я  заплачу  за  все,  что  мне
пригодится. За две сотни в нашей профессии покупается куча информации!
   - Эдди Марз велел застрелить Ригана, - сказал он и расселся на  стуле
так, словно его только что выбрали вице-президентом.
   Я указал рукой на дверь и произнес:
   - Не собираюсь спорить с  вами,  надо  экономить  кислород.  Ступайте
восвояси.
   Он наклонился над столом и сжал  зубы.  Из-за  перегородки  доносился
монотонный стук пишушей машинки  -  строчка  за  строчкой,  страница  за
страницей.
   - Я вовсе не шучу, - запротестовал он.
   - Кончайте! Не мешайте работать, я очень занят.
   - Никуда я не пойду, - резко  сказал  он.  -  Я  пришел  сюда,  чтобы
сказать то, что надо, и я сделал это.  Я  лично  знал  Расти.  Не  очень
хорошо, но все же достаточно для того, чтобы спросить при встрече:  "Как
поживаешь?" И он отвечал мне или же нет - в зависимости  от  настроения.
Он был симпатичным парнем. Я его любил. Он увлекался певицей  из  кабаре
-Моной Грант. Позже она сменила фамилию на Марз. Расти страдал и женился
на богатой даме, которая бегала по ночным ресторанам, как будто  дома  у
нее  не  было  своей  кровати.  Вы  очень  хорошо  ее  знаете.  Высокая,
черноволосая, могла бы выиграть не один конкурс красоты, но  принадлежит
к тому типу женщин, которые  являются  проклятием  для  любого  мужчины.
Истеричка. Расти с ней не ладил, а с деньгами ее отца должен был ладить,
да? Ведь вы так думаете, да? Но  Риган  был  очень  странным  типом.  Он
всегда думал не так, как другие, всегда искал что-нибудь другое, и  едва
сознавал, где находится в данный момент. Мне кажется,  ему  вообще  было
плевать на деньги. А если так говорю я, приятель, то это комплимент.
   Маленький  человечек  вовсе  не  был  так  глуп.  Мелкий,   скользкий
комбинатор. Никто и не заподозрил бы, что у него могут быть такие мысли,
и, более того, что он умеет их выражать.
   - Вот он и сбежал, - сказал я.
   - Может быть, хотел сбежать. С той женщиной, Моной.  Она  не  жила  с
Эдди Марзом,  потому  что  ненавидела  все  эти  его  делишки,  особенно
нелегальные, такие как шантаж, угон автомобилей,  ограбления,  укрывание
тех, кто бежал с Востока, где их разыскивали, и так далее. Ходят  слухи,
что однажды ночью Риган предостерег Марза, что если тот впутает Мону  во
что-нибудь противозаконное, то будет иметь дело с ним.
   - Большая часть того, что вы мне рассказываете, содержится в отчетах,
- заметил я. - За это вы не можете требовать у меня деньги, Гарри.
   - Я как раз перехожу к тому, чего нет в отчетах.  Риган  тогда  начал
вести себя как безумный. Я каждый день встречал его в  ресторане  Варди,
он сидел там, уставившись в стену, и пил ирландское виски. Говорил очень
мало. Иногда поручал мне заключить какое-нибудь пари, то там, то тут.  В
принципе я из-за этого туда и приходил.
   - Мне казалось, он работал в страховой компании?
   - Это была только маскировка. Хотя думаю, что он  мог  бы  продать  и
страховой полис, если бы возникла необходимость.  Так  вот,  примерно  с
половины сентября я ни разу не встретил Ригана, но поначалу  не  обратил
на это внимания. Знаете,  как  это  бывает:  есть  человек,  значит  его
видишь, а когда его нет, не  видишь  и  забываешь,  пока  что-нибудь  не
напомнит о нем. Я начал задумываться, услышав однажды, как  кто-то  шутя
рассказывал, что жена Эдди Марза сбежала с Расти Риганом,  и  что  Эдди,
вместо того, чтобы переживать, ведет себя так,  будто  это  он  одурачил
кого-то. Я рассказал об этом Джо Броуди,  ну  а  Джо  Броуди  был  очень
изворотлив.
   - Как сам черт, - подтвердил я.
   - Конечно не так, как копы, но все же. У него не было денег. Вот он и
начал вынюхивать, не удастся ли ему напасть на след тех  двух  воркующих
голубков. Тогда он мог бы получить двойную сумму: от  Эдди  Марза  и  от
жены Ригана. Джо немного знал эту семейку.
   - Это "немного" составило пять тысяч,  -  сказал  я.  -  И  он  хотел
вытянуть из них еще столько же.
   - В самом деле? - Гарри Джонс был явно удивлен. - Агнесса должна была
сказать мне об этом. Но уж таковы женщины. Всегда  что-нибудь  скрывают.
Итак, мы вместе с Джо внимательно следили  за  газетами,  но  ничего  не
нашли в них, поэтому сделали вывод, что старик Стернвуд  хочет  все  это
затушевать. Потом я встретил как-то у Варди Лаша Кэнино. Вы его знаете?
   Я отрицательно покачал головой.
   - Это такой бесчестный и крутой тип, какими некоторые воображают сами
себя. Он время от времени работал на Эдди Марза, то есть, когда  у  Эдди
возникали трудности и ему был нужен головорез с револьвером. Кэнино умел
застрелить человека просто так, между двумя рюмками водки. Когда Марз  в
нем не нуждается, он держится в стороне. И  не  живет  в  Лос-Анджелесе.
Конечно, это может что-то значить, а может и нет. Возможно,  они  напали
на след Ригана, и  Марз  лишь  ожидал,  вот  так,  с  улыбкой  на  лице,
подходящего случая. Но могло быть совершенно иначе. Я ввел в  курс  дела
Джо, и Джо стал следить за Кэнино. А  он  умел  следить.  Я  на  это  не
гожусь. Это я вам рассказываю пока что бесплатно. Ну вот, Джо  проследил
Кэнино до самого особняка Стернвудов. Кэнино  припарковал  машину  возле
особняка, а через некоторое время  к  нему  подъехала  другая  машина  с
какой-то женщиной. Они поговорили, и Джо показалось, что женщина  что-то
передала Кэнино, вроде бы деньги. Потом женщина уехала.  Это  была  жена
Ригана. Хорошо - значит, она знает Кэнино, а Кэнино - Марза. Джо  теперь
был совершенно уверен, что Кэнино что-то знает о Ригане  и  пытается  на
свой страх и риск выжать из нее некую сумму. Увы, Кэнино  исчез,  а  Джо
потерял его след. Конец первого акта.
   - Как выглядит Кэнино?
   - Низенький,  плотный  шатен  с  коричневыми  глазами,  носит  всегда
коричневые костюмы и шляпу. Даже плащ-дождевик у него коричневый.  Ездит
он тоже на коричневом автомобиле. Коричневое - это цвет мистера Кэнино.
   - Перейдем ко второму акту, - предложил я.
   - Без денег - конец представления.
   - Пока что для меня это не стоит двух сотен. Миссис Риган вышла замуж
за контрабандиста спиртным, с которым познакомилась в  пивной.  Впрочем,
она знала много людей этого сорта. Прекрасно знала также и  Эдди  Марза.
Если она подумала, что с Риганом что-то случилось, то Эдди как раз и был
тот человек, к которому она могла обратиться,  а  Кэнино  мог  быть  тем
человеком, которому Эдди поручил это дело. Это все, что вы знаете?
   - Потратите ли вы двести долларов, чтобы узнать, где  находится  жена
Эдди Марза? - спокойно спросил маленький человечек.
   На этот раз он попал в десятку. Я  оперся  о  подлокотник  стула  так
резко, что он чуть не треснул.
   - Даже, если она находится там одна, - продолжал Гарри  Джонс  тихим,
слегка зловещим голосом. - Даже если не убежала с Риганом, а  ее  прячут
на расстоянии около  сорока  миль  от  Лос-Анджелеса,  для  того,  чтобы
полиция думала, что она исчезла вместе с ним? Заплатили  бы  вы  за  это
двести долларов, мистер частный детектив?
   Я облизал губы. Они были сухие и солоноватые.
   - Мне кажется, заплатил бы, - сказал я. - Где?
   - Ее отыскала Агнесса, - хмуро  пояснил  Гарри.  -  Случайно  Агнесса
видела, как она ехала, и ей удалось проследовать за ней до самого  дома.
Агнесса расскажет вам, где он находится...
   Когда деньги будут у нее в руках.
   Я строго посмотрел на него.
   - Вы могли бы рассказать это бесплатно полиции, Гарри. У  них  сейчас
есть несколько очень способных исповедников. А  если  они  вас  случайно
прикончат, останется еще Агнесса.
   - Если вы дадите им шанс сделать это, то убедитесь, что меня  не  так
легко сломать, - пригрозил он.
   - Агнесса действительно обладает чем-то, чего я не заметил, -  сказал
я.
   - Она прохвостка. Я  тоже  прохвост.  Все  мы  прохвосты.  Поэтому  и
продаем себя друг другу за пару монет. Ладно. Попробуйте меня купить. Он
взял сигарету из лежавшего на столе портсигара,  бережно  вставил  ее  в
рот, потом зажег спичку точно так, как это привык делать я - чиркнув  ею
о каблук. Размеренно  выдыхая  дым,  он  прищурившись  глядел  на  меня.
Смешной, гордый малый,  которого  я  мог  бы  раздавить  одним  пальцем.
Маленький человечек, заблудившийся в мире больших людей. Но было  в  нем
что-то такое, что нравилось мне.
   - Я не из кого здесь не пытался выжимать деньги, - произнес он.  -  Я
пришел поговорить о двух сотнях. Цена эта окончательная. Пришел, так как
думал, что получу их. А может и нет. В обоих  случаях  это  должна  быть
чистая работа. А вы начинаете пугать меня полицией. Стыдитесь, дорогой.
   - Вы получите деньги за эту информацию, - сказал я. -  Но  сначала  я
должен сам взять деньги в банке.
   Он встал и кивнул.
   - Если так то ладно. Но лучше, когда стемнеет. Это опасное дело, если
я попробую встать на пути таких людей,  как  Эдди  Марз.  Но  надо  ведь
как-то жить. Было бы лучше, если бы вы пришли в мое  бюро,  на  западном
бульваре, номер 428. Вы принесете деньги, а я отведу вас к Агнессе.
   - А вы можете назвать мне адрес Агнессы? Ведь я ее знаю.
   - Нет. Я  обещал  ей,  -  заявил  он  без  всяких  увиливаний.  Затем
застегнул плащ, надел шляпу, еще раз кивнул, направился к двери и вышел.
Его шаги стихли в коридоре.
   Я спустился в банк, чтобы перевести на  свой  счет  пятьсот  долларов
генерала и снять две сотни на текущие расходы. Потом вернулся  наверх  и
уселся во вращающееся кресло, чтобы обдумать то, что наговорил мне Гарри
Джонс. Это звучало слишком гладко и похоже было скорее на  искусственную
простоту выдумки, чем на запутанную реальную  действительность.  Капитан
Грегори наверняка был в  состоянии  отыскать  Мону  Марз,  если  бы  она
находилась так близко, где-то на его территории.
   Я размышлял обо всем этом большую часть дня.  Никто  не  посетил  мое
бюро. И никто не звонил мне. А дождь все еще шел.

Глава 26

   В семь дождь перестал идти, сделав краткую передышку,  но  стоки  все
еще были переполнены. В Санта-Моника вода стояла вровень с тротуарами  и
тонкими струйками переливалась через бордюры. Полицейский,  регулировщик
движения, в блестящих резиновых сапогах, таком же плаще и фуражке,  брел
через  водяные  потоки,  покинув  укрытие  под  намокшими   брезентовыми
тентами. Скользя каблуками ботинок по  мокрому  тротуару,  я  свернул  в
узкий холл  "Фаулвайдер-билдинг".  Далеко  сзади,  за  открытым  лифтом,
когда-то покрашенным под бронзу, горела единственная лампа без  плафона.
На изношенном резиновом коврике стояла тусклая плевательница, в которую,
очевидно, никто никогда не попадал. На  стене  горчичного  цвета  висела
витрина с искусственными челюстями под стеклом.  Номера  с  фамилиями  и
номера без фамилий. Или много свободных комнат, или  же  много  жильцов,
желающих  остаться  неизвестными.  Безболезненно  работающие   дантисты,
подозрительные детективные агентства, умирающие предприятия, прибившиеся
сюда  в  агонии,   заочные   школы,   обещавшие   научить,   как   стать
техником-электронщиком или писателем-драматургом, или же  кем-то  еще  в
этом роде, если, конечно, полиция не расправится с ними раньше. Скверное
здание. Дом, в котором застарелый запах сигаретных окурков - это еще  не
самый неприятный запах.
   В лифте на табуретке с протертой подушкой дремал старец. Рот его  был
открыт, покрытые мелкими жилками виски блестели в слабом свете. Он был в
голубом форменном пиджаке и,  похоже,  чувствовал  себя  в  нем  так  же
хорошо, как лошади в стойле конюшни.  Кроме  того,  на  нем  были  серые
брюки, белые шерстяные носки и черные детские полуботинки.  Он  спал  на
табуретке, вызывая жалость, и ждал клиентов. Я на цыпочках  прошел  мимо
него и, уловив едва заметное дуновение, нашел дверь к пожарной  лестнице
и открыл ее. Лестничная площадка не убиралась несколько месяцев. На  ней
спали и питались бродяги, оставляя хлебные корки и куски грязных  газет,
спички  и  выпотрошенные  кошельки.  В  грязном  углу,  между   стенами,
исписанными каракулями, лежал кружок белесой резинки  и  судя  по  всему
никто и не собирался убирать ее оттуда.
   Приятное зданьице.
   Тяжело дыша, я взобрался на  четвертый  этаж.  И  его  холл  украшала
грязная урна, стоявшая на изношенном  коврике,  и  такие  же  горчичного
цвета стены, такая  же  атмосфера  подозрительных  занятий.  Табличка  с
надписью  "Л.Д.Уолгрин  -  страхование"  висела  на  темной   двери   из
непрозрачного стекла, дальше находилась другая темная  дверь  и  наконец
третья, за которой горел свет. На ней была табличка "Вход".
   Над  освещенной  дверью  было   открытое   маленькое   вентиляционное
отверстие. Я услышал резкий птичий голос Гарри Джонса.
   -  Кэнино?  Конечно,  я  уже  видел  вас  где-то,  мистер   Кэнино...
Наверняка.
   Я похолодел. Потом послышался  другой  голос.  В  нем  проскальзывали
рокочущие нотки, что-то  вроде  звука  маленькой  дрели,  работающей  за
стеной. - Думаю, у тебя была возможность... - я  почувствовал  в  голосе
легкую угрозу.
   Стул подвинулся по линолеуму, приблизились  шаги  и  отверстие  вдруг
захлопнулось. За стеклом сгустилась тень, которая  быстро  расплылась  и
пропала.
   Я отступил к первой двери, снабженной табличкой с фамилией  Уолгрина,
и осторожно попробовал открыть ее. Она была заперта на ключ, но к косяку
прилегала неплотно - старая дверь,  поставленная  много  лет  назад,  из
сырой древесины и теперь слегка рассохшаяся. Я достал бумажник  и  вынул
из-под обложки водительского удостоверения тонкую, твердую, целлулоидную
пластинку под которой хранил водительские права. Потом  надел  перчатки,
слегка, почти  ласково,  уперся  в  дверь,  засунул  полоску  целлулоида
глубоко  между  дверью  и  косяком  и  продвинул  ее  до  широкой  щели,
видневшейся у замка. Раздался сухой щелчок, похожий на звук  лопающегося
льда. Я проскользнул внутрь и замер, как сонная рыба в воде.  Ничего  не
случилось.
   Я запер дверь так же осторожно, как и открыл.
   Передо мной был светлый проем незанавешенного окна, рядом стоял стол,
а на нем прикрытая  чехлом  пишущая  машинка.  Затем  я  заметил  дверь,
соединяющую эту комнату с соседней. Она не была заперта на ключ, так что
я вошел во вторую из трех комнат бюро. Дождь  неожиданно  забарабанил  в
стекла закрытых окон. Воспользовавшись этим, я прошел через  комнату.  В
щель следующей двери пробивалась тонкая полоска света. Пока что все  шло
хорошо. Словно крадущийся кот я потихоньку пошел вдоль стены и  добрался
до той стороны двери, где были петли. Потом заглянул в щель,  но  ничего
не увидел. Рокочущий голос произносил теперь более вежливо:
   - Конечно, один малый может сидеть в своей тачке и следить за другим,
если ему так хочется. Но ты пошел к этому сыщику. Это твоя ошибка.  Эдди
этого не любит. Сыщик сказал Эдди, что какой-то тип выслеживает  его  на
сером "плимуте". Эдди, естественно, захотел узнать, в чем дело.
   Гарри Джонс тихонько засмеялся.
   - А зачем ему это нужно?
   - Не твое дело.
   - Ты же знаешь, зачем я пошел к этому сыщику. Я тебе это уже говорил.
Речь шла о девушке Джо Броуди. Она должна исчезнуть. И  рассчитывает  на
то, что сыщик даст ей немного денег. У меня нет ни цента.
   Рокочущий голос спокойно спросил:
   - Денег? За что? Сыщики не дают деньги за красивые глазки.
   - Этот, может легко достать их. Он знает богатых людей. - Гарри Джонс
засмеялся тихим, уверенным голосом.
   - Перестань  пороть  ерунду,  малыш!  -  в  рокочущем  голосе  что-то
заскрипело, словно песок попал в шарикоподшипник.
   - Хорошо. Ты знаешь того сукиного сына, которого прихлопнул Броуди. А
тот его сумасшедший сопляк в свою очередь прихлопнул  Броуди.  Это  была
чистая работа, но на беду в тот вечер там был Марлоу.
   - Старая история, малыш. Он уже рассказал об этом полиции.
   - Ну да, но он сказал не все. Броуди пытался подзаработать на снимках
младшей Стернвуд. Марлоу узнал об  этом.  Когда  они  спорили  по  этому
поводу, в комнату Броуди вошла младшая Стернвуд с  револьвером  в  руке.
Она выстрелила в Броуди, но не попала, только  разбила  окно.  Сыщик  ни
слова  не  сказал  об  этом  полиции.  Агнесса  тоже  нет.  Вот  она   и
рассчитывает, что получит от него за это немного денег.
   - И все это не имеет ничего общего с Эдди?
   - А с какой стати?
   - Где сейчас Агнесса?
   - Это не ваше дело.
   - Ты скажешь, скажешь, малыш. Не здесь, так в другом месте,  где  все
ребята обретают желание говорить.
   - Она теперь моя девушка, Кэнино. А я не собираюсь  втягивать  в  эту
грязь свою девушку. Независимо ни от чьих желаний.
   Наступила тишина. Я ясно слышал как капли дождя  барабанили  в  окно.
Через щель в двери просачивался  сигаретный  дым.  У  меня  запершило  в
горле, потянуло на кашель.  Я  достал  платок  и  прижал  его  к  губам.
Рокочущий голос продолжал все так же спокойно:
   - Насколько мне известно, эта маленькая светловолосая девка была  для
Гейгера дойной коровой. Я должен обсудить это  с  Эдди.  На  сколько  ты
наколол этого сыщика?
   - Двести.
   - Ты их получил?
   Гарри Джон засмеялся.
   - Я увижусь с ним завтра. Надеюсь, что получу.
   - Где Агнесса?
   - Слушай...
   - Где Агнесса?
   Молчание.
   - Взгляни на это, малыш.
   Я не шевельнулся. У меня не было  оружия.  Мне  не  обязательно  было
видеть сквозь дверь, чтобы знать, что рокочущий  голос  предлагал  Гарри
Джонсу взглянуть именно на оружие. Но я не  думал,  что  Кэнино  сделает
нечто большее со своим револьвером, кроме как  продемонстрирует  его.  Я
ждал.
   - Гляжу, - произнес Гарри Джонс таким голосом, будто с  трудом  цедил
слова сквозь сжатые зубы. - И не вижу ничего такого, чего я не видел  бы
раньше. И не один раз. Давай, жми на курок и тогда увидишь, что это тебе
даст.
   - Во всяком случае тебе это даст дубовую одежду, малыш.
   Молчание.
   - Где Агнесса?
   Гарри Джонс вздохнул.
   - Ну хорошо, - сказал он устало. - Она в доме номер  двадцать  восемь
на Корт-стрит. Комната 301. Что  делать,  я  поступаю  как  обыкновенный
трус. Согласен. Но ради чего я должен был бы свернуть себе на этом шею?
   - Нет смысла. Ты рассудительный малый. Сейчас вместе поедем к  ней  и
поболтаем. Если она подтвердит все то, что ты рассказал - тогда порядок.
Можешь доить этого своего сыщика, сколько хочешь, мы не будем мешать. Ты
не сердишься, малыш?
   - Нет, - сказал Гарри Джонс. - Не сержусь, Кэнино.
   - Отлично. Это надо обмыть. У тебя есть стаканы?
   Рокочущий голос был фальшив, как искусственные ресницы  кинозвезды  и
скользкий, как арбузное  семечко.  Послышался  звук  выдвигаемого  ящика
стола, что-то звякнуло. Скрипнул стул. Потом зашаркали по  полу  подошвы
ног и забулькала наливаемая жидкость.
   -  Чтоб  у  наших  детей  были  зеленые  волосы,  -  раздался  рокот.
Послышался короткий резкий кашель, потом звук рвоты. Затем стук,  словно
кто-то бросил толстый стакан на пол. Я невольно сжал пальцы на плаще.
   - Ведь не заболел же ты после одного глотка, парень...  Или  все  же?
-вежливо заметил рокочущий голос.
   Гарри Джонс не ответил. Несколько  секунд  слышно  было  его  тяжелое
дыхание, потом все поглотила тишина. И снова заскрипел стул.
   - До свидания, малыш, - сказал Кэнино.
   Шаги, щелчок выключателя - и свет исчез в дверной щели.  Открылась  и
тихо закрылась какая-то дверь, шаги удалялись, неспешные, уверенные.
   Я навалился на дверь, открыл  ее  и  посмотрел  в  темноту,  размытую
слабым, падавшим из окна сиянием. Слегка поблескивал край стола.
   Неподвижная фигура неясно виднелась на стуле у стола. В воздухе витал
тонкий удушливый запах, похожий на  запах  духов.  Я  подошел  к  двери,
выходящей в коридор, и прислушался. Лифт уже останавливался внизу.
   Я нашел выключатель и повернул его. Загорелся  висящий  под  потолком
запыленный шар. Гарри  Джонс  смотрел  на  меня  из-за  стола  открытыми
глазами, лицо его было  искривлено  ужасной  судорогой,  кожа  посинела,
маленькая черная голова свесилась набок. Он сидел,  опираясь  на  спинку
стула. Издалека доносились слабые голоса трамвайных  звонков.  На  столе
стояла откупоренная коричневая бутылка виски. Стакан Гарри Джонса был на
столе, второй стакан исчез.
   Я наклонился над бутылкой и слегка  вдохнул,  одними  легкими.  Кроме
запаха алкоголя чувствовался еще и другой,  слабо  пробивающийся  запах,
запах горького миндаля.  Гарри  Джонс,  умирая,  вырвал  себе  на  плащ.
Цианистый калий.
   Осторожно обойдя стол, я взял в руки телефонный справочник,  лежавший
на подоконнике. Потом положил его, отодвинул от трупа телефон  и  набрал
номер справочного. Ответил чей-то голос.
   - Сообщите мне, пожалуйста, номер телефона  в  комнате  номер  триста
один на Корт-стрит, 28.
   - Ожидайте. - Голос донесся до меня как бы рожденный запахом горького
миндаля. - Номер телефона, который вы просили: Вентворт 2528.
   Я поблагодарил и набрал этот номер. Длинный гудок прозвучал три раза,
прежде чем кто-то поднял трубку. Через микрофон ворвался  грохот  радио,
потом кто-то убавил звук. Послышался низкий мужской голос.
   - Алло.
   - Агнесса дома?
   - Нет здесь никакой Агнессы, дружище. Какой номер вы набрали?
   Я повторил полученный из справочного номер.
   - Номер правильный, но с девушкой что-то не в порядке. Вот  незадача,
да? - говоривший рассмеялся.
   Я положил трубку, снова взял  телефонный  справочник  и  нашел  номер
администрации в доме Агнессы. Своим мысленным  взором  я  видел  Кэнино,
сквозь дождь спешащего на очередную встречу со смертью.
   - Управляющий Скифф. Я вас слушаю.
   - Уоллес из регистрационного отдела полиции. У вас прописана  девушка
по имени Агнесса Лозелль?
   - Как вы сказали ее зовут?
   Я повторил.
   - Если вы сообщите мне свой номер, я вам позвоню...
   - Бросьте ломать комедию, - проворчал я. - У меня нет времени.  Живет
или не живет?
   - Нет, не живет, - голос стал жестче.
   - Там есть такая высокая блондинка с зелеными глазами, в  этих  ваших
прокатных комнатах?
   - Это никакие...
   - Кончайте, - рявкнул я голосом разозлившегося полицейского.  -  Если
вы хотите, я пошлю к вам сержанта, чтобы он как следует перетряхнул  все
ваше логово. Знаю  я  эти  ваши  дома,  дорогуша.  Особенно  те,  что  с
секретными номерами телефонов.
   - Я хочу вам помочь, - сказал управляющий. Не сердитесь.  Конечно,  у
нас тут есть несколько блондинок. А где их нет. Но я не проверял цвет их
глаз. Ваша блондинка одна?
   - Одна или с низеньким парнем,  не  более  метра  пятидесяти  ростом,
проницательные черные глаза, в двубортном сером костюме, серой  шляпе  и
сером твидовом плаще. По нашим сведениям она занимает апартамент  триста
первый, но там на мой звонок ответил какой-то весельчак.
   - Это и понятно. В этом номере живет пара торговцев автомобилями.
   - Спасибо, я приеду поглядеть.
   - Не можете ли вы сделать это незаметно? Приехать прямо ко мне?
   - Благодарю вас, мистер Скифф, - сказал я и положил трубку.
   Я вытер вспотевший лоб. Подошел к стене и остановился, ударив  в  нее
руками. Потом повернулся, чтобы  взглянуть  на  малыша  Гарри  Джонсона,
сидящего на стуле с изменившимся лицом.
   - Значит, ты пустил его по ложному следу, Гарри, - громко  сказал  я.
Мне казалось, что я говорю не своим голосом. - Ты обманул  его  и  выпил
свою порцию цианистого калия бесстрашно, как рыцарь. Ты умер от яда, как
крыса, но для меня ты вовсе не крыса, Гарри.
   Мне необходимо было обыскать его. Это была отвратительная  работа.  Я
не нашел в его карманах ничего, связанного с  Агнессой,  вообще  ничего,
что могло бы пригодиться. Я и не надеялся, что найду  что-нибудь  такое,
но надо было убедиться.  Мистер  Кэнино  мог  вернуться.  Мистер  Кэнино
принадлежал  к  тем  самоуверенным  джентльменам,  которые   не   боятся
вернуться на место преступления.
   Я выключил свет  и  уже  хотел  открыть  дверь,  как  вдруг  зазвонил
телефон. Я вернулся, включил свет и взял трубку.
   - Да.
   Раздался женский голос. Ее голос.
   - Мне нужен Гарри.
   - Сейчас его здесь нет, Агнесса.
   Она немного помолчала, затем медленно спросила:
   - Кто говорит?
   - Марлоу. Заноза в вашем глазу.
   - Где Гарри? - резко спросила она.
   - Я пришел сюда, чтобы заплатить ему две  сотни  за  одно  сообщение.
Предложение  все  еще  в  силе.  Эти  деньги  у  меня.  Где  вы   сейчас
находитесь?
   - Он вам не сказал?
   - Нет.
   - Может будет лучше, если вы спросите у него. Где он?
   - Я не могу спросить у него. Вы знаете некоего Кэнино?
   Послышался ее вздох, такой отчетливый, словно  она  находилась  здесь
же, рядом со мной.
   - Вам нужны эти две сотни или же нет?
   - Я... Они мне очень нужны, мистер.
   - Тогда ладно. Скажите, куда мне их привезти.
   - Я... - ее голос замер,  а  через  мгновение  зазвучал  еще  громче,
словно ею овладела паника: - Где Гарри?
   - Испугался и убежал. Скажите, куда я должен придти.  Мне  все  равно
-куда. Эти деньги у меня при себе.
   - Я не верю, что Гарри убежал. Это ловушка.
   - Глупости! Я давно мог заставить Гарри дать мне ваш адрес. Но у меня
не было для этого особых причин. Зачем мне ставить вам  ловушку?  Кэнино
отыскал Гарри. У него что-то было к нему, и Гарри улизнул. Я хочу покоя,
вы тоже хотите покоя и Гарри хотел того же. Вот и все.
   Гарри уже нашел покой. И никто не нарушит больше его покоя.
   - Уж не думаете ли вы, что  я  работаю  на  Эдди  Марза,  ангел  мой?
-спросил я.
   - Н-не-ет... Думаю, нет. Я могу встретиться с вами через  полчаса.  У
входа на стоянку, возле Буллокс-Уилшир, восточное крыло.
   - Прекрасно, договорились.
   Я положил трубку на рычаг. Волна запаха горького миндаля, смешанная с
вонью рвоты, снова нахлынула на меня. Маленький  мертвый  человек  молча
сидел на стуле, не боясь уже ничего, не ожидая никаких перемен.
   Я вышел из бюро. В грязном коридоре  никого  не  было,  ни  за  одной
дверью из листового стекла не горел свет. Я спустился по противопожарной
лестнице на первый этаж и посмотрел оттуда  на  освещенный  верх  лифта.
Затем нажал на кнопку вызова. Кабина медленно и со скрежетом  двинулась.
Я сбежал  вниз  по  лестнице.  Когда  я  покидал  здание,  кабина  лифта
остановилась на первом этаже.
   Снова лило как из ведра, тяжелые капли  били  в  лицо.  Одна  из  них
попала на язык, и я вдруг понял, что рот у меня открыт, да  так  широко,
что в челюстях ощущалась боль. Совершенно неосознанно, помимо своей воли
я скопировал посмертную гримасу, исказившую лицо Гарри Джонса.

Глава 27

   - Дайте мне деньги.
   Ее голос пробивался сквозь рокот  мотора  серого  "плимута"  и  звуки
барабанящего по крыше дождя. Вдалеке,  над  зеленоватой  массой  зданий,
виднелась фиолетовая световая дымка,  -  светлое  пятно  в  темноте  над
промокшим городом. Она протянула руку, затянутую в  черную  перчатку.  Я
вложил в нее банкноты. Она пересчитала их в слабом  свете,  льющемся  от
приборной панели. Раздался щелчок замка - сумочка открылась, потом опять
щелчок - сумочка закрылась. Женщина испустила глубокий, медленный  вздох
и наклонилась ко мне.
   - Я уезжаю, коп. Это деньги на дорогу. Одному богу известно, как  они
мне были нужны. Что с Гарри?
   - Я же сказал, что он сбежал. Кэнино следил за ним. Забудьте о нем. Я
вам заплатил и жду сведений.
   -  Вы  их  получите.  На  прошлой  неделе   мы   с   Джо   ехали   по
Футхилл-бульвар. Было уже поздно, и мы включили  свет,  так  как  толчея
была порядочная. Мы проехали мимо коричневого автомобиля. Я  увидела  за
рулем женщину. Рядом с  ней  сидел  низенький  брюнет.  А  женщина  была
блондинкой. Я ее уже видела раньше. Это была жена Эдди Марза, а  мужчина
был Кэнино. Их нельзя не узнать, если уже видел хоть раз. Джо следил  за
ними, держась впереди их машины. Такой способ слежки был его профессией.
Кэнино ехал в качестве  охранника,  он  вывозил  ее  на  свежий  воздух.
Примерно в миле к востоку от Реалито дорога поворачивает  к  холмам.  На
юге находятся апельсиновые плантации, а на севере фабрика,  производящая
цианистый калий и разные  другие  ядохимикаты.  Возле  шоссе  расположен
небольшой гараж и  магазин,  торгующий  лаками  и  красками,  владельцем
которого является некий Арт Хак. По всей видимости гараж  служит  тайным
местом, где прячут краденые автомобили. За гаражом  стоит  большой  дом.
Вокруг пустынно, а фабрика ядохимикатов находится на расстоянии в добрых
пару миль. Там, в том доме, ее и прячут. Джо повернул, но мы видели, как
их  автомобиль  поехал  в  сторону  мастерской.  Мы  подождали  полчаса,
наблюдая за проезжавшими мимо нас машинами. Коричневый автомобиль больше
не появился.  Когда  стемнело,  Джо  подкрался  туда,  чтобы  посмотреть
поближе. Дом был освещен, слышно юыло, как играет радио,  а  возле  дома
стоял только один автомобиль: коричневый. Мы убедились, что наши догадки
верны.
   Она замолчала. Я прислушался к шелесту шин на мокрой дороге.
   - С тех пор они могли сменить район, - сказал  я,  -  но  что  ж,  вы
продали мне то, что у вас было для продажи. Вы уверены, что узнали ее?
   - Если вы увидите ее хоть раз, то не забудете ее  лица.  Ну,  прощай,
сыщик и пожелай мне счастья. До сих пор мне не везло.
   - Большого счастья, - сказал я  и  направился  через  улицу  к  своей
машине.
   Серый "плимут" тронулся и, увеличив скорость, исчез  за  углом.  Звук
мотора стих вдали, а вместе с ним  исчезла  и  пепельноволосая  Агнесса,
стремящаяся к новой жизни. Убиты трое мужчин - Гейгер,  Броуди  и  Гарри
Джонс, а Агнесса неслась сквозь дождь с моими двумя сотнями  в  сумочке,
целая и невредимая, и вне всяких подозрений. Я завел мотор  и  поехал  в
центр, чтобы подкрепиться. Там я угостил себя хорошим  обедом.  Мне  еще
предстояло совершить сорокамильную вылазку под проливным дождем.
   Я поехал на север по направлению  к  Пасадене.  Выехав  за  город,  я
оказался среди апельсиновых плантаций. Дождь создавал густую завесу  над
дорогой. "Дворники" не успевали устранять потоки воды со стекол  машины.
Меня с шумом обгоняли автомобили, разбрызгивавшие струи воды.
   Автострада пролегала через маленький городок,  состоящий  из  больших
магазинов и большого  железнодорожного  разъезда.  Апельсиновые  посадки
редели, дорога поднималась  вверх,  воздух  охладился,  а  черневшие  на
севере холмы становились все ближе. С их вершин дул пронизывающий ветер.
Наконец я увидел слабо просвечивавшие сквозь темноту два больших  желтых
фонаря и светящуюся неоновую  надпись:  "Добро  пожаловать  в  Реалито".
Деревянные дома были разбросаны далеко от  главной  улицы,  потом  вдруг
появился комплекс каких-то магазинов, свет за туманными  стеклами  бара,
несколько автомобилей, стоявших перед кинотеатром, темное здание банка и
группа людей, глядевших сквозь дождь в его  окна,  как  будто  это  было
что-то достойное внимания.
   Миновав все это я продолжал свой путь и скоро опять оказался в чистом
поле.
   Примерно через милю за пределами городка  дорога  сворачивала.  Дождь
ослепил меня, так  что  я  взял  поворот  слишком  круто.  Машина  резко
стукнулась о  бетонную  предохранительную  полосу.  Переднее  колесо  со
свястом спустило. Я не успел затормозить и пробил  также  правую  заднюю
шину.
   Пришлось  остановиться  на  обочине.  Я  вылез  из  машины  и   зажег
электрический фонарик. Два спущенных колеса.  А  запасное  у  меня  было
только одно. Из передней  шины  торчала  головка  большого  гвоздя.  Вся
обочина была усыпана гвоздями. Кто-то смел их с дороги, но, к сожалению,
недостаточно далеко. Погасив фонарь, я стоял, вдыхая  влажный  воздух  и
глядя на желтый свет, горевший в стороне  от  автострады.  Казалось,  он
пробивается сквозь стеклянную крышу. Стеклянная крыша могла быть  только
крышей мастерской, владельца которой звали Арт Хак, а  рядом  с  гаражом
должен был быть дом. Я уткнул подбородок в воротник плаща и  сделал  шаг
вперед. Но потом вернулся, вынул бумаги из ящика в машине,  сунул  их  в
карман и нагнулся к рулю. У меня был там тайник, прямо под педалью газа,
точно в том месте, где во время езды находилась моя правая стопа. В  нем
лежали два револьвера. Один принадлежал доверенному  слуге  Эдди  Марза,
Лэнни, - другой - мне. Я взял револьвер Лэнни. Он был лучше  пристрелян,
чем мой. Сунув  его  во  внутренний  карман  пиджака,  стволом  вниз,  я
направился в сторону гаража.
   Он находился на расстоянии ста метров от шоссе и был повернут к  нему
глухой стеной. Я на мгновение включил фонарик и прочел: "Арт Хак. Ремонт
и покраска автомобилей". Радостная улыбка появилась на  моих  губах,  но
вдруг передо мной возникло  лицо  Гарри  Джонса,  и  улыбка  исчезла.  Я
кашлянул. Дверь гаража была закрыта, сквозь щель просачивался свет.
   Я обошел гараж и увидел деревянный дом. Светились  лишь  два  окна  с
фасадной стороны, остальные были темные. Дом находился  на  значительном
расстоянии от дороги и его прикрывали деревья. Возле входа стояла машина
без стояночных огней и без номерных знаков, но она могла быть коричневой
и принадлежать Кэнино.
   Время от времени он, вероятно, позволял ей подышать свежим  воздухом,
вероятно, сопровождая ее при этом и держа наготове оружие.  Женщина,  на
которой должен был бы жениться Расти Риган и которую Эдди Марз  не  смог
удержать, женщина, которая вовсе не убежала с Расти Риганом.
   Я потащился назад к гаражу и забарабанил в  деревянную  дверь  концом
фонарика. Наступила гнетущая тишина. Свет внутри погас. Я стоял, дрожа и
облизывая с губ дождь.  Потом  снова  забарабанил  в  дверь.  Из-за  нее
послышался грубоватый голос.
   - Что надо?
   - Откройте, пожалуйста. По дороге у меня лопнули две шины, а  запаска
только одна. Мне нужна помощь.
   - Очень жаль, мистер. Мастерская закрыта.  Реалито  отсюда  не  более
мили. Попытайтесь там.
   Мне это не понравилось. Я сильно заколотил в дверь.  Раздался  другой
голос, рокочущий как маленькое, работающее где-то за  стеной  динамо.  Я
обожал этот голос.
   - Он не отвяжется. Открой ему, Арт.
   Заскрипел засов и одна створка двери  открылась  внутрь.  Свет  моего
фонаря на мгновение осветил худое лицо.  Что-то  блеснуло  и  последовал
удар, выбивший фонарь  из  рук.  На  меня  был  наставлен  револьвер.  Я
наклонился и поднял фонарик.
   - Выключи это, парень, - произнес грубоватый голос. - Вот так  фраера
и зарабатывают себе шишки.
   Я погасил фонарик и выпрямился. В  гараже  кто-то  включил  свет.  Он
осветил высокого мужчину в комбинезоне. Тот отошел от двери, по-прежнему
держа меня на прицеле.
   - Войди и закрой дверь, незнакомец. Посмотрим, что с тобой делать.
   Я вошел в гараж, закрыл дверь и посмотрел на худощавого  мужчину,  не
глядя на другого, стоявшего в тени возле станка. Воздух  в  гараже  имел
сладковатый  привкус,  дышать  было  тяжело.  Везде  чувствовался  запах
быстросохнущего лака.
   - У вас что, не все дома? - выругал  меня  долговязый.  -  Сегодня  в
Реалито ограбили банк.
   - Прошу извинить.  -  Мне  вспомнились  люди,  под  проливным  дождем
глазевшие на банк. - Я не знал об этом. Я здесь проездом.
   - Факт остается фактом, - произнес он. - Люди говорят, что  это  были
двое сопляков и они прячутся, где-то в горах.
   - Идеальная ночь для ограбления,  -  заметил  я.  -  Думаю,  это  они
разбросали гвозди. Пара из  них  воткнулись  мне  в  шины.  Похоже,  вам
придется поработать.
   - Тебе еще никто не давал в зубы? - спросил тощий.
   - Никто в вашем весе.
   Рокочущий голос произнес из темноты.
   - Кончай с этими угрозами, Арт.  У  этого  человека  неприятности.  В
конце-концов у тебя авторемонтная мастерская, верно?
   - Спасибо, - сказал я, не взглянув на него даже сейчас.
   - Ладно, - согласился мужчина в комбинезоне  и  спрятал  револьвер  в
карман.
   Вонь лака напоминала мне нездоровый запах эфира.  В  конце  помещения
под слабо светившей лампой стоял обновленный лимузин, на его крыле лежал
револьвер.
   Только теперь я посмотрел на мужчину, стоявшего возле станка. Он  был
низкий, мускулистый и плечистый, с холодным, жестким лицом  и  холодными
темными глазами. На нем был коричневый  пиджак,  порядком  промокший  от
дождя, на голове коричневая шляпа, лихо сдвинутая на затылок. Спиной  он
опирался  на  станок  и  смотрел  на  меня  бесстрастно,  как  на  кусок
мороженого мяса. Возможно, он вообще не умел смотреть на людей иначе.
   Он медленно опустил темные глаза  и  осмотрел  свои  ногти,  один  за
другим, с таким внимание, как будто показывал рекламный фильм о том, как
надо делать настоящий маникюр.
   - Два колеса? - Он говорил, не выпуская сигареты изо рта.  -  Вот  не
повезло. Я думал, эти гвозди уже убрали.
   - Меня немного забросило на повороте.
   - Так вы говорите, что проезжали мимо?
   - Я путешествую. Еду в Лос-анджелес. Это далеко отсюда?
   - Сорок миль. Но в такую погоду кажется больше. Откуда вы едете?
   - Из Санта-Розы.
   - Долгий путь. Через Тахо и Лоун-Пайн?
   - Нет. Через Рено и Карсон-сити.
   - Все равно далеко. - Мимолетная фальшивая усмешка скользнула по  его
губам.
   - Это противоречит каким-нибудь законам? - спросил я.
   - Что? Ну что вы! Не думайте, что  мы  чересчур  любопытны,  это  все
из-за того ограбления банка... Возьми ключ и почини ему шины, Арт.
   - Я занят, - заворчал долговязый. - У меня  еще  много  работы.  Надо
закончить лакировку. Кроме того, идет дождь, ты не заметил?
   Мужчина, одетый в коричневое, вежливо произнес:
   - Сейчас слишком сыро для лакирования. Берись за работу, Арт.
   - Переднее и заднее колесо с правой стороны. Если у вас много работы,
то поставьте мое запасное.
   - Залатаешь оба, Арт, - сказал мужчина, одетый в коричневое.
   - Послушай... - шумно начал Арт.
   Человек  в  коричневом  повел  глазами  и,  прищурившись  внимательно
посмотрел на него. Он не произнес ни слова. Арт согнулся как  будто  его
ударила мощная воздушная струя,  подошел  к  стене,  снял  прорезиненный
плащ, надел его на комбинезон и натянул на голову зюйвестку. Потом  взял
монтировку и домкрат.
   Вышел он молча, оставив  дверь  открытой.  В  нее  ворвался  дождевой
вихрь. Человек в коричневой  одежде  закрыл  дверь  и  быстро  отошел  к
станку, опершись на него точно в том же месте, что и перед этим. Мы были
одни. Он не знал, кто я. Скользнув по мне взглядом, он бросил окурок  на
цементный пол и затоптал его, не глядя вниз.
   - Ручаюсь, вам надо глотнуть чего-нибудь покрепче, - сказал он.  -  В
такую погоду неплохо промочить горло.
   Он взял стоявшую сзади бутылку и поставил ее на край станка вместе  с
двумя стаканами. Потом  наполнил  их  до  половины  и  подал  один  мне.
Двигаясь как манекен, я подошел и взял его у него из рук. На лице у меня
все еще были следы дождя. Воздух в гараже был наполнен  тяжелым  запахом
лака.
   - Этот Арт, - пояснил мужчина в коричневом, - такой  же,  как  и  все
механики. У него всегда полно  работы  на  вчера.  Вы  путешествуете  по
делу?
   Я осторожно понюхал стакан. Запах был  нормальный.  Я  поглядел,  как
мужчина отпил глоток из своего, и только  тогда  выпил  сам  -  медленно
растягивая удовольствие и наслаждаясь  спиртным.  Нет,  в  нем  не  было
цианистого калия. Опорожнив стакан, я поставил его и отошел.
   - Да, частично это путешествие по делам,  -  сказал  я  и  подошел  к
наполовину отлакированному лимузину. Дождь барабанил  по  плоской  крыше
мастерской. Арт, должно быть, проклинал все на свете.
   Человек в коричневом посмотрел на большой автомобиль.
   - Честно говоря, над ним пришлось порядочно поработать,  -  осторожно
произнес  он  своим  рокочущим  голосом,   теперь   немного   смягченным
алкоголем. - Но  владелец  богатый  человек,  а  его  шофер  нуждался  в
деньгах. Вы же знаете, как это бывает.
   Губы у меня горели. Разговаривать не хотелось. Я закурил. Если б  мои
шины были уже готовы!
   Минуты  тянулись.  Мужчина  в  коричневой  одежде  и  я  были   парой
мимолетных знакомых, только смерть Гарри Джонса стояла между нами.  Пока
что мужчина в коричневом не знал об этом.
   Раздались шаги и дверь гаража раскрылась от толчка.  Свет  вырвал  из
темноты дождевые струи,  отбрасывавшие  серебристые  искры.  Арт  резким
движением вкатил два колева, пинком закрыл дверь и со злостью  посмотрел
на меня.
   - Ну и прелестное же местечко вы нашли себе для стоянки, -  проворчал
он.
   Мужчина в коричневом рассмеялся, вынул из кармана  рулончик  монет  и
начал подбрасывать его в руке.
   - Не болтай так много, - сухо посоветовал он. - Латай эти камеры.
   - Я же латаю, верно?
   - Не устраивай вокруг этого столько шума.
   - Ха! - Арт снял прорезиненный плащ и зюйдвестку и бросил их в  угол.
Затем поднял колесо, поставил его на металическую  плиту  и  раздраженно
принялся за работу. Он демонтировал шину, вытащил камеру  и  заклеил  ее
холодным способом. С ухмылкой отошел к стене за моей спиной, взял  шланг
для подачивоздуха и немного надул камеру.
   Я стоял и смотрел, как рулончик монет подпрыгивает  на  руке  Кэнино.
Прошла минута напряженного ожидания. Я повернул голову, наблюдая за тем,
как  долговязый  механик  подбросил  надутую  камеру  и   подхватил   ее
расставленными по  сторонам  руками.  Кисло  осмотрел  ее,  взглянул  на
большую жестяную ванну с грязной водой, стоявшую в углу, и крякнул.
   Должно быть, они здорово сыгрались между собой. Я не заметил никакого
сигнала, никакого обмена взглядами.  Долговязый  держал  круглую  камеру
высоко в воздухе и пристально  смотрел  на  нее.  Потом  вдруг  совершил
полуоборот, сделал длинный шаг вперед и через голову надел камеру мне на
плечи, так что резиновый круг плотно стянул меня.
   Долговязый прыгнул мне за спину и повис на камере. Под его весом  она
стягивала мне грудь и придерживала предплечья прижатыми к  телу.  Я  мог
двигать руками, но не мог достать из кармана револьвер.
   Человек в коричневой одежде подошел ко мне почти  пританцовавыя.  Его
рука сомкнулась на рулоне с мелочью.  Он  подошел  ко  мне  бесшумно,  с
каменным выражением лица. Я наклонился  вперед,  пытаясь  поднять  Арта,
сзади стягивавшего на мне камеру.
   Кулак с рулоном мелочи пронесся между моими  вскинутыми  руками,  как
камень сквозь облако пыли. В глазах у меня засверкали  тысячи  искр,  но
сознания  я  еще  не  потерял.  Он  повторил  удар.  Я  уже  ничего   не
почувствовал. Ослепительный свет в  моей  голове  вспыхнул  еще  ярче  и
превратился в пронзительную боль. Некоторое время я находился в темноте,
где что-то кружилось, словно бактерии под микроскопом.  Потом  была  уже
только тьма и пустота, шум ветра и треск огромных падающих деревьев.

Глава 28

   Это была женщина, сидевшая близко  возле  торшера  и  освещенная  его
светом. Какой-то другой, резкий свет  падал  мне  на  лицо,  так  что  я
прикрыл глаза и смотрел на  нее  сквозь  опущенные  ресницы.  Волосы  ее
блестели так, что казалось, будто у нее на голове серебряная ваза из-под
фруктов. Она была в  зеленом,  ручной  вязки,  платье  с  белым  широким
воротничком.  На  полу  возле  ее   ног   стояла   блестящая   сумка   с
металлическими уголками. Женщина курила сигарету.  Высокий,  наполненный
янтарной жидкостью бокал поблескивал возле ее локтя.
   Я осторожно чуть-чуть поднял голову. Она болела, но не  сильнее,  чем
можно было ожидать. Я был  связан,  как  индюк,  которого  засовывают  в
духовку. Руки за спиной и в наручниках, от наручников тянулась  веревка,
стягивавшая ноги. Конец  веревки  был  прикреплен  к  тяжелой  тахте.  Я
сориентировался во всем этом сразу же, как только  попытался  двигаться.
Тогда, не делая резких движений, я широко открыл глаза и сказал:
   - Добрый день.
   Женщина послала мне взгляд, словно из-под  облаков,  повернувшись  ко
мне маленькой щечкой. Глаза у нее были как  два  голубых  горных  озера.
Где-то вверху все еще шел дождь, до меня доходил его отдаленный  шум,  а
может, это было что-то другое, не дождь.
   - Как вы себя чувствуете? - спокойный  серебристый  голос,  прекрасно
гармонирующий с серебристым цветом ее волос. В нем проскальзывало что-то
металлически мягкое словно звоночек у двери кукольного домикап. Я понял,
что поглупел, если думаю об этом.
   - Отлично, - ответил я ей. - Только  кто-то  сбросил  мне  на  голову
огромную цистерну.
   - А чего вы ожидали, мистер Марлоу? Букета орхидей?
   -  Только  соснового  сундука,  -  ответил  я.  -  Не   беспокойтесь,
пожалуйста, о фонаре из бронзы или серебра и  не  бросайте  мой  прах  в
голубые воды Атлантики. Я предпочитаю червей.  Вы  знаете,  что  червяки
двуполые и что один червяк может полюбить другого?
   - Вы бредите, - сказала она, серьезно глядя на меня.
   - Вас не очень затруднит, если вы  отодвинете  эту  лампу  немного  в
сторону?
   Она встала и подошла к стене за тахтой. Свет  погас.  Я  почувствовал
большое облегчение.
   - Не думаю, что вы так уж опасны, - произнесла она.
   Она была высокая, но  не  как  жердь.  Очень  худощавая,  но  не  как
засушенная курица. Она снова села на стул, на котором сидела перед этим.
   - Значит, вы знаете, как меня зовут?
   -  Вы  прекрасно  спали,  так  что  времени  было  достаточно,  чтобы
просмотреть содержимое ваших  карманов.  Собственно,  они  сделали  все,
только забыли забальзамировать вас. Итак, вы детектив...
   - И это все, в чем могут меня упрекнуть ваши друзья?
   Она не ответила. Дым  ее  сигареты  медленно  поднимался  вверх.  Она
разогнала его рукой. У нее  были  красивые  руки,  а  не  просто  кости,
покрытые кожей, как это бывает у современных женщин. Она искоса  глянула
сквозь облачко дыма на запястье.
   - Который час? - спросил я.
   - Семнадцать минут одиннадцатого. У вас свидание?
   -  Это  было  бы  не  так  уж  удивительно.  Мы  находимся  в   доме,
расположенном возле гаража Арта Хака?
   - Да.
   - А что делают ребята? Копают могилу?
   - Ушли куда-то.
   - Вы думаете, что они оставили нас одних?
   Она медленно повернула ко мне голову и с улыбкой повторила.
   - Не похоже, что вы были очень уж опасны.
   - Я думал, вы здесь такая же узница, как я.
   Пожалуй, она не удивилась. Скорее это ее слегка развеселило.
   - Почему вы так думаете?
   - Я знаю, кто вы.
   Голубые глаза блеснули  так  резко,  что  в  них  вспыхнули  искорки,
холодные и колючие, как блеск кинжала. Она сжала губы, но тон ее  голоса
не изменился.
   - Тогда боюсь, вам придется плохо. А я ненавижу убийства.
   - И это говорите вы, жена Эдди Марза? Стыдитесь!
   Ей это не понравилось. Она посмотрела на меня внимательнее.
   - Если вы не можете снять мои браслеты, чего впрочем, я не  советовал
бы вам делать, то могли бы, по крайней мере, уделить мне  немного  этого
напитка, которым вы пренебрегаете.
   Она взяла бокал. Пузырьки поднялись вверх и исчезли, как  несбыточные
надежды. Она склонилась надо мной, ее дыхание  было  нежным,  как  глаза
лани. Я сделал глоток, немного жидкости  потекло  у  меня  по  шее.  Она
отодвинула бокал от моих губ. Кровь быстрее заструилась  в  моих  жилах.
Она снова наклонилась надо мной.
   - Ваше лицо похоже на поле битвы, - сказала она.
   - Придется с этим пока что примириться, но пройдет немного времени  и
я снова буду выглядеть так же, как и раньше.
   Она вдруг повернула голову, прислушиваясь. В мгновение  ока  ее  лицо
побледнело. Слышен был только шум бьющего  в  стену  дождя.  Она  прошла
через комнату, стала боком ко мне, глядя в пол, и спокойно спросила:
   - Зачем вы сюда пришли и зачем рисковали головой?  Эдди  не  причинил
вам никакого зла. Вы прекрасно знаете, что  если  бы  я  не  скрывалась,
полиция была бы уверена, что Эдди убил Ригана.
   - А он это и сделал, - сказал я.
   Она не шевельнулась, не изменила положения тела ни на миллиметр, лишь
втянула в себя воздух с  прерывистым  хрипом.  Я  оглядел  комнату.  Две
двери, расположенных на одной и той же стене, одна  из  них  приоткрыта.
Красный ковер, голубые занавески на окнах, обои в  ярко-зеленую  елочку.
Мебель, производящая впечатление, что кто-то  как  попало  сложил  ее  в
кучу.
   - Эдди не сделал ему ничего плохого, - мягко сказала  она.  -  Я  уже
несколько месяцев не видела Расти. Эдди не такой.
   - Вы ушли от него, от его стола и ложа. Ваши соседи узнали на  снимке
Расти.
   - Это ложь, - холодно заявила она.
   Я попытался вспомнить, сказал ли мне  это  капитан  Грегори  или  кто
другой, но в голове  у  меня  царил  полнейший  хаос.  У  меня  не  было
уверенности.
   - А кроме того, это не ваше дело, - добавила она.
   - Конечно, мое. Меня наняли для того, чтобы выяснить это дело.
   - Эдди не такой.
   - Ага, он совсем другой в  отличие  от  остальных  его  собратьев  по
профессии.
   - Пока будут люди, любящие играть, будут существовать  и  места,  где
они смогут играть.
   - Вы сами себя обманываете, - сказал я. -  Стоит  один  раз  нарушить
закон, и навсегда остаешься по другую сторону баррикады. Вы думаете, что
он занимается только азартными  играми.  Я  же  думаю,  что  он  массово
распространяет  порнографию,  занимается  шантажем,  торгует  краденными
автомобилями, является убийцей, поручающим грязную работу другим, и дает
взятки коррумпированным полицейским. Он делает лишь то, что ему в данный
момент выгодно, и то, из чего можно выжать деньги. Не рассказывайте мне,
пожалуйста о грабителях-джентльменах. Такие существуют только в кино!
   - Он не убийца! - ее нозди трепетали.
   - Лично - нет. Ведь у него есть Кэнино. Кэнино сегодня вечером по его
приказу убил человека,  беззащитного  маленького  парня,  который  хотел
кое-кому помочь бежать. Я видел это почти своими глазами.
   Она устало засмеялась.
   - Прекрасно, - продолжал я. - Можете не верить этому. Если Эдди такой
замечательный человек, я охотно поговорю с ним, но  чтобы  в  это  время
где-нибудь поблизости не было Кэнино. Вы же отлично знаете,  что  сделал
бы Кэнино: повыбивал бы мне все зубы, а потом заехал бы ногой  в  живот,
если бы я еще смог что-нибудь произнести.
   Она откинула голову и стояла, задумавшись,  будто  принимая  какое-то
решение.
   - Мне казалось, что платиновый цвет волос уже не в моде, -  продолжал
я лишь затем, чтобы в комнате не царила тишина, лишь  затем,  чтобы  она
слышала мой голос.
   - Ну и глупый же  вы!  Ведь  это  же  парик.  Пока  не  отрастут  мои
собственные. - Она сняла его. Волосы у нее были коротко острижены, как у
мальчика. Она снова надела парик на голову.
   - Кто это с вами сделал?
   Она испуганно взглянула на меня.
   - Я сама это сделала. А зачем?
   - Вот именно. Зачем?
   - Только затем, чтобы доказать  Эдди,  что  я  готова  исполнить  его
просьбу: спрятаться. Затем, чтобы ему не надо было стеречь  меня.  Я  не
хотела разочаровывать его. Потому, что я люблю его.
   - Боже милостивый! - простонал я. - И именно потому я нахожусь с вами
здесь, в этой комнате!
   Она повернула ладони вверх и  осмотрела  их.  Затем  вдруг  встала  и
вышла. Вернулась она с кухонным ножом. Наклонилась надо мной и принялась
за работу.
   - Ключ от наручников у Кэнино, - прошептала она. - Больше ничем я  не
могу вам помочь. - Она выпрямилась, тяжело дыша, и разрезала все узлы. -
А вы молодец. У вас есть чувство юмора. Вы острите на каждом слове...
   И это в вашем положении...
   - Так я и думал, что Эдди не убийца.
   Она быстро отвернулась от меня, села на свой стул рядом с торшером  и
спрятала лицо в ладонях. Я спустил ноги на пол и встал. Одеревенелый,  я
качался взад и  вперед.  Нерв  с  левой  стороны  лица  трепетал  каждым
волоконцем. Я сделал шаг. Итак, я еще мог ходить. И смог  бы,  вероятно,
даже бежать, если бы возникла необходимость.
   - Мне кажется вы хотите, чтобы я ушел, - сказал я.
   Она кивнула, не поднимая головы.
   - Было бы лучше, если бы вы  пошли  со  мной,  разумеется,  если  вам
дорога жизнь.
   - Не теряйте времени. Кэнино может вернуться в любую минуту.
   - Прикурите мне, пожалуйста, сигарету.
   Я стоял близко к ней и касался  ногами  ее  колен.  Она  стремительно
вскочила. Наши глаза находились на расстоянии каких-то сантиметров  друг
от друга.
   - Эй, серебрянная головушка, - мягко сказал я.
   Она обошла стул и взяла со  стола  пачку  сигарет.  Вытащила  одну  и
вложила ее мне в рот жестким движением. Ее рука  дрожала.  Она  щелкнула
маленькой зажигалкой в кожаном футляре и поднесла огонек к  сигарете.  Я
глубоко затянулся, глядя в два голубых озера. Она все еще стояла  близко
от меня.
   - Меня привел к вам малыш по имени  Гарри  Джонс.  Малыш,  посещавший
коктейль-бары, чтобы собирать информацию о заездах и конных состязаниях.
Он собирал также и другую информацию. Эта  маленькая  птичка  пронюхала,
кто такой Кэнино. Каким-то образом он и его подруга  разузнали,  где  вы
находитесь.  Он  пришел  ко  мне,  чтобы  продать  мне  эту  информацию,
поскольку знал, - а откуда знал - это уже другой сказ, - что  я  работаю
для генерала Стернвуда. Я  заполучил  информацию,  но  Кэнино  заполучил
маленькую птичку.
   Теперь это мертвая птичка с  растрепанными  перышками,  со  свешенной
головкой и каплей крови на зобике. Кэнино  отравил  его.  Но  Эдди  Марз
никогда ничего подобного не  сделал  бы,  а  среброволосая?  Он  никогда
никого не убивал. Он только отдает приказы.
   - Убирайся! - хрипло воскликнула она. - Быстро убирайтесь отсюда. -Ее
рука сжалась на зеленой зажигалке. Пальцы напряглись,  суставы  побелели
как снег.
   - Кэнино не знает, что я знаю об  этом,  -  сказал  я.  -  Он  только
подозревает, что я здесь что-то вынюхиваю.
   Вдруг она засмеялась, но это был почти мучительный смех.  Его  спазмы
сотрясали ее, как ветер дерево. Было, должно быть, в том, что я  сказал,
что-то  новое,  необязательно  поражающее,  но  во  всяком   случае   не
соответствующее известным ей фактам. Я начал опасаться, что для нее  это
слишком и что она никогда не перестанет смеяться.
   - Как это все смешно, - задыхаясь с трудом произнесла она. -  Страшно
смешно, потому что понимаете...
   Я все еще люблю его. Женщина... - и она снова разразилась смехом.
   Я напряженно прислушивался, кровь пульсировала у меня в  висках.  Все
еще этот дождь.
   - Идем, - сказал я. - Быстрее.
   Она отступила на несколько шагов. На ее  лице  появилось  решительное
выражение.
   - Иди отсюда, ты...  Ну  уходите  же.  Пешком  вы  сможете  дойти  до
Реалито. За час или два. И держите язык за зубами.  Это  самое  большее,
что вы можете сделать для меня.
   - Идем, - повторил я. - У вас есть  какое-нибудь  оружие,  серебряная
головушка?
   - Вы же знаете, что я никуда не пойду. Очень хорошо  знаете.  Умоляю,
уходите отсюда быстрее, умоляю!
   Я подошел совсем близко, почти коснулся ее.
   - Вы хотите остаться здесь, позволив мне бежать? Вы хотите  дождаться
здесь, пока не вернется убийца, и сказать ему: мне очень жаль?  Субчику,
для которого человек значит столько же, сколько муха?  Вот  уж  нет.  Вы
пойдете со мной, серебряная головушка.
   - Нет.
   - Допустим, - убеждал я, -  что  это  ваш  красивый  муж  убил  Расти
Ригана. Или допустим, что это сделал  Кэнино  без  ведома  Эдди.  Просто
допустим. Сколько вы еще проживете после того, как поможете мне бежать?
   - Я не боюсь Кэнино. Я все еще жена его шефа.
   - У Эдди полные портки страха, - рявкнул я. - Когда-нибудь в  будущем
Кэнино прихлопнет его, как кот  канарейку,  и  глазом  не  моргнет.  Как
странно,  что  такая  женщина,  как  вы,   до   безумия   любит   такого
обыкновенного труса!
   - Прочь отсюда! - она чуть не бросилась на меня.
   - Ладно, - я отвернулся от нее и вышел через открытую дверь в  темную
прихожую.
   Она пробежала мимо меня,  широко  распахнула  входную  дверь  дома  и
всмотрелась во влажную тьму. Прислушалась, а затем  отодвинулась,  давая
мне возможность выйти.
   - До свидания, - сказала она, почти не дыша. - Желаю вам  успехов  во
всем. Вы правы во многом, кроме одной вещи. Эдди не убивал Расти Ригана.
Вероятно, вы найдете Расти живого и здорового, естественно, тогда, когда
ему станет выгодно, чтобы его нашли.
   Я прислонился к ней и всем телом прижал ее к стене, а губами коснулся
лица. И начал говорить, не меняя положения.
   - Не зачем спешить, серебряная головушка. Это все  было  спланировано
до мельчайших подробностей  и  подготовлено  самым  тщательным  образом,
может  быть,  даже  состоялась  генеральная  репетиция  с  точностью  до
секунды. Как в радиопрограмме. Так что мне вовсе не обязательно спешить.
Поцелуй меня, серебрянная головушка.
   Ее лицо под моими губами было холодное, как лед.  Она  подняла  руки,
обняла мою голову и крепко поцеловала меня в губы. Ее  губы  тоже  были,
как лед.
   Я вышел. Дверь бесшумно закрылась за мной. Дождевые капли били мне  в
лицо, но они были не так холодны, как ее губы.

Глава 29

   В гараже было темно. Я прошел наискосок по подъездной  дорожке  и  по
газону. По шоссе сплошным потоком текла вода,  придорожные  канавы  были
пепеполнены ею. Я был без шляпы. Вероятно, потерял ее в гараже во  время
драки. Естественно, Кэнино не потрудился надеть мне  ее  на  голову.  Он
считал, что она будет мне уже не нужна. Я представил, как он быстро едет
один сквозь потоки дождя после того, как поставил  украденную  машину  в
безопасное место и высадил долговязого надувшегося Арта. Она любила Эдди
Марза и спряталась, чтобы защитить его. Кэнино нашел бы  ее  на  том  же
месте, спокойно сидящей на стуле под торшером, с бокалом виски,  которое
она даже не попробовала, и со мной, привязанным к  тахте.  Вероятно,  он
отнес бы ее вещи в машину и тщательно проверил, не остались ли после нее
в доме какие-нибудь следы. Потом велел бы  ей  выйти  и  подождать.  Она
могла бы вообще не услышать  выстрела.  Глушители  очень  эффективны  на
небольшом расстоянии. Вероятно,  он  сказал  бы  ей,  что  оставил  меня
связанного и что  через  определенное  время  мне  удастся  освободиться
самостоятельно. Так он представил бы все это, считая ее глупой  гусыней.
Очаровательный мистер Кэнино.
   Дождевик на мне был распахнут, и я не мог застегнуть его, пока был  в
наручниках. Его полы били меня по ногам, словно крылья огромной  усталой
птицы. Я вышел на  шоссе.  Машины  с  шумом  проезжали  мимо  в  водяных
потоках, освещаемых фарами. Я нашел свой  автомобиль  там,  где  оставил
его. Оба колеса были отремонтированы и поставлены на место,  так  что  в
любую минуту можно было садиться и ехать. Они подумали обо всем. Я сел в
машину, растянулся на сиденьи, боком втиснувшись  под  руль,  и  отогнул
резиновый коврик,  прикрывавший  тайник.  Взял  оставленный  там  второй
револьвер, прикрыл его плащом и направился назад к дому. Мир вокруг  был
маленьким, темным, ограниченным и мрачным - наш  личный  маленький  мир,
Кэнино и мой. На полпути меня чуть  не  осветили  фары  его  автомобиля,
круто свернувшего с шоссе  на  боковую  дорогу.  Я  прыгнул  в  кювет  и
пригнулся, нахлебавшись при этом  воды.  Автомобиль  пронесся  мимо,  не
останавливаясь. Подняв голову, я услышал скрипучий звук шин;  автомобиль
сворачивал с полевой дороги на подъездную дорожку  возле  дома.  Наконец
шум мотора стих, фары погасли, хлопнула дверца. Звука открываемой  двери
я не услышал, но сквозь редкие деревья прорвалась короткая вспышка,  как
будто кто-то зажег в холле свет.
   Я снова выбрался на мокрую траву и побрел по  ней.  Автомобиль  стоял
между мной и домом, револьвер я держал  сбоку,  засунув  его  под  плащ,
насколько это было возможно. Свет внутри автомобиля  не  горел,  он  был
пустой и теплый. В радиаторе приятно булькала вода. Через стекло  дверцы
я заглянул внутрь. Ключ торчал  в  замке  зажигания.  Кэнино  был  очень
уверен в себе. Я обошел автомобиль, осторожно ступая по щебенке, подошел
к окну и прислушался. Не слышно было никаких голосов, только бесконечное
быстрое тук-тук  дождевых  капель,  стучащих  в  металлических  коленцах
водосточных труб.
   Я все время  прислушивался.  Никаких  громких  голосов,  все  тихо  и
культурно.  Вероятно,  Кэнино  заворчал  на  нее  этим  своим  рокочущим
голосом, а она ответила, что позволила мне бежать и что я обещал  забыть
обо всем и  тоже  дать  им  возможность  скрыться.  Естественно,  Кэнино
поверил мне так же, как и я ему. Так что долго они в доме не  останутся.
И он возьмет ее с собой.  Поэтому  не  оставалось  ничего  другого,  как
подождать, пока они выйдут.
   Но кто знает, сколько придется ждать? Я взял револьвер в левую  руку,
наклонился, набрал горсть щебенки с дорожки и швырнул  ее  на  сетку  от
насекомых. С наручниками это вышло у меня не очень ловко, и все же, хотя
в  стекло  над  сеткой  попало  всего  несколько  камешков,  но  и   они
загрохотали, как волна, ударившая в плотину.
   Я побежал назад к машине. В доме по-прежнему царила  темнота.  Вот  и
все, чего я достиг. Я сел на подножку и стал  ждать.  Ничего  не  вышло.
Кэнино слишком осторожен.
   Через некоторое время я встал и задом сел в машину.  Нащупал  ключ  в
замке зажигания и повернул его. Ногой попытался найти  кнопку  стартера,
но неудачно. Она оказалась на приборной доске. Прогретый  мотор  завелся
сразу же. Он работал тихо и размеренно. Я вылез из машины и залег  возле
задних колес.
   Мне было холодно, и я дрожал всем телом, но знал, что  таким  образом
выманю Кэнино из  дома.  Без  машины  тут  было  не  обойтись.  Одно  из
неосвещенных  окон  медленно,  сантиметр  за  сантиметром,  приоткрылось
-только легкие блики на стекле выдавали это движение. Из  окна  внезапно
вырвалось пламя и раздались три  оглушительных  выстрела.  В  машине  со
звоном посыпалось стекло. Я вскрикнул, словно  смертельно  раненый.  Мой
крик  перешел  в  предсмертный  стон.  Стон   сменился   тихим   хрипом,
приглушенным  текущей  кровью.  Хрип  закончился  последним  прерывистым
вздохом. Хорошая работа. Мне это понравилось. Кэнино тоже, даже очень. Я
услыхал его смех. Громкий, шумный смех, вовсе не рокочущий.
   С минуту царила тишина, слышался лишь стук дождевых капель по обшивке
машины и рокот ее мотора.  Наконец  открылась  дверь  -  черная  дыра  в
темноте.  Какая-то  фигура  с  чем-то  белым,  обмотанным  вокруг   шеи,
осторожно вышла  наружу.  Это  был  ее  воротничок.  Она  спустилась  по
ступенькам веранды, двигаясь словно деревянная кукла. Слабо  поблескивал
в  темноте  ее  серебрянный  парик.  Кэнино,  пригнувшись   шел   сзади,
прикрываясь ею. Это зрелище было настолько трагично, что скорее казалось
смешным.
   Она спустилась вниз. Теперь уже было  видно  ее  бледное  неподвижное
лицо. Направлялась она к  машине.  Прикрытие  для  симпатичного  мистера
Кэнино на случай, если бы я еще был в состоянии плюнуть ему в  глаза.  Я
услышал ее безжизненный голос, пробивающийся сквозь шелест дождя:
   - Я ничего не вижу, Лаш. Окна запотели.
   Он заворчал, и тело женщины дернулось, как будто кто-то  ткнул  ей  в
спину револьвером. Она приблизилась к неосвещенному автомобилю. Теперь я
отлично видел его за нею,  его  шляпу,  профиль,  плечи.  Вдруг  женщина
остановилась и вскрикнула. Великолепный, резкий крик, пронзивший меня до
самых туфель.
   - Я его вижу, Лаш! - кричала она. - В окно! Он сидит за рулем!
   Он попался на крючок, как рыба на  приманку.  Грубо  оттолкнул  ее  и
бросился вперед, вскинув руку. Еще три снопа пламени прорезали  темноту.
Снова  раздался  звон  разбитых  стекол.  Но  мотор  продолжал  спокойно
работать. Одна пуля прошла насквозь и ударила в дерево рядом со мной, со
стоном отришетировав.
   Сгорбившись, он стоял в темноте и прислушивался,  лицо  его  казалось
серым пятном,  так  как  мои  глаза  после  вспышек  выстрелов  медленно
привыкали к темноте. Если у него был револьвер, то он уже расстрелял все
патроны, если  только  не  подзарядил  его  в  доме.  Честно  говоря,  я
предпочел бы, чтобы его оружие было заряжено. Не  хотелось  мне  убивать
безоружного.
   - Готово? - спросил я.
   Он резко повернулся ко мне. Возможно, надо было позволить ему сделать
еще один или два выстрела, как это водилось между  джентльменами  доброй
старой школы. Но его револьвер все еще был  поднят  и  направлен  в  мою
сторону, и я не мог больше ждать. По  крайней  мере  не  столько,  чтобы
оказаться джентльменом старой школы. Я выстрелил  в  него  четыре  раза,
прижав кольт к ребрам. Револьвер вылетел из моей руки, как будто  кто-то
выбил его ногой. Кэнино схватился обеими руками за  живот.  Слышно  было
как его руки хлопнули по телу. Потом он так и упал прямо вперед,  прижав
широкие ладони к животу и зарывшись лицом в  мокрую  траву.  И  даже  не
вскрикнул.
   Серебряная головушка  тоже  не  вскрикнула.  Она  стояла,  напряженно
застыв на месте, а дождь  хлестал  ее  тело.  Я  обошел  труп  Кэнино  и
отшвырнул ногой его револьвер, не знаю зачем.  Потом  подошел  и  поднял
его, оказавшись вплотную к ней.
   - Я боялась...
   Боялась, что вы все же вернетесь, - грустно сказала она.
   - У нас было свидание. Ведь я же сказал вам, что все  было  оговорено
заранее. - Я начал смеяться, как ненормальный.
   Она наклонилась и стала обыскивать его. Потом  выпрямилась,  держа  в
руке маленький ключик на тонкой цепочке.
   - Зачем вы его убили? Разве иначе было нельзя?
   Я перестал смеяться так же внезапно, как и начал. Она подошла ко  мне
и сняла наручники.
   - Хотя, - сказала она мягко, - я думаю, что иначе нельзя было.

Глава 30

   Наступил новый день  и  снова  светило  солнце.  Капитан  Грегори  из
разыскного отдела смотрел в окно, внимательно разглядывая плоскую  крышу
здания суда, чистую и освеженную дождем. Наконец он грузно повернулся  в
своем  вращающемся  кресте,  набил  трубку  табаком,  умял  его  большим
пальцем, желтым от никотина, и хмуро глянул на меня.
   - Ну что ж, значит вы опять попали в неприятную историю.
   - О, вы уже слышали об этом?
   - Дорогуша, я целый день просиживаю здесь штаны и выгляжу так,  будто
в голове у меня пусто. Но вы удивились бы, если бы знали, как много  мне
приходится слышать. Вы  правильно  сделали,  что  ликвидировали  наконец
этого Кэнино. Но я опасаюсь, что люди из отдела убийств не  повесят  вам
за это орден на грудь.
   - Мне в последнее время приписывается немало убийств, но мое  участие
в них было не так уж велико, - заметил я.
   Он терпеливо улыбнулся.
   - Кто вам сказал, что находившаяся там женщина - жена Эдди Марза?
   Я рассказал ему. Он  выслушал  и  зевнул,  прикрыв  рот,  наполненный
золотыми зубами, ладонью величиной с поднос.
   - Естественно, вы считаете, - сказал он затем, - что найти ее  -  это
была моя обязанность?
   - Разумный вывод.
   - Возможно, я и знал, где она находится, - медленно начал  он,  -  но
если Эдди Марз и его жена решили вести  такую  игру,  то  самое  лучшее,
по-моему, было дать возможность поверить, что она удалась. А может,  вам
кажется, что я оставил Эдди в покое по чисто личным соображениям?  -  Он
протянул ко мне свою мощную лапу и сделал пальцами движение,  как  будто
считал деньги.
   - Нет, - ответил я. - Честное слово, я так не думал. Даже, когда Эдди
Марз дал мне понять, что знает о нашем разговоре...
   Накануне нашей встречи с ним.
   Он сдвинул брови так, словно это его страшно утомляло  и  он  потерял
сноровку - его  старый  испытанный  трюк.  Кожа  у  него  на  лбу  густо
сморщилась, а когда снова разгладилась, на  ней  остались  тонкие  белые
полосы, быстро покрасневшие, так как я смотрел на него.
   -  Я  полицейский,  всего  лишь  обыкновенный  полицейский.  В   меру
порядочный. Порядочный настолько, насколько  этого  можно  требовать  от
человека, живущего в мире, где порядочность вышла из моды. Я потому  вас
и вызвал сегодня утром. Хотелось бы, чтобы  вы  поверили  мне,  что  как
полицейский я рад, если закон побеждает. Ничто так  не  утешило  бы  мой
взгляд, как  откормленный  и  разодетый  Эдди  Марз,  обламывающий  свои
ухоженные ноготочки в каменоломнях в Фольсоне, работающий рядом с мелким
воришкой из трущоб, схваченным за первое же преступление и с тех пор  не
получившего ни одного шанса жить честно. Это то, о чем я  мечтаю.  Но  и
вы, и я уже порядочно прожили на свете и слишком  стары,  чтобы  верить,
что это может случиться. Во всяком случае не  в  этом  городе,  и  не  в
другом, вдвоеменьшем, и ни в каком-либо другом месте великих  зеленых  и
прекрасных Соединенных Штатов. Так уж устроен наш мир.
   Я молчал. Он наклонил голову, выпустил облако дыма, посмотрел на свою
трубку и продолжал:
   - Но это не значит, что я верю в виновность Эдди Марза. В то, что  он
прихлопнул Расти Ригана или что у него был для  этого  повод.  Просто  я
считаю, что он что-то знает обо всей  этой  истории  и  рано  или  позно
проболтается. Конечно, с его стороны это  было  обыкновенное  ребячество
-прятать свою жену в Реалито,  но  ребячество,  типичное  для  человека,
который считает себя умнее других. Я принимал его у себя  в  бюро  вчера
вечером, после  того  как  с  ним  разговаривал  прокурор.  Он  во  всем
признался. Сказал, что Кэнино хороший телохранитель и поэтому он нанимал
его время от времени. О его забавах не имел понятия и  ничего  не  хотел
знать. Гарри Джонса и Броуди он не знал, Гейгера хотя  и  знал,  но  ему
ничего не было известно о том, чем тот занимался... Мне кажется, вы тоже
все это уже слышали.
   - Конечно.
   - Должен признать, - продолжал Грегори, -  что  там,  в  Реалито,  вы
разыграли все как по нотам. И правильно делаете, что  сейчас  ничего  не
пытаетесь скрыть. Мы ведем картотеку неидентифицированных пуль.  Однажды
вы еще раз применили бы свой кольт и наверняка запутались бы.
   - Действительно, ловко я это разыграл,  -  согласился  я,  иронически
глядя на него.
   Он выбил пепел из трубки и задумчиво посмотрел на нее.
   - Что стало с женщиной? - спросил он, не поднимая глаз.
   - Не знаю. Ее не задержали. Мы подписали три  разных  протокола:  для
Уайльда, для шерифа и для отдела убийств. Ее отпустили. Больше я  ее  не
видел и не надеюсь увидеть.
   - Говорят, это была хорошая девчонка,  одна  из  тех,  кто  не  хочет
участвовать в грязных делах. -  Капитан  Грегори  вздохнул  и  взъерошил
реденькие усики. - Хочу сказать вам  еще  кое-что.  Вы  тоже  похожи  на
хорошего парня, но играете слишком остро. Если вы  действительно  хотите
помочь семье Стернвудов, то оставьте их в покое.
   - Мне кажется, вы правы, капитан.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Замечательно, - ответил я бодрым голосом. - Большую  часть  ночи  я
простоял на коврах кабинетов на допросах. А перед этим промок до нитки и
был избит до потери сознания. Я в превосходной форме.
   - А чего вы, черт возьми, ожидали?
   - Ничего другого.
   Я встал, улыбнулся ему и направился к двери.  Взявшись  за  ручку,  я
услышал, как он откашлялся и сухо сказал:
   - Вы считаете, что я не слишком стараюсь, да? Вам  все  еще  кажется,
что вы сможете отыскать Ригана?
   Я повернулся и посмотрел ему прямо в глаза.
   - Нет, я не думаю, что могу отыскать Ригана. И даже не буду пытаться.
Это вас устраивает?
   Он медленно кивнул, потом пожал плечами.
   - Честно говоря, не знаю, какого черта я  все  это  сказал.  Успехов,
Марлоу. Моя дверь всегда открыта для вас.
   - Благодарю, капитан.
   Я вышел на улицу, сел в машину и поехал домой, в "Хобарт Армз". Там я
сбросил плащ, растянулся на кровати и уставился в потолок, прислушиваясь
к звукам уличного движения и наблюдая  за  солнечными  лучами,  медленно
ползущими по потолку. Все мои попытки заснуть  ни  к  чему  не  привели.
Тогда я встал  и  сделал  себе  коктейль,  хотя  время  для  этого  было
неподходящее. Потом снова лег, однако заснуть не мог. В  голове  у  меня
стучало. Я сел на кровати, набил трубку и громко сказал сам себе:
   - Этот старый хитрец что-то знает.
   Дым казался  мне  горьким,  как  обман.  Я  положил  трубку  и  снова
растянулся  на  кровати.  Мысленно   продираясь   сквозь   нагромождения
воспоминаний - я снова и снова делал одно и то же, посещал одни и те  же
места, встречался с одними и теми же людьми, говорил им  одни  и  те  же
слова, все снова и снова, и каждый раз это было настолько  реально,  как
будто только что произошло, как будто происходило сейчас.
   Я ехал с "Серебряной головушкой", ведя машину по автостраде с большой
скоростью. "Серебряная головушка", забившись в угол, молчала  до  самого
Лос-Анджелеса, так что мы казались чужими друг другу людьми. Я  позвонил
из открытого всю ночь бара Берни Ольсу и сообщил ему, что убил в Реалито
человека и что сейчас еду домой к прокурору Уайльду вместе с женой  Эдди
Марза, которая видела, как я это сделал. Тихими, вымытыми дождем улицами
я доехал до большого дома Уайльда, окна  которого  уже  светились:  Ольс
успел позвонить прокурору, предупредив, что  я  еду.  Потом  я  сидел  в
кабинете  напротив  закутанного   в   цветастый   халат   прокурора,   с
сосредоточенным  жестким   выражением   лица   подносившего   сигару   к
искривленным  горькой  улыбкой  губам.  Там  был  Ольс  и  еще  какой-то
худощавый человек  с  бесстрастным  лицом,  выглядевший  и  выражавшийся
скорее как профессор, чем как полицейский. Я рассказал, что произошло, а
они  молча  слушали,  вместе  с  "Серебряной  головушкой",  сидевшей   в
полутени, со скрещенными на коленях руками и не глядевшей ни на кого  из
нас. Потом было много телефонных звонков, а потом приехало  двое  парней
из отдела убийств, которые смотрели на меня так,  будто  я  был  опасным
зверем, сбежавшим из бродячего цирка.
   Потом я снова ехал рядом с одним из них и снова находился в  комнате,
где с лицом, стянутым предсмертной судорогой, сидел  Гарри  Джонс,  а  в
воздухе плавал горьковато-сладкий запах. Там уже  находился  полицейский
врач, молодой и здоровый, с шеей, заросшей рыжеватыми волосами. Был  там
также специалист по снятиюд оттисков пальцев, рыскающий  вокруг,  и  это
именно он нашел оттиск большого пальца  Кэнино  -  единственный  оттиск,
оставленный одетым в  коричневое  мужчиной,  единственный,  который  мог
подтвердить мое изложение событий, происшедших здесь.
   Потом  я  снова  был  в  доме  Уайльда,  где   подписал   принесенный
секретаршей из другой комнаты протокол.  Потом  открылась  дверь,  вошел
Эдди Марз, и  внезапная  улыбка  осветила  его  лицо,  когда  он  увидел
"Серебряную головушку". "Привет золотце", - сказал он,  но  она  ему  не
ответила, даже не взглянула на него. Эдди Марз, свеженький и  оживленный
в темном костюме. Потом все вышли, все, кроме меня и Уайльда,  и  Уайльд
произнес холодным злым голосом: "Все, Марлоу, это последний раз. Если вы
совершите еще один такой подвиг, я отправлю вас в  тюрьму,  несмотря  на
то, разобьет это кому-нибудь сердце или нет".
   И вот так я повторял все сначала,  лежа  на  кровати  и  наблюдал  за
солнечными пятнами на потолке.
   Вдруг раздался телефонный звонок.  Ко  мне  обратился  Норрис,  слуга
Стернвудов, этим своим полным благовоспитанности голосом:
   - Это мистер Марлоу? Я звонил вам в бюро, но безрезультатно,  поэтому
позволяю себе побеспокоить вас дома.
   - Я всю ночь был в дороге, - пояснил я, - поэтому  и  отсутствовал  в
бюро.
   - Да, сэр. Генерал очень хотел бы встретиться с вами  сегодня  утром,
мистер Марлоу, разумеется, если у вас есть такая возможность.
   - Я буду примерно  ченрез  полчаса,  -  ответил  я.  -  Как  он  себя
чувствует?
   - Лежит в постели, но чувствует себя неплохо, сэр.
   - Посмотрим, как он почувствует себя, после  того  как  увидит  меня,
-сказал я и положил трубку.
   Я встал, побрился и сменил одежду. Взял маленький револьвер Кармен  с
рукоятью, инкрустированной перламутром, и сунул  его  в  карман.  Солнце
светило ярко и  весело.  Через  двадцать  минут  я  оказался  в  усадьбе
Стернвудов. В  подстриженных  деревьях  ошалело  пели  птицы,  террасные
газоны зеленели после дождя как ирландские флаги, и вообще  вся  усадьба
выглядела так, словно была построена десять  минут  назад.  Я  позвонил.
Впервые я оказался здесь пять дней назад, а мне казалось, что с тех  пор
прошел год. Открыла мне служанка, провела в холл и  удалилась,  сообщив,
что Норрис появится здесь через пару секунд. Холл выглядел точно так же,
как и раньше. У портрета, висевшего  над  камином,  были  те  же  жгучие
черные глаза,  а  рыцарь  на  витраже  все  еще  пытался,  -  ничего  не
предпринимая для этого всерьез, - отвязать нагую даму от дерева.
   Через несколько секунд появился  Норрис.  И  он  тоже  не  изменился.
Взгляд его голубых глаз, как обычно был полон отстраненности,  розоватая
кожа казалась свежей и  здоровой,  а  двигался  он  так,  будто  был  на
двадцать лет моложе, чем на самом деле. Если из нас двоих кто  и  ощущал
бег времени, то это был я.
   Мы поднялись  по  лестнице  и  свернули  в  сторону,  противоположную
спальне Вивиан. С каждым шагом дом казался мне все  тише  и  больше.  Мы
подошли к массивной старой двери, похожей  на  церковную  дверь.  Норрис
осторожно открыл ее. Пройдя в нее, я  оказался  на  чем-то,  похожем  на
ковер, площадью в четверть гектара, и зашагал по нему к  большому  ложу,
напоминавшему то, в котором умер Генрих VIII.
   Генерал Стернвуд сидел на кровати,  опираясь  на  подушки.  Мертвенно
бледные руки сжимали конец покрывала и благодаря  его  белизне  казались
грязновато-серыми. Огонек жизни все еще светился в черных  глазах,  хотя
лицо уже было лицом трупа.
   - Садитесь,  мистер  Марлоу,  -  сказал  он  слегка  усталым,  словно
деревянным голосом.
   Я пододвинул стул к кровати и сел. Все окна  были  закрыты,  малейший
лучик солнца не проникал сквозь шторы. В воздухе витал сладковатый запах
старости.
   Некоторое время генерал молча смотрел на меня. Наконец,  подняв  руку
так, словно хотел проверить, может ли еще двигать ею, он произнес.
   - Мистер Марлоу, я не просил вас, чтобы вы разыскивали моего зятя.
   - Но ведь вы меня наняли.
   - Но об этом я вас не просил. Вы  взяли  на  себя  слишком  много.  Я
привык говорить, если хочу чего-то.
   Я не ответил.
   - Я заплатил вам, - холодно продолжал он. - Деньги тут,  впрочем,  не
имеют значения. Я расцениваю это так, как если бы вы, без  сомнения,  не
жклая того, злоупотребили моим доверием. -  Произнеся  эту  реплику,  он
закрыл глаза.
   - Вы вызвали меня сюда для установления этого факта? - спросил я.
   Он медленно открыл глаза, словно веки его были свинцовые.
   - Мне кажется, вас задело это замечание.
   Я тряхнул головой.
   - У вас передо мной преимущество, генерал. Я не хочу отнимать  его  у
вас. Можете говорить мне все, что пожелаете, а я наверняка не обижусь  и
не буду злиться. Я хотел бы предложить вам взять деньги обратно. Я знаю,
что для вас  это  не  имеет  значения,  но  для  меня,  наоборот,  имеет
определенное значение.
   - Какое?
   - Для меня это значит, что я отказываюсь принять плату за  поручение,
которое не смог выполнить так, чтобы удовлетворить заказчика. Вот и все.
   - У вас часто бывают такие поручения?
   - Бывают. Как иу всех.
   - Почему вы пошли к капитану Грегори?
   Я откинулся на стуле и перевесил руку через его спинку, вглядываясь в
лицо генерала. Я не прочел в нем ничего. У меня не было  ответа  на  его
вопрос. Удовлетворительного ответа.
   - Я был уверен, что вы передали мне вексель Гейгера,  чтобы  испытать
меня, - сказал я. - И что  вы  опасались,  что  Риган  мог  быть  как-то
замешан в шантаже. Тогда я еще ничего  не  знал  о  Ригане.  Лишь  после
разговора с капитаном Грегори мне  стало  понятно,  что  участие  такого
человека как Риган, в этом деле исключено.
   - Это вовсе не ответ на мой вопрос, - прервал меня генерал.
   Я кивнул.
   - Да, это, собственно, не ответ на ваш вопрос. Просто  мне  не  очень
хочется признаваться, что во всем этом деле я был не очень  искренен  по
отношению к вам. Когда в первый день после встречи с вами я  выходил  из
помещения для орхидей, за мной послала миссис Риган.  Похоже,  она  была
уверена, что вы наняли меня для поисков ее  мужа.  Казалось,  она  не  в
восторге от этого. В разговоре со мной у  нее  нечаянно  вырвалось,  что
"они нашли машину Ригана в одном  из  окрестных  гаражей".  Этими  "они"
могла быть только полиция, а значит полиции было что-то  известно.  Если
так, то дело относилось к разыскному отделу. Разумеется, я не  знал,  вы
заявили туда об исчезновении Ригана или кто-то  донес  об  этом  или  же
просто сообщил о брошенном в гараже автомобиле. Но я знаю полицейских  и
знаю, что если им уже известно что-то, то  они  узнают  еще  что-нибудь,
особенно, если у вас есть водитель, который уже был судим.  Я  не  знал,
много ли уже известно полиции, поэтому решил пойти туда. В  правильности
этого шага меня убедила позиция прокурора Уайльда в ту ночь, когда в его
доме обсуждалось дело Гейгера. Некоторое время я был с ним  с  глазу  на
глаз. Он спросил меня  тогда,  поручили  ли  вы  мне  искать  Ригана.  Я
ответил, что в разговоре со мной вы упомянули, что охотно узнали бы, где
он находится и хорошо ли  ему  живется.  Прокурор  Уайльд  сжал  губы  и
состроил странную мину. Мне стало ясно, что говоря о  "поисках  Ригана",
прокурор  имел  ввиду  пуск  в  движение  всего  большого   полицейского
механизма. Поэтому, разговаривая с  капитаном  Грегори,  я  старался  не
сказать ничего, о чем бы он уже не знал.
   - То есть вы оставили капитана Грегори в убеждении, что я поручил вам
искать Ригана?
   - Собственно, да, - признал я, - но лишь тогда, когда  убедился,  что
он и так знает это дело.
   Генерал прикрыл дрожащие веки.
   - Вы считаете, что это этично? - спросил он, не открывая глаз.
   - Да. Я считаю, что да.
   Его  глаза  снова  открылись.  Их  живая  чернота  контрастировала  с
мертвенной бледностью лица.
   - Может быть, я не так вас понял, - медленно произнес он.
   - Быть может, - сказал я. - Начальник разыскного отдела не болтун. Он
не занимал бы свой пост, если бы был пустомелей. Это исключительно умный
и осторожный человек, поначалу небезуспешно старающийся предстать  перед
вами этаким чинушей в возрасте, которому осточертела его работа. Но  моя
работа - это не игра в домино и не испытание на  выдержку.  Очень  часто
она сочетается с блефом.  Если  я  что-то  говорю  полицейскому,  любому
полицейскому, то должен считаться с тем, что он может это  использовать.
А капитану Грегори было совершенно безразлично, что я говорил.  Если  вы
нанимаете кого-нибудь моей профессии, то дело в  данном  случае  обстоит
несколько иначе, чем заказ на  чистильщика  окон,  которому  вы  укажете
восемь оконных рам и скажете: "Вымойте вот это и вы свободны",  -  и  на
этом конец. Вы не знаете, что я должен проделать, устроить, обойти  и  о
чем-то умолчать, чтобы исполнить порученное мне  задание.  Я  делаю  это
очень индивидуально.  И  прилагаю  все  силы,  чтобы  защитить  интересы
клиента, в данном случае ваши, и ежели при  этом  перехожу  определенные
границы, то тоже только ради вас. Допустим, приходит ко  мне  клиент,  а
потом оказывается, что он негодяй. Даже и тогда мне не  остается  ничего
другого, как отказаться от задания и держать язык  за  зубами.  А  кроме
того, прошу не забывать, что  вы  не  запрещали  мне  посещать  капитана
Грегори.
   - Трудно было бы запретить вам что-нибудь, - сказал он.
   - Так что же я, по-вашему, сделал не так? Ваш  лакей  Норрис  считал,
что со смертью Гейгера дело улажено. У меня совсем другое мнение. Методы
Гейгера были мне отвратительны. Я не Шерлок Холмс и не Фил  Вэнс.  И  не
питаю надежды на то, что осмотрев  место,  уже  исследованное  полицией,
найду там поломанную авторучку и восстановлю по ней  весь  ход  событий.
Если вы думаете, что существует какой-нибудь детектив, зарабатывающий на
жизнь именно так, то вы не очень хорошо ориентируетесь в работе полиции.
Полиция исследует все очень тщательно и подробно и редко случается,  что
она что-нибудь пропускает. Разве что смотрит на дело сквозь пальцы.  Она
не поступила, как следовало бы, в отношении такого человека, как Гейгер,
человека, который посылает долговые расписки и просит считать их  долгом
чести.  Гейгер,  человек  замешанный   в   подозрительные   дела   и   с
подозрительным положением, тем не менее охраняется полицией.  Почему  он
поступил  так,  как  поступил?   Просто   хотел   выяснить   сможет   ли
шантажировать вас и в дальнейшем.  Он  понимал,  что  если  нет,  то  вы
оставите без внимания его требование. Однако был некто,  через  кого  он
мог оказать на  вас  давление.  Это  Риган.  Гейгеру  казалось,  что  вы
опасаетесь, не является ли Риган кем-то  другим,  не  тем,  кем  вы  его
считаете, и что он был хорошим и вертелся вокруг вас лишь  до  тех  пор,
пока не нашел способ доить ваш банковский счет. - Я видел,  что  генерал
хочет прервать меня, но не дал ему сделать это и продолжал:
   - Дело было не в деньгах, вас это не беспокоит. Дело даже не в  ваших
дочерях. Рано или поздно вы все равно все завещаете  им.  Во  всем  этом
было нечто совершенно иное: ваша гордость и  то,  что  вы  действительно
любили Ригана.
   Воцарилась тишина.
   Через некоторое время генерал тихо произнес:
   - Вы чертовски много говорите, Марлоу! Должен ли я  считать,  что  вы
по-прежнему пытаетесь разгадать загадку?
   - Нет. Я оставил эти попытки. Меня предостерегли, что люди из полиции
считают мои действия чересчур решительными. Поэтому  я  и  подумал,  что
должен вернуть вам деньги.  По  моим  критериям  ваше  задание  мною  не
выполнено.
   Он улыбнулся.
   - Вы говорите глупости.  Я  заплачу  вам  тысячу  долларов,  если  вы
отыщите Ригана. Он не обязан возвращаться ко  мне.  Мне  не  обязательно
знать, где он. Человек имеет право жить, как ему нравится. У меня нет  к
нему претензий за то, что он не мог долго выдержать  с  моей  дочкой,  и
даже за то, что он так внезапно ушел.  Вероятно  он  поступил  так,  под
влиянием момента. Я только хочу знать, все ли у него в порядке,  где  бы
он ни был. Хочу иметь сведения из первых рук. Если, случайно, ему  нужны
деньги, хотелось бы, чтобы он их получил. Я выразился достаточно ясно?
   - Да, генерал, - ответил я.
   С минуту он отдыхал, тело его расслабилось, глаза с  темными  веками,
закрылись, узкие губы казались почти бескровными. Потом открыл  глаза  и
попытался улыбнуться мне.
   - Мне кажется, - заметил он, - что я старый сентиментальный осел. Это
совершенно не по-военному. Я привязался к этому парню.  Он  казался  мне
порядочным. В будущем следует осторожнее оценивать людей.  Сделайте  это
для меня, Марлоу, найдите его!
   - Попробую, генерал, - ответил я. - Но сейчас вам надо отдохнуть.
   Я встал и по обширному полу направился к двери. Прежде  чем  отворить
дверь, я увидел, как он закрыл глаза. Его  руки  безжизненно  лежали  на
одеяле. Он был похож на умершего болие, чем настоящий мертвец.
   Я тихо затворил дверь и через холл пошел к лестнице.

Глава 31

   Лакей появился с моей шляпой. Я надел ее и спросил:
   - Что вы думаете о его состоянии?
   - Он не так слаб, как выглядит, сэр.
   - Если бы так было, то он уже созрел бы для  похорон.  Каким  образом
Риган до такой степени завоевал его любовь?
   Лакей посмотрел на меня подозрительно спокойно.
   - Генералу импонировали его молодость и солдатский взгляд, мистер.
   - Такой как у вас, - заметил я.
   - Если позволите мне это сказать, сэр, похожий на ваш.
   - Спасибо. Как чувствуют себя дамы?
   Он деликатно пожал плечами.
   - Я так и думал, - обронил я, а он отворил передо мной дверь.
   Я стоял на крыльце и смотрел на расположенные  террасами  газоны,  на
подстриженные деревья и цветочные клумбы и увидел Кармен, которая сидела
на каменной скамейке, подперев голову руками,  и  выглядела  одинокой  и
потерянной.
   Я спустился по  ступенькам  из  красного  кирпича,  ведущим  с  одной
террасы на другую, и был уже почти возле нее,  когда  она  услышала  мои
шаги. Она так и подпрыгнула. На ней были те же  светлоголубые  брюки,  в
которых я увидел  ее  впервые.  Волосы  так  же  свободно  спадали  вниз
шелковистой волной. Лицо у нее было бледное. На щеках выступили  красные
пятна, а глаза потемнели.
   - Скучаете? - спросил я.
   Она слегка улыбнулась, почти несмело и быстро кивнула.
   - Вы уже не сердитесь на меня?
   - Я думал, что это вы на меня сердитесь.
   Она  поднесла  ко  рту  большой  палец  и  захихикала.  Услышав   это
хихиканье, я тотчас потерял к ней всякое  сочувствие.  Я  огляделся.  На
расстоянии около десяти метров от меня к дереву была прикреплена мишень,
и в ней торчало несколько стрел. Три или четыре лежали возле  Кармен  на
скамейке.
   - Для людей, у которых столько денег, и  у  вас,  и  у  вашей  сестры
слишком мало развлечений, - заметил я.
   Она посмотрела на меня из-под длинных ресниц. Я  уже  знал,  что  это
должно было уложить меня на обе лопатки.
   - Вам нравится метать стрелы?
   - Угм, - ответила она.
   - Да, я вспомнил кое-что, -  сказал  я  и  оглянулся  на  дом.  Затем
передвинулся на метр дальше, так, чтобы меня  закрыло  дерево  и  нельзя
было увидеть из окон, и достал из кармана маленький револьвер с рукоятью
из перламутра.
   - Я принес вам  назад  вашу  тяжелую  артиллерию.  Я  почистил  ее  и
зарядил. Но прошу вас прислушаться к моему совету и не стрелять в людей,
прежде чем не каучитесь стрелять по-настоящему. Ладно?
   Она побледнела и вынула палец изо рта. Посмотрела на меня,  потом  на
револьвер. В ее глазах появился интерес.
   - Хорошо, - кивнула она в знак согласия и тотчас добавила: -  Научите
меня стрелять. Я буду очень рада.
   - Здесь? Но это запрещено.
   Она подошла ко мне и взявшись за ствол,  забрала  у  меня  револьвер.
Поспешно, украдкой сунула его в карман брюк и огляделась.
   - Я знаю где, - конспиративно  шепнула  она.  -  Там,  дальше,  возле
нефтяных скважин, - и указала рукой на склон. - Вы научите меня?
   Я посмотрел в темно-серые глаза. С таким же  успехом  можно  было  бы
прочесть что-нибудь в горлышках пустых бутылок.
   - Хорошо. Но тогда верните мне револьвер. Сначала я  посмотрю,  можно
ли там стрелять.
   Она засмеялась, скорчила какую-то гримасу и отдала  мне  револьвер  с
тем же таинственно-шаловливым видом - как будто вручала  ключ  от  своей
спальни. Мы направились к моей машине.  Сад  казался  покинутым.  Солнце
было холодным, как улыбка кельнера.  Мы  сели  в  машину  и  поехали  по
пустынной дороге к холмам.
   - Где Вивиан? - спросил я.
   - Еще не встала, - захихикала она.
   Мы ехали вниз по тихим фешенебельным, омытым дождем  улицам,  сначала
на восток, потом на юг и доехали до места, которое  ей  было  нужно,  за
десять минут.
   -  Надо  свернуть  сюда,  -  Кармен  высунулась  из  окна  и  указала
направление.
   Это  была  узкая  грязная  дорога,  больше  похожая  на  разъезженный
проселок перед какой-нибудь фермой на склоне  холма.  Когла-то  по  ней,
должно быть, ездили тяжелые грузовики.  По  обе  стороны  от  нее  росли
высокие эвкалипты. На ней  было  пустынно  и  солнечно,  но  не  пыльно:
вчерашний дождь  кончился  совсем  недавно.  Створки  широких  ворот,  к
которым вели глубокие колеи, подпирались жердями, а вид у них был такой,
будто их много лет никто не закрывал. Я въехал в ворота. Звуки  уличного
движения слабели и исчезали, словно мы вообще были не в городе, а видели
сон наяву на незнакомой планете. Я заметил с  полудюжину  бездействующих
старых насосов и несколько брошенных нефтяных скважин. Вокруг валялось с
полдесятка  пустых  бочонков,  лежала  груда  заржавевших  труб,   стоял
перекосившийся набок прицеп. Повсюду  виднелись  лужи  тухлой,  покрытой
нефтяными пятнами воды.
   - Все это в будущем станет парком? - спросил я.
   Кармен наклонила голову и исподлобья посмотрела на меня.
   -  Самое  время  сделать  это.  Запах  этой  тухлой   воды   мог   бы
конкурировать с вонью козьего стада. Это место вы имели ввиду?
   - Угм. Нравится?
   - Прелестно.
   Я подъехал к перекосившемуся прицепу и  остановился.  Мы  вылезли  из
машины. Шум уличного  движения  доносился  издали,  приглушенно,  словно
пчелиное жужжание. Место было безлюдно, как церковный двор. Эвкалиптовые
деревья казались запыленными, несмотря на прошедший  дождь.  Впрочем,  у
них всегда такой вид. Обломанная ветром ветка упала  в  одну  из  луж  и
привявшие плоские листья покачивались в воде.
   Я обошел нефтяную грязь и заглянул в насосную. В ней  лежало  немного
железного лома, но  похоже,  что  к  нему  давно  никто  не  прикасался.
Снаружи, у стены, прислоненное к ней, стояло большое деревянное  колесо.
Это действительно было подходящее место.
   Я вернулся к машине. Девушка стояла возле нее и  расчесывала  волосы,
подставляя их солнцу.
   - Дайте, - повелительным жестом протянула она руку.
   Я вынул револьвер из кармана и положил ей на ладонь.  Она  подняла  с
земли ржавую банку.
   - Будьте осторожны, - сказал я.  -  В  нем  пять  патронов.  Я  пойду
поставлю банку в отверстие колеса. Видите, вон там? - я  показал  рукой.
Она восторженно кивнула. - Это  примерно  десять  метров.  Не  начинайте
стрелять, пока я не вернусь, хорошо?
   - Хорошо, - захихикала она.
   Обойдя грязь, я поставил банку в отверстие большого колеса. Это  была
отличная мишень. Если Кармен не попадет в  банку,  что  было  более  чем
вероятно, то попадет в колесо. Маленькая пуля расплющится  об  него.  Но
возможно она не попадет даже в колесо.
   Я повернулся и пошел назад к Кармен. Когда я уже  был  на  расстоянии
трех метров от нее, у края грязного места, она вдруг  оскалила  на  меня
свои маленькие острые зубки, подняла револьвер и зашипела.
   Я застыл на месте, чувствуя спиной неподвижную вонючую топь.
   - Стой спокойно, ты паршивый сукин сын.
   Револьвер был направлен мне в  грудь.  Она  уверенно  держала  его  и
шипела все громче. Лицо ее снова  стало  напоминать  маску  из  слоновой
кости.
   Внезапно постаревшая, отталкивающая, она стала похожа на звереныша, к
тому же не очень симпатичного звереныша.
   Я засмеялся ей в лицо и сделал несколько шагов в ее сторону. Мне было
видно, как ее маленький палец нажимает на курок с такой силой, что  весь
побелел. Я находился едва ли в двух метрах  от  нее,  когда  она  начала
стрелять.
   Выстрелы звучали довольно громко, без эха  -  прерывистый  треск  при
ярком солнечном свете. Пламени, вырывающегося из ствола, не было  видно.
Я остановился и улыбнулся ей.
   Она сделала два выстрела, один за другим. Не думаю, что хотя бы  один
из них был неверным. Она израсходовала четыре патрона, остался еще один.
Я подскочил к ней.
   Мне не хотелось последний выстрел получить в лицо и  я  повернулся  к
ней боком и наклонил голову. Она была совершенно спокойна и, старательно
целясь,  выстрелила  последний  раз.  Я  ощутил  легкое  тепло  и  запах
сгоревшего пороха.
   Выпрямившись, я произнес:
   - Боже, ну и хитрая же вы!
   Ее рука, державшая разряженный револьвер, вдруг задрожала и  выронила
оружие. Губы у нее  тоже  задрожали,  лицо  совершенно  изменилось.  Она
повернула голову влево, на  губах  показалась  пена,  дыхание  сделалось
свистящим. Она закачалась.
   Я подхватил ее в момент падения. Она  была  без  сознания.  Я  обеими
руками разжал ей зубы и  втиснул  между  ними  свернутый  платочек.  Мне
пришлось применить для этого всю свою силу. Я взял ее на руки и  перенес
в машину. Потом вернулся за револьвером, поднял его и положил в  карман.
Сел за руль, развернулся и поехал вверх по холму,  по  той  же  разбитой
дороге, по которой мы приехали сюда.
   Кармен, беспомощно скорчившись, лежала на сиденьи в углу  машины.  Мы
были на полдороге к дому, когда она зашевелилась и вдруг открыла  глаза,
расширившиеся и дикие.
   - Что случилось? - просипела она.
   - Ничего. Почему вы спрашиваете?
   - Ох, что-то должно было случиться, - захихикала она.  -  Ведь  я  же
обмочилась.
   - С такими, как вы, это иногда случается, - сказал я.
   Она вдруг внимательно и затравленно посмотрела на меня и застонала.

Глава 32

   Горничная с лошадиным лицом и мягким взглядом провела меня в  большую
комнату на втором этаже, где с окон экстравагантными  складками  свисали
шторы  цвета  слоновой  кости,  а  пол  покрывал  белый  ковер.   Будуар
кинозвезды, соблазнительный и чарующий, и неестественный, как деревянная
нога. Пока что в нем не было никого. Дверь  закрылась  за  мной  тихо  и
мягко, как  в  больнице.  Возле  тахты  стоял  столик  на  колесиках,  с
серебряной оковкой. В чашке из-под кофе находился пепел от  сигареты.  Я
сел.
   Ждать пришлось довольно долго. Наконец открылась  дверь  и  появилась
Вивиан. На ней был светло-серый утренний костюм, украшенный белым мехом.
Она подошла ко мне длинными  бесшумными  шагами  и  присела  на  краешек
тахты. В уголке ее рта торчала сигарета. Ногти на руках  у  Вивиан  были
покрашены в медно-красный цвет с белыми полумесяцами у основания.
   - Итак вы все же грубый тип, - сказала она, спокойно глядя  на  меня.
-Бесчувственный, необыкновенно грубый тип. Этой ночью вы убили человека.
Не спрашивайте, откуда я это знаю. А теперь вы пришли  сюда  и  напугали
мою сестренку так, что с ней случился приступ.
   Я молча  смотрел  на  нее.  Было  заметно,  что  она  забеспокоилась.
Пересела с тахты в кресло и откинула голову на белую  подушку,  лежавшую
на его спинке. Выпустила изо рта бледно-серый дымок и наблюдала за  тем,
как он поднимался к потолку, расплывался в размытые полоски, еще видимые
некоторое время  в  воздухе  и  бледнеющие  все  больше,  чтобы  наконец
исчезнуть совсем. Постепенно опустила глаза и бросила на  меня  холодный
острый взгляд.
   - Не понимаю я вас, - продолжала она. - Теперь я  благодарна  судьбе,
что предыдущей ночью по крайней мере один  из  нас  не  потерял  головы.
Достаточно, что когда-то я вышла за контрабандиста спиртным... Может вы,
ради бога, наконец скажете что-нибудь?
   - Как она себя чувствует? - спросил я.
   - Ах, думаю, уже хорошо. Сразу уснула. Что вы с ней сделали?
   - Собственно, ничего. Я встретил ее в саду, выходя от вашего  отца  и
подошел  к  ней,  поскольку  хотел  вернуть  то,  что  ей  принадлежало.
Маленький револьвер, который ей подарил когда-то Тэйлор Оуэн. Он  был  у
нее с собой в тот вечер, когда застрелили Броуди,  и  как  раз  тогда  я
отобрал его у нее. Я не говорил об этом никому, так  что  вы  можете  об
этом и не знать.
   Большие черные стернвудовские глаза расширились и погасли. Теперь она
в свою очередь смотрела на меня молча.
   - Она была счастлива, что получила назад свой  револьверчик.  Умоляла
меня, чтобы я научил ее стрелять. Хотела показать  мне  старые  нефтяные
скважины на склоне горы, принесшие вашей семье деньги. Мы поехали  туда.
Оказалось,  что  это  заброшенное  место   с   отвратительными   тухлыми
болотинами, полное ржавого лома и бездействующих насосов. Мне кажется вы
там уже когда-то были. Это действительно жуткая местность.
   - Да. Действительно. - Ее голос был теперь тихим, почти неслышным.
   - Мы высадились из машины и я поставил банку, чтобы ей  было  во  что
стрелять. Тогда и произошло, нечто похожее на приступ эпилепсии.
   - Да, - произнесла она тем же голосом. - С ней это иногда бывает. Это
все, что вы хотели мне рассказать?
   - Мне кажется, это вы все еще не хотите сказать мне, что такое  знает
о вас Эдди Маз.
   - Абсолютно ничего. И я уже немного устала от постоянного  повторения
этого вопроса, - ответила она холодно.
   - Вы знаете человека по имени Кэнино?
   Она сдвинула красивые черные брови.
   - Как будто слышала это имя.
   - Наемник Эдди Марза. Говорят, большой негодяй. Я бы  сказал  -  был.
Если бы не помощь одной дамы, я находился бы сейчас  там,  где  он  -  в
морге. - Похоже что женщины...  -  она  побледнела  и  замолчала.  Затем
просто закончила: - Нет, я не могу шутить на эту тему.
   - Я не шучу. А если создается впечатление, что я в чем-то  хитрю,  то
лишь потому, что все это  очень  запутано.  Но  и  все  взаимосвязано  и
соответствует одно другому - все.  Гейгер  и  его  маленькие  хитренькие
шантажики, Броуди и снимки, Эдди Марз и рулетка,  Кэнино  и  женщина,  с
которой Расти не убежал. Все это связано между собой.
   - Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
   - Могу вам это кратко изложить. Гейгер держал в кулаке вашу маленькую
сестру, что, впрочем, было не  так  уж  и  трудно.  Он  получал  от  нее
несколько долговых расписок, с помощью которых со своеобразной  присущей
ему элегантностью пытался шантажировать вашего отца. За  Гейгером  стоял
Эдди Марз, для которого тот был чем-то вроде  ширмы.  Ваш  отец,  вместо
того, чтобы заплатить, вызвал меня, из чего  можно  было  легко  сделать
вывод, что он не боится. Эдди Марз просто хотел проверить  это.  У  него
есть какой-то крючок на вас и он хотел знать, можно ли использовать  его
и для генерала. Если бы это было так, он в короткое время мог бы сделать
большие деньги. Если же нет, ему пришлось бы  ждать,  пока  вы  получите
свою часть семейной удачи,  а  пока  что  удовлетвориться  тем,  что  вы
проигрываете в рулетку. Гейгера застрелил  Тэйлор  Оуэн,  который  любил
вашу маленькую глупую сестру, и которому не нравилось то, как поступал с
ней Гейгер. Естественно, это не имело для  Эдди  никакого  значения.  Он
играл на большую  ставку,  намного  большую,  чем  вообще  кто-либо  мог
ожидать. Кто-либо, кроме вас, Эдди и профессионального убийцы  по  имени
Кэнино. Ваш муж исчез. Эдди понимает, что кое-кому известно  о  взаимной
его и Ригана неприязни. Вот потому он и спрятал свою жену  в  Реалито  и
послал Кэнино стеречь ее. Это выглядело так, будто она убежала  с  Расти
Риганом. Он не забыл даже отвести машину Ригана в гараж того  дома,  где
жила Мона. Конечно, все это звучит наивно,  если  считать  это  попыткой
развеять подозрения в том, что Эдди Марз  убил  или  же  приказал  убить
вашего мужа. В действительности это не так наивно, как кажется.  У  Эдди
был еще и другой мотив. Миллион долларов  или  что-то  около  этого.  Он
знал, где и почему исчез Риган, и не хотел, чтобы полиция тоже знала  об
этом.  Он  хотел  подсунуть  им  наиболее  правдоподобную  причину   его
исчезновения, такую, которая удовлетворила  бы  их.  Но,  может,  я  вам
надоел?  -  До  крайности,  -  произнесла  она  безжизненным  изнуренным
голосом. - Боже, как вы меня утомили!
   - Весьма сожалею. Но я трачу время  не  для  того,  чтобы  показаться
умным. Ваш отец пожертвовал мне сегодня тысячу долларов и поручил  найти
Ригана. Для меня это большая сумма, но я не могу этого сделать.
   Она вдруг разомкнула губы, дыхание ее сделалось тяжелым и хриплым.
   - Дайте мне сигарету, - глухо сказала она. - Почему не можете?  -  На
шее у нее набухла и начала пульсировать жилка.
   Я  подал  ей  сигарету  и  зажег  спичку.  Она   прикурила,   глубоко
затянулась, резко выпустила дым и забыла о сигарете. Она больше ни  разу
не взяла ее в рот.
   - Что ж, поскольку разыскной отдел не может его найти... - сказал  я.
- Это в конце-концов не так просто. А что не могут они, вряд ли смогу я.
   - Ага, - я почувствовал облегчение в ее голосе.
   - Люди из отдела думают, что Риган исчез нарочно и,  как  об  этом  и
говорят, замел за собой  следы.  Они  не  верят  в  то,  что  Эдди  Марз
ликвидировал его.
   - А кто говорит, что его кто-то ликвидировал?
   - Сейчас мы дойдем до этого.
   На мгновение ее лицо как бы расклеилось и стало смесью бесформенных и
несуразных черт.  Но  только  на  мгновение.  В  ее  жилах  текла  кровь
Стернвудов, и ее хватало не только на то, чтобы оправдать черные горячие
глаза и сумасбродные поступки.
   Я встал, взял из ее пальцев тлеющую  сигарету  и  раздавил  окурок  в
пепельнице.  Потом  вынул  из  кармана  маленький  револьвер  Кармен   и
осторожно, с преувеличенной заботливостью, положил его на  облаченное  в
жемчужно-серый шелк колено. Уравновесил его, отступил назад, и,  склонив
голову набок, посмотрел на него, как оформитель витрин, который  решает,
каким образом лучше завязать шарфик на шее манекена.
   Затем снова сел. Она не шевельнулась. Ее взгляд  медленно,  миллиметр
за миллиметром опускался вниз, пока не остановился на револьвере.
   - Он разряжен, - сказал я. - Она  выстрелила  все  пять  патронов.  В
меня.
   Жилка на ее шее быстро забилась. Вивиан хотела что-то сказать, но  не
издала ни звука, лишь сглотнула слюну.
   - И это с расстояния полутора-двух метров, -  продолжал  я.  -  Милое
маленькое создание,  эта  ваша  сестра,  а?  Увы,  я  зарядил  револьвер
холостыми патронами, - ехидно улыбнулся я.  -  Так  как  знал,  что  она
сделает, если ей представится случай.
   Голос у нее был  глухой,  исходящий,  казалось  из  самых  глубин  ее
естества.
   - Вы страшный человек, - прошептала она. - Страшный.
   - Угм. Вы ее старшая сестра. Что вы собираетесь предпринять?
   - Вы не сможете все это доказать.
   - Чего не смогу доказать?
   - Что она в вас стреляла. Вы сказали, что были там одни...
   Возле скважины.  Вы  не  сможете  доказать  ни  слова  из  того,  что
рассказали.
   - Разумеется, - усмехнулся я. - Не буду даже и пытаться. Я думаю лишь
о том, что в предыдущий раз  патроны  в  маленьком  револьвере  были  не
холостые.
   Ее глаза казались озерками темноты. Более черными, чем сама  чернота.
- Я думаю про тот день, когда исчез Риган. Дело было под вечер.
   Кармен поехала с ним туда, к старым нефтяным скважинам, чтобы учиться
стрелять. Он поставил ей старую банку и сказал, что надо целиться в нее.
Но она целилась не в банку. Она направила оружие в него и застрелила его
так же, как сегодня хотела застрелить меня, и по той же причине.
   Вивиан шевельнулась, револьвер соскользнул  с  ее  колена.  Голос  ее
перешел в едва слышимый шепот.
   - Кармен!.. Боже мой, Кармен!.. Почему?
   - Я в самом деле должен сказать вам, почему она в меня стреляла?
   - Да... - Взгляд ее был по-прежнему жутким. - Я... Боюсь, что должны.
- Позавчера, придя домой, я нашел  ее  в  своей  комнате.  Она  обманула
администратора, сказав ему, что я велел ей подождать. Она лежала в  моей
кровати. Голая. Я выгнал ее. Догадываюсь, что Риган тоже когда-то сделал
это. А с Кармен нельзя себе это позволить.
   Вивиан пыталась облизнуть губы. Какое-то мгновение она была похожа на
перепуганного ребенка. Рука ее медленно поднималась вверх,  как  протез,
пальцы крепко сжали меховую оторочку воротника. Она теснее  стянула  его
на шее и сидела так, глядя на меня в упор.
   - Деньги, - прохрипела она. - Вам, наверное, нужны деньги.
   - Во сколько вы это оцениваете? - иронически спросил я.
   - Пятнадцать тысяч.
   Я кивнул.
   - Приличные денежки. Это был бы один из самых больших моих  гонораров
до сего времени. Столько было в кармане у Расти, когда  его  застрелили.
Но Эдди надеется однажды получить несколько больше, верно?
   - Ты сукин сын, - прохрипела она.
   - Угм. Я прожженный тип без всяких угрызений совести и проявляю такую
жадность к деньгам, что за двадцать  пять  долларов  в  день  и  текущие
расходы - на бензин и виски,  распутываю  то,  что  возможно  распутать.
Рискую всем своим прошлым, вызываю ненависть к себе полиции и Эдди Марза
с его гориллами, уклоняюсь от пуль и говорю: "Большое  спасибо,  если  у
вас  еще  когда-нибудь  будут  неприятности,  надеюсь,  вы  обо  мне  не
забудете" - и на всякий случай просто оставляю свою визитку. И  все  это
за двадцать пять долларов в день...  И,  может,  затем,  чтобы  оградить
гордого калеку-старика от мысли, что в жилах его детей течет отравленная
кровь, чтобы он думал, что две его девочки, может, немного и  диковатые,
но не извращенные и не убийцы. Именно поэтому я сукин  сын.  Ладно.  Это
меня не трогает, я получал и  худшие  характеристики  от  людей  разного
рода, не исключая вашу младшую сестричку.  Она,  кстати,  обозвала  меня
гораздо хуже, когда я выкидывал ее из постели...  Я  получил  от  вашего
отца  пятьсот  долларов,  которые  не  просил,  но  которые  он   считал
необходимым выплатить мне. Мог бы получить еще тысячу за отыскание Расти
Ригана. А теперь вы жертвуете мне пятнадцать тысяч. Это  моя  удача!  За
пятнадцать тысяч я могу купить дом, машину и четыре новых костюма.  Могу
даже поехать в отпуск. Все это  прекрасно.  А  за  что,  собственно,  вы
хотите платить? За то,  что  я  сукин  сын  или  за  то,  чтобы  я  стал
джентльменом, вроде того блондина,  например,  который  лежал  пьяный  в
машине в Лас-Олиндас?
   Она стояла неподвижно, как изваяние.
   - Хорошо, - с усилием произнес я. - Вы можете ее куда-нибудь  увезти?
Куда-нибудь подальше отсюда, где умеют обращаться с людьми  ее  типа?  И
держать подальше от нее револьверы, ножи и  оглупляющие  коктейли?  Черт
побери, может, ее даже удастся вылечить... В конце-концов это  возможно.
Вивиан подошла к окну. Она казалась совершенно обессилевшей.
   - Он лежит там, в нефтяной скважине, - сказала она. - Это страшно.  Я
сделала это. Сделала все так, как вы сказали.  Я  пошла  к  Эдди  Марзу.
Кармен пришла ко мне, и как ребенок все рассказала. Она ненормальная.  Я
знала, что полиция вытянет из нее все. Знала также,  что  если  отец  об
этом узнает, то сразу же вызовет полицию. Знала также и то, что  однажды
ночью он умрет... Дело не в физической смерти, дело в том, что он  будет
перед этим думать... Расти был неплохой человек. Я не любила его, но  он
был порядочный и добрый. Так мне, по крайней мере, кажется. По сравнению
с моим отцом он не представлял для  меня  никакой  ценности,  живой  или
мертвый. - И поэтому вы оставили ее на свободе, дабы она могла совершать
новые преступления?
   - Я тянула время. Просто тянула время. Я  выбрала  плохой  путь,  это
правда. Мне казалось, что она сама забудет об этом. Я слышала,  что  так
бывает. Я знала, что Эдди Марз попортит мне порядочно крови, но  это  не
имело значения. Мне была нужна помощь, и я могла ожидать  ее  только  от
кого-нибудь такого, как он... Иногда все это казалось  мне  лишь  плохим
сном. А иногда мне необходимо было напиться...
   Безразлично в какое время дня. И напиться,  черт  возьми,  как  можно
быстрее.
   - Вы увезете ее отсюда и как можно быстрее, - сказал я.
   Вивиан повернулась ко мне спиной и мягко сказала:
   - А вы? Что будет с вами?
   - Ничего. Я ухожу. Даю вам три дня.  Если  в  течение  трех  дней  вы
отвезете ее туда, куда следует, все будет в порядке. Если нет -  шило  в
мешке не утаишь. И не рассчитывайте на то, что я не сообщу полиции.
   Она резко повернулась ко мне.
   - Не знаю, что вам сказать... Не знаю, как начать...
   - Заберите ее  отсюда  и  проследите,  чтобы  она  ни  на  минуту  не
оставалась без присмотра. Даете мне слово?
   - Слово чести. А Эдди?..
   - Забудьте об Эдди. Я позабочусь о нем. Как только немного отдохну.
   - Он захочет убить вас.
   - Лучшего коня в его конюшне уже нет, - заметил  я.  -  Других  я  не
боюсь. Норрис знает?
   - Он никогда ничего не говорил.
   - Мне кажется, он был в курсе всех дел.
   Я отвернулся от нее, подошел к двери, отворил ее и вышел  в  коридор.
По лестнице спустился в холл. Никто не видел, как я выходил  и  на  этот
раз никто не подал мне шляпу. Освещенный сад казался мне местом охоты; я
чувствовал себя так, будто из-за кустов за мной следили маленькие  дикие
глаза, даже солнце светило как-то странно и загадочно. Я сел в машину  и
уехал.
   Какое имеет значение, где человек лежит после смерти? На дне  грязной
нефтяной скважины или в мраморной башне на вершине высокой горы? Умершие
спят глубоким сном, не тревожась о таких мелочах. Что нефть и вода,  что
ветер и воздух - все  равно.  Сон  очень  глубок,  а  тот  кто  спит  не
переживает из-за того, как он умер или где  его  положили  в  могилу.  Я
ощущал себя частью всей этой грязи, которая  окружала  меня.  Я  был  ее
частью гораздо более, чем Расти Риган в своей жуткой болотистой  могиле.
Однако я избавил от этого  старого  человека,  который  мог  теперь  уже
спокойно лежать на своем  ложе,  сложив  бескровные  руки  на  одеяле  и
ожидая. Его сердце  стучит  слабо,  неуверенно.  Мысли  его  серые,  как
сигаретный пепел. И вскоре он тоже, как и  Расти  Риган,  уснет  тем  же
глубоким сном.
   По дороге в город  я  остановился  возле  бара  и  выпил  две  порции
двойного шотландского.  Но  это  мне  ничуть  не  помогло.  Единственным
результатом было то,  что  я  начал  думать  о  "Серебряной  головушке",
которую уже никогда не увижу. 12


11





ИСПАНСКАЯ КРОВЬ

Реймонд ЧЭНДЛЕР
Перевод с английского В. Постникова



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru


Глава 1

   Синий подбородок Большого Джона Мастерса, крупного, толстого мужчины,
так и лоснился, на суставах чересчур полных пальцев  проступали  ямочки.
Рыжие  волосы  зачесаны  назад,  костюм  бордового  цвета  с  накладными
карманами,  темно-красный  галстук   и   желтовато-коричневая   шелковая
рубашка. На толстой коричневой сигаре в зубах -  широкая  красно-золотая
лента.
   Он сморщил нос, еще раз заглянул в свои карты  и  попытался  сдержать
смех.
   - Побей меня снова, Дейв, - сказал он. - Только не муниципалитетом.
   На стол легли четверка и двойка. Дейв Ааге посмотрел  на  них,  потом
глянул на карты у себя на руке. Это был очень высокий и худой мужчина  с
длинным костлявым лицом и волосами цвета морского  песка.  Держа  колоду
прямо на ладони, он неторопливо перевернул верхнюю карту и толкнул через
стол. Это оказалась дама пик.
   Большой Джон Мастере  широко  открыл  рот,  повел  рукой  с  сигарой,
усмехнулся.
   - Плати, Дейв. Хоть на этот раз леди оказалась права. -  Он  с  шиком
перевернул свою карту. Пятерка.
   Даже не пошевельнувшись, Дейв Ааге вежливо улыбнулся. Рядом с ним, за
длинными шелковыми занавесками, закрывавшими очень  высокие  стрельчатые
окна,  приглушенно  зазвонил  телефон.  Он  вытащил  изо  рта  сигарету,
аккуратно положил ее на краешек подноса на табурете  рядом  с  карточным
столом, потянулся за телефонной трубкой.
   Тихо, чуть ли не шепотом, он  назвал  себя,  затем  долго  слушал.  В
зеленоватых глазах ничего не отразилось, на узком лице  не  промелькнуло
никаких чувств. Мастере поежился, сильно прикусил сигару.
   После долгой паузы Ааге сказал:
   - Ладно, мы с тобой свяжемся. Он положил трубку и  убрал  аппарат  за
занавеску. Потом снова взял сигарету, потянул себя за мочку уха. Мастере
выругался.
   - Ну какого ты черта? Гони десятку.
   Ааге сухо улыбнулся и откинулся на спинку стула. Потянулся  за  своим
стаканом,  пригубил  виски,  поставил  стакан.  Все  его  движения  были
неторопливыми, чуть ли не рассеянными.
   - Как ты думаешь, Джон, мы с тобой парочка умников, да? - сказал  он,
не вынимая сигареты изо рта.
   - Да, мы с тобой хозяева этого городка. Но к нашей игре в  карты  это
не имеет никакого отношения.
   - До выборов два месяца,  так  ведь,  Джон?  Мастере  хмуро  на  него
посмотрел, выудил из кармана новую сигару, сунул себе в рот.
   - Ну и что?
   - Предположим, что-то случилось с нашим заклятым врагом. Только  что.
Хорошо это или плохо?
   - Что?! -  Мастере  поднял  брови  -  такие  густые,  что,  казалось,
пришлось потрудиться всем мышцам лица,  чтобы  поднять  их.  Он  немного
подумал. - Было бы паршиво - если  бы  только  тут  же  не  нашли  этого
убийцу. Черт побери, избиратели бы решили, что все это подстроили мы.
   - Ты толкуешь об убийстве, Джон, - терпеливо продолжал Ааге. -  Я  об
убийстве еще ничего не сказал.
   Мастере опустил брови  и  потянул  себя  за  грубый  черный  волосок,
который рос у него из ноздри.
   - Ну, выкладывай, что там еще! Ааге улыбнулся, выпустил кольцо дыма и
посмотрел, как оно поплыло к потолку и рассеялось.
   - Мне только что сообщили, - очень тихо сказал  он.  -  Донеган  Марр
мертв. Мастере медленно двинулся. Все его тело  неторопливо  подалось  к
карточному столу, далеко над ним наклонилось. Когда тело  не  могло  уже
двигаться  дальше,  выпятился  подбородок,  пока  мышцы  на  челюсти  не
проступили толстой проволокой.
   -  Что?!  -  хрипло  сказал  он.  -  Что?!  Ааге  кивнул  с   ледяным
спокойствием.
   - А вот насчет убийства, Джон, ты оказался прав. Его и впрямь  убили.
С полчаса назад. У него же в кабинете. Кто это сделал, не знают пока.
   Мастере пожал крупными плечами и откинулся на спинку стула. С  глупым
выражением лица он огляделся по сторонам, потом, совершенно  неожиданно,
стал смеяться. Его смех загрохотал в маленькой  башеноподобной  комнате,
где они сидели, перебрался в огромную гостиную и эхом заходил в джунглях
тяжелой мебели темного цвета: торшеров там хватило  бы,  чтобы  осветить
целый бульвар, а на стенах в массивных золотых  рамках  висели  писанные
маслом картины.
   Ааге  неторопливо  раздавил  окурок  сигареты  в  пепельнице,   потер
костяшками пальцев друг о друга. Он сидел и молча ждал.
   Мастере перестал смеяться так же неожиданно, как и начал.  В  комнате
стало очень тихо. Мастере, казалось,  утомился.  Он  отер  свое  крупное
лицо.
   - Надо что-то делать, Дейв, - тихо сказал он. - Я чуть не забыл. Надо
немедленно все это поломать. Это же динамит.
   Ааге снова потянулся за занавеску, вытащил  телефон,  подтолкнул  его
через стол по разбросанным картам.
   - Ну.., мы ведь знаем, как, разве нет? - спокойно сказал он.
   Хитрый огонек засветился в  грязновато-карих  глазах  Большого  Джона
Мастерса. Он облизал губы и протянул лапище к аппарату.
   - Да, Дейв, знаем, - промурлыкал  он.  -  Знаем,  черт  побери!  -  И
толстым пальцем, который едва  входил  в  отверстие,  принялся  набирать
номер.

Глава 2

   Даже сейчас лицо Донегана Марра казалось холодным.  На  Донегане  был
мягкий серый фланелевый костюм - под цвет волос,  зачесанных  назад  над
румяным моложавым лицом. На лбу, куда упадут волосы, когда  он  встанет,
кожа была белой, в других местах - загорелой.
   Он сидел, откинувшись на спинку мягкого синего конторского кресла.  В
пепельнице с бронзовой борзой на ободке погасла сигара. Левая  его  рука
повисла рядом  с  креслом,  а  правая,  лежавшая  на  столешнице,  слабо
прижимала пистолет. Начищенные ногти  поблескивали  в  солнечном  свете,
прорывавшемся сквозь закрытое окно у него за спиной.
   Кровь пропитала левую сторону жилетки, превратив серую  фланель  чуть
ли не в черную. Он был мертв, мертв уже какое-то время.
   Очень смуглый высокий мужчина, стройный и молчаливый, прислонившись к
коричневому картотечному шкафу, неотрывно смотрел на  мертвеца.  Руки  в
карманах аккуратного костюма из синего сержа, соломенная шляпа  сдвинута
на затылок. Зато в его глазах и в прямой  линии  крепко  сжатых  губ  не
чувствовалось никаких небрежности.
   Крупный мужчина с волосами  песочного  цвета  ползал  на  коленях  по
синему ковру.
   - Гильз нет, сам, - хрипло сказал он, наклоняясь. Смуглый мужчина  не
пошевельнулся и ничего не ответил. Другой встал,  зевнул,  посмотрел  на
мужчину в кресле.
   - Черт! Вот шуму-то будет!  До  выборов  два  месяца.  Бог  мой,  вот
кому-то съездили по роже, а? Темнокожий мужчина неторопливо сказал:
   - Мы вместе ходили в школу, когда-то дружили. Оба  были  без  ума  от
одной и той же девушки. Девушка досталась ему, но мы  остались  хорошими
друзьями, все трое. Он всегда был славный парень... Разве  что  чересчур
умный.
   Песочноволосый ходил по комнате, ничего не трогая. Он  склонился  над
пистолетом и понюхал его, покачал головой, сказал:
   - Стреляли не из этого. Он сморщил нос.
   - Кондиционеры. На трех верхних  этажах.  К  тому  же  звукоизоляция.
Высокий класс. Говорят, все это здание цельносварное.  Нигде  ни  единой
щелочки. Ты когда-нибудь слышал об этом, Сэм?
   Темнокожий медленно покачал головой.
   - Интересно, где находилась прислуга, - продолжал песочноволосый. - У
такой шишки, как он, наверняка была не только секретарша.
   Смуглолицый и на этот раз покачал головой.
   - Наверное, больше  никого  не  было.  Она  вышла  на  ланч.  Он  был
волк-одиночка, Пит. Пролаза,  каких  мало.  Года  через  два-три  он  бы
прибрал наш городок к рукам.
   Песочноволосый стоял уже за письменным столом, чуть ли  не  склоняясь
над плечом покойника. Он смотрел на ежедневник  в  кожаном  переплете  с
желтовато-коричневыми листками.
   - Некто И млей, - неторопливо сказал он, - должен был  быть  здесь  в
двенадцать пятнадцать. Больше никому назначено  не  было.  -  Он  бросил
взгляд на дешевые часы у себя на руке. - Час тридцать. Давно  уже  ушел.
Кто такой Имлей?.. Ага,  одну  минуточку!  Есть  же  помощник  окружного
прокурора по фамилии Имлей. Он баллотируется в судьи по списку  Мастерса
- Ааге. Как ты думаешь...
   В дверь резко постучали. Кабинет  был  такой  длинный,  что  мужчинам
пришлось подумать, прежде чем они догадались, в  какую  из  трех  дверей
стучат. Затем песочноволосый прошел к самой дальней из них, бросив через
плечо:
   - Вероятно, судебно-медицинский эксперт. Только  поделись  чем-нибудь
со своим любимым репортером - тут же вылетишь с работы. Я не прав?
   Смуглолицый не ответил. Он не  спеша  пододвинулся  к  столу,  слегка
наклонился и тихо обратился к покойнику:
   - Прощай, Донни, куда деваться.  Я  займусь  этим  делом.  И  о  Белл
позабочусь.
   Дверь в дальнем конце кабинета отворилась, вошел придворный человек с
сумкой,  протопал  по  синему  ковру   и   поставил   сумку   на   стол.
Песочноволосый закрыл дверь перед  носом  у  собравшихся  и  вернулся  к
столу.
   Проворный мужчина склонил голову набок, осматривая труп.
   - Две штуки, - пробормотал он. - Похоже, тридцать второго  калибра  -
жестокие пули. Близко к сердцу, но сердце  не  задето.  Умер,  наверное,
почти тут же. Через минуту-другую.
   Смуглолицый издал какое-то восклицание отвращения и, пройдя  к  окну,
стал спиной к комнате, глядя на крыши высоких зданий и  на  синее  небо.
Песочноволосый смотрел,  как  производивший  осмотр  приподнял  мертвому
веко. Он сказал:
   -  Я  бы  хотел  пригласить  сюда  эксперта   по   пороху.   Я   хочу
воспользоваться телефоном. Этот Имлей...
   Смуглолицый слегка повернул голову, невесело улыбнувшись.
   - Звони. Утаить это все равно не удастся.
   - Ну, не знаю, - сказал эксперт-медик,  согнув  запястье  и  приложив
тыльную сторону ладони к лицу покойника. - Возможно, как вы и полагаете,
Делагерра, никакой политики тут нет. Он такой симпатичный жмурик.
   Песочноволосый осторожно, через носовой платок,  взялся  за  телефон,
положил трубку на стол, набрал номер, взял снова трубку через  платок  и
поднес к уху.
   Послушав немного, опустил подбородок, сказал:
   - Пит Маркус. Разбудите инспектора.  -  Он  зевнул,  снова  подождал,
затем заговорил, уже другим тоном: - Маркус и  Делагерра,  инспектор  из
кабинета Донегана Марра. Ни фотографов, ни специалистов по отпечаткам до
сих пор нет... А?.. Никого не  пускать,  пока  не  прибудет  комиссар?..
О'кей... Да, он здесь. -  Смуглолицый  повернулся.  Человек  у  телефона
подозвал его жестом. - Возьми трубку, Испанец.
   Сэм Делагерра, пренебрегши платком, взял трубку, послушал.  Его  лицо
посуровело. Он тихо сказал:
   - Разумеется, я его знал.., но я не спал с  ним...  Тут  никого  нет,
кроме его секретаря, девушки. Она-то  нам  и  позвонила.  В  ежедневнике
записана  какая-то  фамилия  -  Имлей,  деловая  встреча  на  двенадцать
пятнадцать. Нет, мы пока ничего не трогали... Нет... О'кей, немедленно.
   Он так осторожно положил трубку, что щелчка почти не послышалось. Его
рука замерла на  трубке,  затем  вдруг  тяжело  повисла  у  ноги.  Голос
зазвучал хрипло:
   - Меня отзывают, Пит. Ты должен держаться  здесь,  пока  не  прибудет
комиссар Дрю. Никого не пускать. Ни черных, ни белых,  ни  черокезов.  -
Для чего тебя отзывают? - сердито тявкнул песочноволосый.
   - Не знаю. Это приказ, - безо всякого выражения ответил Делагерра.
   Судебный  врач  перестал  записывать  и  с  любопытством  бросил   на
Делагерру резкий косой взгляд.
   Делагерра пересек кабинет и прошел в сообщающуюся дверь,  за  которой
находилась комната поменьше, частично  служившая  приемной,  где  стояли
кожаные стулья и журнальный столик. За отгороженной стойкой -  стол  для
пишущей машинки, сейф, несколько картотечных шкафов. За  столом,  уронив
голову на руки, сидела  небольшая  темноволосая  девушка.  В  руках  она
сжимала носовой платок. Шляпка у  нее  на  голове  скособочилась,  плечи
подергивались, а ее хриплые рыдания больше напоминали одышку.
   Делагерра похлопал ее по плечу. Она посмотрела на него - лицо вспухло
от слез, рот перекосился. Он улыбнулся ей и ласково спросил:
   - Вы уже позвонили миссис Марр?
   Она без слов кивнула, рыдания сотрясали ее. Он снова похлопал  ее  по
плечу, постоял немного рядом и, плотно сжав губы, направился к выходу, в
его черных глазах появился какой-то жесткий, темный блеск.

Глава 3

   Большой английский дом стоял поодаль от  узкой  извивающейся  полоски
бетона, которая  называлась  Де  Неве  Лейн.  Высокая  трава  на  газоне
наполовину скрывала  выложенную  камнем  дорожку.  Парадная  дверь  была
увенчана фронтоном, стена увита плющом. Вокруг  дома,  подступая  совсем
близко, росли деревья, отчего дом казался несколько темным и уединенным.
   У всех домов на Де  Неве  Лейн  был  один  и  тот  же  вид  нарочитой
заброшенности. Однако  высокая  живая  изгородь,  скрывавшая  подъездную
аллею и гаражи, была подстрижена не  менее  тщательно,  чем  французский
пудель, а в массе желтых и огненно  красных  гладиолусов,  полыхавших  в
дальнем конце лужайки, ничего темного или загадочного не было.
   Делагерра  вылез  из  рыжевато-коричневого  "кадиллака"  с   открытым
верхом. Машина была старой модели, тяжелая и  грязная.  В  задней  части
натянутая парусина образовывала складной верх кузова. На Делагерре  была
белая полотняная кепка и темные очки, а синий костюм из сержа он  сменил
на серый, спортивного типа, с курткой на молнии.
   Сейчас он не очень-то походил на фараона. Не походил он на фараона  и
в кабинете  Донегана  Марра.  Делагерра  неторопливо  прошел  по  камням
дорожки, дотронулся до  медного  молотка  на  парадной  двери  дома,  но
стучать раздумал, а нажал кнопку звонка, почти скрытую плющом.
   Ждать пришлось недолго. Было очень тепло и  тихо.  Над  теплой  яркой
травой гудели пчелы. Откуда-то издалека доносился стрекот газонокосилок.
   Дверь медленно отворилась, и на него глянуло черное лицо,  вытянутое,
грустное, черное лицо с подтеками  от  слез  на  лавандовой  пудре.  Это
черное лицо сказало заикаясь:
   - Хелло, миста Сэм. Так приятно вас видеть.
   Делагерра снял с головы кепку, очки были в руке у ноги.
   - Привет, Минни, - сказал он. - Прости меня. Мне надо повидать миссис
Марр.
   - Что за вопрос. Входите, миста Сэм. Служанка отступила в сторонку, и
он прошел в темноватый холл с выложенным плиткой полом.
   - Репортеров еще не было?
   Девушка медленно покачала головой. Ее теплые карие глаза округлились.
   - Пока никого не было... Она  давно  пришла.  Не  сказала  ни  слова.
Просто стоит вон в той комнате, в которой нет солнца.
   Делагерра кивнул.
   - Никому ничего не говори, Минни. Пока хотят  держать  это  в  тайне,
чтобы не попало в газеты.
   - Понятно, миста Сэм. Ни слова не скажу.
   Делагерра улыбнулся ей, бесшумно прошел  на  каучуковых  подошвах  по
выложенному плиткой полу холла в заднюю часть дома, свернул  под  прямым
углом в другой холл, точно такой же. Постучал в какую-то  дверь.  Ответа
не последовало. Он повернул ручку  и  вошел  в  длинную  узкую  комнату,
довольно темную, несмотря на множество окон.  Деревья  росли  прямо  под
окнами, прижимаясь ветками к стеклам. Часть окон была завешена  длинными
кретоновыми занавесками.
   Высокая девушка посреди комнаты даже не взглянула на него. Напряженно
застыв, она смотрела в окно, руки у ног сжаты в кулаки.
   У нее были огненно-рыжие волосы, которые, казалось,  вбирали  в  себя
весь свет, какой только есть в  комнате,  и  образовывали  мягкий  ореол
вокруг холодного красивого лица. На ней был голубой  вельветовый  костюм
спортивного покроя, с накладными карманами. Из нагрудного кармана торчал
белый носовой платок с голубой каймой, три его уголка безупречны, как на
носовом платке у мужчины-щеголя.
   Делагерра подождал, давая  глазам  привыкнуть  к  полумраку.  Немного
погодя девушка нарушила молчание, заговорила тихим хриплым голосом:
   - Ну.., они-таки добрались до него, Сэм, таки добрались. Неужели  его
так сильно ненавидели? Делагерра мягко ответил:
   - Такая уж это жесткая игра, Белл. По-моему, он, насколько мог, играл
чисто, но не нажить врагов он просто не мог. Она  неторопливо  повернула
голову и посмотрела на него.
   Свет в ее волосах переместился. В них заиграло  золото.  У  нее  были
ясные, удивительно  голубые  глаза.  Она  спросила  слегка  запинающимся
голосом:
   - Кто его убил, Сэм? Нет никаких догадок? Делагерра степенно  кивнул,
уселся на плетеный стул, и очки с кепкой оказались у него меж колен.
   - Мы думаем,  что  знаем,  кто  это  сделал.  Некто  Имлей,  помощник
окружного прокурора.
   - Боже мой! - выдохнула девушка. - Куда  же  катится  этот  захудалый
городишко?
   Делагерра, безо всякого выражения, продолжал:
   - Однако, именно так это и было - если ты уверена, что  тебе  хочется
знать.
   - Хочется, Сэм. Его глаза неотрывно глядят на меня со стены, куда  бы
я ни посмотрела. Просят меня сделать что-нибудь. Он очень хорошо со мной
обращался, Сэм. У нас, разумеется, были свои проблемы, но.., они  ничего
не значили.
   Делагерра сказал:
   - Этот Имлей баллотируется в судьи при поддержке  группы  Мастерса  -
Ааге. Ему за сорок, и он, вроде бы, играет в домики с одной  девицей  из
ночного  клуба  по  имени  Стелла   Ля   Мотт.   Каким-то   образом   их
сфотографировали вместе, очень пьяных и раздетых. Эти фото были у Донни,
Белл. Их нашли у него в столе. Согласно  записи  в  его  ежедневнике,  в
двенадцать пятнадцать  у  него  была  назначена  встреча  с  Имлеем.  Мы
полагаем, они поругались, и Имлей продырявил его.
   - Это ты нашел фотографии, Сэм? - спросила девушка очень спокойно.
   Он покачал головой, криво улыбнулся.
   - Нет. Найди их я, я бы, вероятно, выбросил. Их нашел комиссар Дрю  -
после того как меня отстранили от расследования.
   Подбородок у нее подскочил. Ясные голубые глаза расширились.
   - Отстранили от расследования?! Тебя, друга Донни?!
   - Да. Не придавай этому особого значения.  Я  ведь  фараон,  Белл.  В
конце концов я подчиняюсь приказам.
   Она ничего не сказала и больше на него не смотрела. Немного погодя он
произнес:
   - Мне нужны ключи от вашей хижины на озере  Пума.  Мне  дали  задание
съездить туда и посмотреть, нет ли там каких улик. У  Донни  там  бывали
совещания.
   В лице девушки  что-то  изменилось  -  появилась  чуть  презрительное
выражение. Она произнесла бесцветным голосом:
   - Сейчас принесу. Но там ты ничего не найдешь. Если хочешь помочь  им
облить Донни грязью.., чтобы они могли оправдать этого Имлея...
   Он  едва  заметно  улыбнулся,   медленно   покачал   головой,   глаза
задумчивые, очень грустные.
   - Глупые разговоры, детка. Прежде чем сделать это, я бы  вернул  свою
бляху.
   - Понятно. - Она прошла мимо него к двери, вышла из комнаты. Пока  ее
не было, он сидел совершенно неподвижно  и  с  обиженным  выражением  на
лице, созерцал пустую комнату. Он тихонько выругался себе под нос.
   Девушка вернулась, подошла к нему и протянула руку. Что-то  звякнуло,
упало ему в ладонь.
   - Ключи, фараон.
   Делагерра  встал,  опустил  ключи  в  карман.  Лицо  у  него   словно
одеревенело.  Белл  Марр  прошла  к  столу,  ее  ногти   заскрипели   по
эмалированной коробке, вытаскивая  из  нее  сигарету.  Она  бросила,  не
поворачиваясь:
   - Не думаю, как я уже сказала, что тебе повезет. Очень плохо,  что  у
вас пока ничего, кроме шантажа, против него нет.
   Делагерра  сделал  неторопливый   выдох,   постоял   немного,   затем
повернулся.
   - Ну что ж,  -  мягко  проговорил  он.  Его  голос  прозвучал  совсем
небрежно, как будто день славный и никого не убивали.
   У двери он снова обернулся.
   - Я загляну, когда вернусь, Белл. Возможно, тебе уже будет лучше.
   Она  не  ответила,  не  пошевельнулась.  Незажженная  сигарета   была
поднесена к губам, совсем близко. Чуть погодя Делагерра продолжал:
   - Тебе следует знать, какие я испытываю чувства. Когда-то мы с  Донни
были как братья. До меня.., до меня доходили слухи, что у тебя с ним  не
очень получается... Я чертовски рад, что это было не так. Но не позволяй
себе становиться слишком жесткой, Белл. Не из-за чего быть жестокой - со
мной-то.
   Он подождал  несколько  секунд,  уставившись  на  ее  спину.  Она  не
пошевельнулась и не заговорила. Он вышел.

Глава 4

   Узкая каменистая дорога отходила от шоссе и бежала  по  склону  холма
над озером. Тут и там среди сосен  проглядывали  крыши  хижин.  Открытый
сарай  был  врезан  в  склон  холма.  Делагерра  поставил  свой  пыльный
"кадиллак" под навес и спустился по узкой тропке к воде.
   Озеро было темно-синее. На нем плавали три каноэ, а вдали, где-то  за
изгибом береговой линии, постукивал лодочный мотор. Делагерра пробирался
меж густых зарослей подлеска, ступая по сосновым иголкам, обошел пень  и
по небольшому поржавевшему мостику направился к хижине Марра.
   Хижина была  построена  из  полукруглых  бревен,  на  озеро  выходило
широкое крыльцо. Она казалась одинокой и пустой.  Ручеек,  бежавший  под
мостиком, вился вокруг дома, и один конец крыльца  резко  обрывался  над
огромными плоскими камнями,  меж  которых  журчала  вода.  В  половодье,
весной, камни оказывались под водой.
   Делагерра  поднялся  по  деревянным  ступенькам,  вытащил  ключи   из
кармана, отпер тяжелую входную дверь, затем, прежде чем  войти,  постоял
немного на крыльце и закурил сигарету. После городской жары  здесь  было
очень тихо, очень приятно, очень прохладно и  чисто.  На  пеньке  сидела
горная сойка и перебирала себе перышки. Далеко на озере кто-то дурачился
на гавайской гитаре. Он вошел в хижину.
   Покрытые пылью  рога,  большой  грубый  стол,  заваленный  журналами,
старомодный приемник на батарейках, фонограф в форме ящика, рядом с  ним
стопка как попало сложенных пластинок. На  столе  у  большого  каменного
камина стояли высокие грязные стаканы, рядом - полбутылки виски. Наверху
по дороге проехала машина и остановилась где-то  неподалеку.  Делагерра,
хмурясь,  оглядел  комнату  и  пробормотал  себе  под  нос  с   чувством
поражения. "Всего лишь предлог". Никакого смысла в поездке сюда не было.
Человек, вроде Донегана Марра, не оставил бы в какой-то хижине  в  горах
ничего важного.
   Он заглянул в две спальни - одна импровизированная, с  парой  тюфяков
на полу, другая обставлена получше, с  кроватью,  поперек  которой  была
небрежно брошена женская пижама. Не похоже было,  что  это  пижама  Белл
Марр.
   В задней части размещалась небольшая кухонька с  примусом  и  плиткой
для топки дровами. Другим ключом он  открыл  заднюю  дверь  и  вышел  на
небольшое  крыльцо  вровень  с  землей,  рядом   лежала   большая   куча
нарубленных дров, а на колоде топор с двумя лезвиями.
   И тут он увидел мух.
   Деревянный настил вел вниз к сараю для  дров  под  домом.  Луч  света
прорвался сквозь деревья и упал на настил. В солнечном  свете  куча  мух
облепила что-то коричневатое, липкое. Мухи не хотели улетать.  Делагерра
наклонился, опустил руку и коснулся липкого места, понюхал палец.
   Чуть дальше, в тени,  у  двери  сарая,  было  еще  одно  пятно  этого
коричневатого вещества, поменьше размером. Он быстро вытащил из  кармана
ключи, отыскал нужный, отомкнул большой висячий замок на сарае  и  резко
распахнул дверь.
   Внутри лежала большая куча дров. Не сложенных  в  штабель,  а  просто
наваленных как попало. Делагерра  принялся  отбрасывать  большие  грубые
чурбаки, в одну сторону.
   Наконец,  он   наклонился,   ухватился   за   застывшие   лодыжки   в
фильдекосовых носках и вытащил мертвеца на свет.
   Это был хрупкий с виду мужчина, не высокий, и  не  низкий,  в  хорошо
скроенном костюме из ткани переплетения "рогожка". Маленькие  начищенные
туфли немного запылились. Лица  у  него,  можно  сказать,  не  было.  От
страшного удара оно превратилось в кровавое месиво. Верхняя часть головы
была раскроена, и мозги  смешались  с  кровью  в  редких  седовато-рыжих
волосах.
   Делагерра быстро выпрямился  и  вернулся  в  дом,  туда,  где  стояло
полбутылки  шотландского  в  гостиной.  Он  вытащил  пробку,  выпил   из
горлышка, подождал немного, выпил снова.
   - Уф-ф-ф! - проговорил он и задрожал, когда виски, наконец, стало его
забирать.
   Он вернулся в сарай, снова наклонился, и в это время где-то заработал
двигатель автомобиля. Делагерра будто к месту прирос. Двигатель  набирал
обороты, затем звук постепенно стал слабеть, и снова воцарилась  тишина.
Делагерра пожал плечами, пошарил по карманам мертвеца. В них  ничего  не
оказалось. Один их них - вероятно,  с  номерком  чистки  -  был  срезан.
Этикетка портного на  внутреннем  кармане  пиджака  тоже  была  срезана,
остались только рваные швы.
   Человек окоченел. Вероятно, он был мертв не больше  суток.  Кровь  на
лице густо запеклась, но еще полностью не высохла.
   Делагерра присел около него на корточки и посидел немного,  глядя  на
ярко блестевшее озеро Цума, на отдаленную вспышку весла на каноэ.  Затем
снова зашел в сарай и поискал наощупь тяжелый чурбак, на котором было бы
много крови, но не нашел такого. Он вернулся в дом и вышел  на  переднее
крыльцо, дошел до его конца, пристально посмотрел вниз с  обрыва,  затем
на большие плоские камни на дне ручья.
   - Да, - тихо сказал он.
   На двух камнях собрались кучей мухи,  много  мух.  Раньше  он  их  не
заметил. Обрыв был футов тридцать - достаточно для того,  чтобы  человек
раскроил себе череп, если только он приземлится соответствующим образом.
   Делагерра уселся в одну из больших качалок и покурил несколько минут,
не двигаясь, погруженный в размышления.  Лицо  окаменело,  черные  глаза
казались какими-то далекими, он весь ушел в себя. В уголках губ заиграла
жесткая, чуточку сардоническая улыбка.
   Затем он молча прошел через дом, затащил мертвеца обратно в сарай для
дров и как попало забросал его чурбаками. Он  запер  сарай,  запер  дом,
вернулся по узкой, крутой тропинке к своей машине.
   Прошел седьмой час,  но,  когда  он  отъехал,  солнце  все  еще  ярко
светило.

Глава 5

   В придорожной пивной стойкой служил  старый  магазинный  прилавок.  У
него стояли три низких стула. Делагерра сидел на крайнем от двери, глядя
на оставшуюся  в  стакане  пену.  Барменом  был  темнокожий  парнишка  в
комбинезоне, с застенчивыми глазами  и  гладкими  прямыми  волосами.  Он
заикался.
   - Н-н-налить в-в-вам еще стаканчик, м-м-мистер? - спросил он.
   Делагерра покачал головой, встал со стула.
   - Ворованное пиво, сынок, - с грустью сказал он.  -  Безвкусное,  как
подзаборная шлюха.
   - "Портола Брю", мистер. Считается лучшим.
   - Угу. Худшим. Сам пей, иначе лишишься лицензии. Пока, сынок.
   Он прошел через зал к двери с сеткой, выглянул на  солнечную  трассу,
тени  на  которой  сильно  удлинились.  За  полоской  бетона  находилась
посыпанная гравием площадка, обнесенная белым забором.  Там  стояли  две
машины:  старый  "кадиллак"  Делагерры  и  запыленный,  изрядно  побитый
"форд". Рядом с "кадиллаком",  глядя  на  машину,  стоял  высокий  худой
мужчина в тяжелом габардине цвета хаки.
   Делагерра вытащил курительную трубку, набил ее наполовину  из  кисета
на молнии, неторопливо и заботливо раскурил и отшвырнул спичку  в  угол.
Затем немного напрягся, вглядываясь через сетку на двери.
   Высокий худой мужчина отстегивал парусину на задке машины  Делагерры.
Он закатал ее повыше, глядя в пространство внизу.
   Делагерра тихо открыл сетчатую  дверь  и  размашистым  шагом  пересек
бетонное полотно трассы. Гравий зашуршал под его каучуковыми подметками,
но худой мужчина даже не обернулся. Делагерра стал рядом с ним.
   - По-моему, ты, ехал со мной, - глухо сказал он. -  Что  тут  еще  за
афера?
   Мужчина повернулся без  какой-либо  спешки.  У  него  было  вытянутое
кислое лицо, глаза  цвета  морских  водорослей.  Рука  отодвинула  фалду
расстегнутого пиджака на левом бедре. Показался  револьвер,  висевший  в
кобуре на ремне рукоятью вперед - так его носят конные.
   С кривой ухмылкой он оглядел Делагерру с ног до головы.
   - Твоя тачка?
   - А ты что думаешь?
   Худой человек показал бронзовую бляху на кармане.
   - Я думаю, что я инспектор по охране дичи округа  Толука,  мистер.  Я
думаю, что сейчас не сезон для охоты на оленей, а на самок так и  вообще
охоты никогда не бывает.
   Делагерра очень  медленно  опустил  глаза,  заглянул  в  задок  своей
машины, далеко наклонившись. Рядом с ружьем на каком-то  барахле  лежала
тушка молодого оленя. Глаза мертвого животного, лишившиеся после  смерти
блеска, казалось, глядели на него с мягким упреком. На нежной шее  самки
запеклась кровь.
   Делагерра выпрямился и произнес:
   - Чертовски здорово.
   - Есть разрешение на охоту?
   - Охотой я не занимаюсь, - ответил Делагерра.
   - Отпираться бесполезно. Я вижу, у тебя ружье.
   - Я фараон.
   - Ах, фараон, вон как? Может, у тебя и бляха есть?
   - А как же.
   Делагерра полез в нагрудный карман, вытащил бляху, протер ее о рукав,
протянул на ладони. Худой инспектор по охране  дичи  уставился  на  нее,
облизывая губы.
   - Лейтенант - детектив, а? Городская полиция? -  Лицо  у  него  стало
каким-то отрешенным и вялым. -  О'кей,  лейтенант.  Мы  прокатимся  миль
десять с горки на твоей тачке. Назад я проголосую.
   Делагерра убрал бляху, старательно  набил  трубку,  втоптал  огонь  в
гравий. Он небрежно вернул парусину на место.
   - Зацапал? - мрачно спросил он.
   - Зацапал, лейтенант.
   - Поехали.
   Он сел за баранку "кадиллака". Худой  охот-инспектор  обошел  машину,
сел рядом с ним. Делагерра завел двигатель, подал  назад  и  покатил  по
гладкому бетону шоссе. Долина вдали лежала в голубой дымке. За дымкой на
фоне небосклона вздымались другие пики.  Делагерра  вел  большую  машину
легко,  без  спешки.  Двое  мужчин  смотрели  прямо  перед   собой,   не
разговаривая.
   После долгого молчания Делагерра сказал:
   - Я и не знал, что на озере Пума есть олени. Дальше-то я не ездил.
   - Там рядом заповедник, лейтенант, - спокойно ответил  инспектор.  Он
вглядывался в запыленное ветровое стекло.  -  Часть  лесничества  округа
Толука - или, может, ты об этом не знал?
   - Да уж наверное, - сказал Делагерра. - Я еще сроду не стрелял оленя.
Работая в полиции, я не настолько очерствел.
   Инспектор усмехнулся, ничего не сказал. Они одолели седловину, теперь
уже обрыв шел справа от шоссе. Слева в сторону холмов отходили небольшие
каньоны. В некоторых из них виднелись  колеи  грубых  дорог,  наполовину
заросших.
   Делагерра  вдруг  резко  подал  машину  влево,  пулей  пустил  ее  по
открытому  пространству  красноватой  земли  и  сухой  травы,  нажал  на
тормоза. Машина пошла юзом и остановилась, раскачиваясь.
   Инспектора резко швырнуло вправо, затем вперед на ветровое стекло. Он
выругался, выпрямился, выбросил правую руку поперек корпуса к  оружию  в
кобуре.
   Делагерра схватил его за тонкое, жесткое запястье, резко  крутанул  и
прижал к телу. Загорелое лицо  инспектора  побледнело.  Его  левая  рука
пыталась расстегнуть кобуру, затем ослабела.  Он  заговорил  напряженным
обиженным голосом:
   - Себе же хуже делаешь, фараон. Я уже сообщил в Солт Спрингс.  Описал
твою машину, сказал где она. Сказал, что в ней тушка самки оленя. Я...
   Делагерра отпустил запястье, открыл кобуру, выхватил из нее  кольт  и
выбросил его из машины.
   - Вылезай, инспектор! Ищи попутку, о которой ты говорил. В чем дело -
на зарплату уже жить не можешь? Ты сам положил  ее  мне,  еще  на  озере
Пума, чертов мошенник!
   Инспектор неторопливо вышел, постоял, лицо  пустое,  невыразительное,
челюсть безвольно отвисла.
   - Крутой парень, - пробормотал  он.  -  Ты  еще  об  этом  пожалеешь,
фараон. Я подам жалобу.
   Делагерра скользнул  по  сиденью,  вылез  из  машины  через  парадную
дверцу. Он встал совсем рядом с инспектором, не спеша заговорил:
   - Скорее всего, я ошибся, мистер. Скорее  всего,  тебе  действительно
позвонили. Скорее всего, так оно и есть.
   Он вытащил тушку из машины, положил на землю, не спуская с инспектора
глаз. Тот не двинулся, не  пытался  приблизиться  к  своему  револьверу,
лежавшему на траве футах в десяти от них. Глаза цвета морских водорослей
были тусклыми, очень холодными.
   Делагерра  влез  обратно  в  "кадиллак",  отпустил   тормоза,   завел
двигатель, задом выехал на шоссе. Инспектор по-прежнему не двигался.
   "Кадиллак" рванулся вперед,  понесся  по  спуску,  скрылся  из  виду.
Инспектор поднял револьвер, сунул в кобуру, оттащил олениху за ближайшие
кусты и направился к гребню перевала.

Глава 6

   Дежурная за столом в отеле "Кенорти" сказала:
   - Этот человек звонил вам трижды,  лейтенант,  но  номер  назвать  не
пожелал.  Дважды  звонила  какая-то  дама.  Не  назвалась  и  номера  не
оставила.
   Делагерра взял у нее три листка бумаги, прочитал имя - Джоуи Чилл - и
время, когда он звонил. Он прихватил пару писем,  отсалютовал  дежурной,
вошел в автоматический лифт.  На  четвертом  этаже  вышел,  протопал  по
коридору, отпер дверь. Не включая света, прошел к  большой  застекленной
двери, широко ее  распахнул,  постоял,  глядя  на  густое  темное  небо,
вспышки неоновых огней, на пронизывающие лучи  от  фонарей  на  бульваре
Ортега, что через два квартала.
   Он взял сигарету и выкурил половину, не двигаясь. Лицо его в  темноте
было очень мрачным, очень встревоженным. Наконец он прошел  в  небольшую
спальню, включил настольную лампу и разделся  догола.  Потом  встал  под
душ, вытерся полотенцем, надел чистое  белье  и  направился  в  кухоньку
приготовить коктейль. Он потягивал его, заканчивая одеваться, и  выкурил
еще  одну  сигарету.  Когда  пристегивал  кобуру,  телефон  в   гостиной
зазвонил.
   Это  была  Белл  Марр,  голос  хриплый,  гортанный,  как  будто   она
проплакала несколько часов подряд.
   - Я так рада, что дозвонилась до тебя, Сэм. Я... Я вовсе не то хотела
сказать. Я была шокирована и сбита с толку,  внутри  у  меня  все  прямо
кипело. Ты ведь это понял, правда, Сэм?
   - Разумеется, детка, - сказал Делагерра, - Забудь об этом. Во  всяком
случае, ты  оказалась  права.  Я  только  что  вернулся  с  озера  Пума.
По-моему, меня посылали туда, чтобы разделаться со мной.
   - Ты - все, что у меня осталось, Сэм. Ты  ведь  не  дашь  им  себя  в
обиду, правда?
   - Кому?
   - Сам знаешь. Я ведь не дура, Сэм.  Я  знаю,  что  все  это  заговор,
грязный политический заговор с целью избавиться от него.
   Делагерра очень крепко сжал трубку. Губы у  него  будто  онемели,  на
мгновение он лишился дара речи. Затем сказал:
   - Возможно, все так и есть, Белл. Ссора из-за  этих  фоток.  В  конце
концов Донни имел  право  заявить  такому  парню,  чтобы  он  снял  свою
кандидатуру. Это не шантаж... А в руке у него был пистолет, ты знаешь.
   - Приезжай проведать меня, когда сможешь, Сэм... - Ее голос  задрожал
от растраченного чувства, на нотке задумчивости.
   Он забарабанил пальцами по столу, помедлив, сказал:
   - Разумеется... Когда кто-то из вас был в  хижине  на  озере  Пума  в
последний раз?
   - Не знаю.  Я  не  была  там  с  год.  Он  ездил..,  один.  Возможно,
встречался там с людьми. Я не знаю.
   Он сказал  что-то  пустячное,  попрощался  и  положил  трубку.  Потом
уставился на стену  над  письменным  столом,  глаза  разгорелись  как-то
по-новому, жестко вспыхнули. Все  лицо  напряглось,  последние  сомнения
рассеялись.
   Он вернулся в спальню взять пиджак  и  соломенную  шляпу.  По  дороге
подхватил три листка бумаги с написанным на  них  именем  "Джоуи  Чилл",
разорвал их на мелкие кусочки и сжег в пепельнице.

Глава 7

   Пит  Маркус,  громадный  песочноволосый  детектив,  сидел  боком   за
маленьким неряшливым письменным столом в, пустом кабинете, в  котором  у
противоположной стены стоял еще один такой же стол. Тот был аккуратный и
прибранный, на нем размещался  ониксовый  письменный  прибор  с  зеленой
промокашкой, небольшой  латунный  календарь  и  раковина  морского  уха,
служившая пепельницей.
   У окна на стуле с прямой спинкой  была  поставлена  на  попа  набитая
соломой круглая подушка, выполнявшая роль мишени. В левой  руке  у  Пита
Маркуса была пригоршня ручек с перьями, и он метал  их  в  подушку,  как
мексиканский  метатель  ножей.  Делал  он  это  рассеянно,  без  особого
мастерства.
   Дверь  открылась,  вошел  Делагерра.  Он  прикрыл  ее  за   собой   и
прислонился к филенке,  глядя  на  Маркуса.  Песочноволосый  со  скрипом
развернул свой стул,  наклонился  вместе  с  ним  назад,  так,  что  тот
коснулся стола, почесал подбородок широким ногтем большого пальца.
   - Привет, Испанец. Как съездил? Шеф рвет и мечет, ждет тебя.
   Делагерра  хмыкнул,  сунул  сигарету  между  блестящими   коричневыми
губами.
   - Ты был в кабинете Марра, когда там нашли эти фотографии, Пит?
   - Да. Но нашел их не я. Нашел их комиссар. А что?
   - Ты видел,  как  он  их  нашел?  Маркус  посмотрел  на  него  широко
открытыми глазами, затем спокойно, настороженно сказал:
   - Он их нашел, это точно, Сэм. Он их не подложил - если ты это имеешь
в виду.
   Делагерра кивнул, пожал плечами.
   - Пули проверили?
   - Да. Не тридцать второго  калибра  -  двадцать  пятого.  Миниатюрная
пушечка,  черт  бы  ее  побрал,  можно  спрятать   в   кармане   жилета.
Никколитовые пули. Пистолет, между прочим, автоматический, а гильз мы не
нашли.
   - О них Имлей вспомнил, - ровно сказал Делагерра, - а вот фотоснимки,
из-за которых убил, оставил.
   Маркус  опустил  ноги  на  пол  и  подался   вперед,   глядя   из-под
рыжевато-коричневых бровей.
   - А что? Из-за фоток у него появляется мотив, но, поскольку  пистолет
в руке Марра, убийство получается преднамеренное.
   - А голова у тебя варит. Пит. - Делагерра прошел к  небольшому  окну,
постоял, глядя на улицу. Немного погодя Маркус глухо сказал:
   - Ты считаешь, я ничего не делаю, так ведь. Шпанский?
   Делагерра неторопливо повернулся, подошел к  Маркусу  и  стал  рядом,
глядя на него сверху вниз.
   - Не злись, малыш. Мы работаем в паре, а меня, как будто родственника
Марра, отзывают в  управление.  Вот  и  вымещаю  зло  на  тебе.  Ты  тут
спокойненько сидишь, а меня посылают на озеро  Пума  только  того  ради,
чтобы подложить мне в машину тушку оленя и чтобы я  попался  охотничьему
инспектору.
   Маркус неторопливо встал, прижимая кулаки к ногам. Его тяжелые  серые
глаза широко открылись. Ноздри большого носа побелели.
   - Так далеко,  Сэм,  здесь  бы  никто  не  зашел.  Делагерра  покачал
головой.
   - Я тоже так считаю. Но им могли присоветовать послать меня  туда.  А
остальное мог сделать и кто-то посторонний.
   Пит Маркус снова сел. Он взял одну из перьевых  ручек  и  со  злостью
запустил ею в круглую соломенную подушку.  Перо  воткнулось,  задрожало,
сломалось, и ручка с шумом упала на пол.
   - Послушай, - хрипло сказал он, не поднимая  глаз,  -  для  меня  это
просто работа. Только и всего. Средства  к  существованию.  У  меня  нет
никаких идеалов относительно работы в полиции, как  у  тебя.  Одно  твое
слово, и я швырну эту чертову бляху в морду старику.
   Делагерра наклонился, шутливо ткнул его в бок.
   - Забудь об этом, фараон. У меня есть кое-какие идеи. Ступай домой  и
напейся.
   Он открыл дверь и быстро направился по обложенному мрамором  коридору
к тому месту, где тот, расширяясь, образовывал альков с  тремя  дверьми.
На средней было написано: ШЕФ ДЕТЕКТИВОВ. ВОЙДИТЕ.  Делагерра  прошел  в
небольшую  приемную  с  обыкновенной  стойкой  посередине.  Сидевший  за
стойкой  полицейский  стенографист  поднял  глаза,   затем   кивнул   на
внутреннюю  дверь.  Делагерра  открыл  дверцу  в  стойке,  постучал   во
внутреннюю дверь и вошел.
   В большом  кабинете  находились  двое.  Шеф  детективов  Тод  Макким,
крупный, нескладный, несколько  дряхлый  мужчина,  восседал  за  тяжелым
письменным столом. Он окинул Делагерру жестким  взглядом.  У  него  было
вытянутое грустное лицо человека, которому не угодишь. Один глаз сидел у
него в голове как-то криво.
   Человек на стуле, стоявшем сбоку письменного  стола,  был  одет,  как
денди, носил  короткие  гетры.  Рядом  с  ним  на  другом  стуле  лежали
перламутрово-серая шляпа, серые перчатки и трость  эбенового  дерева.  У
него  была  копна  седых  волос  и  красивое  лицо  гуляки,  розовое  от
постоянного массажирования. Он улыбнулся Делагерре с несколько ироничным
видом, закурил сигарету в длинном янтарном мундштуке.
   Делагерра  уселся  напротив  Маккима,  бросил  короткий   взгляд   на
седовласого и сказал:
   - Добрый вечер, комиссар.  Комиссар  Дрю  небрежно  кивнул  -  молча.
Макким наклонился вперед и сжал тупые пальцы с обгрызенными  ногтями  на
блестящей столешнице.
   - Долгонько вы что-то не докладываете, -  спокойно  заговорил  он.  -
Нашли что-нибудь?
   Делагерра уставился на  него,  уставился  совершенно  невыразительным
взглядом.
   - А мне и не полагалось ничего находить - разве  что  тушку  оленя  в
багажнике собственной машины.
   В лице Маккима ничего не изменилось. Не дрогнул ни один  мускул.  Дрю
провел отполированным розовым ногтем себе по горлу и издал  рваный  звук
языком и зубами.
   - Что это за шутки с боссом, парень? Делагерра продолжал смотреть  на
Маккима, ждал. Макким заговорил неторопливо, грустно:
   - У вас хороший послужной список, Делагерра. Ваш дед  был  лучшим  из
шерифов, какие когда-либо служили в  этом  округе.  Сегодня  вы  страшно
подмочили свою репутацию. Вам предъявляют обвинение в  нарушении  правил
охоты,  в  неповиновении  офицеру  округа  Толука,   находившемуся   при
исполнении служебных обязанностей, и сопротивлении аресту. Что вы на все
это скажете?
   Делагерра безо всякого выражения спросил:
   - На меня выписан ордер?
   Макким очень медленно покачал головой.
   - Это обвинение всему отделению. Формальной  жалобы  нет.  Отсутствие
доказательств, я полагаю. - Он  сухо  улыбнулся.  -  Делагерра  спокойно
продолжал:
   - В каковом случае, я полагаю, вы потребуете, чтобы я сдал бляху.
   Макким молча кивнул.
   - Вы слишком горячи и слишком скоры на  расправу.  Делагерра  вытащил
бляху, потер ее о рукав, посмотрел  на  нее  и  подтолкнул  по  гладкому
дереву стола к Маккиму.
   - О'кей, шеф, - очень тихо сказал он. - У меня испанская кровь, чисто
испанская. Ни негритянско-мексиканская, ни  янки-мексиканская.  Мой  дед
разделался бы с  подобной  ситуацией,  потратив  меньше  слов  и  больше
пороха, но это вовсе не означает, будто я считаю это  смешным.  Со  мной
это специально подстроили, потому как  когда-то  я  был  близким  другом
Донегана Марра. Вы знаете, и я знаю, что это обстоятельство  никогда  не
отражалось на исполнении мною своих  обязанностей.  Комиссар  же  и  его
политические сторонники подобной уверенности, вероятно, не испытывают.
   Дрю вдруг встал.
   - Черт побери,  да  как  вы  смеете  так  со  мной  разговаривать?  -
взвизгнул он.
   Делагерра  неторопливо  улыбнулся.  Он  ничего  не  сказал,  даже  не
посмотрел на Дрю. Тот снова сел, хмурясь и тяжело дыша.
   Немного погодя Макким смахнул бляху в средний  ящик  своего  стола  и
встал.
   - До заседания  комиссии,  Делагерра,  вы  от  работы  отстраняетесь.
Держите со мной связь. -  Он  быстро,  даже  не  оглянувшись,  вышел  из
комнаты через внутреннюю дверь.
   Делагерра оттолкнул стул от стола и поправил  шляпу  на  голове.  Дрю
прочистил горло, напустил на себя примирительную улыбку и сказал:
   - Возможно, я и сам несколько поторопился. Это во мне от ирландца. Не
обижайтесь. Урок, который вам преподают, это нечто такое, через что  нам
всем пришлось пройти. Вы позволите дать вам совет?
   Делагерра встал, улыбнулся ему - сухой улыбочкой,  которая  коснулась
лишь уголков его губ.
   - Я его знаю, комиссар. Не соваться в дело Марра.  Дрю  засмеялся.  К
нему вернулось благодушие.
   - Не совсем. Никакого дела Марра нет.  Имлей  через  своего  адвоката
признал, что это он  стрелял,  в  целях  самозащиты.  Утром  он  сдается
властям. Нет, мой совет касается кое-чего  другого.  Вернитесь  в  округ
Толука и  извинитесь  перед  инспектором.  Я  думаю,  больше  ничего  не
потребуется. Попробуйте - сами увидите.
   Делагерра спокойно подошел к двери и  открыл  ее.  Потом  повернулся,
показывая в улыбке ослепительно белые зубы.
   - Я узнаю мошенника, когда вижу  его,  комиссар.  Ему  уже  с  лихвой
заплатили за все его хлопоты.
   Он вышел. Дрю посмотрел, как дверь за ним тихо закрылась. Лицо у него
застыло от ярости. Розовая кожа стала серой, как тесто. Рука,  державшая
янтарный мундштук, задрожала, на колено его безупречных брюк  с  острыми
как нож складками упал пепел.
   - Ну, черт, - напряженно проговорил  он  в  тишине,  -  может,  ты  и
чертовски гладкий испанец. Ты, может, и гладкий, как зеркальное стекло -
тем легче сделать в тебе дырку!
   Он встал, неловкий от  гнева,  аккуратно  стряхнул  пепел  с  брюк  и
потянулся за шляпой и тростью. Наманикюренные пальцы дрожали.

Глава 8

   Ньютон-стрит, между Третьей и Четвертой, представляла  собой  квартал
магазинов дешевой одежды,  ломбардов,  аркад  с  игральными  автоматами,
пользующихся дурной  славой  отелей,  возле  которых  мужчины,  воровато
озирающиеся по сторонам, деликатно произносили слова,  не  выпуская  изо
рта сигарет, не шевеля губами. Посреди квартала  деревянная  вывеска  на
выступающем навесе гласила:  "БИЛЛИАРДНАЯ  СТОЛЛА".  Ступеньки  от  края
тротуара уходили вниз. Делагерра спустился по ступенькам.
   В передней части зала было почти темно,  столы  накрыты  тканью,  кии
чинно стоят на полках. Зато в задней части виднелся свет,  резкий  белый
свет, на  фоне  которого  вырисовывались  силуэты  собравшихся,  которые
сильно  шумели,  ожесточенно  спорили,  кричали,  у  кого  лучше  шансы.
Делагерра пошел на этот свет.
   И вдруг, будто по команде, шум прекратился, и  в  наступившей  тишине
послышался  резкий  щелк  шаров,  несколько  глухих  ударов,  пока   шар
переходил от борта к борту  и,  наконец,  последний  щелк  трехбортового
карамболя. И тут же шум возобновился.
   Делагерра остановился у одного из накрытых полотном  столов,  вытащил
из бумажника десятидолларовую банкноту, извлек из карманчика в бумажнике
клейкую этикетку, написал на ней: "Где  Джи?",  приклеил  ее  обратно  к
банкноте, сложил банкноту вчетверо.
   Высокий бледный мужчина с бесстрастным лицом и с аккуратным  пробором
в каштановых волосах намеливал кий, изучая положение шаров на столе.  Он
наклонился над столом, поставил на него  крепкие  белые  пальцы.  Ставки
моментально прекратились. Высокий  мужчина  сделал  легкий,  без  особых
усилий, удар от  трех  бортов.  Краснолицый  мужчина  на  высоком  стуле
произнес нараспев:
   - У Чилла сорок. Разрыв восемь  очков.  Высокий  снова  намелил  кий,
праздно огляделся вокруг. Глаза его, без каких-либо признаков узнавания,
скользнули по Делагерре. Делагерра пододвинулся к нему поближе, сказал:
   - Сам играешь, Макс? Пять монет против следующего удара.
   Высокий кивнул.
   - Ставка принимается.
   Делагерра положил сложенную банкноту на край стола. Какой-то юноша  в
полосатой рубашке потянулся за ней. Макс Чилл отвел его руку,  вроде  бы
нехотя, сунул банкноту в карман куртки, вяло  бросил:  "Ставка  на  пять
принята" и наклонился, чтобы сделать следующий удар.
   Вышел  чистый  перекрест  в  дальнем  конце  стола,  тончайший  удар,
которому долго аплодировали. Высокий протянул кий помощнику в  полосатой
рубашке, сказал:
   - Тайм-аут. Мне надо в одно место.
   Через полумрак он прошел в дверь  с  надписью:  "Мужской".  Делагерра
закурил сигарету, бросил  взгляд  на  обычное  отребье  с  Ньютон-стрит.
Противник Макса Чилла, другой  высокий,  бледный  бесстрастный  человек,
стоял и беседовал с маркером, не глядя на него. Около них, горделивый  в
своем  одиночестве,   весьма   симпатичный   филиппинец   в   щегольском
желтовато-коричневом костюме попыхивал шоколадного цвета сигарой.
   Макс Чилл вернулся к столу, потянулся за кием, намелил его. Он  сунул
руку в карман жилета, лениво бросил:
   -  Возвращаю  пятерку,  дружок,  -  и  передал   сложенную   банкноту
Делагерре.
   Почти не останавливаясь,  он  сделал  три  карамболя  подряд.  Маркер
сказал:
   - У Чилла сорок четыре. Разрыв двенадцать. Двое мужчин отделились  от
толпы, направились к выходу. Делагерра пристроился сзади, следуя за ними
к выходу среди накрытых полотном столов. Там он  остановился,  развернул
банкноту  в  руке,  прочел  адрес,  нацарапанный  на  этикетке  под  его
вопросом. Он смял банкноту, хотел было сунуть ее в карман.
   В спину ему уперлось что-то твердое. Гнусавый голос, как  зазвеневшая
струна банджо, сказал:
   - Выручи дружка, а?
   Ноздри у Делагерры задрожали, напряглись.  На  ступеньках  вверху  он
увидел уходивших от него мужчин, отраженный яркий свет уличных фонарей.
   - Ну же! - мрачно сказал гнусавый голос. Делагерра резко упал на бок,
перевернувшись в воздухе и выбросив назад руку. Падая, он  ухватился  за
чужую лодыжку. Револьвер не попал ему по голове,  а  врезался  в  плечо,
отчего по левой руке прошла  резкая  боль.  Послышалось  жесткое  жаркое
дыхание. Что-то без всякой силы стукнуло его по соломенной шляпе.  Рядом
с ним показалось оскалившееся в злобе лицо.  Он  перевернулся,  крутанул
лодыжку, подобрал под себя колено и вскочил на ноги, резко оттолкнул  от
себя чужую лодыжку.
   Филиппинец в желтовато-коричневом костюме упал  на  спину.  Делагерра
пинком вышиб из  коричневой  руки  пистолет  -  тот  отлетел  под  стол.
Филиппинец неподвижно лежал на спине, силясь поднять голову. Его шляпа с
ремешком была словно приклеенной к маслянистым волосам.
   В задней части биллиардной мирно продолжался трех-бортовый матч. Если
кто и обратил внимание на  эту  потасовку,  то  разобраться,  во  всяком
случае, никто не подошел. Делагерра  выхватил  из  набедренного  кармана
налитую  свинцом  плеть,   наклонился.   Напряженное   коричневое   лицо
филиппинца сжалось от страха.
   - Тебе еще учиться и учиться. Вставай, сопляк. Голос Делагерры звучал
совершенно бесстрастно. Темнокожий встал на ноги, поднял руки, и тут его
левая метнулась к правому плечу. Делагерра,  едва  шевельнув  запястьем,
стукнул по ней плетью. Коричневый тонко вскрикнул, как голодный котенок.
   Делагерра пожал плечами. Рот искривился в сардонической ухмылке.
   - Налетчик, что ль? О'кей, дерьмак, как-нибудь в другой  раз.  Сейчас
мне некогда! Дуй отсюда!
   Филиппинец скользнул назад меж столов, нагнулся. Делагерра  переложил
дубинку в левую руку, положил правую на рукоять  пистолета.  Он  постоял
так, наблюдая за глазами филиппинца. Затем повернулся и быстро  поднялся
по ступенькам, скрывшись из виду.
   Коричневый метнулся вдоль стены, заполз под стол за своим пистолетом.
Глава 9

   Джоуи Чилл, распахнувший пинком дверь, держал в руке короткий  старый
пистолет без мушки,  лицо  напряженное,  встревоженное.  Этот  небольшой
человек много повидал на своем  веку.  Ему  не  мешало  бы  побриться  и
сменить рубашку. Из комнаты у него за спиной доносился  резкий  животный
запах.
   Он опустил пистолет, кисло улыбнулся, отступил назад в комнату.
   - О'кей, фараон. Нашел-таки время, чтобы добраться сюда.
   Делагерра вошел и захлопнул за собой  дверь.  Он  сдвинул  соломенную
шляпу на жесткие волосы на затылке  и  посмотрел  на  Джоуи  Чилла  безо
всякого выражения.
   - Мне что, - заговорил он, - полагается помнить адреса всех  подонков
в городе? Пришлось обращаться к Максу.
   Коротышка что-то буркнул в ответ, пошел и лег на кровать, а  пистолет
сунул под подушку. Он сцепил руки у себя за головой и заморгал, глядя  в
потолок.
   - У тебя есть при себе стольник, фараон?  Делагерра  рывком  повернул
стул  с  прямой  спинкой  перед  кроватью  и  оседлал  его.  Он   извлек
курительную  трубку,  неторопливо  набил  ее,  с  отвращением  оглядывая
комнату: закрытое окно, облупившаяся эмаль на  рамке  кровати,  грязное,
смятое постельное белье, в углу таз для умывания с двумя  висевшими  над
ним заляпанными полотенцами, голый кухонный стол, на котором  на  Библии
издательства "Гидеон" стояло полбутылки джина.
   - Отлеживаешься? - без особого интереса спросил он.
   - У меня такая информация, фараон. Еще горячая. Я не шучу, понимаешь?
Стоит стольника.
   Делагерра медленно, с полным  безразличием,  убрал  кисет,  поднес  к
трубке зажженную спичку, затянулся со сводящей  с  ума  неторопливостью.
Маленький человек на кровати заерзал,  бросая  на  него  косые  взгляды.
Делагерра не спеша заговорил:
   - Ты хороший стукач, Джоуи. Это я  о  тебе  всегда  скажу.  Но  сотня
зелененьких - это большие деньги для фараона.
   - Оно стоит того, парень. Если, конечно, тебе хочется  докопаться  до
сути в деле по убийству Марра.
   Глаза у Делагерры стали неподвижными и очень  холодными.  Зубы  сжали
трубку. Он заговорил очень спокойно, очень серьезно:
   - Я послушаю тебя, Джоуи. Если оно  того  стоит,  я  заплачу.  Только
смотри не промахнись.
   Маленький человек перевернулся и оперся на локоть.
   - Знаешь, что за девушка на снимках с Имлеем?
   - Я знаю ее имя, - ровно ответил Делагерра. - Снимков не видел.
   - Стелла Ля Мотт - это имя танцовщицы. Настоящее ее имя Стелла  Чилл.
Моя сестренка.
   Делагерра сложил руки на спинке стула.
   - Здорово, - сказал он. - Продолжай.
   - Она подставила его, фараон. Продала  за  несколько  порций  героина
узкоглазому флипу.
   - Флипу?! - Делагерра произнес это слово быстро, резко. Лицо  у  него
напряглось.
   - Да,  коричневому  братцу.  Красавчик,  шикарно  одевается,  толкает
наркотики. Такой франт. По имени Торибо, но у  него  прозвище  Кальенте,
Горячий. У него была комната через коридор от Стеллы. Он  приучил  ее  к
наркотикам. Затем он уговаривает ее на эту  подставку.  Она  подмешивает
ему в спиртное какие-то капли, и Имлей вырубается. Тогда  она  запускает
этого флипа, и он делает снимки  камерой  "Минни".  Ловко,  а?..  Ну,  а
затем, как обыкновенная шлюха, она жалеет о  содеянном  и  раскалывается
мне и Максу.
   Делагерра кивнул, молчаливый, чуть ли не окаменевший.
   Маленький человек резко оскалился, показывая маленькие зубки.
   - Ну, и что же я делаю? Я выслеживаю флипа. Следую за  ним  тенью.  А
немного погодя он выводит меня на квартиру Дейва Ааге в  "Вандоме"...  Я
думаю, стольника это стоит.
   Делагерра неторопливо кивнул, стряхнул пепел на ладонь и сдул его  на
пол.
   - Кто еще знает об этом?
   - Макс. Он меня поддержит, если ты  найдешь  к  нему  соответствующий
подход. Только ему это не нужно. Он в эти игры не играет. Он дал  Стелле
денег, чтобы она умотала из города, а сам помалкивает.  Потому  как  эти
ребята крутые.
   - Макс не мог знать, Джоуи, куда ты последовал за филиппинцем.
   Маленький человек резко сел в кровати, опустил ноги на пол. Его  лицо
помрачнело.
   - Я не обманываю тебя, фараон. Никогда не обманывал.
   Делагерра спокойно сказал:
   - Я тебе верю, Джоуи. Правда, мне бы хотелось побольше доказательств.
Как ты это толкуешь? Малыш фыркнул.
   - Черт, да оно ж до того бросается в глаза,  что  аж  глазам  больно.
Либо флип его раньше работал на Мастерса и Ааге,  либо  он  заключает  с
ними сделку после того, как делает эти снимки. Затем снимки  оказываются
у Марра - а он бы наверняка их не получил, не будь на то их согласия,  -
но он-то не знает, что снимки у них  побывали.  Имлей  баллотировался  в
судьи по их списку. О'кей,  он  ублюдок,  хотя  и  свой,  но  все  равно
ублюдок. Между прочим, он пьет, и у него  отвратительный  характер.  Это
общеизвестно.
   Глаза Делагерры слегка заблестели.  Остальная  часть  его  лица  была
словно вырезана из камня. Трубку у него во рту как будто зацементировали
- до того она была неподвижна.
   Джоуи Чилл продолжал со своей резкой улыбочкой:
   - Итак, они играют по большой. Они подбрасывают снимки Марру, а  Марр
не знает, откуда они. Затем Имлею сообщают, у кого они и что на  них,  и
что Марр готовится оказать на него давление. Что бы сделал парень  вроде
Имлея? Он бы отправился поохотиться, фараон, - а уток будут есть Большой
Джон Мастере и его прихлебатель.
   - Или олениху, - рассеянно проговорил Делагерра.
   - А? Ну, так стоит оно того?
   Делагерра потянулся за бумажником, вытряхнул из него деньги, отсчитал
на колене несколько банкнотов. Он скатал их в плотную пачку и бросил  на
кровать.
   - Мне бы как-то выйти на Стеллу, Джоуи. Очень нужно. Это возможно?
   - Нет. Можешь снова попробовать через Макса. По-моему, она уехала  из
города, а теперь, когда у меня есть бабки, и я уезжаю. Потому что, как я
сказал,  эти  ребята  очень  крутые..,  а  может,  я  не  слишком  чисто
работал... Потому что какой-то тип сидел у меня на хвосте. -  Он  встал,
зевнул, добавил: - По стопочке джина?
   Делагерра покачал головой. Он смотрел, как маленький человек  подошел
к кухонному столу, взял бутылку с джином, налил большую порцию в толстый
стакан. Он осушил стакан, начал ставить его на место.
   Дзенькнуло стекло окна. Послышался звук,  похожий  на  слабый  шлепок
перчаткой. Кусочек упал на  голый  заляпанный  деревянный  пол  рядом  с
ковром, чуть ли не у самых ног Джоуи Чилла.
   Секунды две-три маленький человек оставался  совершенно  неподвижным.
Затем стакан выпал у него из руки,  отскочил  от  пола  и  подкатился  к
стене. Потом подкосились ноги. Он медленно повалился на бок, медленно же
перевернулся на спину.
   Из дырочки над левым глазом лениво потекла  по  щеке  кровь.  Ее  ток
убыстрялся. Дырочка стала больше и краснее. Глаза Джоуи Чилла  невидящим
взором смотрели в потолок, как будто его все это больше  уже  совершенно
не касалось.
   Делагерра тихонько скользнул со стула на четвереньки. Он пополз рядом
с кроватью к стене у окна, оттуда протянул руку и пощупал у Джоуи  Чилла
под  рубашкой.  Подержал  пальцы  над  сердцем,  вытащил  руку,  покачал
головой. Он сел на корточки, снял шляпу, очень осторожно поднял голову и
выглянул из окна.
   Напротив, через переулок, он увидел высокую  пустую  стену  какого-то
склада. В верхней ее части тут и там были разбросаны окна,  ни  одно  из
них не светилось. Делагерра опустил голову, тихо сказал себе под нос:
   - Вероятно, винтовка с глушителем. И очень меткая стрельба.
   Его рука снова потянулась  вперед,  робко  извлекла  небольшую  пачку
банкнотов из рубашки Джоуи Чилла. Вдоль стены, все  еще  пригибаясь,  он
добрался  до  двери,  вытащил  ключ  из  скважины,  выпрямился,   быстро
скользнул в проем, запер дверь снаружи.
   Он прошел по грязному коридору  и  спустился  по  четырем  лестничным
маршам в узкий вестибюль. Вестибюль был пуст. Там стоял стол с  кнопкой,
но за столом никто не сидел. Делагерра постоял  у  выхода  за  дверью  с
матовым стеклом и посмотрел на блочный  многоквартирный  дом  на  другой
стороне улицы, где, покуривая, покачивались на качалках два-три старика.
Они казались очень мирными. Он понаблюдал за ними минуты две.
   Делагерра  вышел,  бросая  быстрые  пытливые  взгляды  в  оба   конца
квартала, прошагал до угла вдоль запаркованных  машин.  Пройдя  еще  два
квартала, взял такси и вернулся к "Биллиардной Столла" на Ньютон-стрит.
   Теперь уже горел свет по всему  зданию.  Щелкали  и  крутились  шары,
игроки возникали из густой пелены сигаретного дыма и снова  растворялись
в ней. Делагерра пригляделся, затем прошел к  круглолицему  добродушному
мужчине, восседавшему на высоком стуле рядом с кассой.
   - Вы Столл? Круглолицый кивнул.
   - Куда девался Макс Чилл?
   - Давно ушел, братец. Они сыграли всего до ста. Дома, наверное.
   - А где его дом?
   Круглолицый  бросил  на  него  быстрый  взгляд,  как  будто   осветил
целенаправленным лучом.
   - Откуда мне знать?
   Делагерра поднял руку к карману, где носил свою бляху. Он тут  же  ее
опустил, но постарался, чтобы она опустилась не слишком резко.
   - Ах, фараон? О'кей, он живет в "Мэнсфилде", три квартала на запад по
Гранд.

Глава 10

   Серафино   Торибо,   симпатичный   филиппинец   в   ладно   скроенном
рыжевато-коричневом костюме, сгреб два "дайма" и три цента со стойки  на
телеграфе, улыбнулся скучавшей блондинке, которая его обслуживала.
   - Телеграмма сразу же уйдет, радость моя? Девушка  холодно  взглянула
на послание.
   - Отель "Мэнсфилд"? Будет  там  через  двадцать  минут  -  а  радости
оставьте себе.
   - Хорошо, радость моя.
   Торибо чинно вышел  из  отделения.  Блондинка  приколола  телеграмму,
бросила через плечо:
   - Парень, должно быть, чокнулся. Посылает телеграмму в гостиницу,  до
которой три квартала.
   Серафино Торибо лениво направился по Спринг-стрит, за аккуратным  его
плечом тянулся шлейф дыма от сигареты шоколадного цвета. У Четвертой  он
свернул на запад, прошел еще три  квартала,  вошел  в  "Мэнсфилд"  через
боковой вход, у мужской парикмахерской. Поднялся по мраморным ступенькам
к антресолям, прошел мимо комнаты, специально отведенной  для  писем,  а
оттуда уже по покрытой ковром лестнице, поднялся на третий этаж. Миновал
лифты и вразвалку направился  по  длинному  коридору  до  самого  конца,
разглядывая номера на дверях.
   Потом вернулся назад и, на полпути до лифтов, сел в открытом  проеме,
где стояли стол со стеклянным верхом и стулья, а два  окна  выходили  во
двор. Он прикурил от своего окурка новую сигарету и откинулся на  спинку
стула, прислушиваясь к шуму лифтов. Когда лифт останавливался на  этаже,
он резко подавался вперед - не раздадутся ли шаги. Этих  шагов  дождался
минут через десять. Он встал и подошел  к  углу  коридорной  стены,  где
начинался этот альков, вытащил  длинный  тонкий  пистолет  из-под  мышки
правой руки, переправил его в правую  руку  и  опустил  между  стеной  и
ногой.
   По  коридору  шлепал  низкорослый   рябой   филиппинец   в   униформе
рассыльного. Он нес  небольшой  поднос.  Торибо  издал  свистящий  звук,
поднял пистолет.  Низкорослый  филиппинец  резко  крутанулся.  При  виде
пистолета рот у него широко открылся, а глаза выкатились из орбит.
   - В какой номер, ублюдок? - спросил  Торибо.  Низкорослый  филиппинец
улыбнулся - очень нервно, умоляюще. Он  подошел  ближе,  показал  Торибо
желтый конверт на подносе. На отвороте конверта стояли цифры "338".
   - Положи  его,  -  спокойно  сказал  Торибо.  Низкорослый  филиппинец
положил телеграмму на стол. Он не сводил глаз с пистолета.
   - Отваливай, - сказал Торибо. - Ты  сунул  ее  под  дверь,  понял?  .
Низкорослый филиппинец кивнул своей круглой черной головой, опять нервно
улыбнулся и поспешил к лифтам. Торибо положил пистолет в карман пиджака,
вытащил сложенную  белую  бумажку.  Он  очень  осторожно  ее  развернул,
высыпал блестящий белый порошок из нее в  выемку,  образовавшуюся  между
большим и указательным пальцами левой руки. Потом резко втянул порошок в
ноздри, вытащил огненно-красный шелковый платок и отер нос.
   Он постоял немного в неподвижности. Глаза у него потускнели,  а  кожа
на высоких скулах как  будто  натянулась.  Дыхание  с  шумом  вырывалось
сквозь зубы.
   Он  подхватил  желтый  конверт  и  направился   в   конец   коридора,
остановился перед последней дверью, постучал.
   Изнутри раздался чей-то голос. Торибо пододвинулся поближе к двери  и
заговорил высоким, весьма почтительным тоном:
   - Вам почта, сэр.
   Заскрипели  пружины,  послышались  шаги.   Повернулся   ключ,   дверь
открылась. К тому времени  Торибо  уже  вытащил  пистолет.  Когда  дверь
отворилась, он быстро, бочком, протиснулся в  проем,  грациозно  вильнув
бедрами. Он приставил дуло тонкого пистолета к животу Макса Чилла.
   - Назад! - гаркнул Торибо,  и  сейчас  уже  в  его  голосе  зазвучала
гнусавость отпущенной струны банджо.
   Макс Чилл попятился от пистолета. Он пятился до самой кровати и  сел,
когда его ноги коснулись ее.  Заскрипели  пружины  и  зашуршала  газета.
Бледное лицо Макса Чилла стало совершенно невыразительным.
   Торибо мягко прикрыл дверь. Когда замок защелкнулся, лицо Макса Чилла
вдруг превратилось в лицо больного человека. Губы задрожали, и дрожь  не
прекращалась. Торибо, своим гнусавым голосом, насмешливо сказал:
   - Треплешься с фараонами, a? Adios .
   Oонкий пистолет заходил у него в  руке.  Из  дула  показался  бледный
дымок. Шум от пистолета был не громче  ударов  молотком  по  гвоздю  или
резкого стука костяшками пальцев по дереву. Пистолет выстрелил семь раз.
   Макс Чилл медленно повалился на кровать. Ноги у него так  и  остались
на полу. Глаза стали пустыми, губы раскрылись, на них появилась  розовая
пена. В нескольких местах на его свободной рубашке показалась кровь.  Он
лежал совершенно спокойно, уставившись  в  потолок,  его  ноги  касались
пола, а на посиневших губах пузырилась розовая пена.
   Торибо взял пистолет в левую руку и спрятал его под мышку. Он  бочком
пододвинулся к кровати и постоял рядом  с  ней,  глядя  на  Макса  Чилла
сверху. Немного погодя розовая пена перестала  булькать,  а  лицо  Макса
Чилла стало спокойным и пустым лицом мертвеца.
   Торибо направился обратно к двери, открыл ее и начал выходить  задом,
не сводя глаз с кровати. У него за спиной что-то зашевелилось.
   Он стал поворачиваться, взметнув руку. Что-то  зацепило  ему  голову.
Пол у него перед глазами странно наклонился, бросился к  лицу,  а  когда
ударил его по лицу, он уже ничего не чувствовал.
   Делагерра пинком вогнал ноги филиппинца в комнату,  чтобы  не  мешали
двери. Закрыв дверь, он запер ее на ключ, прошел к кровати, стегая  себя
свинцовой плеткой по ноге. Он долго стоял у кровати. Наконец сказал себе
под нос:
   - Подчищают. Да.., подчищают.
   Он вернулся к филиппинцу, перевернул его и порылся  в  его  карманах.
Нашел плотно набитый бумажник без указания владельца, золотую  зажигалку
с гранатовыми камнями. Золотой портсигар, ключи,  золотой  карандашик  и
ножичек, огненно-красный носовой платок, отдельные купюры, два пистолета
с  запасными  обоймами  и  пять  пакетиков   с   героином   в   кармашке
рыжевато-коричневого пиджака.
   Он так и оставил все разбросанным по полу, встал,  филиппинец  тяжело
дышал, глаза оставались закрытыми, на щеке  дергался  мускул.  Делагерра
вытащил моток тонкой проволоки из кармана и связал коричневому  запястья
рук за спиной. Он подтащил его к кровати, посадил у ножки, накинул петлю
из проволоки ему на шею и привязал к ножке. А чтобы не было больно своим
пальцам, обмотал проволоку сзади огненно-красным платком.
   Потом прошел в ванную, набрал  стакан  воды  и,  как  можно  сильней,
плеснул в лицо филиппинцу.
   Торибо дернулся, но тут же задохнулся, когда проволока впилась ему  в
глотку. Глаза у него моментально  открылись.  Он  разинул  рот,  готовый
закричать.
   Делагерра натянул проводок на коричневом горле. Крик отрезало,  будто
его выключили. Послышалось напряженное бульканье. Изо рта у него потекли
слюни.
   Делагерра снова отпустил проволоку  и  наклонился  поближе  к  голове
филиппинца. Он заговорил с ним нежно, с сухой убийственной нежностью:
   - Тебе захочется потолковать со мной, флип. Может, и не  сразу,  даже
не скоро. Но, немного погодя, ты заговоришь.
   Глаза филиппинца завращались. Он плюнул. Затем губы сжались,  сжались
крепко.
   Делагерра улыбнулся мрачной улыбкой.
   - Крепкий парень, - тихо сказал он и потянул  за  проволоку,  потянул
сильно. Проволока врезалась в коричневое горло над кадыком.
   Ноги  филиппинца  на  полу   запрыгали.   Тело   вдруг   конвульсивно
задергалось. Коричневое на его лице стало густо багровым. Глаза, налитые
кровью, полезли из орбит.
   Делагерра снова отпустил проволоку.
   Филиппинец резко втянул воздух в легкие. Голова у него поникла, затем
снова стукнулась о спинку кровати. Его тело трясло от озноба.
   - Si < Si - да (исп.)>... Я буду говорить, - выдохнул он.

Глава 11

   Когда раздался звонок, Железноголовый Туми  очень  осторожно  положил
черную десятку на красного валета. Он облизал губы, бросил все карты  на
стол и глянул, через арку в столовой, в сторону парадной двери  бунгало.
Потом неторопливо встал, здоровенный лоб с растрепанными серыми волосами
и большим носом.
   В гостиной за аркой лежала на кушетке худенькая  блондинка  и  читала
журнал  при  свете  лампы  с  порванным  красным  абажуром.   Она   была
хорошенькая, но слишком уж бледная, а ее тонкие брови дугой придавали ее
лицу испуганный вид. Блондинка положила журнал, опустила ноги на  пол  и
посмотрела на Железноголового Туми с неожиданно обострившимся страхом  в
глазах.
   Туми молча указал большим пальцем на дверь. Девушка встала  и  быстро
пошла под аркой и через двустворчатую раскачивающуюся  дверь  на  кухню.
Дверь она осторожно закрыла, так что шума никакого не было.
   Звонок раздался снова - более  продолжительный.  Туми  сунул  ноги  в
белых носках в шлепанцы, нацепил очки на большой нос, взял револьвер  со
стоявшего рядом стула. Он подхватил  с  пола  смятую  газету  и  кое-как
прикрыл ею револьвер, который  держал  в  левой  руке.  Затем  не  спеша
направился к парадной.
   Открывая дверь, зевнул, вглядываясь  сонными  глазами  через  очки  в
высокого человека, который стоял на крыльце.
   - О'кей, - устало сказал он. - Я слушаю. Делагерра сказал:
   - Я офицер полиции. Я хочу видеть Стеллу Ля Мотт. Железноголовый Туми
положил  руку,  похожую  на  полено,  которое  сжигают  в   святки,   на
противоположный косяк и загородил дорогу. Выражение его лица по-прежнему
оставалось скучным.
   - Не туда попал, фараон. Шлюх не держим.
   - Я зайду и посмотрю, - произнес Делагерра. Туми бодро сказал:
   - А то как же - зайдешь.
   Делагерра проворно выхватил пистолет из  кармана  и  врезал  Туми  по
левому запястью. Газета и большой револьвер упали на  крыльцо.  На  лице
Туми скуки как не бывало.
   - Старый номер, - бросил Делагерра. - Войдем в дом.
   Туми тряхнул левой, убрал правую с косяка и  изо  всех  сил  выбросил
вперед руку, целясь Делагерре в челюсть. Делагерра ушел в сторону  дюйма
на четыре. Он нахмурился, неодобрительно цокнул языком.
   Туми бросился на него. Делагерра отступил в сторону  и  резко  ударил
пистолетом по большой седой голове. Туми упал  на  живот,  наполовину  в
доме, наполовину на крыльце. Он что-то проворчал, крепко  поставил  руки
на пол и стал подниматься, как будто ничего не случилось.
   Делагерра ногой отшвырнул револьвер Туми. Двустворчатая дверь в  доме
легонько щелкнула. Туми уже встал на одно колено и на одну  руку,  когда
Делагерра поднял глаза на этот звук. Он врезал Делагерре сбоку в  живот.
Делагерра проворчал и снова стукнул Туми по голове, на этот раз  сильно.
Туми покачал головой, прорычал:
   - Пытаться меня вырубить - напрасный труд, красавчик.
   Он нырнул в сторону, ухватил Делагерру за ногу, дернул. Делагерра сел
на пол крыльца, застрял в дверном проходе. Голова  стукнулась  о  косяк,
сознание помутилось.
   Стройная блондинка выбежала из-под арки  с  маленьким  автоматическим
пистолетом в руке. Она направила его на Делагерру и в бешенстве сказала:
   - Бей, черт бы тебя побрал!
   Делагерра покачал головой, хотел было что-то  сказать,  но  тут  Туми
крутанул ему ступню, и у него перехватило дыхание. Туми крепко сжал зубы
и поворачивал чужую ногу, как будто он был один с  этой  ногой  на  всем
белом свете, как будто это его нога, и он может делать с ней, что хочет.
   Голова  у  Делагерры  снова  дернулась  назад,  лицо  побелело.   Рот
скорчился в ужасной гримасе боли. Он с  усилием  поднялся,  левой  рукой
схватил Туми за волосы, подтащил эту огромную голову к себе и  изо  всех
сил врезал по подбородку барабаном кольта.
   Туми обмяк, повалился ему на ноги, и прижал его к полу. Делагерра  не
мог двинуться. Он сидел на полу, опираясь  на  правую  руку,  в  которой
сжимал пистолет. Блондинка подошла  уже  совсем  близко  к  нему,  глаза
дикие, лицо побелело от ярости.
   Делагерра сказал слабым голосом:
   -  Не  будь  дурой,  Стелла.   Джоуи...   Лицо   у   блондинки   было
неестественное, глаза тоже, с маленькими зрачками,  они  как-то  странно
блестели.
   - Фараоны! - чуть ли не завопила она, - Фараоны! Боже, как я ненавижу
фараонов!
   Пистолет в ее руке грохнул. Эхо выстрела наполнило комнату, вырвалось
через открытую дверь и замерло у  высокого  дощатого  забора  на  другой
стороне улицы.
   Резкий удар, похожий на удар  дубинкой,  пришелся  в  левую  сторону.
Голова Делагерры наполнилась болью. Вспыхнул свет -  ослепительно  белый
свет,  который  заполнил  весь  мир.  И  вдруг  стало  темно.  Делагерра
беззвучно провалился в бездонную тьму.

Глава 12

   Свет вернулся к нему красной пеленой перед глазами.  Страшная  жгучая
боль разрывала левую сторону головы, все лицо. Во  рту  пересохло,  язык
распух и не повиновался ему. Он попытался шевельнуть руками -  они  были
где-то далеко от него, как будто не его руки.
   Делагерра открыл глаза, красная пелена рассеялась, и он увидел чье-то
лицо.  Лицо  было  большое,  совсем  рядом  с  ним,  огромное  лицо,   с
лоснящимися синеватыми щеками, в усмехающихся толстых губах сигара яркой
лентой. Лицо хихикнуло. Делагерра снова закрыл  глаза,  боль  подхватила
его, затопила. Он вырубился.
   Прошло несколько секунд - а может, лет. Он снова смотрел на это  лицо
и слышал хриплый голос:
   -  Ну,  он  снова  с  нами.  Причем,  такой  крепкий   парень.   Лицо
пододвинулось  поближе,  кончик  сигары  горел  вишнево-красным.  И  тут
Делагерра страшно закашлялся, задыхаясь от дыма. Левая  сторона  головы,
казалось, вот-вот разорвется. Он почувствовал, как свежая кровь течет по
скуле, щекоча кожу, затем стекает по крови, которая уже запеклась на его
лице.
   - Это послужит ему шикарным уроком, - произнес хриплый голос.
   Другой  голос,  с   легким   ирландским   акцентом,   сказал   что-то
неприличное. Крупное лицо резко повернулось на звук, оскалилось.
   Тут Делагерра  окончательно  пробудился.  Он  четко  увидел  комнату,
увидел в ней четырех человек. Крупное лицо  было  лицом  Большого  Джона
Мастерса.
   Худенькая блондинка сидела на конце кушетки,  отупело  уставившись  в
пол, руки прижаты к бокам, ладони скрыты подушками.
   Долговязый Дейв Ааге прислонился к стене  у  занавешенного  окна,  на
клинообразном лице выражение скуки. Комиссар Дрю сидел на  другом  конце
кушетки,  под  лампой  с  обтрепанным  абажуром.  От  света  его  волосы
серебрились. Синие глаза были очень ясными, напряженно-сосредоточенными.
   Большой Джон Мастере сжимал  в  руке  блестящий  пистолет.  Делагерра
заморгал от его блеска, стал подниматься.  Сильная  рука  ткнула  его  в
грудь, вернула на место. Его захлестнула волна  тошноты.  Хриплый  голос
резко произнес:
   - Спокойно, темнила. Ты свое отплясал. Это наша вечеринка.
   Делагерра облизал губы, сказал:
   - Дайте попить воды.
   Дейв Ааге отодвинулся от стены и прошел  под  аркой  в  столовую.  Он
вернулся со стаканом, поднес его ко рту Делагерры. Делагерра попил.
   - Нам нравится твоя смелость, фараон,  -  сказал  Мастере.  -  Но  ты
неправильно ею пользуешься. Похоже, ты из тех, кто не понимает  намеков.
Это очень плохо. Значит, тебе конец. Понял?
   Блондинка  повернула  голову  и  посмотрела  на   Делагерру   тяжелым
взглядом, снова отвернулась. Ааге вернулся на свое место  у  стены.  Дрю
быстрыми нервными движениями пальцев принялся поглаживать левую  сторону
лица, как будто ему было больно при виде окровавленной головы Делагерры.
   Делагерра медленно заговорил:
   - За убийство меня тебя лишь повесят чуточку повыше, Мастере.  Слабак
даже в крупной игре все равно  остается  слабаком.  Ты  уже  убил  двоих
совершенно беспричинно.  "Ты  даже  не  знаешь,  какие  следы  пытаешься
замести.
   Огромный мужчина грубо выругался, вскинул блестящий  пистолет,  затем
медленно его опустил, с тяжелой ухмылкой. Ааге вяло сказал:
   - Не горячись, Джон. Пусть выскажется.  Делагерра  заговорил  тем  же
неторопливым безразличным голосом:
   - Дама вон там на кушетке - сестра двух мужчин, которых вы убили. Она
рассказала им, как подставила Имлея, у кого снимки,  как  они  попали  к
Донегану Марру. Ваш маленький бандит  филиппинец  раскололся.  Я  хорошо
представляю общую идею. Вы не могли быть уверены, что Имлей убьет Марра.
Как знать - а вдруг Марр убьет Имлея. Для вас был хорош  любой  вариант.
Только, если бы-таки  Имлей  убил  Марра,  это  дело  надо  было  быстро
сломать. Вот где вы поскользнулись.  Вы  стали  заметать  следы,  еще  и
неразобравшись, что же произошло.
   Мастере резко бросил:
   - Сочиняй, фараон, сочиняй. Только понапрасну тратишь мое время.
   Блондинка повернула лицо к Делагерре,  глядя  в  спину  Мастерса.  Ее
глаза уже пылали зеленой ненавистью. Делагерра легонько  пожал  плечами,
продолжал:
   - Для вас было обычным делом направить убийц на братьев Чилл. Обычным
было и снять меня с расследования, подставить  и  добиться,  чтобы  меня
отстранили  от  работы,  потому  как  вы  считали,  что  я  у  Марра  на
содержании. Зато было необычным, когда вы не смогли найти Имлея - и  вот
тут-то вы ударились в панику.
   Жесткие черные глаза Мастерса стали широкими и пустыми.  Толстая  шея
надулась. Ааге отодвинулся на два-три шага от  стены  и  замер.  Немного
погодя Мастере лязгнул зубами и очень спокойно сказал:
   - Ну-ка, ну-ка, фараон. Расскажи-ка нам об этом.  Делагерра  коснулся
своего заляпанного лица кончиками двух пальцев, посмотрел на них,  глаза
бездонные, дремучие.
   - Имлей мертв. Мастере. Он был мертв еще до того, как убили Марра.
   В комнате стало очень тихо. Никто не двигался.  Четыре  человека,  на
которых смотрел Делагерра, оцепенели. Наконец, Мастере с шумом втянул  в
себя воздух, выдохнул его и чуть ли не шепотом произнес:
   - Рассказывай, фараон, рассказывай  побыстрей,  или,  клянусь  Богом,
я...
   Холодный, лишенный каких  бы  то  ни  было  чувств,  голос  Делагерры
оборвал его:
   - Имлей, как пить дать, отправился повидать Марра. А почему бы и нет?
Он же не знал, что с ним ведут двойную игру. Только пошел  повидать  его
вчера вечером, а не сегодня. Они поехали вместе в хижину на озере  пума,
чтобы все по-дружески обсудить. Там  они  надрались,  Имлей  сорвался  с
крыльца и раскроил  себе  череп  о  камни.  Он  мертв  как  прошлогоднее
Рождество, лежит в сарае для  дров  в  хижине  Марра.  О'кей,  Марр  его
спрятал и вернулся в город. Сегодня  ему  позвонили,  упомянули  фамилию
Имлея и договорились о встрече в двенадцать пятнадцать. Что сделал Марр?
Продолжал играть свою роль,  разумеется,  отослал  секретаршу  на  ланч,
положил револьвер в удобном для себя месте, где бы он мог быстро до него
дотянуться. Он был готов к драке. Только посетитель обманул его, и он не
воспользовался револьвером.
   Мастере хрипло сказал:
   - Черт меня дери, парень, да ты просто умничаешь!  Ты  не  мог  всего
этого знать.
   Он повернулся и посмотрел на Дрю. Лицо у  Дрю  посерело,  напряглось.
Ааге отошел  подальше  от  стены  и  приблизился  к  Дрю.  Блондинка  не
пошевельнулась. Делагерра устало проговорил:
   - Разумеется, я строю предположения, но  я  строю  их  так,  что  они
соответствуют  фактам.  Все  должно  быть  именно  так.   Марр   неплохо
управлялся с оружием, ему не терпелось  дать  отпор.  Почему  же  он  не
выстрелил? Да потому что к нему зашла женщина.
   Он поднял руку, указал на блондинку.
   - Вон ваш убийца. Она  любила  Имлея,  хоть  и  подставила  его.  Она
наркоманка, а наркоманки такие. Ей стало жаль его,  и  она  сама  решила
разделаться с Марром. Спросите ее!
   Блондинка  стремительно  вскочила.  В   правой   руке   она   сжимала
автоматический пистолетик, тот самый, из которого стреляла в  Делагерру.
Она вытаращила зеленые глаза, бледные и пустые. Мастере резко обернулся,
ударил ее по руке блестящим револьвером.
   Она дважды в него выстрелила, в упор,  без  малейшего  колебания.  Из
толстой шеи брызнула сбоку кровь,  потекла  по  пиджаку.  Он  зашатался,
уронил блестящий револьвер, чуть ли не у самых  ног  Делагерры,  и  стал
падать навзничь к стене за стулом Делагерры, нащупывая рукой стену. Рука
стукнулась о стену и пошла вниз вместе с ним. Он тяжело упал и больше не
шевелился.
   Сверкающий револьвер в считанные секунды оказался в руке Делагерры.
   С пронзительным криком  Дрю  вскочил  на  ноги.  Девушка  неторопливо
повернулась к Ааге, как бы игнорируя  Делагерру.  Ааге  выхватил  из-под
мышки "люгер" и оттолкнул Дрю  с  дороги.  Автоматический  пистолетик  и
"люгер" громыхнули одновременно. Пистолетик промахнулся. Девушку бросило
на кушетку, левую  руку  она  прижала  к  груди.  Она  повернула  глаза,
попыталась вскинуть  пистолетик  снова.  И  вдруг  повалилась  боком  на
подушки, левая рука обмякла и соскользнула с  груди.  Платье  неожиданно
обагрилось кровью. Глаза у нее открылись и закрылись, открылись и так  и
остались открытыми.
   Ааге повернул "люгер" на Делагерру. Его  брови  изогнулись  в  резкой
напряженной ухмылке.  Гладко  причесанные  волосы  песочного  цвета  так
плотно  облегали  его  костлявый  череп,  что,  казалось,  они  на   нем
нарисованы.
   Делагерра выстрелил в него четыре  раза,  так  быстро,  что  выстрелы
напоминали стрекот пулемета.
   В то короткое мгновение, прежде чем Ааге упал, его лицо стало  худым,
пустым лицом старика, а глаза - ничего не  выражающими  глазами  идиота.
Затем его длинное тело согнулось и повалилось  на  пол,  "люгер"  так  и
остался у него в руке. Одна нога под Ааге  сложилась  вдвое,  как  будто
совершенно без костей.
   В комнате стоял резкий запах пороха.  После  стрельбы  заложило  уши.
Делагерра неторопливо встал на ноги, сверкающим револьвером сделал  жест
в сторону Дрю.
   - Ваша вечеринка, комиссар. Вам такого хотелось? Дрю медленно кивнул,
лицо побелело, сам весь дрожит. Он сглотнул слюну, неторопливо  двинулся
через комнату мимо распростертого тела Ааге. Он посмотрел на девушку  на
кушетке, покачал головой. Подошел к Мастерсу, стал на  колено,  потрогал
его и снова встал.
   - По-моему, все мертвые, - пробормотал он.
   - Шикарно, - сказал Делагерра. - А что  случилось  со  здоровилой?  С
борцом?
   - Они его отослали отсюда. Я... Я не думаю, что они собирались  убить
вас, Делагерра.
   Делагерра слегка кивнул. Лицо у  него  стало  смягчаться,  складки  -
разглаживаться. Сторона, не превращенная в кровавую маску, снова  начала
приобретать  человеческий  облик.  Делагерра  приложил  к  лицу  носовой
платок, тот сразу же пропитался  кровью.  Он  отбросил  его  и  поправил
пальцами волос. Они частично попали в запекшуюся кровь.
   - Еще как собирались, - ответил он.
   В доме было очень тихо. Снаружи тоже не доносилось никакого шума. Дрю
прислушался, принюхался, подошел к парадной двери и выглянул.  На  улице
было темно, тихо. Он вернулся  и  подошел  совсем  близко  к  Делагерре.
Постепенно на его лице появилась улыбка.
   - Слыханное ли дело, - сказал он, - комиссару полиции приходится быть
собственным тайным  агентом  -  а  честного  фараона  пришлось  подложно
отстранить от работы, чтобы он смог помочь ему.
   Делагерра посмотрел на него без всякого выражения.
   - Вы хотите обыграть это таким образом? Дрю заговорил уже спокойно.
   - Для блага отделения, человече, и города - да и  ради  нас  самих  -
подать это можно только так. Делагерра посмотрел ему в глаза.
   - Мне так тоже нравится, - сказал он  мертвым  голосом.  -  Если  это
удастся преподнести - именно так.

Глава 13

   Маркус остановил машину и с улыбкой восхищения посмотрел  на  большой
затененный деревьями дом.
   - Приятный домик, - сказал он. - Я бы и сам не прочь в нем отдохнуть.
   Делагерра медленно вылез из машины, как будто весь окоченел и страшно
устал. Соломенную шляпу он держал под мышкой. Левая сторона лица у  него
частично побрита, а побритая часть над  швами,  прикрыта  толстым  слоем
марли и заклеена пластырем. Прядь тугих черных волос, прилипшая с одного
края повязки, придавала ему смешной вид.
   Он сказал:
   - Да.. - но я не собираюсь здесь оставаться, дурачина. Подожди меня.
   Он пошел по каменистой дорожке, которая вилась в траве.  На  утреннем
солнце деревья пронзали лужайку длинными тенями. Дом  был  очень  тихий,
занавески задернуты, на медном молотке черный венец. Делагерра не  пошел
к парадной. Он свернул на другую тропку под окнами  и  направился  вдоль
дома мимо клумб с гладиолусами.
   За домом тоже были деревья, лужайка, цветы, солнце и  тень.  Там  был
пруд с водяными лилиями и большой каменной лягушкой-быком. За  прудом  у
железного стола с выложенным плитой верхом стояли полукругом шезлонги. В
одном из них сидела Белл Марр.
   На  ней  было  черно-белое  платье,   свободное,   повседневное,   на
каштановых волосах широкополая шляпа. Она сидела совершенно  неподвижно,
глядя куда-то в даль над  лужайкой.  Лицо  у  нее  было  белое.  На  нем
ослепительно сверкала косметика.
   Она медленно повернула голову, улыбнулась скучной улыбкой, указала на
стул рядом. Делагерра не сел. Он взял  соломенную  шляпу  из-под  мышки,
щелкнул пальцем по ее полю и заговорил:
   - Дело закрыто. Будут еще  дознания,  расследования,  угрозы,  многие
люди с пеной у рта станут что-то доказывать и все такое. Некоторое время
будет большая шумиха в газетах. Но в  полиции  дело  закрыто.  Попытайся
забыть о Нем. Девушка  вдруг  посмотрела  на  него,  ясные  синие  глаза
расширились, она отвернулась, снова устремила взгляд над травой.
   - Голова сильно болит, Сэм? - мягко спросила она.
   - Нет, все в порядке, - ответил Делагерра. - Я хочу сказать, что  эта
девица Ля Мотт застрелила Мастерса - и она  же  застрелила  Донни.  Ааге
застрелил ее. Я застрелил Ааге. Все мертвы. А  как  именно  умер  Имлей,
боюсь, мы никогда не узнаем. Теперь уже это не имеет большого значения.
   Не поднимая на него глаз, Белл Марр тихо сказала:
   - Но как ты узнал, что это Имлей в хижине? В газете писали...  -  Она
замолчала и неожиданно задрожала.
   Оловянными глазами он уставился на шляпу, которую держал.
   - Я этого не знал. Я подумал, что Донни застрелила женщина.  Казалось
вполне вероятным, что у  озера  лежит  Имлей.  Это  соответствовало  его
описанию.
   - Как ты узнал, что именно женщина.., убила  Донни?  Голос  прозвучал
задумчиво, полушепотом.
   - Я просто знал.
   Он отошел на  несколько  шагов,  постоял,  глядя  на  деревья.  Затем
медленно повернулся, подошел и снова стал рядом с ее стулом. Лицо у него
было очень усталое.
   - Мы так хорошо проводили время вместе - все трое.  Ты,  Донни  и  я.
Жизнь, похоже, делает с людьми  жуткие  вещи.  И  вот  все  ушло  -  все
хорошее.
   Шепчущим голосом она сказала:
   - Может, не все еще ушло, Сэм. Отныне мы должны побольше  встречаться
друг с другом.
   Еле заметная улыбка заиграла в уголках его губ, снова ушла.
   - Это моя первая подтасовка фактов, - тихо сказал он.  -  Надеюсь,  и
последняя.
   Голова Белл Марр слегка  дернулась.  Руки  обхватили  подлокотники  и
казались белыми на фоне покрытого лаком  дерева.  Все  ее  тело  как  бы
напряглось.
   Немного погодя Делагерра полез в карман, и что-то золотое блеснуло  у
него в руке. Он тупо уставился на эту вещь.
   - Получил назад бляху, - сказал он. - Она уже не  такая  чистая,  как
прежде.  Наверное,  такая  же  чистая,  как  и  большинство.  Постараюсь
сохранить ее такой.
   Он убрал ее обратно в карман.
   Девушка очень медленно поднялась и встала перед ним.
   Она вздернула подбородок и уставилась на него долгим ровным взглядом.
Под румянами ее лицо превратилось в белую гипсовую маску.
   - Боже мой, Сэм, - сказала она. - Я начинаю понимать...
   Делагерра не смотрел ей в лицо. Он смотрел на какую-то неясную  точку
вдали. Заговорил он как-то туманно, отдаленно:
   - Разумеется... Я подумал, что это женщина, потому что пистолетик был
маленький,  такой,  каким  воспользовалась  бы  женщина.  Но  не  только
поэтому. После поездки к хижине, я понял, что Донни  был  подготовлен  к
неприятностям, и мужчине застать его врасплох было нелегко.  Однако  все
наводило на мысль, что это сделал Имлей. Мастере и Ааге  так  и  решили,
заставили адвоката позвонить в полицию и пообещать,  что  Имлей  сдастся
властям. Так что для любого, кто не знал, что Имлей мертв,  было  только
естественно принять это. Кроме того,  ни  один  фараон  не  ожидал,  что
женщина подберет гильзы.
   После разговора с Джоуи Чиллом, я решил, что это, вероятно, девица Ля
Мотт. Но, когда я так и заявил в ее присутствии, я так уже не думал. Это
было непорядочно. Отчасти я был виновником ее гибели. Хотя я и не думаю,
что у нее было много шансов остаться в живых - при этих-то людях.
   Белл Марр по-прежнему не сводила с него глаз. Легкий ветерок  колыхал
прядь ее волос.
   Он вернул свой взгляд из далекой дали, коротко и  серьезно  посмотрел
на нее, снова отвел глаза. Потом  вытащил  небольшую  связку  ключей  из
кармана, швырнул на стол.
   - Три вещи было очень трудно объяснить, пока я наконец все не  понял.
Запись в ежедневнике, пистолет в руке Донни, пропавшие гильзы. Затем  до
меня дошло. Он умер не сразу. Он обладал смелостью и использовал  ее  до
последнего - чтобы кого-то защитить. Запись в ежедневнике была несколько
корявой. Он сделал ее после, когда остался один и уже умирал.  Он  думал
об Имлее, и то, что он написал  эту  фамилию,  помогло  запутать  следы.
Затем он вытащил из ящика стола свой пистолет, чтобы  умереть  с  ним  в
руке. Оставались гильзы. Я и до этого дошел, только чуть позже.
   Выстрелы были сделаны с близкого расстояния, над столом, а  с  одного
конца стола лежали книги. Гильзы упали там, остались на  столе,  где  он
мог их взять. С пола он их подобрать не мог. В твоей связке ключей  есть
ключ и от его кабинета. Я заглянул туда вчера  вечером,  поздно  уже.  Я
нашел гильзы в увлажнителе с его сигарами. Там их никто не искал. Ведь в
конце концов находишь только то, что ожидаешь найти.
   Делагерра  замолчал  и  провел  рукой  по  лицу.  Немного  погодя  он
продолжал:
   - Донни сделал все, что было в его силах, - после чего умер. Это была
изумительная работа, и я позволил, чтобы все сошло ему с рук.
   Белл  Марр  медленно  открыла  рот.  Сначала   послышалось   какое-то
бормотание, затем пошли слова, четкие слова.
   - Это было несправедливо, Сэм. Это все из-за женщин, которые  у  него
были. - Она задрожала всем телом. - Я сейчас поеду в  город  и  во  всем
сознаюсь.
   - Нет. Я же сказал тебе, что позволил, чтобы все  сошло  ему  с  рук.
Полицию устраивает все, как  оно  есть.  Это  шикарная  политика.  Город
избавился от банды  Мастерса  -  Ааге.  На  короткое  время  на  вершине
пирамиды оказался Дрю, но он слишком слаб, долго не продержится. Так что
не имеет значения... И ты не сделаешь ничего подобного. Ты сделаешь  то,
чего хотел Донни, когда, выбиваясь из сил, продемонстрировал это. Ты  ни
во что не впутываешься. До свиданья.
   Он еще раз бросил короткий взгляд  на  ее  опустошенное  лицо.  Затем
повернулся и быстро  пошел  прочь,  мимо  пруда  с  лилиями  и  каменной
лягушкой-быком, вдоль дома и вышел к машине.
   Пит Маркус распахнул дверцу. Делагерра влез в машину, сел, запрокинул
голову как можно дальше, расслабился и закрыл глаза. Он ровно сказал:
   - Поезжай поосторожней, Пит. Голова прямо раскалывается.
   Маркус тронул машину, выехал на Де Неве  Лейн  и  покатил  обратно  в
город. Затененный деревьями дом остался у них  за  спиной.  Наконец  его
совсем не стало видно за высокими деревьями.
   Когда они уже отъехали далеко от него, Делагерра снова открыл  глаза.
16


1





МИШЕНЬ В ШЛЯПЕ

Раймонд ЧЭНДЛЕР



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru


   Когда я впервые встретил Ларри Батцеля, тот был в  стельку  пьян.  Он
сидел за рулем подержанного "роллс-ройса" у ресторана  Сарди  с  высокой
блондинкой, глаза которой навсегда врезались мне в память.
   Второй раз я встретил его, когда у него уже не было ни "роллс-ройса",
ни блондинки, ни работы в кино. На нем был  мятый  костюм,  и  его  руки
дрожали - типичный алкаш. Ларри меня вспомнил. Бутылка виски и  полпачки
сигарет помогли ему прийти в себя. Потом время от времени  я  виделся  с
ним в периоды, по его словам, "межсезонья". Ларри занимал у меня деньги.
Не знаю даже, почему я их ему давал. Он оставался порядочной сволочью  с
невинными телячьими глазами, в глубине которых скрывалось что-то детское
и чистое. Что-то такое, с чем мне редко приходилось сталкиваться в своей
работе.
   Самое смешное, что в то время он работал на довольно крутую  шайку  -
перевозил  спиртное.  Было  это  еще  до  отмены  сухого  закона.  Потом
окончательно перестал сниматься в фильмах  и  на  глаза  мне  больше  не
попадался.
   Но однажды совершенно неожиданно я получил чек на всю сумму его долга
и, записку, из которой следовало, что теперь Ларри  работает  в  игорном
зале в клубе "Дарданелла". Он хотел со мной встретиться. Мне стало ясно,
что Батцель занялся грязными делишками.
   Я не стал с ним встречаться, но  для  себя  разузнал,  что  заведение
принадлежит  Джону  Месарви,  женатому  на  блондинке  с  глазами,   так
поразившими меня при первой встрече с Ларри. Но  все  равно  я  туда  не
пошел.
   В  одно  прекрасное  утро  меня  разбудила  темная  фигура,   которая
неизвестно каким образом оказалась у моей постели. Шторы были задернуты.
Наверное, этот звук и разбудил меня. Мужик был здоровенный  и  держал  в
руке "кольт". Я протер глаза.
   - О'кей, - произнес я кисло. - В карманах брюк есть монет двенадцать,
и наручные часы потянут долларов на тридцать.  Не  такой  уж  и  большой
улов. Человек подошел к окну, слегка  раздвинул  шторы  и  посмотрел  на
улицу. Затем он повернулся ко мне, и я узнал Ларри Батцеля.
   Его небритое лицо выглядело усталым и изможденным. Темное  двубортное
пальто было накинуто на смокинг, лацкан которого украшала роза.
   Он сел, удивленно уставился на пистолет, будто не соображая, как  тот
попал ему в руку, и, нахмурившись, спрятал его.
   - Собирайся, довезешь меня до  Берду.  Мне  срочно  надо  смыться  из
города. Меня засекли.
   - О'кей, - согласился я. - Расскажи, что случилось. Я сел на постели,
спустил ноги на пол и прикурил сигарету. Было полшестого.
   - Открыл твой замок кусочком целлулоида, - начал  Ларри.  -  Тебе  бы
надо время от времени закрываться на щеколду по ночам. Не знал,  которая
твоя квартира, да и де хотелось поднимать на ноги весь дом.
   - В следующий раз посмотри на почтовые ящики. Там фамилии жильцов,  -
посоветовал я. - Ну да ладно. Колись. Ты что, пьян?
   - Хотел бы, но сначала нужно отсюда дернуть. За мной охотятся. Сам  я
уже не тот, что раньше. Ты, конечно, читал об исчезновении О'Мары?
   - Ну.
   - Все равна слушай.
   - Пара глотков нам не помешает, - предложил я. - Виски там, на столе.
   Он быстро налил себе и мне. Я надел халат и всунул ноги  в  шлепанцы.
Зубы Ларри отбивали дробь о край стакана. Поставив его  на  стол,  Ларри
крепко сжал руки.
   -  Я  неплохо  знал  Дада   О'Мару.   Вместе   возили   спиртное   из
Хьюнем-Пойнта. Даже втрескались в одну  и  ту  же  девочку.  Теперь  та,
правда, замужем  за  Джо  Месарви.  А  Дад  женился  на  пяти  миллионах
долларов. На чокнутой разведенной дочке генерала Дейда Уинслоу.
   - Знаю все это, - вставил я.
   - Ну да. Все равно слушай. Та выбрала его, как я бы выбрал  стакан  в
баре. Но такая жизнь была не по нему. Думаю, Дад продолжал встречаться с
Моной. К тому же он прознал, что  Джо  Месарви  вместе  с  Лэшем  Игером
держат еще и перевалочный пункт для ворованных машин. Вот те  и  кокнули
его.
   - Это они могут, черт побери, - ругнулся я. - Выпьешь еще?
   - Нет. Слушай дальше. Есть два момента. В ночь, когда О'Мара задернул
занавес, - нет, не в тот день, когда газеты сообщили  об  этом,  -  Мона
Месарви тоже исчезла. Только не по-настоящему. Ее спрятали в развалюхе в
паре миль от Реалито. Это рядом с гаражом одного типа по имени Арт  Хак.
Тот занимается крадеными  машинами  и  тому  подобным.  Я  это  выяснил.
Проследил за Джо.
   - А тебе-то какое дело? - поинтересовался я.
   - Говорю тебе все это потому, что ты когда-то здорово  выручил  меня.
Можешь этим заняться,  когда  я  смоюсь.  Ее  там  спрятали,  чтобы  все
выглядело, будто Дад скрылся  вместе  с  ней.  Естественно,  полиция  не
настолько глупа, чтобы не допросить Джо после этих исчезновений. Но  они
не нашли Мону, хотя у них целая система по розыску пропавших людей.
   Ларри встал и снова подошел к окну, выглянул из-за шторы на улицу.
   - Внизу стоит голубой "седан". Похоже, я  его  уже  где-то  видел,  -
задумчиво произнес он. - А может быть, и нет. Таких сейчас море.
   Ларри снова сел. Я молчал.
   - Местечко это сразу же за Реалито, по первой боковой дороге на север
от бульвара Футхил. Мимо не проедешь. Гараж и рядом дом, других строений
там нет. Дальше старый цианидовый завод. Говорю все это...
   - Это один момент, - прервал я его, - А второй?
   - Тот, кто возит Лэша Игера, пару недель назад мотался на Восток. Был
на мели. Я дал ему пятьдесят зеленых. Тот проговорился, что Игер ездил в
поместье Уинслоу в ту ночь, когда исчез О'Мара.
   Я уставился на Ларри.
   - Интересно. Но все равно мало, чтобы что-то предпринимать.  В  конце
концов, на это есть полиция.
   - Ну да. Еще кое-что. Вчера я  надрался  и  брякнул  Игеру,  что  мне
известно. Потом уже уволился из "Дарданеллы". Кто-то стрелял  в  меня  у
дома, где я живу. С тех пор скрываюсь. Ну, отвезешь меня в Берду?
   Я встал. Была теплая  майская  ночь,  но  меня  бил  озноб.  И  Ларри
выглядел замороженным, хотя был в пальто.
   - Конечно, - решился я. - Не паникуй.  Выпей  еще.  Ты  же  точно  не
знаешь, что именно они кокнули О'Мару.
   - Если Дад разузнал о дедах Лэша и Джо с крадеными машинами,  а  ведь
Мона жена Джо, то наверняка разъярился. Вот они его и прикончили.
   Я встал и направился в ванную. Ларри снова подошел к окну.
   - Все еще там, - бросил он через плечо.  -  В  тебя  могут  стрелять,
когда повезешь меня.
   - Не хотелось бы этого.
   - Нормальный ты парень, Кармади. Будет дождь. Больше всего  на  свете
не хочу, чтобы меня хоронили в дождь. А ты как?
   - Много болтаешь, - с этими словами я закрылся в ванной.
   Откуда мне было знать, что этот разговор с Ларри станет последним?
   Пока я брился, было слышно, как Ларри  ходил  туда-сюда  по  комнате.
Потом я принял душ. Выйдя из ванной,  понял,  что  Ларри  ушел.  Накинул
халат и выглянул в  вестибюль:  никого,  только  молочник  спускается  с
верхних этажей, расставляя у дверей пакеты с бутылками.
   - Эй, - окликнул я его, - парень тут не проходил?  Молочник  взглянул
на меня и открыл было рот, чтобы ответить. Это был  молодой  симпатичный
парнишка с прекрасными крупными белыми зубами. Я отлично запомнил именно
зубы, потому что смотрел на них, когда услышал выстрелы. Мне показалось,
что они доносились с заднего двора, от гаражей или с аллеи. Сначала  два
коротких, потом оглушительная очередь. И шум быстро отъезжающей машины.
   Молочник мгновенно закрыл рот, будто ждал сигнала. Глаза расширились,
и он тупо уставился на меня. Потом очень осторожно поставил  бутылки  на
верхнюю ступеньку, прислонился к стене и тихо произнес:
   - Похоже на выстрелы.
   Все это заняло пару секунд, но мне показалось, что прошел целый  час.
Я рванулся в квартиру, кое-как оделся и вернулся  в  вестибюль.  Он  был
пуст. Вдалеке раздался вой полицейской  сирены.  Лысая  башка  с  явными
следами сильнейшего похмелья на помятой физиономии высунулась  из  одной
двери.
   Я бросился вниз по лестнице.
   Ларри Батцель лежал лицом вниз, шляпа валялась в  каком-то  метре  от
его головы, неестественно вывернутая  рука  все  еще  сжимала  пистолет.
Половина лица была изуродована пулями, кровь  уже  стала  запекаться  на
нем, на светлых волосах и шее, на асфальте двора.
   Двое  полицейских,  водитель  молочного  фургончика   и   мужчина   в
коричневом свитере и грязной спецовке склонились над  Ларри.  Человек  в
спецовке был нашим дворником.
   Я подошел к ним. Водитель молочного фургончика взглянул  на  меня  со
странным  напряженным  выражением.  Один  из  полицейских  выпрямился  и
спросил:
   - Кто-нибудь из вас его знает? Сказано было не мне.  Молочник  мотнул
головой и продолжал странно смотреть на меня. Дворник объяснил:
   - Здесь он не живет. Может, приходил  к  кому-нибудь.  Но  что-то  уж
больно рано для визитов, а?
   - На нем выходная одежда... Вам ведь известны обитатели этого дома? -
Полицейский вынул блокнот.
   Другой полицейский тоже выпрямился, покачал головой и пошел  к  дому.
Дворник засеменил за ним.
   Полицейский с блокнотом хрипло обратился ко мне:
   - Вы были здесь сразу после этих двух. Что-нибудь можете сказать?
   Я взглянул на молочника. Ларри Батцелю уже на все наплевать, а другим
надо зарабатывать на жизнь. Да и полицейским из  патрульной  машины  это
знать необязательно.
   - Услышал выстрелы и выбежал, - коротко ответил я. Ответ удовлетворил
полицейского. Молочник взглянул на серые низкие облака и промолчал.
   Через некоторое время я вернулся в  квартиру  и  оделся.  Когда  брал
шляпу со столика у окна, то увидел розу, лежащую на записке: "Ты хороший
парень,  но  я  решил  поехать  один.  Передай  розу  Моне,  если  будет
возможность. Ларри".
   Все это я положил в сумку и глотнул солидную порцию виски.
   Около трех часов пополудни я стоял в вестибюле дома  Уинслоу  и  ждал
возвращения дворецкого, который пошел доложить обо  мне.  Большую  часть
дня я старался не появляться рядом со своей квартирой и конторой,  чтобы
случайно не встретить кого-нибудь из отдела  по  расследованию  убийств.
Так или иначе они рано или поздно найдут меня, но сначала мне необходимо
встретиться с генералом Дейдом Уинслоу. А это не так просто.
   Все  стены  были  увешаны  картинами,  в  основном   портретами.   На
пьедестале из  темного  дерева  стояли  рыцарские  доспехи.  Высоко  над
мраморным камином в стеклянном футляре висели два кавалерийских знамени,
то ли пробитые пулями, то ли изъеденные  молью.  Под  ними  располагался
портрет худощавого человека с черной бородой и усами, со всеми регалиями
периода мексиканских войн. Скорее  всего,  на  нем  был  изображен  отец
генерала Дейда Уинслоу. Сам генерал, даже при своем почтенном  возрасте,
конечно же, не мог быть настолько древним.
   Дворецкий  вернулся  и  объявил,  что  генерал  Уинслоу  находится  в
оранжерее и готов там со мною встретиться.
   Мы прошли через застекленные двери, ведущие во двор, миновали  клумбы
и направились к огромному стеклянному павильону. Дворецкий открыл  дверь
и впустил меня внутрь. Было жарко. Закрыв входную дверь, он  открыл  еще
одну, внутреннюю. Здесь уже было невыносимо жарко.
   По стенам и потолку струилась влага.  Это  было  царство  тропических
цветов и растений невероятных размеров. Их запах  по  силе  был  сравним
разве что с запахом кипящего спирта.
   Наконец мы подошли к открытому месту в  центре  оранжереи,  покрытому
огромным, красного цвета турецким ковром. Посередине ковра в  инвалидной
коляске сидел очень старый мужчина, укутанный одеялом.  Он  молча  ждал,
когда мы подойдем.
   Живыми на его лице были  только  глаза.  Карие,  глубоко  посаженные,
сверкающие.  Все  остальное  несло  печать  неминуемой  скорой   смерти:
провалившиеся виски, заострившийся нос, вместо  рта  -  маленькая  узкая
щелка. На голове местами сохранились редкие седые волосы.
   Мой провожатый торжественно объявил:
   - Мистер Кармади, генерал!
   Старик  уставился  на  меня.  Затем  резким,  пронзительным   голосом
приказал:
   - Дай мистеру Кармади стул.
   Я Сел на подвинутый мне плетеный стул, положив шляпу  прямо  на  пол.
Дворецкий поднял ее.
   - Бренди? - предложил генерал. - Как вы относитесь к бренди, сэр?
   - Нормально.
   Старик хмыкнул. Дворецкий почтительно  поклонился  и  вышел.  Генерал
уставился на меня немигающими глазами.
   - Я всегда пью бренди с шампанским, - пояснил он. - Треть  стакана  -
бренди,  остальное  -  шампанское.  Очень  холодное  шампанское.   Самое
холодное, какое только может быть.
   Он издал звук, похожий на короткий смешок.
   - Можете курить, сэр.
   Поблагодарив его, я отказался. Достал носовой платок и вытер лицо.
   - Снимайте пальто, сэр. Дад всегда так делал. Орхидеям  нужно  тепло,
мистер Кармади, как и старым больным людям.
   Я снял пальто, которое прихватил на  случай  дождя.  Похоже,  что  он
пойдет. Как и говорил Ларри Батцель.
   - Дад - мой зять. Дадли О'Мара. Надеюсь, что  вы  пришли  что-то  мне
рассказать про него.
   - Просто слухи, - начал я. - Я не стану заниматься этим  делом,  пока
не получу вашего одобрения, генерал Уинслоу.
   Карие глаза впились в меня.
   - Вы - частный детектив? Думаю, вы не против оплаты  ваших  услуг.  -
Да, я этим занимаюсь, но это отнюдь не означает, что мне платят за любое
шевеление моего мизинца. Просто я кое-что услышал. Вы же  имеете  полное
право обратиться в отдел по розыску пропавших людей.
   - Ясно, - тихо сказал старик. - Будет скандал. Не успел  я  ответить,
как вернулся дворецкий. Подкатил тележку, поставил  ее  у  моего  локтя,
налил бренди с содовой и удалился.
   Я пригубил стакан.
   - Похоже, тут замешана одна женщина. Он познакомился с ней до встречи
с вашей дочерью. Та сейчас замужем за рэкетиром. Похоже...
   - Я все это уже слышал. Наплевать. Хочу только знать, где Дад  и  все
ли у него в порядке. Я выпучил на него глаза и тихо произнес:
   - Может, я найду эту девушку, может, парни из полиции,  если  кое-что
им подсказать.
   Старик кивнул. И, с трудом выдавливая из себя слова, сказал:
   - Кажется, я слишком много говорю о своем здоровье,  но  хочу,  чтобы
одно было ясно. Я калека. Нет половины  желудка,  и  ноги  парализованы.
Мало ем и почти не сплю. Сам себе надоел и  еще  причиняю  всем  столько
беспокойства. Я скучаю по Даду.  Со  мной  он  проводил  много  времени.
Почему? Один Бог знает.
   - Ну... - начал я.
   -  Заткнитесь...  Вы  моложе  меня,  поэтому  мне  позволительно  вам
грубить. Дад ушел, не сказав мне даже "до свидания". На него это  совсем
не похоже. Однажды вечером сел в машину и уехал. С  тех  пор  о  нем  ни
слуху ни духу. Если он устал от моей дуры дочери и ее отпрыска, если ему
понадобилась какая-то другая женщина, тогда все ясно. Он что-то внезапно
решил и умчался, не сказав мне "до свидания". Сейчас, наверное,  жалеет.
Поэтому я ничего и не слышал о нем. Найдите его, и все. Если  ему  нужны
деньги, то я дам, сколько он захочет.
   Оловянные щеки  старика  приобрели  розоватый  оттенок.  Карие  глаза
заблестели еще ярче. Он медленно отклонился назад и опустил веки.
   Одним большим глотком я осушил стакан и сказал:
   - Допустим, он попал в беду. Связался с  мужем  той  женщины.  С  Джо
Месарви. Генерал открыл глаза.
   - Только не О'Мара. В таком случае тот Джо скорее сам попадет в беду.
   - О'кей. Должен ли я сказать в полиции, где находится девушка?
   - Конечно, нет. Они еще ничего не сделали. Вот  пусть  и  ищут.  Сами
найдите Дала. Заплачу тысячу долларов, даже если для этого нужно  просто
перейти улицу. Скажите ему, что здесь все нормально.  У  старика  все  в
порядке, и он передает привет. Это все.
   Не смог я ему ничего рассказать.  Просто  не  смог  передать  рассказ
Ларри Батцеля, не стал говорить и о его смерти. Встал и надел пальто.
   - Слишком много  денег  за  такую  работу,  генерал  Уинслоу.  О  них
попозже. Могу ли я говорить с Дадом от вашего имени?
   Генерал нажал на кнопку, вмонтированную в коляску.
   - Просто скажите ему: я хочу знать, что у него все хорошо. Вот и все.
Если, конечно, ему не нужны еще и деньги. А сейчас  вы  должны  извинить
меня. Я устал.
   Генерал Уинслоу закрыл глаза.  Я  прошел  через  заросли  орхидей.  У
выхода дворецкий вернул мне шляпу.
   Глубоко втянув в себя прохладный воздух, я сказал:
   - Генерал хочет, чтобы я встретился с миссис О'Мара.

***

   Пол комнаты был покрыт большим белым ковром. Громадные окна закрывали
портьеры цвета слоновой кости.  В  окнах  были  видны  очертания  темных
холмов. Дождь еще не начался, но в воздухе чувствовалось дыхание грозы.
   Миссис О'Мара лежала в шезлонге, вытянув ноги в вязаных чулках, давно
вышедших из моды. Красота ее была какой-то отталкивающей.
   - Что еще я могу для вас  сделать?  -  спросила  она.  -  Все  и  так
известно. Чертовски хорошо известно. Кроме того, я вас не знаю.
   - Ну да, откуда вам меня знать. Я занимаюсь частным сыском.
   Она потянулась за стаканом, которого я не заметил, но все равно через
секунду стал бы искать его  глазами,  принимая  во  внимание  ее  манеру
говорить  и  снятые  тапочки.  Она  лениво  отпила,  на  руке  сверкнуло
обручальное кольцо.
   - Я встретила его в  одной  забегаловке,  -  начала  она,  неожиданно
разразившись приступом нервного смеха.  -  Очень  симпатичный  вихрастый
оутлегер с ухмылкой ирландца. Вот и вышла за него. От скуки. Для него же
бутлегерство было случайным занятием, просто не было других развлечений.
   Миссис О'Мара ждала, чтобы я как-то на это среагировал, возразил  ей,
но я промолчал. Ей и на это было наплевать. Наконец я просто спросил:
   - Вы видели, как он уезжал в день исчезновения?
   - Нет. Я вообще редко видела, как он уезжает  или  ,  приезжает.  Вот
так. - Она снова отхлебнула из стакана.
   - Но вы, конечно же, не ссорились?
   - Есть множество способов поссориться, мистер Кармади.
   - М-да. Рад, что вы это признаете. Конечно, вы знали о его связи.
   - Рада, что могу быть  по-настоящему  откровенной  со  старым  добрым
семейным детективом. Да, я знала о ней. - Она  отрешенно  наматывала  на
палец  прядку  волос.  -  Знали   до   его   исчезновения?   -   вежливо
поинтересовался я.
   - Конечно.
   - Как узнали?
   - Что-то уж слишком в лоб. Связи, как вы их называете. Я  же  страшно
люблю поболтать. А вы разве не знали этого?
   - Знакомы с людьми в "Дарданелле"?
   - Была я там. - Она не выглядела ошарашенной или удивленной. - Как-то
я прожила там целую неделю. И там же встретила Дадли О'Мару.
   - Ну да. Ведь ваш отец поздно  женился,  не  так  ли?  Миссис  О'Мара
улыбнулась, и ее лицо, внезапно побледневшее, вновь приобрело нормальный
оттенок. Не поднимаясь с подушек, она дернула за шнур звонка.
   - Очень поздно. У вас еще вопросы?
   - Нет.
   Вошла застенчивая горничная и  приготовила  на  боковом  столике  еще
выпить. Один стакан она протянула миссис О'Мара, другой поставила  рядом
со мной, и вышла, продемонстрировав прекрасные ножки.
   Миссис О'Мара подождала, пока дверь не закроется, а затем продолжила:
   - Все это  привело  отца  в  прескверное  настроение.  Лучше  бы  Дад
что-нибудь написал, или дал телеграмму, или еще как-то сообщил о себе.
   Я медленно произнес:
   - Ваш отец старый, очень старый  человек,  весь  искалеченный,  одной
ногой в могиле. Тонкая нить связывает его с жизнью. Нить рвется, а  всем
на это наплевать. Я бы это не назвал просто скверным настроением. Назвал
бы это демонстрацией силы духа.
   - Галантно, - прошипела миссис О'Мара,  вонзая  в  меня  взгляд,  как
кинжал. - Вы так ничего и не выпили.
   - Надо идти. Но все равно спасибо.
   Она грациозно протянула руку, и я  встал,  чтобы  попрощаться.  Вдруг
откуда-то из-за холмов донеслись  оглушительные  раскаты  грома.  Миссис
О'Мара вздрогнула от неожиданности. Резкие порывы ветра сотрясали окна.
   Я спустился по лестнице в вестибюль. Откуда-то вынырнул  дворецкий  и
услужливо распахнул передо мной дверь.
   Я  посмотрел  на   террасы,   украшенные,   цветочными   клумбами   и
экзотическими деревьями. Вдали виднелась высокая  металлическая  ограда.
Дорога вела к главным воротам со сторожкой.
   За поместьем располагались заброшенные нефтескважины.  Сейчас  на  их
месте было  что-то  вроде  парка-заповедника.  Кое-где  еще  сохранились
старые деревянные буровые  вышки.  В  свое  время  именно  они  принесли
богатство семейству Уинслоу, а уж только  потом  поместье  переместилось
вверх по холму так, чтобы не несло запахом топи.
   Я пошел по кирпичным ступенькам между  лужайками.  На  одной  из  них
темноволосый парнишка лет десяти с бледным лицом метал маленькие дротики
в мишень, установленную на дереве. Я подошел к нему.
   - О'Мара младший?
   Тот уперся спиной в каменную скамейку, держа в руке  четыре  дротика,
взглянул на меня холодными синеватыми глазами взрослого человека.
   - Я Дейд Уинслоу Тревиллиан, - ответил он хмуро.
   - А, ну тогда Дадли О'Мара не твой отец.
   - Конечно, нет, - в его голосе сквозило явное презрение. - Вы кто?
   - Детектив. Собираюсь найти твоего... Я имею в виду мистера О'Мару.
   Это не  сблизило  нас.  Детективы  для  молодого  Уинслоу  ничего  не
значили. За холмами продолжали раздаваться раскаты  грома,  будто  стадо
слонов играло там в пятнашки. Мне пришла в голову озорная мысль.
   - Спорим, ты не сможешь попасть четырьмя дротиками из пяти с тридцати
футов! Мальчишка сразу оживился:
   - На сколько спорим?
   - Ну, на доллар.
   Он подбежал к мишени и выдернул воткнутые дротики, вернулся  и  занял
позицию у скамейки.
   -  Здесь  нет  тридцати  футов,  -  заметил  я.  Парень  презрительно
посмотрел на меня и отошел от скамейки. Я ухмыльнулся, но через  секунду
разинул рот: все пять дротиков вонзились точно в центр мишени. Мальчишка
с видом триумфатора ждал моей реакции.
   - Черт возьми, отлично, мистер Тревиллиан, - пробурчал я, вынимая  из
бумажника доллар.
   Он выхватил его у меня, как форель, заглатывающая  мушку,  и  так  же
моментально спрятал в карман.
   - Нормально, - хихикнул мальчишка.  -  Вам  надо  посмотреть,  как  я
стреляю в нашем тире  за  гаражами.  Не  хотите  пойти  туда  и  еще  на
что-нибудь поспорить?
   - Хорошо, но не  сегодня.  В  следующий  раз,  когда  я  сюда  приду.
Выходит, Дад О'Мара не твой отец. Если я его в конце концов  найду,  что
ты на это скажешь?
   Мальчишка пожал худенькими плечами.
   - Нормально. А вы можете сделать то, чего не сделает полиция?
   - А что, это мысль, - заключил я, прощаясь с маленьким победителем.
   Вымощенная кирпичом дорожка вела к  главным  воротам.  На  полпути  к
сторожке  сквозь  заросли  я  заметил  голубой  "седан".  Новенькая,   с
обтекаемыми формами, очень чистая машина, полегче  чем  полицейская,  но
примерно такого же размера. За ней, под деревом, стоял мой автомобиль.
   Я остановился, разглядывая голубую  машину  из-за  изгороди.  Заметил
огонек сигареты в салоне. Обернулся и посмотрел назад. Мальчишки и  след
простыл: может, помчался прятать свой  выигрыш.  Хотя  что  этот  доллар
может значить для него?
   Вынув из кобуры "люгер" калибра 7,65, который был у меня  с  собой  в
этот день, я засунул его стволом вниз в левый  ботинок  и  направился  к
воротам.
   Из сторожки вышел свирепого вида охранник с  пистолетом  под  мышкой.
Выпустил меня через маленькую дверь сбоку от ворот.  Я  поболтал  с  ним
пару минут, наблюдая за "седаном".
   Мне пришлось пройти шагов тридцать, чтобы добраться до своей машины.
   Я забрался в нее  и  сразу  же  открыл  тайничок,  где  обычно  держу
полицейский "кольт". Засунул его в кобуру под мышкой, завел двигатель  и
тронулся с места. Вдруг хлынул ливень,  крупные  капли  забарабанили  по
крыше, стало чертовски темно. Но не настолько, чтобы  не  заметить,  как
"седан" покатил за мной.
   Я успел промчаться кварталов восемь,  но  тут  они  включили  сирену.
Пришлось притормозить и остановиться у обочины. Тут же подъехал "седан".
Из открытого  бокового  окна  на  меня  уставилось  отвратительное  рыло
автомата.
   Я успел рассмотреть узкое лицо с красными глазами, плотно сжатый рот.
Чей-то голос прорычал:
   - Иди к нам. Будь паинькой, если врубаешься, что происходит.
   Это не полиция! Впрочем, последнее уже не имеет значения. Я  выключил
зажигание, бросил ключи на пол и вышел из машины. Человек за рулем  даже
не взглянул на меня. Другой же, с заднего сиденья, пинком открыл  дверь,
пододвинулся, освобождая мне место, руки его  со  знанием  дела  сжимали
автомат.
   Я забрался в машину.
   - О'кей. Лу, обыщи.
   Водитель выбрался из-за руля и сел рядом со мной. Нашел  "кольт"  под
мышкой, забрал его, ощупал карманы и пояс.
   - Все чисто, - сказал он и перебрался  обратно  за  руль.  Человек  с
автоматом наклонился, вперед, взял "кольт"  у  водилы,  потом  аккуратно
положил автомат на пол и, прикрыв его коричневым ковриком,  откинулся  в
угол, спокойный и уверенный, держа на коленях мой пистолет.
   - О'кей, Лу. Теперь вперед.

***

   Дождь продолжал колотить по крыше и ручейками стекал по окнам. Дорога
кружила среди  холмов  с  расположенными  на  них  частными  владениями.
Размытые силуэты придорожных деревьев проплывали перед нашими глазами. В
нос ударил резкий запах дешевых сигарет, и человек  с  красными  глазами
спросил:
   - Что он тебе сказал?
   - Совсем немного.  Что  Мона  смылась  в  ту  же  самую  ночь,  когда
появились первые сообщения в газетах. Старый Уинслоу это уже знал.
   - Ради этого не стоило так глубоко копать, - промычал красноглазый. -
Что еще?
   - Сказал, что в него стреляли. Хотел, чтобы я вывез его из города. Но
в последний момент решил действовать в одиночку. Не знаю даже почему.
   - Колись дальше, легавый, - сухо пробормотал красноглазый.  -  Только
так сможешь выкрутиться.
   - Это все, - ответил я и посмотрел на низвергающиеся с  небес  потоки
воды.
   - Работаешь на старикана?
   - Нет, он слишком скуп.
   Красноглазый расхохотался. Я ощущал тяжесть пушки в  ботинке,  но  до
нее было далеко.
   - Вот, наверное, и все, что мне известно об  O'Mape,  -  закончил  я.
Человек за рулем слегка повернул голову и пробурчал:
   - Да, черт подери, где, ты говоришь, эта улица?
   - Выше Беверли Глен, тупица. Малхолланд Драйв. - А-а, эта. Черт,  она
даже не асфальтирована.
   -  Уложим  легавого  как  покрытие,  -  буркнул  красноглазый.  Район
коттеджей кончился.
   - Ты неплохой парень, - сказал красноглазый, -  но  скряга,  как  тот
старикан. Врубаешься? Мы хотим знать все, что он сказал,  чтобы  решить,
отпускать тебя или нет.
   - Пошел к черту. Все равно вы мне не поверите.
   - А ты попробуй. Как раз для нас работенка. Просто узнаем и  передаем
дальше.
   - Классная, должно быть, работенка. Пока она есть. Красноглазый снова
рассмеялся. Он не походил на хвастуна.
   - Насколько  мы  знаем,  ты  чист  перед  законом.  Не  шутил  насчет
сегодняшнего утра? Точно?
   - Если скажу "да", можете меня сразу же отпустить. О'кей?
   - А кругленькая сумма тебе не нужна, чтобы все забыть?
   - Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
   -  Я-то  да.  Идея  такая.  Мы  выполняем  свою  работу  и   передаем
информацию. Мы же целая организация. Но ты-то живешь здесь, у тебя  свой
бизнес. И мы договоримся.
   - Точно, договоримся.
   - Мы просто так никого не кончаем. Плохо для  дела.  Он  откинулся  в
угол, держа пушку на правом колене, сунул  руку  во  внутренний  карман.
Достал толстенный бумажник, вынул две банкоты и положил их на сиденье.
   - Твои, - хмуро объяснил он. - Учти, не проживешь и двадцати  четырех
часов, если проболтаешься.
   Я взял деньги  -  две  пятисотенные  бумажки,  засунул  их  в  карман
пиджака.
   - Отлично.
   - Подумай обо всем, легавый.
   Мы   широко   улыбнулись   друг   другу:   парочка   чудных   парней,
договорившихся  между  собой  в  этом  грязном,   грубом   мире.   Потом
красноглазый резко повернул голову
   - О'кей, Лу. Забудь про Малхолланд Драйв. Тормозни-ка.
   Дождь продолжал лить как из ведра, закрывая серой завесой  окружающий
нас мир. Ни горизонта, ни неба не было видно.
   - Водила свернул на обочину и выключил двигатель. Он молча закурил  и
повернулся к нам. У него была прелестная улыбка - улыбка аллигатора.
   - Надо за это выпить, - предложил красноглазый. - Хотел бы и я так же
легко заработать целую штуку. Просто привязав нос к подбородку.
   - Нет у тебя никакого подбородка, - пошутил Лу, продолжая улыбаться.
   Красноглазый положил "кольт" рядом с собой  на  сиденье  и  вынул  из
бокового кармана плоскую флягу. Похоже было на приличную  вещь:  зеленая
этикетка,  закручивающаяся  пробка.  Зубами  отвинтил  пробку,   понюхал
горлышко и облизнулся.
   - Не какой-нибудь дрянной самогон. Фирменная вещь. Попробуй-ка.
   Он протянул мне бутылку. Можно было бы  схватить  его  за  кисть,  но
оставался Лу, а до моей пушки слишком далеко.
   Я выдохнул и поднес бутылку к губам,  тщательно  принюхиваясь.  Кроме
терпкого запаха  виски  какой-то  легкий  фруктовый  оттенок.  В  другой
ситуации я бы не обратил на него никакого  внимания.  Неожиданно  мне  в
голову пришли слова Ларри Батцеля, что-то вроде: "К востоку от  Реалито,
в сторону гор, около старого цианидового завода". Цианид. Точно.
   Испарина выступила у меня на лбу, когда  я  поднес  бутылку  ко  рту.
Почувствовал, как по телу пробежали мурашки  и  все  внутри  похолодело.
Удачно сымитировал здоровенный  глоток,  меньше  чайной  ложечки  отравы
попало в рот, но ничего там не осталось.
   Я  резко  закашлялся  и  согнулся  пополам,   хватая   ртом   воздух.
Красноглазый захохотал.
   - Только не говори, что тебе стало плохо от одного глотка, парень.
   Выронив бутылку, я стал сползать с сиденья в левую сторону. Прикрывая
корпусом руки, дотянулся до пистолета и,  не  целясь,  выстрелил  из-под
левой руки в красноглазого. Тот даже не успел дотронуться  до  "кольта",
только сбросил его на пол. Одного выстрела было  достаточно.  И  тут  же
выстрелил второй раз - вперед, в направлении Лу.
   Но тот уже успел сползти на пол и затаиться. Воцарилась тишина.  Даже
дождь, казалось, хлестал уже беззвучно.
   У меня не было времени взглянуть на красноглазого, но он мне пока  не
мешал. Я отбросил "люгер", выхватил из-под коврика  автомат  и  направил
его вперед. Лу не издавал ни звука.
   - Слушай, Лу, - начал я мягко, - у меня сейчас автомат.  Что  скажешь
на это?
   Раздался выстрел, но Лу  знал,  что  стреляет  впустую.  Только  сеть
трещинок на пуленепробиваемом стекле. Опять  тишина.  Наконец  Лу  Глухо
произнес:
   - У меня "лимонка". Хочешь?
   - Выдерни чеку и держи ее. Вместе отправимся к праотцам.
   - Дьявол! Ему конец? Нет у меня никакой  "лимонки".  Только  тогда  я
взглянул  на  красноглазого.  Казалось,  ему  удобно  сидеть   в   углу,
откинувшись назад. Теперь у него  было  три  глаза,  один  краснее  двух
других. Для стрельбы из-под руки - уж слишком точно.
   - Да, Лу, ему конец. Что будем делать? Сейчас я  слышал  его  тяжелое
дыхание. Дождь перестал быть бесшумным.
   - Вылазь из колымаги. Я уеду.
   - Нет, ты вылазь, Лу. Поеду я.
   - Черт возьми, я же отсюда не дойду до дома, парень.
   - А тебе и не надо, Лу. Я пришлю за тобой машину.
   - Черт подери, я же ничего не сделал. Только вел машину.
   -  Тогда  будешь  обвиняться  в   неосторожном   вождении,   Лу.   Ты
выкрутишься, ты и твоя организация. Выбирайся, пока я не передумал.
   Дверной замок щелкнул, и я услышал, как он вывалился из машины.
   Подняв оба пистолета с пола, я  положил  тяжелый,  двенадцатифунтовый
автомат, вытащил наручники и махнул Лу, чтобы  тот  подошел  ко  мне.  С
хмурым видом он протянул мне руки.
   - Против меня у вас ничего нет, - пожаловался он. - Я под защитой.
   Защелкнув на запястьях Лу наручники, я обыскал его тщательнее, чем он
меня. Кроме оставшегося в машине, у Лу оказался еще один пистолет.
   Я вытащил красноглазого из машины и оставил лежать на  дороге.  Кровь
все еще текла из пулевого отверстия. Лу с сожалением посмотрел на труп.
   - Ловкий был парень. Не похожий  на  других.  Любил  фокусы.  Привет,
ловкий малый.
   Я вынул ключ от  наручников,  открыл  один  и  нацепил  его  на  руку
мертвеца.
   Глаза Лу округлились, и вместо улыбки появилось выражение панического
ужаса.
   - Черт, - взвыл Лу. - Боже! Ты что, задумал так меня здесь  оставить,
парень?
   - До свидания, Лу. Сегодня утром вы убили одного из моих друзей.
   - О черт! - взревел Лу.
   Я сел в машину, объехал его и помчался вперед. Лу  стоял  неподвижно,
как дерево, пораженное  молнией,  белое  как  полотно  лицо,  одна  рука
прикована к трупу, лежащему у ног. Страх застыл в его глазах.
   Я оставил его мокнуть под дождем.
   Темнело рано. Я оставил "седан"  за  пару  кварталов  от  собственной
машины, закрыл дверцы и положил ключи под капот. Затем сел в свою машину
и поехал в город.
   Из телефонной будки я позвонил  в  отдел  по  расследованию  убийств,
попросил Гриннела, быстро объяснил ему, что произошло и где найти  Лу  и
"седан".  Сказал  ему  о  своей  уверенности  в  том,  что  именно   они
расстреляли из автомата Ларри Батцеля. О Даде О'Маре говорить не стал.
   - Неплохо сработано, - сказал Гриннел несколько странным  голосом.  -
Но тебе лучше самому сюда приехать. И быстро. Тебя могут начать  искать,
так как час назад позвонил какой-то молочник.
   - У меня дела. Надо  же  зарабатывать  на  пропитание.  Придержи  это
сообщение, а попозже я и сам объявлюсь.
   - Все же тебе лучше прийти самому. Жаль, конечно, но так лучше.
   - Ну ладно, о'кей.
   Повесив трубку, я быстро смылся  из  этого  района.  Или  я  сам  все
сделаю, или сделают меня.
   Я перекусил в ресторанчике у отеля "Плаза" и направился в Реалито.

***

   Уже стемнело, когда  фары  высветили  придорожный  указатель:  "Добро
пожаловать в Реалито". Кирпичные  дома  на  главной  улице,  стандартный
набор магазинов и забегаловок, угрюмое здание банка,  осажденное  толпой
мужчин, несмотря на дождь. Это  и  есть  Реалито.  Не  остановившись,  я
продолжал свой путь. Опять по обе стороны дороги  раскинулись  пустынные
поля.
   Мили через три я заметил боковую дорогу и слабый свет из-за  неплотно
задернутых штор в окнах небольшого здания. Именно в  этот  момент  левое
переднее колесо прокололось и сердитым шипением известило меня об этом.
   Это произошло на перекрестке. Я вылез  из  машины,  достал  фонарь  и
осмотрел шины... Два прокола. В багажнике же только одна запаска.
   Упрятав подбородок в воротник плаща, я двинулся на  свет  по  боковой
дороге.
   То самое место, точно. Двойные двери гаража были закрыты, но из  щели
между ними выбивалась полоска света. Я направил луч фонарика на двери  и
прочитал: "Арт Хак. Ремонт автомобилей. Запасные части".
   За гаражом, в некотором отдалении, виднелось неказистое строение. Там
тоже горел свет. У деревянного крыльца стояла небольшая легковушка.
   Ну что же, надо разобраться с шинами. Никто здесь меня  не  знает.  А
для ходьбы пешком слишком мокрый вечер.
   Фонариком я постучал по дверям. Свет внутри погас. Я стоял,  слизывая
капли дождя с верхней губы. Фонарик - в левой руке, правая - под плащом.
"Люгер" на своем месте под мышкой.
   Из-за дверей спросили недовольным голосом:
   - Чего надо? Кто такой?
   - Откройте. У меня прокололись две шины, а есть только одна  запаска.
Нужна помощь.
   - Мы закрыты, мистер. Реалито в миле отсюда. Я  начал  пинать  дверь.
Кто-то внутри разразился бранью,  потом  другой,  более  приятный  голос
сказал:
   - Ну каков умник, а? Открой-ка, Арт.
   Раздался скрип задвижки, и  дверь  наполовину  открылась.  Я  включил
фонарик и в его луче увидел худое лицо. Мелькнула  Чья-то  рука,  выбила
фонарик. На меня уставился пистолет.
   Я нагнулся и поднял фонарь с земли.
   - Убери это чудо, мистер. Ребятам это не нравится. Я погасил фонарь и
выпрямился. Передо мной стоял высокий мужчина  в  спецовке.  Он  немного
отошел, продолжая держать "пушку" в руке.
   - Заходи и закрой за собой дверь. Так я и сделал.
   - Тут у вас полно гвоздей на дороге. Думал, вам нужен бизнес.
   - Ты в своем уме? Днем в Реалито  ограбили  банк.  Я  вспомнил  толпу
людей у банка, мокнущих под дождем.
   - О'кей, о'кей. - Долговязый наконец опустил пистолет. - Ну  ограбили
так ограбили. Говорят, бандюги спрятались где-то в холмах. Напоролся  на
гвозди, точно?
   - Похоже на то. - Я взглянул на его напарника.
   Тот был небольшого роста, крепкого сложения, кареглазый. Одет в  плащ
с  поясом  из  коричневой  кожи.  Щегольского  фасона  шляпа  была  тоже
коричневого цвета. Руки он держал в карманах.
   В воздухе стоял сладковатый запах свежей краски. На  бампере  большой
машины, стоящей в углу гаража, лежал краскопульт. Это был "бьюик", почти
новый. В покраске он совсем не нуждался.
   Человек в спецовке спрятал пистолет в карман и перевел взгляд на типа
в коричневом. Тот взглянул на меня и мягко спросил:
   - Откуда тебя принесло?
   - Из Сиэтла.
   - Едешь на Запад, в большой город? - У него был странный голос, тихий
и сухой, как шуршание изношенной кожи.
   - Да, это далеко?
   - Около  сорока  миль.  Но  в  такую  погоду  дорога  займет  времени
побольше. Давно едешь? Через Тахо и Лоун-Пайн?
   - Не через Тахо. Проехал через Рино и Карсон-Сити.
   - Все равно долгий путь, - легкая улыбка тронула его губы.  -  Возьми
домкрат и замени шины, Apr.
   - Послушай,  Лэш,  -  начал  было  человек  в  спецовке,  но  тут  же
поперхнулся, словно его горло перерезали от уха до уха.
   Готов поклясться, он задрожал от страха. Ни один мускул не дрогнул на
лице человека в коричневом.  Лишь  на  мгновение  в  его  глазах  что-то
мелькнуло, но он тут же опустил их. Так же мягко и сухо прошелестел:
   - Возьми два домкрата, Арт. Лопнули же две шины.  Сухощавый  сглотнул
слюну и направился в угол. Там он надел плащ и кепку, взял торцевой ключ
и ручной домкрат.
   - На шоссе, говоришь? - Обращенный  ко  мне  вопрос  прозвучал  почти
ласково.
   - Ну да. Можете взять запаску, если очень заняты.
   - Не очень, -  ответил  за  него  человек  в  коричневом  и  принялся
рассматривать свои ногти.
   Арт ушел с инструментами.  Дверь  снова  закрылась.  Я  посмотрел  на
"бьюик", не обращая внимания на Лэша Игера. Я знал, это был он. Вряд  ли
еще кто-нибудь по имени Лэш имел доступ в этот гараж. Я  не  смотрел  на
него потому, что увидел бы распростертое тело Ларри Батцеля, -  все  это
отразилось бы на моем лице. Однако Лэш насторожился и тоже посмотрел  на
машину.
   - Просто освежовка, - лениво протянул  он.  -  У  ее  владельца  куча
денег, вот он и не знает, куда их тратить. Бывает же такое.
   - Конечно.
   Медленно текли минуты. Наконец раздались шаги и дверь распахнулась. С
подсветкой из гаража дождь выглядел как  сплошная  стена  из  серебряной
проволоки. Арт хмуро вкатил грязные колеса, пинком закрыл дверь. Дождь и
свежий воздух вернули ему прежнее настроение.
   - Сиэтл, - прорычал он, свирепо уставившись на меня.  -  Сиэтл,  черт
побери!
   Человек в коричневом закурил сигарету, будто не услышав  ничего.  Арт
яростным движением снял шину с обода, достал камеру. Ворча, он прошел  к
задней, стене гаража,  схватил  шланг  компрессора  и,  наполнив  камеру
воздухом, бросил ее в ванну с водой.
   Конечно, я был  полнейшим  болваном,  но  работали  они  классно.  Не
перебросились ни единым взглядом с тех пор, как  Арт  вернулся  с  моими
колесами.
   Будто бы случайно Арт выпустил шланг компрессора, поймал  его  снова,
кисло посмотрел на ванну, сделал короткий шаг назад и накинул  шланг  на
мою шею.
   В мгновение ока он очутился за моей спиной. Шланг с шеи спустился  на
плечи и руки, сковав любые мои движения.  Достать  "пушку"  не  было  ни
малейшей возможности.
   Я отклонился назад, потом резко рванулся вперед, вкладывая  в  бросок
весь свой вес. Так же неожиданно Арт отпустил шланг и сильно ударил меня
сзади коленом.
   Я начал падать, но момент касания пола мое сознание не зафиксировало.
Лэш вынул правую руку из кармана, в ней оказался  цилиндр  из  связанных
никелевых монет. В середине моего полета его  кулак  встретился  с  моей
головой. Отлично выбранное время для удара.
   Я мгновенно вырубился.
   Очнувшись, я увидел женщину, сидевшую возле меня рядом с лампой. Свет
падал мне прямо в лицо, поэтому я прикрыл глаза и постарался рассмотреть
ее через ресницы. Ее волосы имели платиновый оттенок  и  в  свете  лампы
отливали серебром. Одета она была в дорожный костюм мужского  покроя,  у
ног стояла сумка. Она курила, а у локтя стоял стакан со спиртным.
   Я открыл один глаз и сказал:
   - Привет.
   Это  были  те  самые  глаза,  которые  я   запомнил   в   подержанном
"роллс-ройсе"  у  ресторана  Сарди.  Очень  голубые  глаза,   мягкие   и
прелестные.  Не  похожи  на  глазки  хищницы,  сшивающейся  с  денежными
парнями.
   - Как вы себя чувствуете? - Голос тоже был мягким и прелестным.
   - Чудесно. Только кто-то соорудил заправочную станцию в моей челюсти.
   - А чего вы ожидали, мистер Кармади? Орхидей?
   - Так вам известно мое имя?
   - Вы спали сном праведника. У них было предостаточно  времени,  чтобы
как следует пройтись по вашим карманам. Сделали  все,  разве  только  не
забальзамировали вас.
   - Точно.
   Я мог слегка пошевелиться, но не очень. Руки были завернуты за  спину
и  на  них  надеты  наручники,  соединенные  с  моими  ногами  веревкой,
привязанной к чему-то, чего я не видел. Я ощущал себя так же беспомощно,
как если бы меня положили в гроб и заколотили крышку.
   - Который час?
   Она посмотрела на часы.
   - Десять семнадцать. Что, свидание?
   - Я в доме рядом с гаражом? Где ребятишки? Копают могилку?
   - Не расстраивайтесь, Кармади. Они вернутся.
   - Если у вас нет ключей от этих браслетов,  то  дайте  мне  маленький
глоток того, что пьете сами.
   Она порывисто встала, подошла ко мне  и  наклонилась,  держа  в  руке
большой стакан. Ее дыхание было очень нежным. Изогнув, как журавль, шею,
я отпил здоровенный глоток.
   - Надеюсь, они не поступят с вами плохо, -  отрешенно  заметила  она,
выпрямляясь. - Ненавижу мокрые дела.
   - И вы - жена Джо Месарви? Какой позор! Дайте-ка еще глотнуть.
   Наконец я почувствовал, что кровь начала циркулировать в  окоченевшем
теле.
   - Мне нравятся такие, как вы. Даже если лицо и напоминает  боксерскую
грушу, - улыбнулась она.
   - Докажите-ка на деле.
   Она резко обернулась и стала прислушиваться. Одна из двух дверей была
приоткрыта. Посмотрев туда, женщина, как мне показалось, побледнела.  Но
снаружи доносился только шум дождя.
   Красотка села рядом с лампой.
   - Для вас у меня есть роза. От Ларри Батцеля. Она  подняла  со  стола
цветок.
   - Я ее получила. Еще была записка, но они мне ее  не  показали.  Была
адресована мне?
   - Нет, мне. Ларри оставил ее у  меня  на  столе,  когда  ушел  и  был
застрелен.
   Ее лицо изменилось до неузнаваемости, как это бывает только в  ночных
кошмарах. Однако она не издала ни  звука.  Через  секунду  лицо  приняло
прежнее выражение и стало таким же прелестным, каким и было.
   - Этого они мне тоже не сказали, - мягко произнесла она.
   - Его застрелили, потому что он выяснил, что сделали Джо и Лэш Игер с
Дадом О'Марой. Прикончили. Это не произвело на нее никакого впечатления.
   - Джо ничего не делал с Дадом. Я не видела его уже два  года.  Просто
газеты раззвонили, что мы встречаемся.
   - В газетах этого не было.
   - Ну все равно, сплетни были. Джо сейчас в Чикаго.  Он  вчера  улетел
туда самолетом для совершения сделки по продаже. Если все так  и  будет,
мы с Лэшем последуем за ним. Джо - не убийца.
   Я уставился на нее.
   В глазах ее опять появилась какая-то загадочность.
   - Ларри.., как его...
   - Он мертв. Профессионально сработано, из автомата. Я  не  утверждаю,
что они сами это сделали.
   Она прикусила губу и так сидела в оцепенении. Было слышно ее  тяжелое
дыхание. Затушив в пепельнице сигарету, она встала.
   - Джо этого не делал! - взорвалась она. - Я  совершенно  точно  знаю,
что он не делал этого. Он... - запнувшись,  она  разъяренно  глянула  на
меня, взяла себя за волосы и вдруг с силой дернула их.
   На  ней  был  парик.  Под  ним  -  ее  собственные  волосы,   коротко
подстриженные под мальчика. Цвет - желтый с коричневым, темнее к корням.
Это не сделало ее уродливой.
   Я попытался рассмеяться:
   - Ты что, сюда полинять пришла, Сереброволоска? А я-то думал, что они
здесь тебя прячут так, чтобы всем казалось,  что  ты  смылась  вместе  с
Дадом О'Марой.
   Она продолжала пристально смотреть  на  меня,  будто  не  слышала  ни
единого моего слова.
   - Он негодяй, но не до такой степени. Ему ничего не известно  о  том,
куда делся Дад О'Мара, так же как и мне. Ни черта я не знаю.
   - Просто устал от жизни с  богатой  леди  и  решил  смыться,  -  тупо
констатировал я.
   Она подошла ко мне, в свете лампы сверкнул маникюр на ногтях. Лицо ее
было в темноте. Снаружи  продолжал  барабанить  дождь.  Челюсть  у  меня
распухла и ныла, каждый удар пульса отдавался в ней тупой болью.
   - Сейчас у Лэша здесь только одна машина,  -  мягко  сказала  она.  -
Сможешь дойти до Реалито, если я развяжу веревки?
   - Конечно. А почему?
   - Я никогда не была замешана в убийстве. Не буду и  сейчас.  Не  буду
никогда.
   Она быстро вышла из комнаты  и  скоро  вернулась  с  кухонным  ножом.
Перепилила веревку у меня на ногах и отрезала ее от наручников. Один раз
она замерла, прислушиваясь, но только дождь шумел снаружи.
   Я  с  трудом  принял  сидячее  положение  и  попытался  встать.  Ноги
одервенели, но ходить я мог. Даже бежать, если надо.
   - Ключ от наручников у Лэша, - хмуро отметила она.
   - Пошли. "Пушка" есть?
   - Нет. Я не пойду. Давай сам. Лэш может вернуться в любую минуту. Они
только перевозили что-то из гаража в другое место.
   Я подошел к ней ближе.
   - Ты собираешься оставаться здесь после  того,  как  отпустишь  меня?
Ждать убийцу? С ума сошла. Давай, давай, Сереброволоска, пошли со мной.
   - Нет.
   - Предположим все же, вдруг он убил О'Мару. Тогда он же убил и Ларри.
Должно быть, так.
   - Джо никогда никого не убивал, - она почти зарычала на меня.
   - Ну, предположим, это сделал Игер.
   - Все ты врешь, Кармади. Просто  запугиваешь  меня.  Убирайся.  Я  не
боюсь Лэша Игера. Я ведь жена его босса.
   - Джо Месарви просто куча дерьма, - в  свою  очередь  прорычал  я.  -
Только девочки вроде тебя могут  польститься  на  эту  кучу  дерьма.  Ну
давай, пошли.
   - Пошел вон! - прохрипела она.
   - О'кей. - Я направился к двери.
   Она обогнала, меня,  открыла  дверь  и  выглянула  наружу,  в  мокрую
черноту ночи. Жестом показала мне, куда идти, и прошептала:
   - До свидания. Надеюсь, ты найдешь Дала. Выяснишь, кто убил Ларри. Но
только это был не Джо. Я приблизился к ней, почти прижав к стене телом.
   - Ты все-таки чокнутая, Сереброволоска. До свидания.
   Она вскинула руки и взяла в них мое  лицо.  Руки  холодные,  ледяные.
Быстро поцеловала меня в губы.
   - : Давай вперед, супермен. Как-нибудь увидимся. Может, на небесах.
   Я спустился по  мокрым  ступенькам  деревянного  крыльца,  прошел  по
дорожке, покрытой гравием, мимо лужайки и деревьев. Выйдя  на  шоссе,  я
пошел по направлению к бульвару Футхил. Дождь хлестал по  лицу  ледяными
струями, которые были ничуть не холоднее, чем ее пальцы.
   Моя  колымага  стояла  на  том  же  месте,  где  я  ее  оставил.  Вся
скособочена, передняя ось прямо на шоссе. Запаска валялась в канаве.
   Скорее всего, они ее обыскали, но я все же не терял надежды. Забрался
внутрь и скованными руками с  трудом  начал  шарить  в  своем  маленьком
тайничке, где хранил оружие. Нащупал ствол. "Пушка" была на месте.
   Я вытащил ее и вылез из машины. Прижав пистолет как можно  плотнее  к
телу для защиты от дождя, я направился к дому.

***

   Я был на полпути к дому, когда услышал позади  шум  автомобиля.  Чуть
было не угодил под свет его фар, когда он резко свернул с шоссе. Сиганул
в канаву, уткнулся носом в грязь и стал молиться.
   Машина прошуршала по гравию перед домом.  Двигатель  выключили,  фары
погасли. Стукнула дверца. В доме зажегся свет.
   Я встал на ноги и двинулся  вперед.  Подошел  к  небольшой,  довольно
старой  легковушке.  "Пушку"  держал  сбоку,  насколько  это   позволяли
наручники.
   В машине никого не было. Только вода бурлила в  радиаторе.  Я  замер,
стараясь услышать, что происходит в доме. Ни громких голосов, ни  намека
на ссору. Только  звуки  крупных  капель  дождя,  с  шумом  стучащих  по
водостокам.
   В доме был Игер. Может, она ничего и не скажет  ему.  Ведь  она  жена
босса. Это до смерти может испугать Игера.
   Долго он здесь оставаться не будет, но и ее не оставит - ни живую, ни
мертвую. Ему надо взять ее с собой. Что будет дальше -  это  уже  другое
дело.
   Мне и нужно-то просто подождать, когда он выйдет. Но я не стал  этого
делать.
   Переложил "пушку" в левую руку, наклонился и взял несколько камешков.
Бросил их в окно. Неудачная попытка. Только мелкие ударили по стеклу.
   Я забежал за машину, открыл дверцу, увидел ключ  в  замке  зажигания.
Взгромоздился на подножку, опираясь на косяк. В доме уже погасили  свет.
Ни звука. Ни движения. Игер слишком осторожен.
   Нащупав стартер, я, невероятно изгибая спину, повернул ключ  в  замке
зажигания. Не остывший еще двигатель завелся сразу же, мягко  затарахтел
в шуме дождя.
   Я сполз на землю и, перебравшись к задней части машины, замер там.
   Шум мотора он должен услышать. Без машины ему никак нельзя.
   Буквально на дюйм приоткрылось окно. Короткий отблеск света на стекле
- и все. Вспышка и три быстрых выстрела. Зазвенело стекло в легковушке.
   Я завопил и издал протяжный стон. У меня это  хорошо  получилось.  Со
мной все кончено, он достал меня. Отличная стрельба, Игер.
   Из дома  послышался  смех.  Потом  опять  наступила  тишина.  Наконец
скрипнула дверь  и  на  пороге  показалась  женская  фигура.  Деревянной
походкой спустилась по  ступенькам  крыльца.  Я  успел  заметить  Игера,
крадущегося за ней.
   - Ничего не вижу, Лэш, - донеслось до меня. - Стекла все запотели.
   Она слегка дернулась, будто в спину ей уперлась  "пушка",  и  подошла
ближе. Игер молчал. Мне было видно его за ее плечом: шляпу, часть  лица.
Но не так, чтобы стрелять в наручниках.
   Женщина снова остановилась и теперь уже испуганным голосом закричала:
   - Он за рулем! Лежит на нем!
   Игер попался на удочку. Оттолкнул ее и начал стрелять. Осколки стекла
разлетались в стороны. Одна пуля попала в дерево сбоку от  меня.  Где-то
дико заверещал сверчок. Двигатель продолжал ровно работать.
   Игер буквально на долю секунды попал в свет фар, но  этого  мне  было
достаточно.
   Я выстрелил подряд четыре раза, прижимая прыгающий "кольт" к ребрам.
   Схватившись обеими руками за живот, он стал оседать на мокрый гравий.
   Я видел, как он упал: очень медленно, продолжая держаться  за  живот.
Наконец его дыхание остановилось.
   Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Сереброволоска подошла ко
мне и схватила меня за руки.
   - Да заглуши ты двигатель! - заорал я.  -  И  достань  ключ  от  этих
чертовских железяк из его кармана.
   - Ты-ы, чертов болван, - пробормотала она, - зачем вернулся?

***

   Капитан Эл Руф из отдела,  занимающегося  розыском  пропавших  людей,
развалился в кресле и смотрел на залитое солнцем окно. Вот еще один день
настал, и дождь давно кончился.
   - Ты допускаешь слишком много ошибок, дружище, - недовольно пробурчал
он. - Дад О'Мара  просто  задернул  занавес.  Никто  их  этих  людей  не
приканчивал его. Убийство Батцеля здесь совершенно ни при чем. В  Чикаго
допросили Месарви, и тот чист.  Некий  Хиб,  которого  ты  пристегнул  к
мертвому парню, вообще не знает, для кого они это сделали.  Наши  ребята
достаточно много уделили ему времени, чтобы быть в этом уверенными.
   - Не сомневаюсь, что так. Всю ночь я провел с ними  и  вряд  ли  могу
что-нибудь еще сообщить. Он медленно поднял  на  меня  большие,  усталые
глаза.
   - С убийством Игера все нормально, я так думаю. С тем автоматчиком  -
тоже. При данных обстоятельствах. К тому же я не могу связать все это  с
исчезновением О'Мары. Наверное, только ты можешь.
   - Я-то мог, но не хотел. Но сейчас, нет, -  ответил  я.  Затем  набил
табаком трубку. После бессонной ночи ее вкус был приятен.
   - Что еще тебя беспокоит?
   - Все удивляюсь, почему вы не нашли девушку там, в Реалито.  Для  вас
это было бы проще простого, именно для вас.
   - А мы и не искали. Должны были. Признаю это. Но не стали. Что еще? Я
выпустил дым к потолку.
   - Я ищу О'Мару, потому что об этом меня  попросил  генерал.  Не  было
смысла говорить ему, что все могли бы сделать и вы. Он  может  позволить
себе оплачивать человека, работающего только по этому делу. Догадываюсь,
вам это не нравится.
   Руф не удивился.
   - Вовсе нет. Если ему хочется выбросить деньги на  ветер,  то  пусть.
Люди, которым ты не нравишься, сидят за дверью  с  табличкой  "Отдел  по
расследованию убийств". Руф хлопнул себя по  коленям  и  облокотился  на
стол.
   - У О'Мары было с собой пятнадцать штук.  Кругленькая  сумма.  Может,
ему взбрело в голову появиться с ними  перед  своими  старыми  дружками.
Только они ни за что не поверили бы, что эти пятнадцать штук  настоящие.
Это все его жена рассказала. Для бывшего бутлегера  такая  сумма  вполне
может означать его намерение куда-нибудь смыться. Вот так обстоят дела с
О'Марой.
   Капитан откусил щипчиками кончик сигары и,  прикурив  ее  от  спички,
сделал движение большим пальцем.
   - Врубаешься? Я кивнул.
   - О'кей. Итак, у О'Мары было пятнадцать штук, ну а  когда  такой  тип
задергивает занавес, то может сохранить  их,  только  пока  не  истратит
наличность в кошельке. Пятнадцать штук - приличная сумма.  Я  бы  и  сам
исчез, если б у меня было  столько.  Но  рано  или  поздно  они  у  него
кончатся. Тогда ему придется выписывать  чеки,  обращаться  в  банк,  не
платить за отели, ссылаясь на кого-нибудь, писать или  получать  письма.
Он под новым именем в новом городе, но аппетит-то у него старый. Так или
иначе, он обратится к финансовым расчетам. Просто не  могут  у  человека
быть друзья повсюду,  а  даже  если  и  так,  они  не  будут  его  вечно
содержать. Или будут?
   - Да не будут, конечно.
   - О'Мара уехал далеко. Но пятнадцать штук - вот и вся его подготовка.
Ни багажа, ни билетов на поезд или  самолет,  ни  заказа  на  такси,  ни
машины, взятой напрокат.  Все  уже  проверено.  Его  собственную  машину
обнаружили за дюжину кварталов от его дома. Но это ничего не означает.
   - И вы найдете его.
   - Да, когда он проголодается.
   - Ожидание может продлиться год или  два.  Еще  год  генерал  Уинслоу
может и не прожить. Это дело принципа, а не просто незакрытый  случай  в
картотеке перед уходом на пенсию.
   - Что-то ты стал сентиментальным,  дружище.  -  Он  удивленно  поднял
рыжие брови и округлил глаза. Я ему явно не нравился. Я вообще никому не
нравился в полиции в эти дни.
   - Что  ж,  я  такой.  Может  быть,  я  и  зайду  слишком  далеко  для
удовлетворения своей сентиментальности.
   - Это уж точно, - пробормотал  Руф,  неожиданно  задумавшись.  -  Ну,
Уинслоу - большой человек. Подскажи мне, когда тебе от  меня  что-нибудь
будет нужно.
   - Можете выяснить, кто приказал убить Ларри Батцеля. Даже если и  нет
никакой связи с делом О'Мары.
   - Хорошо, сделаем. С радостью, - грубо расхохотался он,  рассыпав  по
всему столу пепел. - Ты  просто  всех  убиваешь,  кто  может  что-нибудь
знать, а мы делаем все остальное. Нам просто нравится так работать.
   - Все было в порядке самообороны, - я почти рычал. - У меня  не  было
другого выхода.
   - Конечно. Иди-ка на свежий воздух, дружище. Я занят.
   Он больше не смотрел на меня, и я вышел.

***

   Утро окрасило все вокруг  в  голубые  и  золотистые  цвета,  и  птицы
неистовствовали на экзотических деревьях усадьбы Уинслоу.
   Охранник у ворот впустил меня через боковую дверцу.  Я  направился  к
дому  и  остановился  перед  огромной  входной  дверью.  Перед  тем  как
позвонить, посмотрел вниз и  заметил  юного  Тревиллиана,  сидевшего  на
каменной скамейке, уставившись в пустоту.
   Я спустился к нему по кирпичной дорожке.
   - Сегодня не метаешь дротики,  сынок?  Он  взглянул  на  меня  своими
синеватыми бесстрастными глазами.
   - Нет. Нашли его?
   - Твоего отца? Нет, сынок, еще нет. Его ноздри гневно раздулись.
   - Он не мой отец, я уже говорил. И не говорите  со  мной,  будто  мне
четыре года. Мой отец где-то во Флориде или еще где.
   - Ну ладно, я его еще не нашел, чьим бы отцом он ни был.
   - Кто искалечил вам челюсть? - спросил он, уставившись на меня.
   - А это.., один парень со связкой никелевых монет в руке.
   - Монет?
   - Ну, то же самое, если ударить  кастетом.  Попробуй  как-нибудь,  но
только не на мне. - Я ухмыльнулся.
   - Вы его не найдете, - грустно сказал он, не отрывая взгляда от  моей
челюсти. - Ну, его. Я имею в виду мужа матери.
   - Спорим, найду!
   - На сколько спорим?
   - На столько, сколько у тебя никогда и не водилось. Мальчишка  злобно
пнул выступающий из дорожки край кирпича. Более мягким, но  все  же  еще
неприязненным тоном предложил, оценивающе глядя на меня:
   - Поспорим о чем-нибудь другом? Пойдемте в тир.  Ставлю  доллар,  что
попаду в восемь  из  девяти  глиняных  кеглей  за  десять  выстрелов.  Я
взглянул в сторону дома. Никто не рвался встретить меня.
   - Хорошо, сделаем все по быстрому. Пошли. Мы  прошли  мимо  дома  под
окнами. В глубине двора, среди  ветвистых  деревьев,  виднелся  знакомый
зеленый павильон. Человек в униформе мыл машину перед  воротами  гаража.
Мы прошли дальше, к белому строению.
   Парнишка достал из кармана ключ и открыл дверь. Мы вошли в  помещение
со спертым воздухом, в котором еще  ощущался  запах  бездымного  пороха.
Мальчишка закрыл дверь изнутри.
   - Я первый, - резко бросил он.
   Помещение представляло  собой  настоящий  небольшой  тир.  На  стойке
лежали магазинная винтовка 22-го калибра и изящный спортивный  пистолет.
Все хорошо смазанное, хотя и в пыли. В тридцати  футах  от  стойки  была
перегородка в половину человеческого роста,  за  ней  валялись  глиняные
кегли и утки, белые круглые мишени, отмеченные следами свинцовых пуль.
   Парень расставил кегли в одну линию на перегородке и включил над ними
освещение. Все стало еще более походить, на всамделишный тир.
   Взяв винтовку, он быстро зарядил  ее,  доставая  патроны  из  большой
картонной коробки.
   - Ставлю доллар, что собью восемь из десяти кеглей.
   - Давай вперед, - с этими словами я положил на стойку деньги.
   Он почти не прицеливался, стрелял слишком  быстро,  выгибаясь  передо
мной. Не попал в три кегли. Все равно - прекрасный результат.  Но  он  с
недовольным видом швырнул винтовку на стойку.
   - Черт, пойдите и поставьте еще раз. Этот  считать  не  будем.  Я  не
приготовился.
   - Ты не настроен терять собственные деньги, точно, сынок? Иди  и  сам
расставь кегли. Тир же твой.
   Его узкое лицо покраснело, и сердитым, пронзительным голосом он почти
закричал:
   - Вы поставите их! Мне надо сосредоточиться,  понимаете?  Мне  просто
необходимо сосредоточиться!
   Я пожал плечами, приподнял откидную крышку  сбоку  стойки,  прошел  у
свежевыбеленной стены к перегородке, подлез под нее. Мне послышался звук
перезаряжаемой винтовки.
   - Ну-ка, положи на место, - рявкнул я. - Никогда не  притрагивайся  к
оружию, когда перед тобой кто-нибудь есть.
   С обиженным видом он положил винтовку.
   Я  наклонился  и  подобрал  полдюжины  кеглей  из  опилок  в  большом
деревянном ящике, куда они свалились, сбитые выстрелами. Отряхнув с  них
опилки, начал выпрямляться, чтобы поставить их на перегородку.
   Не выпрямившись до конца, замер, только шляпа торчала из-за  барьера.
Не могу до сих пор понять, почему я так сделал. Слепой инстинкт.
   Раздался хлопок выстрела, и свинцовая пуля вонзилась в мишень у  моей
головы. Шляпа шевельнулась на голове, будто на нее приземлился дрозд для
обустройства гнезда.
   Прелестный парнишка. Любит фокусы, как тот красноглазый.  Я  выбросил
кегли, взял шляпу за ободок и приподнял  е„  над  головой  на  несколько
дюймов. Снова треск выстрелов. И снова пуля врезалась точно в мишень.
   Я тяжело рухнул на деревянный пол, разметав в стороны кегли.
   Дверь открылась и снова захлопнулась. Вот и все. Больше ничего. Яркий
свет верхнего освещения ослеплял меня. На ближайшей мишени появились две
новых отметины от пуль, а в моей шляпе - четыре дырочки, по две с каждой
стороны.
   Я встал, прошел у стены до стойки,  выключил  свет,  открыл  дверь  и
вышел. Шофер Уинслоу продолжал полировать огромный лимузин,  насвистывая
веселенький мотивчик.
   Сжимая в руках шляпу, я обошел вокруг дома в поисках парня. Не нашел.
Нажал на кнопку звонка у парадного входа.
   Спросил миссис О'Мара, не позволив дворецкому взять шляпу.

***

   Миссис О'Мара на этот раз была одета  во  что-то  белое,  отороченное
мехом по  манжетам,  воротнику  и  поясу.  Перед  ней  стоял  столик  на
колесиках, усыпанный пеплом ее сигареты.
   Вошла застенчивая горничная с чудесными ножками,  выкатила  столик  и
закрыла за собой высокую белую дверь. Я сел.
   Миссис О'Мара откинула голову  на  подушку.  Он  выглядела  уставшей.
Женщина смотрела на меня холодным,  тяжелым  взглядом,  в  котором  явно
ощущалась неприязнь ко мне.
   - Сегодня, похоже,  вы  выглядите  по-человечески.  Но  вы  такой  же
грубый, как все остальные. Просто злая ищейка.
   - Я пришел  к  вам  спросить  кое-что  о  Лэше  Игере.  Она  даже  не
попыталась изобразить удивление:
   - А почему вы должны меня спрашивать?
   - Ну, вы же прожили целую неделю в клубе "Дарданелла"... - Я  помахал
сжатой в руке шляпой. Она не сводила глаз с огонька сигареты.
   - Да, думаю, я встречала его. Запомнила это довольно необычное имя.
   - У них у  всех  подобные  имена,  у  этих  животных.  Похоже,  Ларри
Батцель, - догадываюсь, вы уже прочитали об этом в газетах, - был в свое
время другом Дада О'Мары. Я ничего о нем не говорил  вчера.  Может,  это
моя ошибка.
   На шее у нее запульсировала  тоненькая  жилка.  Миссис  О'Мара  мягко
произнесла:
   - У меня такое подозрение, что вы становитесь все более наглым, и мне
придется вышвырнуть вас отсюда.
   - Но только после того, как я скажу вам все.  Выяснилось,  что  шофер
Игера - у них тоже есть шоферы, у этих животных, так же, как и необычные
имена, - проговорился Ларри Батцелю, что мистер Игер приезжал в ваш  дом
ночью, когда исчез О'Мара.
   Кровь старой армейской закваски, видимо, пошла ей на пользу: ни  один
мускул не дрогнул на ее лице. Она просто замерла.
   Я встал, взял из ее застывших пальцев сигарету и  потушил  ее.  Затем
осторожно положил свою шляпу на колено миссис  О'Мара.  Через  несколько
секунд она посмотрела на шляпу. Очень медленно краска начала заливать ее
лицо двумя ярко выраженными полосами, отходящими от скул.
   - Да, я знаю, не такая уж это приличная шляпа, - процедил я, не сводя
с нее глаз. - Но я не собираюсь дарить ее вам. Просто еще раз  взгляните
на эти пулевые отверстия.
   Дрожащей рукой она схватила шляпу. В глазах блеснул и  тут  же  погас
холодный огонь.
   - Игер, - сказала очень тихо, каким-то чужим  голосом,  старческим  и
слабым.
   Очень медленно я произнес:
   -  Игер  не   стал   бы   пользоваться   мелкокалиберной   винтовкой,
предназначенной для тира, миссис О'Мара.
   Огонь снова вспыхнул и погас в ее глазах.  Сейчас  они  были  пустыми
колодцами, наполненными темнотой.
   - Вы его мать. Что вы собираетесь предпринять?
   - Милостивый Боже! Дейд! Он.., стрелял в вас!
   - Дважды.
   - Но почему?
   - Думаете, что я еще один из породы суперменов со сталью в  голосе  и
взгляде? Из другой половинки мира. Хорошо, если бы все было именно  так.
Но на самом деле я совсем не такой. Так надо  мне  говорить,  почему  он
стрелял в меня?
   Она хранила молчание. Лицо превратилось в гипсовую маску.
   - Я бы сказал, что он просто не мог не сделать этого, -  начал  я.  -
Во-первых, он не хотел, чтобы я нашел его отчима. Во-вторых, он  помешан
на деньгах. Кажется, мелочи, но они хорошо  дополняют  всю  картину.  Он
проиграл мне доллар во время своей стрельбы. Мелочь, конечно, но ведь он
живет в маленьком мире, состоящем как раз из мелочей. А  вообще,  парень
просто сумасшедший маленький садист с постоянным желанием в  кого-нибудь
пальнуть.
   - Да как вы смеете! - взорвалась  миссис  О'Мара.  На  мгновение  она
потеряла над собой контроль.
   - Как я смею? Да, смею! Давайте не будем гадать, почему он стрелял  в
меня. Я же не первый, точно? Вы бы наверняка не поняли, о чем я  говорю,
если бы для себя сразу же не решили, что он сделал это умышленно.
   Она не пошевелилась и ничего не сказала. Я глубоко вздохнул:
   - Итак, поговорим о том, почему он застрелил Дада О'Мару.
   Если бы я решил, что она должна завопить при этом  предположении,  то
жестоко ошибся бы. Старик из оранжереи вложил в нее кое-что  еще,  кроме
высокого роста, темных волос и дерзких глаз.
   Она втянула губы и попыталась их облизать. На какое-то мгновение  это
движение сделало ее похожей на испуганную маленькую девочку. Линии  скул
обострились, жестом марионетки она ухватилась за мех у шеи и  сжала  его
так, что побелели костяшки пальцев. Потом тупо уставилась на меня.
   Моя шляпа вдруг соскользнула на пол. Легкий хлопок,  раздавшийся  при
этом, показался мне оглушительным в повисшей тишине.
   - Деньги, - хрипло произнесла миссис О'Мара. - Естественно, вы хотите
денег. - И много ли, по-вашему, я хочу?
   - Пятнадцать тысяч долларов. Я кивнул, держа шею прямо, как  дежурный
администратор крупного магазина, старающийся увидеть, что происходит  за
его спиной.
   - Это как раз та самая сумма. За специально оказанные услуги. Столько
денег было при нем, и все достались Игеру за то, что помог избавиться от
тела.
   - Вы чертовски ловки, - с ледяной улыбкой сказала миссис О'Мара. - Я,
наверное, смогла  бы  убить  вас  собственными  руками,  и  мне  бы  это
понравилось.
   Я попытался ухмыльнуться:
   -  Верно,  ловкий  и  абсолютно  бесчувственный.  Произошло  примерно
следующее. Парень поймал О'Мару на той  же  хитрости,  что  и  меня.  Не
думаю, что это был заранее обдуманный план. Он ненавидел своего  отчима,
но в деталях вряд ли планировал убийство.
   - Он ненавидел его.
   - Итак, они одни в тире: О'Мара лежит мертвым  за  перегородкой,  его
никому не видно. Выстрелы тут у  вас  явление  вполне  обыденное.  Крови
почти совсем нет, пуля вошла в голову, притом пуля мелкого калибра.  Ну,
а парнишка просто выходит из тира, закрывает его и  прячется.  Но  через
какое-то время он так или иначе  должен  кому-нибудь  об  этом  сказать.
Должен, другого выхода нет. Он признается вам. Только вам  он  может  об
этом сказать.
   - Да, - выдохнула она, и ненависть в ее глазах исчезла. - Именно  так
он и сделал.
   - Вы сначала думаете представить все это несчастным  случаем,  что  в
принципе естественно, кроме одного  момента.  Генерал  об  этом  узнает,
слуги узнают. Другие люди узнают. И что бы вы о них ни думали, а  законы
в подобных случаях имеют соответствующие положения о  том,  как  следует
обращаться с психически ненормальными типами  личностей.  Таких  случаев
множество. И он бы в конце концов проговорился.  Думаю,  через  какое-то
время даже мог бы начать этим хвастаться.
   - Продолжайте.
   - Вам такой  риск  был  не  нужен.  Ни  вашему  сыну,  ни  старику  в
оранжерее. И вы готовы пойти на преступление, лишь бы не  рисковать.  Вы
так и сделали. Вы были знакомы с Игером и наняли его, чтобы он избавился
от тела. Вот и все. К тому же, спрятав девушку, Мону Месарви, вы создали
впечатление об умышленном и спланированном исчезновении.
   - Игер увез его после наступления темноты, в машине  самого  Дада,  -
глухо подтвердила она. Я наклонился и поднял с пола свою шляпу.
   - А как насчет слуг? - Норрис знает. Дворецкий. Умрет на плахе, но не
проговорится.
   - Теперь вам известно, почему был убит Ларри Батцель  и  почему  меня
взяли покатать, ведь так?
   - Шантаж. Его пока  не  было,  но  я  ожидала  чего-то  подобного.  Я
заплатила бы любую сумму, и Игер об этом знал.
   - Год за годом - и Игер мог бы сколотить приличный  капиталец.  Очень
даже легко. Вообще я  не  думаю,  что  Джо  Месарви  замешан  каким-либо
образом в этом деле. Точно знаю, что девушка здесь ни при чем.
   Она ничего не сказала. Просто смотрела мне в глаза.
   - Какого черта, - простонал я, - вы не забрали у него оружие?
   - Он еще хуже, чем вы о нем думаете. Это привело бы к чему-нибудь еще
более ужасному. Я.., я сама почти боюсь его.
   - Увезите его отсюда. Увезите от старика. Он  еще  достаточно  молод,
чтобы вылечиться  при  правильном  обращении.  Увезите  в  Европу.  Если
генерал что-то узнает, то моментально умрет от мысли, что в жилах  парня
течет его кровь.
   Миссис О'Мара кое-как выкарабкалась из кресла и  пошла  к  окну.  Она
стояла абсолютно неподвижно, почти слившись с портьерами. Через какое-то
время повернулась и тенью скользнула мимо меня. Когда она  оказалась  за
моей спиной, я уловил короткое всхлипывание.
   - Это так гнусно! Гнуснее и не придумаешь. Отец бы так  не  поступил.
Он  обо  всем  сразу  же  рассказал  бы.  И  это,  как  вы  и  говорите,
окончательно доконало бы его.
   - Увезите этого звереныша. Сейчас он  где-то  прячется.  Думает,  что
убил и меня. Найдите его.
   - Я предлагала вам деньги.  Это  отвратительно.  Я  не  любила  Дадли
О'Мару. Тоже подло. Не могу поблагодарить вас. Просто  не  знаю,  что  и
сказать.
   - Забудьте. Я просто старая рабочая лошадь. Увезите парня.
   - Обещаю вам. До свидания, мистер Кармади.  Руки  мы  друг  другу  не
подали. Я спустился по лестнице. У парадного входа,  как  всегда,  стоял
дворецкий. Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого внимания.
   - Будете ли сегодня встречаться с генералом, сэр?
   - Не сегодня, Норрис.
   Парня нигде не было. Я  вышел  через  дверь  в  воротах,  забрался  в
арендованный "форд" и поехал вниз по холму мимо старых буровых вышек.
   Около некоторых из  них  были  ямы,  наполненные  водой,  поверхность
которой покрывала тонкая пленка нефти.
   Глубиной они,  наверное,  футов  десять  -  двенадцать,  может,  даже
больше. В них наверняка полно всякой мерзости. В одной  из  них,  скорее
всего, и лежит...
   Все-таки хорошо, что я убил Игера.
   При въезде в город я остановился у бара и пропустил пару  стаканчиков
виски. Легче от этого, однако, не стало.
   Только заставило еще раз вспомнить Сереброволоску. Но  с  тех  пор  я
больше никогда ее не видел. 14


1





ВЫСОКОЕ ОКНО

Реймонд ЧЭНДЛЕР
Перевод с английского М. Куренной



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru


Глава 1

   Дом стоял на Дрезден-авеню в Пасадене - большой, массивный, неприветливый
на вид, со стенами из бургундского кирпича, с  белой  отделкой  из  камня  и
черепичной  крышей  терракотового  цвета.  Верхние  окна  были  украшены  по
периметру каменным орнаментом в стиле рококо.
   От полускрытого  цветущими  кустами  фасада  к  улице  полого  спускалась
чудесная зеленая лужайка, которая обтекала росший на пути исполинский  кедр,
подобно тому как спокойный зеленоватый поток обтекает с двух сторон скалу. У
широкого тротуара росли три радующие глаз белые акации. Город  был  наполнен
тяжелым  ароматом  летнего  утра,  и  ни  листочек  не  шевелился  в  словно
безжизненном воздухе,  предвещавшем  то,  что  здесь  называется  прохладным
славным деньком.
   Об обитателях дома я знал совсем немного - здесь  живет  миссис  Элизабет
Брайт Мердок  с  семьей  и  эта  дама  хочет  нанять  симпатичного  частного
детектива, который не стряхивал бы пепел на пол и  никогда  не  носил  бы  с
собой больше одного пистолета. И еще я знал, что она вдова старого усача  по
имени Джаспер Мердок, который  сделал  кучу  денег,  занимаясь  организацией
благотворительных мероприятий в местном обществе  и  фотография  которого  с
датами рождения и смерти под ней и с подписью "Вся  его  жизнь  -  служение"
ежегодно появлялась в пасаденской газете.
   Я оставил машину у тротуара, поднялся по  нескольким  десяткам  кособоких
каменных ступенек, вделанных в  зеленый  склон,  и  нажал  кнопку  звонка  в
кирпичном портике под островерхой  крышей.  Вдоль  фасада  здания  почти  от
входной двери  до  подъездной  дороги  тянулась  низкая  стена  из  красного
кирпича. В самом конце стены  на  бетонной  плите  был  нарисован  маленький
негритенок в белых бриджах, зеленом жакете и красной кепке. В руке он держал
кнут, и вид у него был чуть печальный, как если бы он долго ждал кого-то и в
конце концов начал приходить в уныние. Я прогулялся вдоль стены  и  потрепал
его по голове.
   Спустя некоторое время пожилая мегера в платье горничной приоткрыла дверь
дюймов на восемь и уставилась на меня маленьким круглым глазом.
   - Филип Марлоу, - сказал я. - К миссис Мердок. Она меня ждет.
   Пожилая мегера проскрежетала зубами, зажмурила глаза, потом выпучила их и
спросила одним из тех истерических сварливых голосов, которые характерны для
пионеров жесткого рока:
   - К какой именно?
   - Что?
   - К какой именно миссис Мердок? - почти провизжала она.
   - Миссис Элизабет Брайт Мердок, - сказал я.  -  Не  предполагал,  что  их
несколько.
   - Тем не менее это так, - отрезала она. - Ваша визитная карточка?
   Дверь она так и держала  приоткрытой  всего  на  восемь  дюймов.  В  щель
высовывался кончик ее носа и тощая жилистая рука. Я достал бумажник, вытащил
оттуда одну из визиток, где значилось только мое имя, и протянул ей. Рука  и
нос исчезли, и дверь с грохотом захлопнулась.
   Я подумал, что, может быть, мне не стоило идти с парадного входа,  и  еще
раз прогулялся вдоль стены, и еще  раз  потрепал  негритенка  по  голове.  -
Дружище, - сказал я, - мы с тобой в одном положении.
   Прошло некоторое время - и  довольно  продолжительное.  Я  сунул  в  зубы
сигарету, но  не  зажег  ее.  Мимо  в  бело-синем  фургоне  проехал  уличный
музыкант, наигрывая на шарманке  нехитрую  песенку.  Огромная  черно-золотая
бабочка сделала крутой вираж и опустилась на цветок гортензии рядом  с  моим
локтем; она медленно пошевелила крыльями, потом тяжело сорвалась с цветка  и
полетела зигзагами сквозь неподвижный горячий воздух.
   Дверь снова открылась, и та же мегера произнесла:
   - Сюда, пожалуйста.
   Я вошел. Огромная проходная гостиная была погружена в полумрак и прохладу
- безжизненная атмосфера кладбищенской часовни царила в ней, и запах был как
будто такой же. Гобелены  на  шероховатых  оштукатеренных  стенах,  железные
решетки французских балкончиков за высокими окнами, тяжелые резные кресла  с
плюшевыми сиденьями и обтянутыми ковровой тканью спинками. Под  потолком  на
противоположной стене - окно с  витражными  стеклами  размером  с  теннисный
корт, а под ним - створчатые двери с занавесками.  Старая,  унылая  комната.
Непохоже было, чтобы кому-нибудь когда-нибудь захотелось  хотя  бы  посидеть
здесь. Мраморные столики на кривых  ножках,  золоченые  часы,  статуэтки  из
двухцветного мрамора. Горы никому не нужных безделушек: чтобы вытереть с них
пыль, потребуется неделя. Куча денег - и все брошены на ветер. Лет  тридцать
назад в Богатом молчаливом провинциальном городке Пасадене  это  еще  вполне
могло бы сойти за комнату.
   Из гостиной мы вышли в коридор, и вскоре мегера распахнула какую-то дверь
и знаком пригласила меня войти.
   - Мистер Марлоу, - злобно сказала она в дверь  и  пошла  прочь,  скрежеща
зубами.

Глава 2

   Это была маленькая комнатка, выходящая окнами в сад  за  домом.  На  полу
лежал безобразный красно-коричневый ковер,  обстановкой  комната  напоминала
канцелярию. Худенькая бледная блондинка в очках в роговой оправе  сидела  за
столом с пишущей машинкой перед ней и стопкой бумаги слева. Руки  ее  лежали
на клавишах, но бумага в машинку заправлена не  была.  Девушка  смотрела  на
меня напряженно, с несколько глуповатым  видом  -  так  застенчивый  человек
смотрит в объектив фотоаппарата. Голос ее, пригласивший меня  присаживаться,
был чист и нежен.
   - Я мисс Дэвис, секретарь миссис Мердок. Она просила  узнать,  кто  может
дать вам рекомендации.
   - Рекомендации?
   - Именно. Рекомендации. Это вас удивляет?
   Я положил шляпу на стол и незажженную сигарету - на шляпу.
   - Вы хотите сказать, что она обратилась ко мне, ничего обо мне не зная?
   У девушки задрожала нижняя губа, и она  прикусила  ее.  Было  не  понять,
испугана она, или раздражена, или ей просто не совсем удается роль холодной,
деловитой секретарши.  Но  впечатления  счастливого  человека  она  явно  не
производила.
   - Ваше имя назвал ей директор филиала Калифорнийского банка. Но лично  он
вас не знает.
   - Приготовьте карандаш, - сказал я.
   Она показала мне свежезаточенный, готовый к работе карандаш.
   - Во-первых, вице-президент того же банка Джордж С. Лик. Его можно  найти
в главном  здании.  Затем  сенатор  Хьюстон  Оглихорт.  Его  можно  найти  в
Сакраменто  или  в  его  офисе  в   Лос-Анджелесе.   Затем   адвокат   Сидни
Дрейфус-младший из страховой компании "Дрейфус, Тэрнер энд Свейн". Готово?
   Писала девушка быстро и легко. Она кивнула не поднимая головы.
   Солнечный блик плясал в ее светлых волосах.
   - Оливер Фрай из нефтяной корпорации "Фрай-Кранц" на Западной Девятой.  И
еще, парочка полицейских:  Бернард  Олз  из  штаба  Департамента  полиции  и
следователь лейтенант Карл Рэндэлл из Центрального бюро.  Этого  достаточно,
как вы полагаете?
   - Не смейтесь надо мной, - сказала она. - Я  только  делаю  то,  что  мне
приказано.
   - Последних двух лучше не беспокоить, - сказал я. - Я не смеюсь над вами.
Жарко, верно?
   - Для Пасадены это не жарко, - ответила она, взяла  со  стола  телефонную
книгу и приступила к работе.
   Пока она искала номера телефонов и звонила, я внимательно разглядывал ее.
Она была бледна, но бледна  от  природы  и  выглядела  вполне  здоровой.  Ее
жесткие светлые с  медным  оттенком  волосы  сами  по  себе  были  вовсе  не
безобразны, но так гладко  зачесаны  назад  с  узкого  лба,  что  вообще  не
создавали впечатления волос. У нее  были  тонкие  необычайно  прямые  брови,
более темные, чем волосы. Крылья  ее  носа  были  бледны,  как  у  человека,
страдающего малокровием. Слишком маленький подбородок был чересчур острым  и
безвольным. Косметикой  девушка  не  пользовалась  -  лишь  ее  губы  слегка
оттеняла красно-оранжевая помада.  Глаза  ее  за  стеклами  очков  огромные,
серо-синие, с широкими зрачками - смотрели отрешенно. И  верхние,  и  нижние
веки были натянуты так,  что  в  разрезе  глаз  чудилось  что-то  восточное.
Видимо, кожа ее лица была так упруга и эластична, что чуть растягивала глаза
к вискам. В  целом  мисс  Дэвис  была  не  лишена  некоей  особой  прелести,
свойственной нервным угловатым подросткам, и  ей  не  хватало  только  умело
подобранной косметики, чтобы выглядеть эффектной.
   На девушке было цельнокроенное льняное платье с короткими  рукавами,  без
всяких украшений. Ее голые руки в редких веснушках были  покрыты  золотистым
пушком.
   Я не очень вслушивался в то, что  она  говорила  в  трубку.  То  же,  что
говорили ей, она  стенографировала  быстрыми,  легкими  штрихами  карандаша.
Закончив, девушка повесила трубку,  встала,  пригладила  платье  на  бедрах,
сказала:
   - Подождите минуточку... - и направилась к двери. Но с полпути  вернулась
к столу и плотно задвинула его верхний  боковой  ящик.  Потом  вышла.  Дверь
закрылась.
   Было тихо. За окном  жужжали  пчелы.  Откуда-то  издалека  доносился  вой
пылесоса. Я взял незажженную сигарету со шляпы, сунул ее  в  зубы  и  встал.
Обошел стол и выдвинул ящик, который мисс Дэвис только что задвинула. Почему
- это меня совершенно не касалось. Я заглянул туда просто из любопытства.  И
меня совершенно не касалось, что в ящике лежал маленький кольт.  Я  задвинул
ящик и вернулся на место.
   Девушка  отсутствовала  минуты  четыре.  Потом  дверь  открылась,  и  она
сказала:
   - Миссис Мердок сейчас примет вас.
   Мы прошли по каким-то  коридорам,  и  она  открыла  половинку  стеклянной
двустворчатой двери и посторонилась, пропуская меня. Я  вошел,  и  дверь  за
мной закрылась.
   Там было полумрак, и сначала  я  не  видел  ничего,  кроме  лучей  света,
пробивавшихся сквозь густые кусты за окнами и занавески. Потом я рассмотрел,
что помещение представляет собой что-то вроде  веранды,  снаружи  совершенно
заросшей кустарником. Здесь было много циновок и  плетеной  мебели.  У  окна
стоял соломенный шезлонг с изогнутой спинкой и таким количеством подушек  на
нем, что их было  бы  достаточно,  чтобы  нафаршировать  слона.  В  шезлонге
полулежала женщина с бокалом в руке. Еще  до  того,  как  я  смог  составить
представление о ее внешности, я почувствовал тяжелый запах  алкоголя.  Потом
глаза мои привыкли к темноте, и я наконец смог разглядеть миссис Мердок.
   У нее было толстое лицо с массивным подбородком,  тусклые  серые  волосы,
безжалостно изуродованные перманентом, тяжелый нос  и  большие,  наполненные
влагой глаза, выразительные, как речные голыши.  Шею  ее  украшал  кружевной
воротничок, но к такой шее больше бы  подошел  футбольный  свитер  с  глухим
воротом. Миссис Мердок была одета  в  серое  шелковое  платье  без  рукавов,
открывавшее жирные крапчатые руки. В ушах виднелись агатовые пуговки.  Перед
ней стоял низкий стеклянный столик с  бутылкой  портвейна.  Она  неторопливо
тянула вино из бокала, рассматривала меня и молчала.
   Я стоял перед ней. Она заставила меня  стоять  столько  времени,  сколько
понадобилось ей,  чтобы  осушить  бокал,  поставить  его  на  стол  и  снова
наполнить. Потом она промокнула губы  носовым  платком.  Потом  раздался  ее
голос. Это был грубый баритон, принадлежавший человеку, явно не склонному ни
к каким шуткам.
   - Садитесь, мистер Марлоу. Не зажигайте сигарету. Я астматик.
   Я уселся в плетеное кресло-качалку и засунул так и не зажженную  сигарету
в нагрудный карман за носовой платок.
   - Я никогда не имела дела с частными детективами, мистер Марлоу. И ничего
о них не знаю. Ваши рекомендации кажутся мне  удовлетворительными.  Какие  у
вас расценки?
   - Расценки на что, миссис Мердок?
   - Надеюсь, вы понимаете, что дело мое сугубо конфиденциальное.
   Никакой полиции. Если  бы  могла  идти  речь  о  полиции,  я  бы  туда  и
обратилась.
   - Я беру двадцать пять долларов в день, миссис  Мердок.  И,  естественно,
текущие расходы.
   - Дороговато. Должно быть, вы делаете большие деньги. - Она отхлебнула из
бокала. - Я не признаю портвейн в жару, но приятного мало,  когда  тебя  вот
так вынуждают от него отказываться.
   - Вовсе нет, - сказал я. - Конечно, можно  нанять  следователя  за  любую
цену - как простого юриста. Или дантиста. Я не  организация.  Я  всего  лишь
один человек и никогда не веду больше одного дела. Я  рискую,  иногда  очень
рискую. И работаю не постоянно. Нет, не думаю, чтобы двадцать пять  долларов
в день было слишком дорого.
   - Понятно. А что за текущие расходы?
   - Разные мелкие разности. Никогда не знаешь заранее, что и как.
   - Я бы предпочла знать, что и как, - ехидно сказала она.
   -  Узнаете.  Все  будет  предъявлено  черным  по  белому.  У  вас   будет
возможность опротестовать расходы, если они вам покажутся чрезмерными.
   - На какой аванс вы рассчитываете?
   - Сотня долларов меня устроит, - сказал я.
   - Хочу надеяться. - Она осушила бокал и  снова  наполнила  его,  даже  не
успев вытереть губы.
   - Когда речь идет о людях вашего круга, я не  настаиваю  на  обязательном
авансе.
   - Мистер Марлоу,  -  сказала  она,  -  я  довольно  суровый  человек.  Не
заставляйте меня пугать вас. Если это у меня получится - значит, вы  не  тот
человек, который может быть мне полезен.
   Я кивнул, пропустив это мимо ушей.
   Она внезапно расхохоталась и  потом  рыгнула.  Это  была  изящная  легкая
отрыжка, исполненная с полной непринужденностью.
   - Моя астма, -  небрежно  пояснила  миссис  Мердок.  -  Вино  я  пью  как
лекарство. Поэтому вам не предлагаю.
   Я закинул ногу на ногу. Я надеялся, что это не повредит ее астме.
   - Деньги - не самое важное, - сказала она. - Женщины моего  круга  всегда
переплачивают и всегда готовы к этому. Надеюсь, вы окажетесь достойны вашего
гонорара. Дело же вот в чем. У меня похищено нечто  весьма  ценное.  Я  хочу
вернуть похищенное. Но это не все. Я не хочу, чтобы кого-нибудь  арестовали.
Так случилось, что вор является членом моей семьи.
   Она повертела бокал в толстых пальцах, улыбка  ее  была  едва  заметна  в
полумраке затененной комнаты.
   - Моя невестка, - пояснила миссис Мердок. - Очаровательная  девушка...  и
несгибаемая, как бревно.
   Она посмотрела на меня внезапно заблестевшими глазами.
   - Мой сын - круглый дурак, - сообщила она. - Но я очень привязана к нему.
С год назад он женился самым идиотским образом, без моего согласия. Это было
глупо с его стороны, так как он совершенно не в состоянии зарабатывать  себе
на жизнь, а денег у него нет, кроме тех, что даю ему я, - а я ведь не  щедра
на деньги. Леди,  которую  он  избрал  или  которая  избрала  его,  работала
певичкой в ночном клубе. Линда Конкист. Они жили  здесь.  Мы  не  ссорились,
потому что я никому не позволяю ссориться со мной в моем  собственном  доме.
Но тепла в наших отношениях не было. Я оплачивала их расходы, купила каждому
по машине, дала леди возможность одеваться  вполне  прилично  -  хотя  и  не
броско. Конечно, она находила жизнь здесь несколько  скучной.  Конечно,  она
находила моего сына скучным. Я сама нахожу его скучным. Так или  иначе,  она
совершенно неожиданно уехала где-то с неделю назад, не оставив адреса  и  не
попрощавшись.
   Миссис Мердок закашлялась, высморкалась в платок и продолжала:
   - После ее отъезда обнаружилась пропажа монеты.  Редкой  золотой  монеты,
известной как дублон Брэшера.  Это  жемчужина  коллекции  моего  мужа.  Меня
подобные вещи не интересуют, а его - интересовали. Я хранила его коллекцию в
целости и сохранности четыре года после его смерти. Она находится наверху, в
запертом  несгораемом  помещении  в  нескольких  несгораемых   сейфах.   Она
застрахована, но я еще не заявила о пропаже.  Не  хочу,  пока  монету  можно
вернуть. Я абсолютно уверена, что ее  взяла  Линда.  Говорят,  монета  стоит
более десяти тысяч. Это образец, не бывший в употреблении.
   - Но неудобный для сбыта, - сказал я.
   - Возможно. Я хватилась монеты только вчера. Я еще долго не хватилась бы,
так как и близко не подхожу к коллекции, но вчера позвонил один  человек  из
Лос-Анджелеса по имени  Морнингстар.  Он  представился  торговым  агентом  и
поинтересовался, подлежит ли, как он выразился, Брэшер  Мердока  продаже.  К
телефону подходил мой сын. Он ответил, что вряд ли, но надо уточнить у меня,
- и попросил  мистера  Морнингстара  позвонить  попозже.  Меня  он  не  стал
беспокоить: я отдыхала.  Агент  обещал  перезвонить.  Сын  передал  об  этом
разговоре мисс Дэвис, а та - мне. Я велела ей позвонить этому человеку.  Мне
было просто интересно.
   Она отпила из бокала, потрясла платком и хрюкнула.
   - Что вам  было  интересно,  миссис  Мердок?  -  спросил  я,  чтобы  хоть
что-нибудь сказать.
   - Если человек является торговым агентом, он должен знать, что монета  не
продается. Мой муж, - Джаспер Мердок, указал в завещании, что никакая  часть
его коллекции не может быть продана, предоставлена во временное  пользование
или в залог, пока я жива. Не может быть вынесена  из  дома  -  кроме  как  в
случае какого-либо бедствия,  представляющего  угрозу  зданию,  да  и  тогда
только в присутствии поверенных. Мой муж, она мрачно усмехнулась, -  считал,
что я могла бы уделять больше внимания этой куче металла при его жизни.
   Стоял прекрасный день, светило солнце, благоухали цветы, пели  птицы.  По
улице с приглушенным, успокаивающим  гулом  проезжали  машины.  В  сумрачной
комнате,  пропитанной  тяжелым  винным  запахом,  рядом   с   этой   грубой,
малопривлекательной женщиной все  казалось  чуть  нереальным.  Я  вверх-вниз
качнул ногой и продолжал молча ждать.
   -  Я  поговорила  с  мистером  Морнингстаром.  Его   полное   имя   Элиша
Морнингстар. Его офис расположен в  Белфонт-Билдинг  на  Девятой,  в  центре
Лос-Анджелеса. Я сказала ему, что коллекция Мердока не продается и,  пока  я
жива, продаваться не будет. И выразила удивление  его  неосведомленностью  в
этом вопросе. Он что-то замычал и заблеял, а потом спросил,  нельзя  ли  ему
посмотреть дублон. Я  ответила,  что,  конечно,  нельзя.  Он  довольно  сухо
откланялся и повесил трубку. Старик - судя  по  голосу.  А  я  пошла  наверх
взглянуть на дублон самолично, чего не делала уже целый год. Монета  исчезла
из запертого сейфа.
   Я молчал. Она снова наполнила бокал и выбила дробь толстыми  пальцами  на
ручке шезлонга.
   - Вы, вероятно, догадываетесь, о чем я сразу подумала?
   - Вероятно. В том, что касается мистера  Морнингстара.  Кто-то  предложил
ему монету, и он знал или подозревал, откуда она. Монета, должно быть, очень
редкая.
   - Не бывший  в  обращении  дублон,  так  называемый  незатертый  образец,
действительно большая редкость. Да. Именно это и пришло мне в голову.
   - Каким образом монету можно было украсть?
   - Это мог очень просто сделать любой обитатель дома. Ключи всегда лежат у
меня в сумке, а сумка валяется  где  попало.  Было  легче  легкого  вытащить
ключи, открыть сейф и шкатулку, а  потом  возвратить  ключи  на  место.  Для
постороннего это, может быть, и трудно, но для любого из домашних нет ничего
проще.
   - Ясно... Почему вы решили, что монету взяла ваша невестка?
   - Собственно, никаких доказательств у меня нет. Но я  в  этом  совершенно
уверена. Вся прислуга в доме состоит из трех женщин, которые появились здесь
очень давно, - задолго до того, как я вышла замуж за мистера Мердока, а  это
произошло всего семь лет назад. Садовник в доме не бывает, шофера у меня нет
- меня возит мой  сын  либо  секретарша.  Мой  сын  этого  сделать  не  мог,
во-первых, потому, что он не  такой  идиот,  чтобы  обкрадывать  собственную
мать, и, во-вторых, потому, что, если это он  взял  монету,  ему  ничего  не
стоило бы предотвратить мою беседу с мистером Морнингстаром.  Мисс  Дэвис  -
смешно и думать. Не из тех: слишком  робка.  Нет,  мистер  Марлоу,  Линда  -
именно тот человек, который мог сделать это - хотя бы  назло,  если  ни  для
чего другого. И вы прекрасно знаете,  что  за  публика  ошивается  в  ночных
клубах.
   - Самая разная, - сказал я.  -  Как  и  везде.  Полагаю,  никаких  следов
взлома?   Трудно   представить   хладнокровного    профессионала,    который
удовольствовался бы только одной монетой. Но все-таки  нельзя  ли  осмотреть
помещение наверху?
   Она выдвинула челюсть, и мышцы на ее шее вздулись твердыми буграми.  -  Я
только что сказала вам, мистер Марлоу, что дублон Брэшера взяла миссис Лесли
Мердок, моя невестка.
   Я молча уставился на нее, она - на меня. Взгляд ее был тяжел и холоден  -
под стать фасаду этого дома. Я пожал плечами:
   - Допустим. Что вы хотите от меня, миссис Мердок?
   - Во-первых, я хочу вернуть монету. Во-вторых, мне  нужны  доказательства
для развода. Я  не  собираюсь  оплачивать  его.  Осмелюсь  предположить,  вы
знаете, как устраиваются подобные дела?
   Она завершила очередной прием "лекарства" и вдруг грубо расхохоталась.
   - Слышал краем уха, - ответил я. -  Вы  сказали,  что  леди  не  оставила
адреса. Значит, вы даже не предполагаете, где ее искать, так?
   - Именно.
   - То есть никаких концов. У вашего сына могут быть  какие-то  соображения
по этому поводу, которыми он с вами не поделился. Я хочу поговорить с ним.
   Черты ее толстого серого лица вдруг затвердели и стали еще более грубыми,
хотя казалось, дальше некуда.
   - Мой сын ничего не знает. Даже о пропаже дублона. И я  не  хочу  ставить
его в известность. В свое время он обо всем узнает. Сейчас  его  трогать  не
надо. Он будет неукоснительно делать то, что я от него потребую.
   - Так получалось не всегда.
   - Его женитьба, - раздраженно сказала она,  -  была  минутной  слабостью.
Потом он старался вести себя как подобает джентльмену. Эти тонкости  не  для
меня.
   - У нас в Калифорнии минутная слабость такого рода  продолжается  минимум
три дня, миссис Мердок.
   - Молодой человек, вы согласны работать или нет?
   - Согласен, если получу необходимые сведения  и  возможность  вести  дело
так, как считаю нужным. И не согласен, если  вы  собираетесь  снабдить  меня
сводом правил и инструкций.
   Она резко рассмеялась.
   - Это деликатное семейное дело, мистер Марлоу. И отнестись к  нему  нужно
деликатно.
   - Если вы меня нанимаете, я вам гарантирую всю деликатность,  на  которую
способен. Если вы считаете, что ее у меня недостаточно, вероятно, вам  лучше
не связываться со мной. Например, как я понял,  вы  не  хотите,  чтобы  ваша
невестка понесла наказание. Для этого я недостаточно деликатен.
   Она стала цвета  вареной  свеклы  и  раскрыла  рот,  чтобы  завопить.  Но
передумала, подняла бокал и заглотила еще некоторое количество "лекарства".
   - Постарайтесь, - сухо бросила она. - Жаль, что я не встретила  вас  пару
лет назад, до его женитьбы.
   Что означало последнее, я не вполне понял -  так  что  пропустил  реплику
мимо ушей.
   Она перегнулась в сторону, поковырялась в диске  внутреннего  телефона  и
что-то рявкнула в трубку, когда ей ответили.
   Вскоре  за  дверью  раздались  шаги,  и  маленькая  блондинка   легко   и
стремительно вошла в комнату.
   - Выдай этому человеку чек на  двести  пятьдесят  долларов,  -  прорычала
старая ведьма. - И держи язык за зубами.
   Девушка залилась краской до самой шеи.
   - Вы знаете, я никогда ни с кем не обсуждаю ваши дела, миссис  Мердок,  -
пролепетала она. - Вы знаете. Мне это даже в голову не может прийти, я...
   Она повернулась и, опустив голову, выбежала из комнаты.
   - Мне нужна фотография леди и некоторые сведения, - сказал я, когда дверь
за секретаршей захлопнулась.
   - Посмотрите в ящике. - Миссис Мердок ткнула пальцем в сторону  плетеного
тростникового стола, и ее кольца сверкнули в полумраке.
   Я подошел, выдвинул единственный ящик  стола;  на  дне  его  изображением
вверх одиноко лежала фотография, с которой на меня смотрели спокойные темные
глаза. Я сел снова в кресло и принялся разглядывать карточку. Темные волосы,
разделенные пробором посередине и небрежно откинутые назад с  крупного  лба.
Большой высокомерный рот - весьма соблазнительный.  Милый  нос:  не  слишком
большой, но и не слишком маленький. Великолепная лепка лица. Однако  чего-то
в нем не хватало.  Того,  что  когда-то  называлось  хорошим  тоном,  а  как
называется сейчас не знаю. Лицо казалось слишком умудренным и настороженным.
Но за этим  выражением  умудренности  еще  угадывалась  наивность  маленькой
девочки, верящей в Санта-Клауса.
   Я кивнул и сунул карточку в карман, подумав, что я вывел  гораздо  больше
заключений, чем можно вывести из простой фотографии, да еще в полутьме.
   Дверь открылась, вошла мисс Дэвис с авторучкой и чековой книжкой. Девушка
принужденно улыбалась. Миссис Мердок подписала чек и резко махнула  рукой  в
мою сторону. Мисс Дэвис вырвала чек из книжки  и  подала  его  мне.  Хозяйка
молчала, и секретарша тихо вышла, прикрыв за собой дверь.
   Я помахал чеком, чтобы  скорее  высохли  чернила,  потом  свернул  его  и
продолжал держать в руке.
   - Что вы можете рассказать о Линде?
   - Практически ничего. До замужества она снимала квартиру  с  девушкой  по
имени Луис Мэджик -  звучные  имена  они  себе  придумывают.  Тоже  какая-то
артистка. Они работали вместе в клубе "Айдл Вэли".  Мой  сын  Лесли  слишком
хорошо знаком с этим заведением. О семье Линды я ничего  не  знаю.  Когда-то
она упоминала, что родилась в Сиу Фолз. Вероятно, ее родители живы. Меня эти
подробности мало интересовали.
   Как же, мало интересовали. Я так и  видел,  как  она  роет,  роет  обеими
руками, роет глубоко и отбрасывает песок в сторону полными горстями.
   - Вы не знаете адреса мисс Мэджик?
   - Нет. И никогда не знала.
   - Может ли знать ваш сын... или мисс Дэвис?
   -  У  сына  я  спрошу,  когда  он  придет.   Хотя,   не   думаю.   Можете
поинтересоваться у мисс Дэвис. Уверена, что она тоже не знает.
   - Ясно. Вы можете назвать имена еще каких-нибудь друзей Линды?
   - Нет.
   - Возможно, ваш сын поддерживает какую-то связь с ней - втайне от вас.
   Она снова начала багроветь. Я поднял ладонь вверх и  выдавил  миролюбивую
улыбку.
   - В конце концов, он целый год был ее мужем,  -  сказал  я.  -  Он  может
что-то знать о ней.
   - Оставьте моего сына в покое, - отрезала она.
   Я пожал плечами и разочарованно вздохнул.
   - Отлично. Вероятно, она уехала на своей машине - той, что вы ей купили.
   - "Меркурий" стального цвета,  закрытый,  модель  сорокового  года.  Мисс
Дэвис сообщит вам номер, если понадобится. Взяла ли Линда машину - не знаю.
   - Сколько денег, какую одежду, драгоценности взяла ваша невестка?
   - Денег немного. У нее должно быть не  больше  двухсот  долларов.  Миссис
Мердок насмешливо оскалилась, и  вокруг  ее  рта  и  носа  появились  жирные
складки. - Конечно, если только она не нашла себе нового дружка. - Так...  -
сказал я. - Драгоценности?
   - Кольцо с изумрудом и бриллиантом не очень большой ценности,  платиновые
часы с рубинами, очень хорошее янтарное ожерелье, которое я  имела  глупость
собственноручно  подарить  ей.  У  ожерелья  фермуар  с   двадцатью   шестью
маленькими бриллиантами, выложенными в форме ромба. Конечно, может быть  еще
что-то. Я не обращала особого внимания на ее вещи. Одевается она хорошо,  но
не экстравагантно. Хоть это,  слава  Богу.  Миссис  Мердок  снова  наполнила
бокал, выпила и снова по-светски непринужденно рыгнула.
   - Это все, что вы можете рассказать мне?
   - Этого недостаточно?
   - Не вполне достаточно, но придется удовлетвориться этим для начала.
   Если я выясню, что Линда монету не брала,  -  следствие  прекращается.  Я
правильно понял?
   - Об этом поговорим позже, - грубо сказала миссис Мердок. - Украла  Линда
- это точно. И я не собираюсь позволить ей скрыться. Зарубите  себе  это  на
носу, молодой человек. И я надеюсь, вы хотя  бы  вполовину  столь  нахальны,
каким кажетесь, потому что  девицы  из  ночных  баров  склонны  обзаводиться
весьма непристойными друзьями.
   Я все еще держал свернутый чек за уголок в опущенной между коленей  руке.
Я вынул бумажник, убрал в него чек и встал, подняв шляпу с пола.
   - Я люблю непристойных, - сказал я. - У непристойных  очень  незатейливый
ум. Я отчитаюсь перед вами, когда будет в чем  отчитываться.  Думаю  взяться
сначала за торгового агента. Это похоже на ниточку.
   Она дала мне дойти до двери и лишь потом пробасила за моей спиной:
   - Я вам не очень понравилась, верно?
   Я обернулся и, не отпуская ручку двери, ухмыльнулся:
   - А что, бывает, вы кому-то нравитесь?
   Она откинула голову назад, широко раскрыла  рот  и  разразилась  громовым
хохотом. Не дожидаясь, когда она кончит, я вышел и захлопнул за собой дверь.
Пройдя по коридору, я постучал в приоткрытую  дверь  канцелярии  и  заглянул
внутрь.
   Худенькая блондинка сидела, положив руки на стол и лицо - на руки.
   Она плакала. Она повернула голову и поглядела на меня мокрыми глазами.  Я
прикрыл за собой дверь, подошел к  столу,  наклонился  и  обнял  девушку  за
плечи.
   - Выше нос, - сказал я. - Ее можно  только  пожалеть.  Она  считает  себя
несгибаемой и готова свернуть себе шею, чтобы доказать это на деле.  Девушка
резко выпрямилась, сбрасывая мою руку с плеч.
   - Не трогайте меня, - задыхаясь, сказала она. - Пожалуйста. Я никогда  не
позволяю мужчинам дотрагиваться до себя. И не говорите такие ужасные вещи  о
миссис Мердок.
   Ее лицо было мокрым и розовым от слез. Без очков глаза ее были прелестны.
   Я сунул в зубы долго ждавшую своего часа сигарету и зажег ее.
   - Я... я не хотела быть грубой.  -  Девушка  всхлипнула.  -  Но  она  так
унижает меня. А я так стараюсь для нее.
   Она еще раз всхлипнула, достала из стола мужской носовой платок и вытерла
им глаза. В уголке платка фиолетовыми нитками были вышиты инициалы "Л.  М.".
Я задумчиво рассматривал их, выпуская дым в сторону от светлой головки  мисс
Дэвис.
   - Вы что-нибудь хотите узнать? - спросила она.
   - Да. Номер машины миссис Мердок.
   - 2ХIIII, серый "Меркурий" с открытым верхом, модель сорокового года.
   - Старуха сказала - с закрытым верхом.
   - Это машина мистера Лесли. Они одного цвета, одной марки и  одного  года
выпуска. Линда не взяла машину с собой.
   - Да? А что вы знаете о мисс Луис Мэджик?
   - Я видела ее только один раз.  Она  раньше  снимала  квартиру  вместе  с
Линдой. Сюда мисс Мэджик приходила с мистером... мистером Ваньером.
   - Кто он?
   Она опустила глаза.
   - Я... она просто приходила с ним. Я его не знаю.
   - О'кей. Как выглядит Луис Мэджик?
   - Высокая красивая блондинка. Очень... очень привлекательная.
   - Вы имеете в виду - сексуальная?
   - Ну... - она дико покраснела, - в самом благопристойном смысле, если  вы
понимаете, о чем я говорю.
   - Я понимаю, о чем вы говорите, - сказал я. - Но я  с  таким  никогда  не
сталкивался.
   - Охотно верю, - ядовито сказала она.
   - Вы знаете, где живет мисс Мэджик?
   Девушка помотала головой:
   - Нет. - И очень аккуратно сложила носовой платок и  сунула  его  в  ящик
стола - в тот, где лежал пистолет.
   - Вы можете стянуть другой, когда этот испачкается, - заметил я.
   Она откинулась на спинку стула, положила маленькие аккуратные ладошки  на
стол и спокойно посмотрела на меня.
   - На вашем месте я бы оставила эти ухватки крутого парня. Не пройдет,  во
всяком случае - со мной.
   - Не пройдет?
   - Нет. И больше ни на какие вопросы я отвечать не могу, не получив на  то
разрешения.
   - Я не крутой, - сказал я. - Просто мужественный.
   Она взяла карандаш, бесцельно почиркала им в блокноте и слабо  улыбнулась
мне - снова само спокойствие.
   - Может, я просто не люблю мужественных.
   - Вы чудачка, - сказал я. - Насколько я разбираюсь в чудаках.
   Всего хорошего.
   Я вышел, плотно прикрыв за собой дверь, и  прошел  к  выходу  по  пустому
коридору и через тихую, сумрачную, как склеп, гостиную.
   Солнечные лучи плясали на теплой лужайке. Я надел черные очки и  на  ходу
еще раз потрепал по голове негритенка.
   - Дружище, это еще ужасней, чем я ожидал.
   Кособокие камни жгли  сквозь  подошвы.  Я  сел  в  машину  и  отъехал  от
тротуара.
   Маленький песочного цвета автомобиль отъехал от тротуара вслед за мной. Я
не придал этому  особого  значения.  Человек  за  рулем  был  в  широкополой
соломенной шляпе с лентой из веселенького ситца и, как и я, в черных очках.
   Я поехал обратно в город.  Через  десяток  перекрестков  песочного  цвета
автомобильчик все еще следовал  за  мной.  Я  пожал  плечами  и  смеха  ради
покрутился вокруг квартала.
   Преследователь держался за мной на прежнем расстоянии. Я резко свернул на
обсаженную  огромными  деревьями  улицу,  стремительно  развернул  машину  и
остановился у противоположной обочины.
   Из-за угла осторожно вырулил автомобильчик песочного цвета.
   Светлая голова в бурой шляпе с яркой ленточкой даже не повернулась в  мою
сторону. Автомобиль проплыл мимо, и я поехал обратно  в  сторону  Голливуда.
Несколько раз я бдительно оглядывался, но легковушки песочного  цвета  видно
не было.

Глава 3

   Мой офис находился на  шестом  этаже  Кахуэнга-Билдинг  -  две  маленькие
комнаты окнами во двор. Одну я обычно оставлял  открытой  -  чтобы  там  мог
посидеть терпеливый клиент (если у меня вообще был  какой-нибудь  терпеливый
клиент). На входной двери был электрический замок, который  я  мог  отпирать
прямо из своего кабинета, предназначенного для глубоких раздумий.
   Я заглянул в приемную. Там не было никого и ничего - кроме запаха пыли. Я
открыл окно, отпер дверь и прошел в кабинет. Три грубых кресла,  вращающийся
стул, письменный стол, пять зеленых шкафов для хранения документов,  три  из
которых были забиты каким-то хламом, на стене календарь и лицензия  частного
детектива в рамке, телефон, встроенный в буфет мореного  дерева  умывальник,
вешалка, нечто на полу, могущее сойти за ковер, два открытых окна с тюлевыми
занавесками, которые  мерно  шевелились  и  морщились  на  ветру,  как  губы
беззубого старика во сне.
   Все та же дребедень, которую я имел в  своем  распоряжении  и  в  прошлом
году, и позапрошлом. Не блестяще, не шикарно - но все лучше, чем палатка  на
берегу.
   Я повесил шляпу и пиджак на  вешалку,  ополоснул  лицо  и  руки  холодной
водой, закурил, взял со стола телефонную книгу и  выписал  из  нее  адрес  и
телефон Элиши Морнингстара. Я уже протянул руку к телефонной  трубке,  когда
вспомнил, что оставил запертой дверь в приемную. Я  потянулся  к  кнопке  на
краю стола, нажал ее - и как раз вовремя. Кто-то открывал входную дверь.
   Перевернув блокнот обложкой вверх, я  пошел  посмотреть  кто  же  это,  и
обнаружил в приемной худого длинного  самодовольного  субъекта  в  шерстяном
тропическом костюме серо-голубого цвета, черно-белых ботинках,  бледножелтой
рубашке, галстуке и с  выставленным  напоказ  носовым  платком,  ярким,  как
цветок джакаранды. В руке, затянутой в засаленную перчатку из  белой  свиной
кожи, он держал длинный черный мундштук и брезгливо морщил нос,  разглядывая
пыльные  журналы  на  столике,  выцветшую  дерюгу  на   полу   и   остальные
красноречивые свидетельства моего благосостояния.
   Когда я открыл дверь из  кабинета,  он  обернулся  и  уставился  на  меня
довольно сонными тусклыми глазами, посаженными близко к узкому носу. У  него
было красное, обгоревшее на солнце лицо, зачесанные назад рыжеватые  волосы,
словно прилипшие к узкому черепу. Тонкие рыжие усики  его  были  значительно
ярче волос.
   Он  разглядывал  меня  неторопливо  и  без  особого  удовольствия.  Потом
выпустил дым тонкой струйкой и насмешливо улыбнулся.
   - Вы Марлоу?
   Я кивнул.
   - Я несколько разочарован, - сказал  он.  -  Я  ожидал  увидеть  нечто  с
грязными ногтями.
   - Вы можете пройти, - сказал я, - и острить сидя.
   Я придержал дверь, и он продефилировал  мимо,  стряхивая  пепел  на  пол.
Усевшись в кресло для посетителей у стола, он стянул перчатку с правой  руки
и вместе с уже снятой небрежно бросил на стол. Вытащил из мундштука окурок и
принялся разминать его спичкой, пока тот не перестал дымиться. Потом вставил
в мундштук следующую сигарету и зажег  ее  толстой  красной  спичкой.  Затем
откинулся на спинку кресла с улыбкой скучающего аристократа.
   - Все в порядке? - осведомился я. - Пульс и дыхание в норме?  Не  желаете
ли мокрое полотенце на лоб или еще что-нибудь?
   Презрительно он  кривить  губы  не  стал  только  потому,  что  они  были
презрительно скривлены еще при входе.
   - Частный детектив, -  сказал  он.  -  Никогда  не  сталкивался.  Грязная
работенка, надо понимать. Подглядываем в замочные скважины,  ворошим  старые
сплетни и тому подобное.
   - Вы как, по делу, - спросил я, - или просто поболтать?
   Улыбка его была незаметна, как старая дева на балу у заезжей знаменитости
- Я Мердок. Надеюсь, это имя вызывает у вас какие-нибудь ассоциации.
   - Я рад, что вы умеете так мило проводить время, - заметил я  и  принялся
набивать трубку.
   Он молча наблюдал за моими действиями. Потом медленно сказал:
   - Как я понял, моя мать наняла вас для какой-то работы. Она выписала  вам
чек.
   Я закончил набивать трубку, раскурил ее и, откинувшись на  спинку  стула,
стал выпускать дым через правое плечо в сторону окна.
   Он немного подался вперед и серьезно сказал:
   - Я понимаю, что умение держать язык  за  зубами  обязательно  для  людей
вашей профессии. Но мне и гадать не нужно. Маленький червячок все  рассказал
мне, жалкий земляной червячок, которого часто топчут ногами, но который  все
равно умудряется выжить - как и  я  сам.  Я  не  заставил  себя  ждать.  Это
проясняет вам что-нибудь?
   - Да, - сказал я. - Предположим, меня все это мало интересует.
   - Как я понял, вас наняли разыскать мою жену.
   Я фыркнул и ухмыльнулся, не выпуская трубку из зубов. - Марлоу, -  сказал
он еще серьезней, - я очень постараюсь, конечно, но вряд ли  смогу  полюбить
вас.
   - Я визжу, - сказал я. - От ярости и боли.
   - Простите за безыскусное выражение, но от ваших  ухваток  крутого  парня
так и прет дешевкой.
   - Из ваших уст это особенно горько слышать.
   Он снова откинулся назад и принялся сверлить меня тусклыми глазками.
   Он поерзал в кресле, стараясь устроиться в нем  поудобнее.  Очень  многие
пробовали устроиться поудобнее в этом кресле.  Я  и  сам  иногда  пробую  от
нечего делать.
   - Зачем моя мать хочет найти Линду? -  медленно  спросил  он.  -  Она  ее
смертельно ненавидит. Я имею в виду: мать - Линду. Линда  всегда  вела  себя
вполне прилично по отношению к матери. Как она показалась вам?
   - Ваша мать?
   - Естественно. Вы же не знакомы с Линдой, верно?
   - Эта секретарша висит на волоске,  она  останется  без  работы  в  конце
концов. Слишком много болтает.
   Он резко помотал головой.
   - Мать не узнает. И в любом случае Мерле ей нужна. Мать постоянно  должна
кого-то запугивать. Она может наорать на нее или даже  дать  пощечину  -  но
обойтись без Мерле не сможет. Как она вам показалась?
   - Довольно мила - на старомодный манер.
   Он нахмурился:
   - Я имею в виду мать. Мерле - просто бесхитростная маленькая девочка. Я и
сам знаю.
   - Ваша дьявольская проницательность пугает меня, - сказал я.
   Он казался несколько удивленным. И почти забыл  сбивать  средним  пальцем
пепел с сигареты. Почти - но не совсем. Он внимательно следил за тем,  чтобы
случайно не попасть в пепельницу.
   - Так о матери, - спокойно повторил он.
   - Старая боевая лошадь, - сказал я.  -  Золотое  сердце,  но  все  золото
упрятано глубоко и надежно.
   - Но зачем ей искать Линду? Я не  могу  понять.  И  еще  тратить  на  это
деньги. Мать ненавидит тратить деньги. Для нее это все равно что  сдирать  с
себя живьем кожу. Зачем ей искать Линду?
   - Понятия не имею, - сказал я. - С чего вы вообще это взяли?
   - Ну как... одно ваше присутствие. И Мерле...
   - Мерле просто очень романтична.  Она  все  выдумала.  Черт  возьми,  она
сморкается в мужской носовой платок. Вероятно, один из ваших.
   Он вспыхнул.
   - Глупо. Послушайте, Марлоу. Пожалуйста, будьте благоразумны и  объясните
мне, к чему все это. Боюсь, я не очень состоятелен, но пара сотен...
   - Я должен оскорбиться, - сказал я. - К тому  же  мне  запрещено  с  вами
разговаривать. Приказ.
   - Но почему, черт возьми?
   - Не спрашивайте меня о вещах, которых я и сам не понимаю, потому  что  я
не смогу дать вам ответа. И вообще, вы что, с луны свалились? Когда человеку
моего  рода  занятий  поручается  работа,  он  не   шатается   где   попало,
удовлетворяя любопытство каждого встречного.
   - Должно быть, в воздухе много электричества, - раздраженно заметил он, -
если человек вашего рода занятий отказывается от двухсот долларов. Меня  это
нисколько не тронуло. Я взял из пепельницы толстую красную спичку, брошенную
посетителем, и принялся ее рассматривать.  На  ней  были  желтые  полоски  и
надписи "Роузмонт. Х. Ричард, 3..." остальное  обгорело.  Я  сломал  спичку,
сложил половинки вместе и бросил их в корзину для мусора.
   - Я люблю свою жену, - вдруг сообщил он и ощерился, показав крепкие белые
зубы. - Несколько сентиментально, но это правда.
   - В Ломбардии по-прежнему все спокойно.
   Он продолжал, все так же щерясь:
   - Меня она не любила. У нее  не  было  особых  причин  любить  меня.  Она
привыкла жить весело. У нас... что ж, у нас ей было довольно скучно.  Мы  не
ссорились. Линда очень выдержанна. Но она не была в  восторге  от  жизни  со
мной.
   - Вы слишком скромны, - сказал я.
   Он  сверкнул  глазами   и   постарался   -   небезуспешно   -   сохранить
аристократический вид.
   - Неумно, Марлоу. Даже не свежо. Послушайте, вы  производите  впечатление
приличного человека. Я знаю, что моя мать не станет тратить двести пятьдесят
долларов только для того, чтобы доставить  себе  удовольствие.  Может  быть,
дело не в Линде. Может быть, в чем-то еще. Может...  -  Он  осекся  и  потом
медленно продолжил, пристально глядя на меня:  -  ...  может  быть,  дело  в
Морни?
   - Может быть, - весело согласился я.
   Он схватил перчатки, ударил ими по столу и снова бросил:
   - Тут я влип, это ясно. Но я не предполагал, что она знает. Должно  быть,
Морни все-таки позвонил ей. Он обещал не делать этого.
   Дальше было просто.
   - Сколько вы должны ему? - спросил я.
   Нет, не просто. Он снова стал подозрительным.
   - Если он звонил, то сказал бы. А мать сказала бы вам.
   - Может быть, дело не в Морни, - вздохнул я, мечтая  о  стакане  крепкого
виски. - Может быть, повариха беременна от мороженщика. Но если Морни  -  то
сколько?
   - Двенадцать тысяч. - Он опустил глаза и покраснел.
   - Угрожает?
   Мердок кивнул.
   - Пошлите его добывать деньги под липовые векселя, - посоветовал я.
   - Что он за человек? Серьезный малый?
   Мердок снова поднял глаза, лицо его было решительным.
   -Думаю, да. Думаю, они все  такие.  Специализировался  в  кино  на  ролях
злодеев. Вызывающе красив, бабник.  Но  не  думайте  чего-то  такого.  Линда
просто работала там - как  работают  официанты  или  музыканты.  И  если  вы
все-таки интересуетесь ею - вам будет трудно отыскать ее.
   Я вежливо улыбнулся.
   - Почему это мне будет трудно отыскать ее? Она ведь, надеюсь,  не  зарыта
на заднем дворе?
   Он резко поднялся, и тусклые глазки его гневно сверкнули. Чуть  наклонясь
над столом, он довольно аккуратно выхватил из внутреннего кармана  маленький
пистолет, на вид двадцать пятого калибра, который, похоже, приходился родным
братом пистолету,  лежавшему  в  столе  Мерле.  Направленное  на  меня  дуло
выглядело довольно зловеще. Я не шевельнулся.  -Тот,  кто  замышляет  что-то
против Линды, будет сначала иметь дело со мной.
   - Это не слишком опасно. Обзаведитесь  пистолетом  посолиднее  -  или  вы
собираетесь бить из него мух?
   Он сунул пистолетик обратно во внутренний  карман,  одарил  меня  тяжелым
пристальным взглядом, взял со стола свои перчатки и шагнул к двери.
   - Разговаривать с вами - пустая трата времени, - сказал он. - Вам лишь бы
поострить.
   - Минуточку, - остановил его я, обходя стол. - С вашей  стороны  было  бы
любезностью не упоминать в присутствии матери о нашей беседе. Хотя  бы  ради
девушки.
   Он кивнул:
   - По количеству полученной информации наша беседа  не  кажется  достойной
упоминания.
   - Вы действительно должны Морни двенадцать тысяч?
   Он опустил глаза, потом поднял и снова опустил. И сказал:
   - Такую сумму Алекс не поверит в долг и куда более деловому человеку, чем
я.
   Я приблизился к нему вплотную и сказал:
   - Вообще говоря, я и не  сомневался,  что  вы  беспокоитесь  не  о  жене.
Полагаю, вы прекрасно знаете, где она. И от вас она вовсе  не  убегала.  Она
убежала от вашей матери.
   Он поднял глаза и, ничего не говоря, начал натягивать перчатку.
   - Может быть, она найдет работу, - продолжил я. - И сможет содержать вас.
   Он снова посмотрел в пол, потом чуть развернулся вправо, и  его  кулак  в
перчатке  описал  в  воздухе  короткую  четкую  дугу.  Я  немного   отвернул
подбородок в сторону, поймал руку Мердока за запястье и медленно отвел кулак
к его груди. Мердок отступил на шаг и тяжело задышал.  У  него  была  тонкая
кисть. Я спокойно обхватывал ее пальцами.
   Мы стояли, глядя друг другу  в  глаза.  Он  скалился  и  дышал  тяжело  и
прерывисто, как пьяный. Круглые  алые  пятнышки  горели  на  его  щеках.  Он
попытался вырвать кисть, но я  так  навалился  на  него,  что  ему  пришлось
отступить еще на шаг, чтобы не потерять равновесия.  Лишь  несколько  дюймов
разделяло наши лица.
   - Как случилось, что старик не оставил вам денег? - усмехнулся я.  -  Или
вы все спустили?
   Он ответил сквозь зубы, все так же пытаясь выдернуть свою руку из моей:
   - Если вы считаете, что это ваше собачье дело, и если вы  имеете  в  виду
Джаспера Мердока, то... он мне не отец. Он меня не любил и не оставил мне ни
цента. Моего отца звали Горас Брайт; он обанкротился и  выбросился  из  окна
своего офиса.
   - Вас легко доить, - сказал я. - Правда, вы даете очень жидкое молоко.  Я
сожалею о том, что сказал  о  вашей  жене  и  о  вас.  Я  просто  хотел  вас
разозлить.
   Я отпустил его руку и отступил назад. Он дышал все еще  тяжело  и  часто.
Взгляд у него был по-прежнему бешеный, но голосом он владел хорошо.
   - Отлично. У вас это получилось. Если вы удовлетворены, то я пойду.
   - Я вам сделал одолжение, - сказал я. - Человек при пушке не  должен  так
легко выходить из себя. Ходите лучше без оружия.
   - Это мое дело, - сказал он. - Сожалею, что замахнулся на вас.
   Вероятно, вы не особенно пострадали бы от моего удара.
   - Ничего, все в порядке.
   Он открыл дверь и вышел. Из коридора донесся приглушенный звук его шагов.
Еще один чудак. Я задумчиво постукивал  костяшкой  указательного  пальца  по
зубам в такт удаляющимся шагам. Потом вернулся к столу, взглянул в блокнот и
поднял телефонную трубку.

Глава 4

   После третьего звонка на другом конце провода раздался  тонкий,  молодой,
почти детский голос:
   - Доброе утро. Офис мистера Морнингстара.
   - Что, старик у себя?
   - Кто его спрашивает?
   - Марлоу.
   - Он знает вас?
   - Спросите мистера Морнингстара, не интересуют ли его ранние американские
золотые монеты?
   - Подождите минуточку, пожалуйста.
   Наступила пауза, необходимая для того, чтобы привлечь  внимание  пожилого
господина к тому факту, что кто-то желает побеседовать с  ним  по  телефону.
Потом в трубке щелкнуло и раздался голос. Сухой голос. Можно даже сказать  -
растрескавшийся.
   - Мистер Морнингстар слушает.
   - Мне сказали, что вы звонили миссис Мердок из Пасадены. Насчет известной
монеты.
   - Насчет известной монеты, - повторил он. - Ну-ну. И что же?
   - Я так понял, вы хотели купить данную монету из коллекции Мердока.
   - Ну-ну. А кто вы, собственно говоря, сэр?
   - Филип Марлоу. Частный детектив. Я работаю на миссис Мэрдок.
   - Ну-ну, - в третий раз сказал старик и осторожно откашлялся. - А  о  чем
вы хотите поговорить со мной, мистер Марлоу?
   - Об этой самой монете.
   - Но мне сказали, что она не продается.
   - И все же я хочу поговорить с вами. С глазу на глаз.
   - Что, миссис Мердок передумала?
   - Нет.
   - Боюсь, я не вполне понимаю, что вам от меня надо, мистер Марлоу. О  чем
нам с вами говорить? - в его голосе появились хитрые нотки.
   Я вытащил козырную карту и разыграл ее с ленивой грацией.
   - Дело в том, мистер Морнингстар, что, когда вы звонили  в  Пасадену,  вы
уже знали, что монета не продается.
   - Интересно, - медленно проговорил он, - и откуда же?
   - Вы занимаетесь этими делами и не можете не знать. О том, что  коллекция
не может быть продана при жизни миссис  Мердок,  известно  всем.  -  Ага,  -
сказал он. - Ага. - Наступила  пауза.  -  В  три  часа,  наконец  сказал  он
спокойно, но быстро. - Буду рад видеть вас в моем офисе. Где  он  находится,
вам, вероятно, известно. Вас это устроит?
   - Я буду.
   Повесив трубку, я снова зажег сигарету  и  так  и  сидел,  уставившись  в
стену. Мое лицо оцепенело от сосредоточенных раздумий или от чего-то еще, от
чего цепенеют лица. Я вытащил из кармана фотографию Линды Мердок и некоторое
время рассматривал ее. Сделав вывод,  что  внешность  ее,  в  конце  концов,
весьма заурядна, я бросил карточку в ящик стола. Потом  взял  из  пепельницы
вторую спичку Мердока и повертел ее в пальцах. На ней  было  написано:  "Топ
Рой, У.Д. Райт, 36".
   Интересно, может ли это  оказаться  важным?  Я  кинул  спичку  обратно  в
пепельницу.
   Луис Мэджик в телефонной книге не значилась.
   Я взял систематический каталог, составил список из полдюжины  театральных
агентств, названия которых  были  набраны  самым  крупным  шрифтом,  и  стал
звонить туда. Все агентства отвечали  жизнерадостными  звонкими  голосами  и
сыпали встречными вопросами - но либо ничего не знали, либо просто не хотели
ничего говорить о некоей мисс Луис Мэджик, вроде бы эстрадной артистке.
   Я выбросил список в мусорную корзину и позвонил Кенни  Хэйсту  из  отдела
уголовной хроники в "Кроникл".
   - Что  ты  знаешь  об  Алексе  Морни?  -  спросил  я,  когда  мы  кончили
упражняться в остроумии.
   - Владелец шикарного ночного клуба и игорного дома в Айдл Вэли, две  мили
от шоссе в сторону холмов. Снимался в кино. Актеришка он паршивый.  У  него,
похоже,  много  покровителей.  Никогда  не  слышал,  чтобы   он   пристрелил
кого-нибудь в общественном месте среди бела дня. Как и в любое другое  время
суток. Но биться об заклад, что он на это не способен, я бы не стал.
   - Опасен?
   - Скажем так: может быть - при необходимости. Все эти  киношные  мальчики
хорошо знают, как должны вести себя владельцы ночных  клубов.  У  него  есть
телохранитель - колоритная фигура, скажу тебе. Некий Эдди Пру. Ростом  около
шести футов пяти дюймов и тощий, как нефальсифицированное  алиби.  На  одном
глазу бельмо - результат боевого ранения.
   - Представляет ли Морни опасность для женщин?
   - Не будь ханжой, старина. Женщины не считают это опасностью.
   - Ты знаешь девушку по имени Луис  Мэджик,  вроде  бы  артистку?  Высокая
яркая блондинка.
   - Нет. Но, похоже, хотел бы узнать.
   - Кончай острить. А некоего Ваньера не знаешь  часом?  Этих  имен  нет  в
телефонной книге.
   - Нет. Но могу спросить у Джерти Арбогаста, если ты перезвонишь. Он знает
всю аристократию ночных клубов. И все низы.
   - Спасибо, Кенни. Я перезвоню. Через полчаса, пойдет?
   - Отлично. - И мы повесили трубки.
   Я вышел из офиса и запер дверь. В конце  коридора  светловолосый  молодой
человек в коричневом костюме и бурой соломенной  шляпе  с  желтой  ленточкой
читал вечернюю газету, прислонясь к стене. Когда я проходил мимо, он зевнул,
свернул газету, сунул ее под мышку и отлепился от стены.
   Он вошел со мной в лифт. Он был так утомлен, что с  трудом  держал  глаза
открытыми. Я вышел на улицу и пешком прогулялся до  банка,  где  получил  по
чеку деньги на карманные расходы. Оттуда я заглянул в ближайший  бар  выпить
мартини и съесть сандвич. Человек в коричневом костюме  устроился  в  другом
конце зала, пил кока-колу, скучал и складывал на столе перед собой монетки в
столбик, аккуратно ровняя их края. Он опять был в черных очках.  Они  делали
его невидимым.
   Я жевал сандвич как можно дольше,  потом  побрел  к  телефонной  будке  в
глубине зала. Человек в коричневом резко повернул голову в мою  сторону,  но
тут же мастерски  замаскировал  это  движение,  поспешно  схватив  стакан  и
отхлебнув из него. Я набрал номер "Кроникл".
   - О'кей, - сказал Кенни. - Джерти говорит, что Морни не так давно женился
на твоей шикарной блондинке. Луис Мэджик. Ваньера он не знает. Говорит,  что
Морни купил себе белый дом на шоссе  Стилвуд-Кресцент  в  пяти  кварталах  к
северу от Сансета.  Этот  дом  достался  Морни  от  Артура  Блейка  Попхэма,
погоревшего на каком-то мошенничестве.  На  воротах  еще  остались  инициалы
прежнего владельца. И на туалетной бумаге тоже, если верить  Джерти.  Попхэм
был основательный парень. Кажется, это все, что мы знаем. - Этого более  чем
достаточно. Огромное спасибо, Кенни.
   Я вышел из будки и наткнулся взглядом на  черные  очки  между  коричневым
костюмом и бурой шляпой и пронаблюдал, как они поспешно отвернулись в другую
сторону.
   Я повернулся, прошел через вращающуюся дверь в  кухню,  оттуда  вышел  на
боковую улицу и отправился к автомобильной стоянке,  где  была  припаркована
моя машина.

Глава 5

   Шоссе Стилвуд-Кресцент плавным виражом уходило на  север  от  Сансета  за
полем для игры в гольф клуба "Бел-Эйр". Вдоль дороги тянулись ограды частных
владений - высокие и низкие каменные стены, и железные  узорные  решетки,  и
просто живые изгороди. Тротуара не было: здесь никто не ходил пешком -  даже
почтальоны.
   Вечер был жаркий - но не  настолько,  как  в  Пасадене.  Воздух  наполнял
наводящий дремоту аромат цветов и солнца, за огородами нежно журчали струйки
фонтанчиков. Я неспешно поднимался по склону холма,  разглядывая  монограммы
на воротах; Артур Блейк Попхэм - значит,  А.Б.П.  Эти  буквы  -  золотом  по
черному - я увидел на самом верху холма; к  воротам  вела  мощенная  плитами
дорога.
   За воротами находился сияющий белый дом, который  казался  совсем  новым;
участок вокруг был тщательно ухожен. Дом  был  довольно  скромен  для  этого
района: не более  четырнадцати  комнат  и,  вероятно,  всего  один  бассейн.
Окружавшая участок стена была выложена из кирпича, вытекший из  швов  кладки
цемент застыл и был замазан белой краской. Сверху стена завершалась железной
решеткой, окрашенной в черный цвет. На большом почтовом ящике  у  служебного
входа было написано: "А.Р. Морни".
   Я оставил машину на шоссе и поднялся по мощеной дорожке к  белой  боковой
двери, на которой играли яркие блики от разноцветного стеклянного навеса над
ней. Я  брякнул  медным  дверным  кольцом.  В  стороне  от  дома  шофер  мыл
"кадиллак".
   Дверь открылась, и надменный филиппинец в белоснежном костюме скорчил мне
презрительную гримасу. Я протянул визитку.
   - К миссис Морни, - сказал я.
   Он открыл дверь. Шло время - как обычно, когда я прошу доложить  о  себе.
Плеск  льющейся  на  "кадиллак"  воды   действовал   умиротворяюще.   Шофер,
коротенький человечек в бриджах и крагах, в  мокрой  от  пота  рубашке,  был
похож на переростка-жокея, и, поливая машину, он тихонько присвистывал,  как
скребущий лошадь конюх.
   Красногрудая колибри влетела в алеющий у  двери  куст,  сотрясла  длинные
трубчатые цветы и выпорхнула оттуда так стремительно, что, казалось,  просто
растворилась в воздухе.
   Дверь открылась, и филиппинец протянул мне визитку. Я не взял ее.
   - Что вы хотите? - У него был жестко потрескивающий голос - словно кто-то
ходит на цыпочках по яичной скорлупе.
   - Видеть миссис Морни.
   - Ее нет дома.
   - Вы не знали об этом, когда брали визитную карточку?
   Он разжал пальцы,  и  визитка  спланировала  на  землю.  Он  ухмыльнулся,
демонстрируя плоды трудов дешевого дантиста.
   - Узнал, когда она мне это сказала.
   И закрыл дверь перед моим носом - совсем не тихо.
   Я поднял карточку и пошел вдоль дома туда, где шофер  поливал  из  шланга
"кадиллак" и смывал с него грязь большой  губкой.  У  шофера  были  глаза  с
воспаленными веками и пшеничная  челка.  К  нижней  губе  прилипла  потухшая
сигарета.
   Он быстро покосился на меня,  как  человек,  которому  с  трудом  удается
заниматься своим делом и не соваться в чужие. Я спросил:
   - Где хозяин?
   Сигарета подпрыгнула в уголке его рта. Нежно журчала  текущая  из  шланга
вода.
   - Спроси в доме, Джек.
   - Уже. Они хлопнули дверью перед моим носом.
   - Ты разбиваешь мое сердце, Джек.
   - А как насчет миссис Морни?
   - Тот же ответ. Я просто мою здесь машину. Продаешь что-нибудь?
   Я протянул визитку так, чтобы он смог прочитать ее. На сей раз  это  была
рабочая визитка. Он положил губку на подножку, шланг на землю,  обошел  лужу
воды, чтобы вытереть руки о висевшее на двери гаража полотенце. Затем выудил
спички из кармана штанов и, откинув голову назад,  зажег  прилипший  к  губе
окурок.
   Потом он повел по сторонам плутоватыми глазками и направился  за  машину,
кивком головы приглашая меня следовать за ним. Я последовал.
   - Как насчет небольших денежных расходов? - осторожно поинтересовался он.
   - Что-то я стал туповат в последнее время.
   - За пять долларов я могу начать думать.
   - Неловко заставлять тебя так напрягаться.
   - За десять могу спеть, как четыре канарейки и гавайская гитара.
   - Я не поклонник столь изысканных оркестровок.
   Он наклонил голову в сторону.
   - Говори яснее, Джек.
   - Я не хочу, чтобы ты потерял работу, сынок. Я  всего  лишь  хочу  знать,
дома ли миссис Морни. Это стоит не больше доллара.
   - Не волнуйся за меня, Джек. Я тут в милости.
   - У мистера Морни или еще у кого-то?
   - Ты хочешь это за тот же доллар?
   - Два.
   Он смерил меня взглядом.
   - Ты ведь на него работаешь?
   - Естественно.
   - Врешь.
   - Давай два, - деловито сказал он.
   Я дал ему два доллара.
   - Она в саду за домом со своим дружком. Милым дружком. Если  у  вас  есть
дружок, который не работает, и муж, который работает, -  значит  вы,  хорошо
устроились, - он хитро покосился на меня.
   - Твое бездыханное тело когда-нибудь хорошо устроится в сточной канаве.
   - Только не мое, Джек. Я умный. Я верчусь возле этих людей всю жизнь.
   Он потер банкноты между ладонями, подул на них и, сложив их  в  несколько
раз, сунул в карманчик для часов на бриджах.
   - Это был пробный шар, - сказал он. - Теперь еще за пять долларов...
   Из-за машины вылетел белый коккер-спаниель, чуть поскользнулся на  мокром
бетоне, высоко подпрыгнув, лизнул меня в лицо и свалился  на  землю.  Затем,
вскочив, обежал меня и уселся у моих ног, высунув язык и тяжело дыша.
   Я перешагнул через него, облокотился на машину и вытащил носовой платок.
   - Это Хитклифф, - кисло сообщил шофер.
   - Хитклифф?
   - Hу. Они так зовут собаку, Джек. Смотри... а вот и сопровождающий.
   Он взял губку и шланг и вернулся к работе. Коккер-спаниель тут  же  снова
бросился ко мне, чуть не сбив меня с ног. - Ко  мне,  Хитклифф,  -  раздался
громкий мужской голос,  и  из  увитой  розами  решетчатой  галереи  появился
мужчина.
   Высокий, смуглый,  с  гладкой  кожей  оливкового  цвета;  со  сверкающими
черными глазами и ослепительными белыми зубами. Бачки. Тонкие черные  усики.
Бачки слишком длинные, даже длиннее, чем просто  слишком.  Белая  рубашка  с
вышитыми  на  кармашке  инициалами.  Белые  широкие  брюки,  белые  ботинки.
Наручные часы  на  золотой  цепочке  свободно  болтались  на  узком  смуглом
запястье. Желтый шарфик обхватывал тонкую бронзовую шею.
   Он увидел, что собака сидит у моих ног, и  это  ему  не  понравилось.  Он
щелкнул длинными пальцами и чистым резким голосом сказал:
   - Ко мне, Хитклифф. Ко мне, быстро!
   Собака тяжело задышала, но не пошевелилась, разве что сильнее прижалась к
моей ноге.
   - Вы кто? - спросил мужчина, смерив меня взглядом.
   Я протянул  визитку.  Смуглая  рука  взяла  ее  за  уголок.  Собака  тихо
отступила назад, обежала машину и скрылась.
   - Марлоу, - сказал мужчина. - Марлоу, да? Как это понимать? Что вам здесь
надо?
   Он медленно оглядел меня  сверкающими  черными  глазами,  и  его  длинные
шелковистые ресницы поднялись и опустились.
   - Вам что, не сказали, что миссис нет дома?
   - Сказали, но я не поверил. Вы мистер Морни?
   - Нет.
   - Это мистер Ваньер, - притворно-вежливым и невинным голоском протянул за
моей спиной  шофер.  -  Мистер  Ваньер  -  друг  семьи.  Он  частенько  сюда
захаживает.
   Ваньер метнул  бешеный  взгляд  за  мое  плечо.  Шофер  обошел  машину  и
презрительно выплюнул окурок.
   - Я сказал ему, что хозяина нет дома, мистер Ваньер.
   - Вижу.
   - Я сказал  ему,  что  дома  миссис  Морни  и  вы.  Я  что-нибудь  сделал
неправильно?
   - Ты мог бы заниматься своим делом, - сказал Ваньер.
   - Просто странно, как это мне самому  не  пришло  в  голову,  -  удивился
шофер.
   - Иди отсюда, пока я не свернул твою тощую грязную шею.
   Шофер спокойно посмотрел на него, потом ушел в темный гараж и стал что-то
насвистывать. Ваньер устремил на меня горящий злобой  взгляд  и  раздраженно
сказал:
   - Вам сообщили, что  миссис  Морни  нет  дома,  но,  видно,  вас  это  не
устраивает. Другими словами, данная информация не удовлетворяет вас.
   - Если другими словами - то да.
   - Ясно. Не соизволите ли объяснить, какой вопрос  вы  хотите  обсудить  с
миссис Морни?
   - Предпочитаю объяснить это самой миссис Морни.
   - Незадача в том, что она не собирается принимать вас.
   - Следи за его правой, Джек, - подал голос шофер из-за машины.  -  В  ней
может быть нож.
   Оливковое  лицо  Ваньера  сделалось  цвета  сухих  водорослей.  Он  резко
повернулся на пятках и придушенно рявкнул:
   - Следуйте за мной!
   Он пошел по мощенной кирпичом дорожке через  зоросшую  розами  галерею  к
белой калитке. За ней находился обнесенный стеной сад с шикарными цветочными
клумбами, площадкой для игры в бадминтон, чудесными газончиками и маленьким,
выложенными кафелем бассейном, сердито сверкавшим на солнце. Площадка  около
бассейна была  уставлена  бело-синей  садовой  мебелью:  низкими  столиками,
шезлонгами с подставками для ног, а над всем этим - сине-белый зонт размером
с хорошую палатку.
   В одном из шезлонгов томно раскинулась  длинноногая  девица;  на  столике
рядом с ней стоял высокий матовый  бокал,  серебряное  ведерко  со  льдом  и
бутылка виски. Девица лениво наблюдала за нашим приближением.  С  расстояния
тридцати футов она смотрелась по высшему разряду. С расстояния десяти  футов
она смотрелась как нечто, предназначенное для  рассматривания  с  расстояния
тридцати футов. Ее рот был слишком велик, глаза - слишком сини, косметика  -
слишком ярка. Ее тонкие брови описывали дугу почти  фантастической  длины  и
высоты; ресницы ее были накрашены так густо,  что  походили  на  миниатюрные
железные решетки.
   На девице были белые парусиновые брюки, белая шелковая блузка, сине-белые
сандалии на босу ногу, на шее - ожерелье из зеленых камней.
   Рядом на стуле  лежала  белая  соломенная  шляпа  с  полями  диаметром  с
автомобильное колесо, на шляпе - солнцезащитные очки, каждая линза  размером
с пончик.
   Ваньер промаршировал к девице и отрывисто сказал:
   - Ты вышвырнешь этого  гнусного  красноглазого  шоферишку,  и  как  можно
скорей. Иначе я сверну ему шею. Невозможно  пройти  мимо  него,  не  услышав
оскорбления в свой адрес.
   Блондинка легко кашлянула, бесцельно помахала в воздухе носовым платком и
сказала:
   - Присядь и отдышись. Кто твой приятель?
   Ваньер поискал мою визитку, обнаружил, что держит ее в руке, и швырнул на
колени блондинке. Она лениво взяла ее, взглянула на нее, потом  -  на  меня,
вздохнула и задумчиво постучала ногтями по передним зубам.
   - Крупный экземпляр, да? Пожалуй, тебе с ним не справиться.
   Ваньер с отвращением посмотрел на меня.
   - Ладно. Что там у вас - быстро выкладывайте.
   - Я побеседую с дамой? - осведомился я.  -  Или  я  побеседую  с  вами  и
преподам вам несколько уроков хорошего тона?
   Блондинка  рассмеялась.  В   ее   серебристом   смехе   еще   сохранилась
непосредственность и искренность  молоденькой  статистки.  Маленький  язычок
вызывающе пробежал по губам.
   Ваньер сел и зажег сигарету с позолоченным фильтром. Я стоял и смотрел на
них.
   - Я ищу вашу подругу, миссис Морни, - наконец  сказал  я.  Насколько  мне
известно, вы вместе снимали квартиру где-то с  год  назад.  Ее  зовут  Линда
Конкист.
   Ваньер быстро поднял глаза на меня - и опустил и снова поднял и  опустил.
Он повернул голову  и  посмотрел  на  другую  сторону  бассейна.  Там  сидел
коккер-спаниель по кличке Хитклифф и смотрел на  нас  одним  глазом.  Ваньер
пощелкал пальцами.
   - Сюда, Хитклифф! Ко мне, ко мне!
   - Заткнись, - сказала блондинка. - Собака тебя на дух не переносит. Умерь
свое идиотское тщеславие, Бога ради.
   - Не смей так со мной разговаривать! - вспылил Ваньер.
   Блондинка хихикнула и поиграла глазами.
   - Я ищу девушку по имени Линда Конкист, миссис Морни, - повторил я.
   Она взглянула на меня.
   - Вы уже говорили. Я просто думала о том,  что  не  видела  ее  последние
полгода. Она вышла замуж.
   - Вы не видели ее последние полгода?
   - Вы не ослышались, дружок. Зачем вам это?
   - Я веду частное расследование.
   - По какому вопросу?
   - По сугубо конфиденциальному.
   -  Подумать  только,  -  оживилась  блондинка.   -   Он   ведет   частное
расследование по сугубо конфиденциальному вопросу. Ты слышишь, Лу? Врывается
к совершенно незнакомым людям, которые не хотят его видеть, и считает это  в
порядке вещей. Только потому, что  ведет  частное  расследование  по  сугубо
конфиденциальному вопросу.
   - Значит, вы не знаете, где она находится сейчас, миссис Морни?
   - Я разве не сказала вам? - Она несколько повысила голос.
   - Нет. Вы сказали, что полгода не видели ее. Это совсем не одно и то же.
   - Кто сказал вам, что я снимала  с  Линдой  квартиру?  -  резко  спросила
блондинка.
   - Я никогда не раскрываю источника информации, миссис Морни.
   - Золотко мое,  да  вы  такой  ловкач,  что  вам  впору  быть  директором
танцзала. Значит, я вам должна рассказать все, а вы мне - ничего?
   - Мы с вами находимся в  разном  положении,  -  сказал  я.  -  Я  наемный
работник, действующий согласно инструкции работодателя. У вас же нет  причин
скрывать что-либо, не так ли?
   - Кто ее ищет?
   - Ее родители.
   - Попытайтесь еще раз. У нее нет родителей.
   - Должно быть, вы знакомы с ней довольно близко, раз вам  известны  такие
подробности.
   - Может быть, и была когда-то. Но это не означает, что все так и осталось
до сих пор.
   - О'кей, - сказал я. - Ваш ответ можно  понять  так:  вы  знаете,  но  не
хотите говорить.
   - Ответ можно понять так, - вдруг вмешался Ваньер,  -  с  вами  не  хотят
больше разговаривать и чем скорее вы  уберетесь  отсюда,  тем  приятнее  это
будет нам.
   Я продолжал смотреть на миссис Морни.
   Она подмигнула мне и сказала Ваньеру:
   - Не надо так грубо, дорогой. Ты страшно обаятелен,  но  слишком  узок  в
кости. Ты не создан для тяжелой работы. Верно, приятель?
   - Я еще не размышлял на эту тему, миссис Морни, - ответил  я.  -  Как  вы
считаете, мистер Морни сможет мне помочь... или захочет?
   Она покачала головой:
   - Откуда мне знать? Можете попробовать. Если вы ему не приглянетесь, то у
него найдется кому вышвырнуть вас отсюда.
   - Думаю, вы могли бы мне помочь, если бы захотели.
   - И как же вы собираетесь заставить  меня  захотеть?  -  Взгляд  ее  стал
приглашающим.
   - В этой компании? - Я указал глазами на Ваньера. - Как я могу?
   - Интересная мысль. - Она отпила из бокала, глядя на меня поверх него.
   Ваньер очень медленно поднялся с места. Лицо его побелело. Он сунул  руку
за пазуху и процедил сквозь зубы:
   - Иди отсюда, ублюдок. Пока еще можешь идти.
   Я удивленно посмотрел на него:
   - Где ваша утонченность?  И  только  не  рассказывайте  мне,  что  носите
пистолет под пляжным костюмом.
   Блондинка рассмеялась, показав красивые крепкие зубы. Ваньер  сунул  руку
поглубже под рубашку и плотно сжал рот. Его черные глаза были остры и  пусты
одновременно - как глаза змеи.
   - Ты слышал? - спросил он почти нежно. - И не сбрасывай  меня  со  счетов
так быстро. Чтобы всадить в тебя пулю, мне потребуется времени  меньше,  чем
для того, чтобы чиркнуть спичкой.
   Я посмотрел на блондинку. Она  внимательно  следила  за  нами,  глаза  ее
сияли, а чувственный рот был приоткрыт в напряженном ожидании.
   Я повернулся и пошел по газону. На полпути я обернулся. Ваньер стоял  все
в той же позе, держа руку под рубашкой.  Глаза  блондинки  были  по-прежнему
широко распахнуты и губы так же приоткрыты, но густая тень от  зонта  падала
ей на лицо, и его выражение издалека можно было понять по-разному: как страх
и как довольное ожидание.
   Я пересек газон и через белую калитку вышел на мощенную кирпичом  дорожку
в тоннеле из роз. Почти на самом выходе из тоннеля я повернулся, неторопливо
прогулялся обратно к калитке и еще раз заглянул в сад. Я и сам не знал,  что
собирался там увидеть и с какой стороны меня это может касаться. Но  кое-что
я увидел.
   Я увидел, как Ваньер почти распластался на блондинке, целуя ее.
   Я потряс головой и пошел прочь.
   Красноглазый шофер все еще возился с "кадиллаком". Мытье он уже  закончил
и теперь протирал стекла большим куском замши. Я обошел машину и встал около
него.
   - Ну, как дела? - поинтересовался он краем рта.
   - Ужасно. Они втоптали меня в грязь.
   Он кивнул и продолжал присвистывать, как скребущий лошадь конюх.
   - Ты бы поосторожней. Этот тип вооружен, - сказал я. - Или притворяется.
   Шофер коротко хохотнул:
   - Под этой-то рубашонкой? Не может быть...
   - Что за тип этот Ваньер? Чем занимается?
   Шофер выпрямился, положил замшу  на  капот  и  вытер  руки  о  полотенце,
которое теперь было заткнуто за пояс его штанов. - Женщинами, я так полагаю.
   - А не опасно ли - волочиться именно за этой женщиной?
   - По мне - так опасно, - согласился шофер. -  Но  у  людей  бывают  самые
разные представления об опасности.
   - Где он живет?
   - В Шерман Сакс. Она там бывает. И слишком часто.
   -  Когда-нибудь  встречал  девушку  по  имени  Линда  Конкист?   Высокая,
темноволосая, красивая. Пела с оркестром.
   - Ты требуешь много информации за два доллара, Джек.
   - Могу накинуть до пяти.
   Он помотал головой:
   - Нет, эту особу я не знаю. Во всяком случае,  по  имени.  Сюда  приходят
разного рода дамочки, в основном довольно яркие. Меня им не представляют.  -
Он ухмыльнулся.
   Я достал бумажник и сунул три доллара в его маленькую влажную руку.  И  к
ним присовокупил визитку.
   - Мне нравятся маленькие крепыши, - сказал я. -  Они,  похоже,  ничего  и
никого не боятся. Заглядывай ко мне.
   - Ладно, Джек. Спасибо. Линда Конкист, говоришь? Буду держать ухо востро.
   - Пока... как тебя по имени?
   - Они зовут меня Пройдохой. Понятия не имею почему.
   - Пока, Пройдоха.
   - Пока. Значит, говоришь, пушка - под этой рубашонкой? Да ни за что.
   - Не знаю, - сказал я. - Он как будто полез за ней. Меня  наняли  не  для
перестрелок с незнакомыми людьми.
   - Черт, его рубашка  застегивается  только  на  две  пуговицы  сверху.  Я
обратил внимание. Ему потребуется неделя, чтобы вытащить из-под нее пушку. -
Но в голосе его звучали тревожные нотки.
   - Может быть, он просто блефовал,  -  согласился  я.  -  Если  что-нибудь
услышишь о Линде Конкист, всегда буду рад иметь дело с тобой.
   - О'кей, Джек.
   Я пошел к своей машине по мощенной плитами дорожке. Он глядел мне  вслед,
почесывая подбородок.

Глава 6

   Я медленно ехал по улице, взглядом выискивая место,  где  можно  было  бы
поставить машину, чтобы заскочить на минутку в офис перед поездкой в  центр.
В тридцати футах от входа  в  Кахуэнго-Билдинг  от  табачной  лавки  отъехал
"паккард". Я тут же занял его место, заглушил мотор и  вышел  из  машины.  И
только тогда заметил, что встал перед знакомым на вид автомобилем  песочного
цвета. Конечно, это не обязательно тот же самый. Таких тысячи. В  легковушке
никого не было. Никто в бурой соломенной шляпе с желтой  ленточкой  ошивался
поблизости.
   Я обошел машину и записал ее номер на обороте мятого конверта просто так,
на всякий случай. И направился к себе. Его не было  ни  в  вестибюле,  ни  в
коридоре наверху.
   Я  зашел  в  офис,  просмотрел  валявшуюся  на  полу  почту,  но   ничего
интересного не обнаружил. Быстренько приложился к дежурной бутылке и побежал
вниз. Мне нужно было торопиться, чтобы успеть в центр к трем часам.
   Песочного цвета автомобиль все так же стоял на месте и пустовал. Я сел  в
машину и отрулил от тротуара.
   Он нагнал меня только в конце Сансета. Я  смотрел  на  него  в  зеркальце
заднего вида, ухмылялся и пытался сообразить, где же он прятался.  Вероятно,
в машине, что стояла за его собственной. Как это я сразу не догадался?
   Я повернул на юг к Третьей и поехал по  ней  к  центру.  Песочного  цвета
автомобильчик всю дорогу держался в  сотне  метров  за  мной.  Я  выехал  на
Седьмую и остановился купить сигарет без особой в них надобности,  а  потом,
не оглядываясь, пошел по улице. Дойдя до перекрестка, я свернул в  вестибюль
отеля  "Метрополь",  прогулялся  до  полукруглой   стойки,   где   торговали
сигаретами,  и  попросил  там  прикурить,  после  чего  уселся  в  одно   из
потрепанных кожаных кресел.
   Светловолосый человек в коричневом костюме,  черных  очках  и  уже  такой
знакомой  мне  шляпе  вошел  в  вестибюль,  самым   непринужденным   образом
прошествовал между пальмами в горшках к стойке, купил пачку сигарет  и  стал
неторопливо распечатывать ее, облокотившись о прилавок  и  озирая  вестибюль
зорким орлиным глазом.
   Взяв сдачу, он прошел к стоящему у  колонны  креслу  и  сел  в  него.  Он
надвинул шляпу поглубже  на  черные  очки  и,  похоже,  собирался  уснуть  с
незажженной сигаретой в зубах.
   Я поднялся с места, подошел к колонне, опустился в кресло рядом с  ним  и
принялся искоса рассматривать  его.  Он  не  пошевелился.  Вблизи  его  лицо
казалось юным, розовым и пухлым, подбородок  был  выбрит  крайне  неряшливо.
Ресницы под черными очками взметнулись вверх и снова опустились. Лежащая  на
колене напряженная рука нервно затеребила брючину.
   Я чиркнул спичкой и поднес к его сигарете:
   - Огоньку?
   - О... благодарю, - потрясенно сказал он. Прикурил.
   Помахав спичкой, я бросил ее в урну и выжидающе уставился на него. Прежде
чем заговорить, он несколько раз искоса взглянул на меня. - Не мог ли я  вас
встречать где-нибудь раньше?
   - На Дрезден-авеню в Пасадене. Сегодня утром.
   Его щеки стали еще более розовыми, чем прежде. Он вздохнул.
   - Должно быть, я выступил кисло, - сказал он.
   - Из рук вон, приятель, - согласился я.
   - Может быть, это шляпа?
   - Шляпа в порядке. Но тебе она не нужна.
   - В этом городе деньги даются очень тяжело, - печально сообщил он.
   - Не могу же я бегать на своих двоих, на такси - разорюсь в два счета,  а
собственная машина неудобна тем, что не всегда успеваешь  добежать  до  нее.
Надо все время крутиться поблизости.
   - Тебе что-нибудь надо от меня или ты просто тренируешься?
   -  Я  хотел  выяснить,  достаточно  ли  вы  сметливы,  чтобы  можно  было
поговорить с вами.
   - Я ужасно сметливый, - сказал я. - Тебе будет просто стыдно, если ты  не
поговоришь со мной.
   Он настороженно огляделся, вытащил маленький бумажник из  свиной  кожи  и
оттуда - милую, новенькую визитку. На ней значилось: "Джордж Ансон  Филлипс.
Частные  расследования.  212  Сенеджер-Билдинг,  1924,  Норт  Вилкокс-авеню,
Голливуд." В верхнем углу карточки был нарисован  широко  раскрытый  глаз  с
очень длинными ресницами и удивленно поднятой бровью над ним.
   - Не имеешь права. - Я указал на глаз. - Это эмблема Пинкертона.
   Ты отбиваешь у них хлеб.
   - Ох, черт, - вздохнул он. - Та малость, что я заработаю, не разорит их.
   Я пощелкал ногтем по карточке, попробовал ее на зуб и опустил в карман.
   - Моей визиткой интересуешься - или досье на меня уже собрано полностью?
   - О, я о вас все знаю, - сказал он. - Я был депутатом в Вентуре, когда вы
вели там дело Грегсона.
   Грегсон был мошенником из Оклахомы, за которым одна из его жертв гонялась
по всей Америке в течение  двух  лет.  В  конце  концов  Грегсон  издергался
настолько,  что  пристрелил  дежурного  на  станции  обслуживания,  ошибочно
принявшего его за своего знакомого. Мне казалось, это все было очень давно.
   - И дальше?
   - Я вспомнил вас, когда  случайно  увидел  ваше  имя  на  номерном  знаке
сегодня утром. После того как я потерял вас по  дороге  в  город,  я  просто
нашел вас по справочнику. И хотел зайти поговорить с вами, но  это  было  бы
грубым нарушением секретности моей работы. Я как-то не смог. Еще один чудак.
Итого трое за день, не считая миссис Мердок, которая может оказаться из этой
же породы.
   Я подождал, пока он снимет черные очки, протрет их, наденет и снова зорко
оглядится по сторонам. Потом он сказал:
   - Мне кажется, мы могли бы заключить соглашение. Так сказать,  объединить
наши силы. Я видел, как сегодня к вам  заходил  один  человек.  Насколько  я
понял, он нанял вас.
   - Вы знаете его?
   - Я слежу за  ним,  -  сказал  Ансон  упавшим  голосом.  -  И  совершенно
безрезультатно.
   - Что он вам сделал?
   - Ну... меня наняла его жена.
   - Развод?
   Он осторожно осмотрелся по сторонам и тихо произнес:
   - Она так говорит. Но я сомневаюсь.
   - Они оба хотят развода, - сказал  я.  -  И  каждый  пытается  уличить  в
чем-нибудь другого. Смешно, правда?
   - Похоже, у меня не все ладно. За мной по пятам ходит один тип.
   Очень длинный, со странным глазом. Один раз я улизнул от него,  но  потом
он снова появился. Очень длинный тип. Как фонарный столб.
   Длинный, со странным глазом. Я задумчиво курил.
   - Это имеет какое-то отношение  к  вам?  -  слегка  встревоженно  спросил
молодой человек.
   Я покачал головой и швырнул окурок в урну.
   - Никогда не видел такого.  -  Я  взглянул  на  часы.  -  Давай-ка  лучше
встретимся и обсудим все подробно. Сейчас я не могу. У меня деловая встреча.
   - Да, да, - сказал он. - Я очень хотел бы.
   - Решено. Мой офис, моя квартира, твой офис - где?
   Он поскреб плохо выбритый подбородок хорошо обгрызенным ногтем.
   - Моя квартира, - наконец сказал он. - В телефонной книге ее нет.
   Дайте-ка мне визитку на минутку.
   Он положил ее  на  ладонь  и,  высунув  язык,  принялся  что-то  медленно
корябать на обороте  металлическим  карандашиком.  Он  становился  моложе  с
каждой минутой. Теперь ему на вид было не больше двадцати, хотя должно  было
быть больше, так как делом Грегсона я занимался лет  шесть  назад.  Парнишка
убрал карандашик и вручил мне визитку.  На  ней  был  написан  адрес:  "204,
Флоренс-Апартментс, 128, Курт-стрит". Я с любопытством взглянул на него:
   - Курт-стрит на Банкер-хилл?
   Он залился краской до самых ушей.
   - Конечно, не слишком шикарно, - торопливо сказал он. - Последнее время я
был не при деньгах. Вы что-нибудь имеете против?
   - Нет, почему?
   Я встал, протянул ему руку. Он потряс ее  и  отпустил.  Я  сунул  руку  в
карман брюк и вытер ладонь о лежавший там носовой платок.  Приглядевшись,  я
увидел капельки пота над его верхней губой и  у  крыльев  носа.  Было  очень
жарко.
   Я пошел было прочь, но повернулся и чуть наклонился к его лицу:
   - Да, кстати, это - высокая блондинка с беспечными глазами?
   - Я бы не сказал, что с очень уж беспечными.
   Я и бровью не повел.
   - Только между нами: ведь вся эта суета с разводом - чушь собачья.
   Тут ведь что-то кроется, верно?
   - Да, - тихо сказал он. - И что-то, что с каждой минутой, когда я об этом
думаю, не нравится мне все больше. Вот. - Он  вытащил  из  кармана  какой-то
предмет и сунул мне в руку. Это был ключ.
   - Чтобы вам не ждать в холле, если вдруг меня не окажется. Когда примерно
вы подъедете?
   - Теперь, похоже, около половины пятого. Ты уверен, что хочешь  дать  мне
этот ключ?
   - Ну как же, мы ведь теперь заодно. - И он посмотрел на меня снизу  вверх
так невинно, как только можно посмотреть сквозь черные очки.
   На выходе я оглянулся. Он мирно сидел  в  кресле  с  потухшим  окурком  в
зубах,  и  ядовито-желтая   ленточка   на   его   шляпе   была   скромна   и
непритязательна, как  реклама  сигарет  на  последней  странице  воскресного
выпуска "Ивнинг Пост".
   Теперь мы были заодно. Значит, я не могу надуть его. Вот так-то.  Я  могу
открыть своим ключом дверь его квартиры, войти и чувствовать себя как  дома.
Я могу надеть его  шлепанцы  и  пить  его  ликер,  и  поднять  его  ковер  и
пересчитать тысячедолларовые банкноты под ним. Теперь мы были заодно.

Глава 7

   В Белфонт-Билдинг  было  восемь  этажей,  занятых  всякой  незначительной
всячиной.  Здание  было  зажато   между   большим   комиссионным   магазином
серо-зеленого цвета и трехэтажным гаражом, который ревел и рычал, как вольер
для львов в часы кормления. В темном узком  вестибюле  было  грязно,  как  в
курятнике. В висящем на стене из поддельного мрамора списке  съемщиков  было
много пустых мест.
   Из двух лифтов с раздвигающимися решетками работал только один, да и  тот
не был перегружен работой. Внутри него на деревянном стуле  сидел  старик  с
отвисшей челюстью и водянистыми глазами. Казалось, он сидит  там  со  времен
Гражданской войны, из которой вышел к тому же весьма потрепанным.
   Я вошел в лифт и сказал: "Восьмой". Старик с трудом задвинул  решетки,  и
лифт, трясясь и грохоча, пополз вверх. Старик дышал так тяжело, будто  волок
его на собственной спине.
   Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а  старик  за  моей  спиной
высунулся из лифта и звучно высморкался в полную мусора картонную коробку.
   Офис Элиши Морнингстара находился в самом конце коридора, напротив  двери
черного хода. На одной из стеклянных створок двери черными  полуосыпавшимися
буквами значилось: "Элиша Морнингстар. Нумизмат".  На  другой  створке  было
написано: "Вход".
   Я повернул ручку и вошел в крохотную узкую комнатку с двумя окнами. В ней
находились: покосившийся  столик  для  пишущей  машинки,  несколько  стенных
шкафов с тусклыми монетами в специальных футлярчиках, под каждой из  которых
желтела табличка с машинописным текстом, два коричневых шкафа  для  хранения
документов. Занавесок на окнах не  было,  а  пыльный  серый  ковер  был  так
затерт, что дыры на нем были почти незаметны.
   Внутренняя дверь рядом с покосившимся столиком, стоявшим напротив шкафов,
была  открыта,  и  из-за  нее  доносились  невнятные  звуки,  какие   обычно
производит абсолютно ничем не занятый человек. Потом  раздался  сухой  голос
Элиши Морнингстара:
   - Проходите, прошу вас. Проходите.
   Я прошел. Кабинет был также невелик, но хламу в нем было гораздо  больше.
Комнату почти перегораживал огромный зеленый сейф; за ним,  напротив  двери,
стоял громоздкий старый стол красного дерева, на котором покоились  какие-то
книги, истрепанные старые журналы и горы пыли. Окно на противоположной стене
было приоткрыто на несколько дюймов, но для того чтобы проветрить помещение,
этого было явно недостаточно. На вешалке висела засаленная фетровая шляпа. В
трех небольших витринах у стены тускло мерцали монеты.  В  середине  комнаты
стоял  темный  стол  с  обтянутой  кожей  столешницей.  Кроме  обычного  для
письменных столов хлама на нем  находились  ювелирные  весы  под  стеклянным
колпаком, две лупы в никелированной  оправе  и  ювелирный  монокль,  лежащий
рядом со скомканным носовым платком в чернильных пятнах.
   Во вращающемся кресле  у  окна  сидел  старик  в  темно-сером  пиджаке  с
огромными лацканами  и  невообразимым  количеством  пуговиц  на  груди.  Его
спутанные седые волосы были достаточно длинными  для  того,  чтобы  щекотать
мочки ушей. Посредине головы бледно-серая лысина неясно вырисовывалась среди
серебристого пуха, как одинокая скала в тумане.
   Торчащие из его ушей густые пучки волос вполне  могли  служить  ловушками
для мошек.
   У старика  были  острые  черные  глазки,  под  каждым  из  которых  висел
красно-коричневый  мешочек,  разукрашенный  сетью  морщинок  и   кровеносных
сосудов. Щеки его лоснились, а короткий острый нос выглядел так, как будто в
старые добрые времена частенько совался не в  свои  дела.  Над  воротничком,
который не взяли бы  в  стирку  ни  в  одной  приличной  прачечной,  нависал
костлявый  кадык,  а  маленький   жесткий   узелок   галстука   походил   на
настороженную мышь, выглядывавшую из норы.
   - Моя секретарша ушла к зубному врачу, -  сообщил  старик.  -  Вы  мистер
Марлоу?
   Я кивнул.
   - Садитесь, прошу вас. - Худой рукой он указал на кресло. Полагаю, у  вас
есть при себе какое-либо удостоверение.
   Я дал ему визитную карточку. Пока он читал, я принюхивался  к  исходящему
от него сухому затхлому запаху.
   Он прочел и положил карточку на стол, а на нее - сложенные вместе ладони.
Ничего в моем лице не ускользнуло от его проницательных черных глазок.
   - Итак, мистер Марлоу, чем могу быть полезен?
   - Расскажите мне о дублоне Брэшера.
   - Ах да, - сказал он. - Дублон Брэшера. Интересная монета.  -  Он  поднял
ладони и сложил кончики пальцев вместе, как  старомодный  домашний  учитель,
готовящийся  углубиться  в  дебри  грамматики.  -  В  некотором  роде  самая
интересная и ценная из всех ранних американских монет.  Как  вам,  наверное,
известно.
   - Из всего того, что мне не известно о ранних американских монетах, можно
составить энциклопедию.
   - Да ну? - сказал он. - Да ну? Вы хотите, чтобы я просветил вас?
   - Именно потому я здесь.
   - Это золотая монета, примерно такого  же  диаметра,  как  и  полдоллара.
Почти такого же. Она была изготовлена в  штате  Нью-Йорк  в  тысяча  семьсот
восемьдесят седьмом году. Но ее долго не чеканили, впервые начали  в  тысяча
семьсот девяносто третьем в Филадельфии. Дублон  изготовлен,  скорей  всего,
путем формовки под давлением частным ювелиром по имени Ефраим Брэшер. Обычно
это имя пишется и произносится как Брэшиар. Но на  монете  значится  Брэшер.
Почему - я не знаю.
   Я сунул в зубы сигарету и зажег ее, решив, что она сможет  слегка  забить
сухой затхлый запах.
   - Что такое формовка под давлением?
   -  Из  стали  изготавливались  две   половинки   формы,   с   углубленным
изображением, конечно. Между ними зажимались золотые пластинки,  и  все  это
клалось под тяжелый пресс. Ребра монет не обрабатывались. В  тысяча  семьсот
восемьдесят седьмом году станков для этого не было.
   - Довольно медленный процесс, - заметил я.
   Он кивнул заостренной кверху седой головой.
   - Именно. И, поскольку в то время  сталь  еще  не  умели  закаливать  как
следует, форма изнашивалась со временем и регулярно  заменялась.  Отсюда  --
видимые при ближайшем рассмотрении различия в изображении на монетах. Вообще
говоря, можно с уверенностью сказать, что среди них нет двух  одинаковых.  Я
ясно излагаю?
   - Да, сказал я. - Пока что. Сколько существует в природе  таких  монет  и
какова их стоимость?
   Он легонько похлопал ладонями по столу:
   - Сколько их существует в природе, не знаю. И никто не  знает.  Несколько
сотен, тысяча, может быть больше. Но среди них  очень  мало  так  называемых
незатертых экземпляров, не бывших в обращении. В руках знающего  перекупщика
такой экземпляр может легко потянуть тысяч на десять - или даже больше. Но у
него, конечно, должна быть родословная.
   - Ага, - я медленно выпустил дым и помахал рукой, отгоняя его от старика.
Он не был похож на курильщика. - А без так сказать  родословной  и  знающего
перекупщика - сколько?
   Он пожал плечами.
   - Отсутствие родословной может  означать,  что  монета  добыта  нечестным
путем.  Украдена  или  получена  посредством  жульнических  махинаций.  Это,
конечно, не обязательно. Редкие монеты часто всплывают в неожиданных  местах
в неожиданное время. Их находят в  старых  сейфах  или  в  потайных  ящичках
секретеров в старых английских домах. Правда,  не  часто.  Но  случается.  Я
знаю, что одна очень ценная монета была обнаружена в набитой конским волосом
старой  тахте,  которую  отдали  в  реставрацию.  Эта  тахта  девяносто  лет
простояла в одной из комнат дома на Фолл-ривер в Массачусетсе.  И  никто  не
знал, как монета там оказалась.  Но,  вообще  говоря,  в  случае  отсутствия
родословной подозрение в краже будет очень сильным. Особенно в нашем штате.
   Он посмотрел в  потолок  отсутствующим  взглядом.  Я  посмотрел  на  него
взглядом не столь отсутствующим. Он выглядел  как  человек,  которому  можно
доверить секрет - если это секрет его собственный.
   Он медленно перевел глаза с потолка на меня и сказал:
   - Пять долларов, пожалуйста.
   - А? - переспросил я.
   - Пять долларов, пожалуйста.
   - За что?
   - Не притворяйтесь наивным, мистер Марлоу. Эти сведения вы могли добыть в
любой общественной библиотеке. Вы же предпочли прийти сюда и отнимать у меня
время, заставляя излагать вам легкодоступную информацию. За это я беру  пять
долларов. - Предположим, я не заплачу.
   Он откинулся назад и закрыл глаза. Слабая улыбка заиграла в  уголках  его
губ.
   - Заплатите, - сказал он.
   Я заплатил. Я вынул пятидолларовую банкноту из бумажника и приподнялся  с
кресла, чтобы аккуратно положить перед ним. Я  погладил  банкноту  кончиками
пальцев, как котенка.
   - Пять долларов, мистер Морнингстар, - сказал я.
   Он открыл глаза и посмотрел на банкноту. Он улыбнулся.
   - А теперь давайте поговорим о дублоне Брэшера,  который  кто-то  пытался
продать вам.
   Его глаза чуть расширились.
   - О! А что, кто-то пытался продать мне дублон Брэшера? И зачем же им  это
понадобилось?
   - Затем что они нуждались в деньгах, - сказал я. - И они не хотели, чтобы
им задавали  слишком  много  вопросов.  Они  знали  или  разузнали,  что  вы
занимаетесь этими делами и что здание, в котором находится ваш офис,  -  это
грязный притон, где может происходить все, что угодно. Они знали,  что  ваша
контора расположена в самом центре  коридора  и  что  вы  -  весьма  пожилой
человек, который вряд ли станет совершать лишние телодвижения - по состоянию
здоровья.
   - Похоже, они знали очень много, - сухо заметил Элиша Морнингстар.
   - Только то, что им было необходимо для дела. Так же, как вы и я.
   Тем более что разузнать все это несложно.
   Он залез мизинцем в ухо, поковырялся там и извлек кусочек серы на  ногте.
Затем небрежно вытер палец о пиджак.
   - И вы заключили это только  потому,  что  я  позвонил  миссис  Мердок  и
спросил, не продается ли дублон Брэшера?
   - Именно. Она и сама так полагает. И это логично. Как я уже  говорил,  вы
должны  были  знать,  что  монета  не  продается.   Если   вы   мало-мальски
ориентируетесь в этих делах. А я вижу, вы ориентируетесь.
   Он чуть наклонил голову, не более чем на дюйм. Он не то  чтобы  улыбался,
но выглядел довольным, насколько может выглядеть довольным человек  в  таком
воротничке.
   -  Вам  предлагают  монету,  -  продолжил   я,   -   при   подозрительных
обстоятельствах. И вы не прочь купить ее - но недорого. Но вы хотите  знать,
откуда она. Правда, если бы вы даже убедились, что монета краденая,  то  все
равно купили бы ее, если бы смогли выторговать по дешевке.
   - А я смог бы, да? - Он как будто несколько скис.
   - Конечно, если вы толковый перекупщик. А я  полагаю,  вы  именно  такой.
Покупая монету задешево, вы в то же время страхуете  прежнего  владельца  от
окончательной потери. Он всегда будет рад  переплатить  вам  за  возвращение
дублона. Так всегда делается.
   - Значит, Брэшер Мердока похищен, - резко сказал он.
   - Не цитируйте меня, - попросил я. - Это страшная тайна.
   Он чуть было не принялся ковырять  в  носу.  Но  вовремя  спохватился.  И
вместо этого зажмурился и резким движением  вырвал  волосок  из  ноздри.  Он
поднес его к глазам и принялся внимательно  рассматривать.  Потом  посмотрел
мимо него на меня и спросил:
   - А сколько даст хозяин за возвращение монеты?
   Я подался вперед и подарил его туманным взглядом.
   - Тысячу. А сколько дали вы?
   - Мне кажется, вы очень смышленый молодой человек, - сказал старик.
   Потом он весь скривился, подбородок его затрясся,  и  грудь  заколыхалась
вперед-назад; раздались звуки, какие издает выздоравливающий  после  тяжелой
ангины кочет, пытаясь кукарекать.
   Мистер Морнингстар смеялся.
   Потом смолк. Лицо его  снова  разгладилось,  и  глаза  открылись  черные,
хитрые, проницательные.
   - Восемьсот, - сказал он. - Восемьсот за не  бывший  в  обращении  дублон
Брэшера. - Он фыркнул.
   - Чудненько. Монета при вас? Вы остаетесь при  двухстах  чистой  прибыли.
Удачное дельце: быстрый оборот, приличный доход - и никакой головной боли.
   - Она не здесь, - сказал он. - Вы  что,  меня  дураком  считаете?  Старик
вытащил из жилетного кармашка старинные серебряные часы на черной цепочке  и
скосил на них глаза. -  Скажем,  завтра  в  одиннадцать  утра.  Приходите  с
деньгами. Есть у меня монета, нету ли - но вы мне симпатичны, и я  организую
это дело.
   - Договорились. - Я поднялся с кресла. - Однако  мне  еще  надо  получить
деньги.
   - Не новенькими банкнотами, пожалуйста, - почти мечтательно сказал он.  -
Двадцатидолларовыми   бумажками.   Если   случайно   попадется   одна-другая
пятидесятидолларовая - не страшно.
   Я усмехнулся и направился к двери. На полпути  я  повернулся,  подошел  к
столу и оперся на него ладонями.
   - Как она выглядела?
   Его взгляд стал пустым.
   - Девушка, которая продала вам монету.
   Его взгляд стал еще более пустым.
   - О'кей, - сказал я. - Это была не девушка. У нее был  сообщник.  Как  он
выглядел?
   Он поджал губы и снова сложил кончики пальцев вместе.
   - Это был мужчина средних лет, коренастый, ростом около пяти  футов  семи
дюймов и весом около ста семидесяти фунтов. Он представился Смитом.  На  нем
был синий костюм, черные ботинки и зеленые рубашка и  галстук.  Из  кармашка
торчал коричневый носовой платок. Волосы темные с  проседью.  На  макушке  -
лысина размером с долларовую монету, на щеке  внизу  -  шрам  длиной  в  два
дюйма. Кажется, слева. Да, слева.
   - Неплохо, - сказал я. - Как насчет дырки в правом носке?
   - Я забыл снять с него ботинки.
   - Вопиющая беспечность с вашей стороны.
   Он ничего не ответил. Мы просто  смотрели  друг  на  друга  -  пытливо  и
немного враждебно,  как  новые  соседи.  Потом  он  снова  рассмеялся.  Пять
долларов, что я дал ему, так и лежали на столе перед ним. Я быстро  протянул
руку и взял их.
   - Они вам не понадобятся, - сказал я, - раз уж речь зашла о тысячах.
   Он резко оборвал смех. Потом пожал плечами.
   - Завтра в одиннадцать, - сказал он. - И без фокусов, мистер  Марлоу.  Не
думайте, что я не сумею защитить себя.
   - Надеюсь, сумеете, - ответил я. - Потому как играете сейчас с  огнем.  Я
прошел в пустую приемную, открыл дверь и закрыл ее, не выходя из комнаты.  В
коридоре должны были раздаться мои  шаги,  но  его  дверь  была  закрыта,  а
каучуковые подошвы моих ботинок не производили много шума. Я  надеялся,  что
он это запомнил. Я прокрался по истертому ковру к столику секретарши и встал
за дверью в кабинет старика. Детский прием, но иногда срабатывает - особенно
после длительной беседы, полной цветистых фраз и тонкого юмора.  А  если  не
сработает, мы просто еще раз поскалимся друг другу.
   На сей раз сработало. некоторое время в кабинете ничего  не  происходило,
разве  что  мистер  Морнингстар  высморкался.  Потом   он   снова   радостно
заклекотал,  как  простуженный  кочет.  Потом  откашлялся.  Потом  скрипнуло
вращающееся кресло и послышались шаги.
   Из-за двери на два дюйма высунулась грязная седая голова. Она замерла  на
несколько мгновений; я тоже  замер  на  несколько  мгновений.  Потом  голова
исчезла, и на кромке двери появились  четыре  пальца  с  нечистыми  ногтями,
которые потянули ее за собой. Дверь со щелчком закрылась. Я  перевел  дух  и
прижался ухом к деревянной панели.
   Снова скрипнуло вращающееся кресло. Застрекотал диск телефона. Я  прыгнул
к столу секретарши и  поднял  трубку  смежного  телефона.  На  другом  конце
провода слышались гудки. Я насчитал их шесть. Потом ответил мужской голос:
   - Да?
   - Флоренс-Апартментс?
   - Я бы хотел поговорить с мистером Ансоном из двести четвертого.
   - Оставайтесь на связи. Я посмотрю, дома ли он.
   Мы с мистером Морнингстаром оставались на связи. В  трубке  слышался  рев
радио - транслировали бейсбольный матч. Радио находилось  где-то  далеко  от
телефона, но шум производило порядочный.
   Потом раздался гулкий звук шагов, резко брякнула  поднимаемая  трубка,  и
мужской голос произнес.
   - Его нет. Передать что-нибудь?
   - Я позвоню позже, - сказал мистер Морнингстар.
   Я быстро положил трубку, метнулся  к  двери,  открыл  ее  бесшумней,  чем
падает снег, и также тихо закрыл, придержав в последний момент, чтобы щелчок
замка не был слышен дальше чем в трех футах.
   Идя  по  коридору,  я  тяжело  и  прерывисто   дышал,   прислушиваясь   к
собственному дыханию, нажал кнопку вызова лифта. Потом  вытащил  из  кармана
визитку, которую мистер Джордж Ансон Филлипс вручил мне  в  вестибюле  отеля
"Метрополь". Я не стал особо рассматривать ее. Написанный  на  ней  адрес  я
помнил и так: 204, Флоренс-Апартментс, 158, Курт-стрит. Я просто механически
пощелкивал по  ней  ногтем  в  ожидании  разбитого  старого  лифта,  который
грохотал в шахте, как груженный щебнем грузовик на крутом повороте.
   Было три часа пятьдесят минут.

Глава 8

   Банкер-хилл - старое, заброшенное, грязное, дурное местечко. Когда-то это
был  фешенебельный  район,  и  здесь  до  сих  пор   сохранилось   несколько
замысловатых готических  особняков  с  широкими  порталами,  выложенными  из
круглых булыжников стенами и угловыми эркерами с острыми башенками. Теперь в
них  сдаются  меблированные  комнаты;  некогда  сверкающие  паркетные   полы
исцарапаны и истоптаны, а широкие лестницы потемнели от времени  и  дешевого
лака, нанесенного на вековые слои грязи. В  комнатах  с  высокими  потолками
тощие  домовладелицы  бранятся  с  жуликоватыми  съемщиками.  И  в   широких
прохладных портиках,  подставив  разбитые  башмаки  солнечным  лучам,  сидят
старики с пустыми глазами и лицами, похожими на проигранные сражения.
   Вокруг этих старых особняков  теснятся  засиженные  мухами  ресторанчики,
итальянские  фруктовые  лавки,  дешевые  многоквартирные  дома  и  крохотные
пирожковые, где можно купить деликатесы еще более отвратные, чем пирожки.  И
кишащие крысами отели, где в регистрационных журналах значатся только  Джоны
и Смиты и где  ночной  дежурный  совмещает  обязанности  сторожевого  пса  и
сутенера.
   Из домов там выходят женщины - вроде бы молодые, но с лицами, похожими на
прокисшее пиво; там мужчины, поднося в сложенных чашечкой ладонях  спичку  к
сигарете, настороженно оглядывают улицу из-под полей глубоко  надвинутой  на
лоб шляпы; там живут  опустившиеся  интеллигенты,  мучимые  кашлем  заядлого
курильщика  и  безденежьем;  бывшие  полицейские  с   каменными   лицами   и
неподвижными глазами; наркоманы и торговцы наркотиками -  серые,  невзрачные
личности, которые сами знают  о  своей  невзрачности.  Иногда  попадаются  и
простые работяги - но они  уходят  на  службу  очень  рано,  когда  разбитые
тротуары безлюдны и на них еще поблескивает утренняя роса.
   Я прибыл туда раньше половины пятого, но ненамного. Я  оставил  машину  в
конце улицы, где с желтой глинистой насыпи на  Хилл-стрит  по  Курт-стрит  к
Флоренс Апартментс поднимался фуникулер. У дома Флоренс был темный кирпичный
фасад высотой в три этажа; нижние окна находились на уровне тротуара и  были
закрыты ржавыми жалюзи. У  входной  двери  висела  стеклянная  табличка,  на
которой сохранилось еще достаточно краски, чтобы можно  было  разобрать  имя
владельца. Я открыл дверь и спустился по трем ступенькам в коридор,  за  обе
стены которого можно было придерживаться, не вытягивая рук в стороны. Темные
двери с написанными на них темной краской номерами. В нише рядом с лестницей
- платный телефон и табличка на стене, гласящая "Управляющий  -  ј  106".  В
конце коридора дверь, и за ней -  четыре  стоящих  в  ряд  высоких  мусорных
бачка, над которыми в солнечных лучах кружились рои мух.
   Я поднялся по лестнице. Орало радио: продолжалась трансляция бейсбольного
матча, начало которой я слышал по телефону. Номер двести  четвертый  был  по
правую сторону, а бейсбольный матч -  налево  через  площадку.  Я  постучал,
ответа не дождался и постучал погромче. За моей спиной искусный финт  игрока
вызвал мощную волну  восторга  болельщиков.  Я  постучал  в  третий  раз  и,
выглянув в окно на площадке, порылся в карманах в поисках  ключа,  выданного
мне Джорджем Ансоном  Филлипсом.  На  стене  дома  напротив  -  аккуратного,
дышащего тишиной и покоем -  зеленела  тонкая  неброская  неоновая  надпись:
"Похоронное бюро Пьетро Палермо".
   Высокий человек в черном вышел из двери и прислонился к белой  стене.  Он
был очень красив. У него была смуглая  кожа  и  великолепные  серо-стального
цвета волосы, зачесанные назад. Он вынул из кармана нечто, похожее издали на
портсигар с бело-черной инкрустацией, лениво раскрыл его  длинными  смуглыми
пальцами и извлек оттуда сигарету с позолоченным фильтром. Убрал портсигар и
прикурил от зажигалки, также инкрустированной черно-белым. Потом  убрал  ее,
сложил на груди руки и уставился прямо перед  собой  ничего  не  выражающими
глазами. С кончика сигареты мимо его лица тонкой  струйкой  поднимался  дым;
тонкой прямой струйкой - как от потухшего бивачного огня на рассвете.
   За моей спиной раздался очередной взрыв эмоций на  стадионе.  Я  перестал
созерцать высокого итальянца, открыл ключом дверь  номера  двести  четыре  и
вошел внутрь.
   В квадратной комнате, устланной  коричневым  ковром,  мебели  было  очень
мало, и она как-то не располагала к приятному времяпрепровождению. На  стене
напротив двери висело традиционное кривое зеркало, в котором я выглядел  как
трусливый прелюбодей, крадущийся домой с веселой  вечеринки.  Около  мягкого
кресла возвышалась груда старого дермантина в форме дивана. На столе у  окна
стояла лампа  с  бумажным  абажуром.  По  обеим  сторонам  откидной  кровати
находились двери.
   Одна  из  них  вела  в  крохотную  кухоньку  с   каменным   умывальником,
трехкомфорочной газовой плитой и старым  холодильником,  который  щелкнул  и
забился в страшных судорогах, как только  я  открыл  дверь.  На  столе  были
остатки завтрака: темная  жижа  на  дне  чашки,  подгорелая  корочка  хлеба,
крошки, желтые потеки растаявшего масла на  краю  блюдечка,  грязный  нож  и
кофейник, пахнущий, как прелое сено в теплом сарае.
   Я прошел мимо  откидной  кровати  и  открыл  другую  дверь.  За  ней  был
небольшой коридорчик с нишей для одежды и встроенным туалетным столиком.  На
нем лежала расческа и  черная  щетка  с  застрявшими  в  щетине  несколькими
светлыми волосками, а также коробочка  с  тальком,  маленький  электрический
фонарик с треснувшим стеклом, стопка писчей бумаги, ручка и  бутылка  чернил
на промокашке; сигареты и спички на краю стеклянной  пепельницы,  в  которой
лежало с полдюжины окурков. В ящиках столика валялись носки, белье и носовые
платки. На вешалке висел темно-серый костюм  -  поношенный,  но  еще  вполне
приличный; под ним на полу стояла пара довольно пыльных грубых  башмаков.  Я
толкнул дверь ванной. Она открылась всего на фут и  уперлась  во  что-то.  Я
поморщился и почувствовал, как у меня  твердеют  желваки  на  скулах.  Из-за
двери шел неприятный  резкий  запах.  Я  навалился  на  нее.  Она  еще  чуть
приоткрылась и тут же подалась назад, как  если  бы  кто-то  прижимал  ее  с
другой стороны. Я просунул голову в щель.
   Ванная комната была слишком мала для него, так что ноги его были  согнуты
в коленях, а  голова  упиралась  в  каменный  плинтус  напротив  двери.  Его
коричневый костюм был слегка помят, и  черные  очки  грозили  вывалиться  из
нагрудного кармана. Как будто теперь это могло иметь какое-то значение.  Его
правая рука лежала на животе, а левая - на полу  ладонью  вверх,  пальцы  ее
были чуть согнуты.  На  правом  виске  мистера  Ансона  был  виден  синяк  с
запекшейся в светлых волосах кровью. Его приоткрытый рот был полон блестящей
темно-красной жидкости.
   Дверь упиралась в его ноги. Я нажал посильнее и протиснулся в  ванную.  И
положил два пальца ему на шею, где должна была пульсировать артерия. Никакая
артерия там не пульсировала. Ни чуть-чуть. Кожа была  холодна  как  лед.  То
есть вряд ли как лед. Но мне так показалось. Я выпрямился, оперся  спиной  о
дверь  и  некоторое  время  стоял,  крепко  сжимая  кулаки  в   карманах   и
принюхиваясь  к  запаху   кордита.   Трансляция   бейсбольного   матча   все
продолжалась, но через две двери радио звучало приглушенно.
   Я стоял и смотрел на него. Ничего особенного,  Марлоу,  абсолютно  ничего
особенного. Тебя здесь ничего не касается. Ты  даже  не  был  с  ним  знаком
толком. Иди, иди отсюда поскорее.
   Я отлепился от  двери,  сильно  потянул  ее  на  себя  и  через  короткий
коридорчик  вышел  в  гостиную.  Из  зеркала  на  меня  глянула  напряженная
перекошенная физиономия. Я быстро отвернулся в сторону, вытащил  из  кармана
ключ, который мне  дал  Джордж  Ансон  Филлипс,  потер  его  между  влажными
ладонями и положил на стол около лампы.
   Я протер внутреннюю и  наружную  ручки  двери.  Счет  в  матче  в  первой
половине восьмого гейма был 7 : 3.  Некая,  похоже  хорошо  хлебнувшая  леди
затянула на арестантский манер "Фрэнки и Джонни", голосом, который  не  смог
стать благозвучным даже от виски. Хриплый бас велел ей  заткнуться,  но  она
продолжала голосить; послышались тяжелые шаги,  звук  оплеухи,  взвизг  -  и
пение прекратилось. Трансляция бейсбольного матча продолжалась.
   Я сунул в зубы сигарету, зажег ее и пошел вниз по лестнице и  остановился
в полутемном коридорчике, глядя на табличку с  надписью:  "Управляющий  -  ј
106".
   С моей стороны было полным идиотизмом даже  смотреть  на  нее.  Я  стоял,
яростно жуя сигарету, и смотрел на табличку очень долго.
   Затем повернулся и пошел назад по коридору.  На  маленькой  эмалированной
пластинке на двери было написано: "Управляющий". Я постучал.

Глава 9

   Послышался скрип отодвигаемого кресла, шарканье ног, и дверь открылась.
   - Вы управляющий?
   - Да. - Тот же голос отвечал Элише Морнингстару по телефону.
   Это был долговязый тип  с  короткими  рыжими  волосами  и  узкой  длинной
головой, явно битком набитой всякими низкими  хитростями.  Из-под  оранжевых
бровей пристально  смотрели  зеленоватые  глаза.  Его  огромные  уши  имели,
вероятно, способность развеваться на ветру,  а  длинный  нос  был  не  прочь
залезть не в свое дело. В целом это было великолепно  тренированное  лицо  -
лицо человека, умеющего держать  язык  за  зубами;  лицо,  хранящее  ледяное
спокойствие трупа на анатомическом столе.
   - Мистер Ансон? - спросил я.
   - Двести четвертый.
   - Его нет дома.
   - Ну и что я должен сделать? Начать нести яйца по этому поводу?
   - Мило,  -  сказал  я.  -  Ты  всегда  при  них  или  только  по  большим
праздникам?
   - Отвали отсюда, - сказал он. - Катись подальше. - Он  закрыл  дверь.  Но
снова открыл, чтобы сказать: - Гуляй-гуляй. Выметайся. Отчаливай.  -  И  так
подробно изложив мне свою мысль, управляющий снова начал закрывать дверь.
   Я навалился на нее, он навалился с другой стороны.  Наши  лица  оказались
прямо напротив друг друга.
   - Пять долларов, - сказал я.
   Это изменило его настрой. Он отпустил дверь так неожиданно, что я  должен
был  стремительно  шагнуть  вперед,  чтобы  не  врезаться  головой   в   его
подбородок.
   - Входи, - сказал он.
   Комната полностью повторяла гостиную Ансона - вплоть до бумажного абажура
и стеклянной пепельницы. Стены были выкрашены  в  цыплячий  цвет.  Для  того
чтобы у вошедшего сюда могло незамедлительно  начаться  разлитие  желчи,  на
желтой стене не хватало  только  пары  нарисованных  черной  краской  жирных
пауков. - Садись. - Он закрыл дверь.
   Я  сел.  Мы  посмотрели  друг  на  друга  невинными   глазами   торговцев
подержанными автомобилями.
   - Пива? - спросил он.
   - О'кей.
   Он открыл две банки, наполнил жирный стакан, который  держал  в  руке,  и
потянулся за таким же вторым. Я поспешно сказал,  что  могу  пить  прямо  из
банки. Он протянул ее мне.
   - Десять центов. Я дал ему десять центов. Не сводя с меня глаз, он  сунул
монетку в жилетный карман. Потом подтянул  кресло  и  сел  в  него,  вытянув
костлявые ноги и свесив между коленей свободную руку.
   - Меня не интересуют твои пять долларов. - Прекрасно, - сказал  я.  -  Я,
собственно, и не собирался тебе их давать.
   - Умничка, - сказал он. - К чему? У нас тут  милый  респектабельный  дом.
Никаких темных дел не происходит.
   - И очень спокойный, - подтвердил я. - Отсюда  слышно,  как  этажом  выше
визжит стервятник.
   Он раздвинул рот в широкой улыбке - почти на три четверти дюйма:
   - Меня не просто удивить.
   - Прямо как королеву Викторию.
   - Не понял.
   - Я давно не жду чудес в этой жизни, - сказал я.  Бессмысленный  разговор
оказывал на меня бодрящее действие - как холодный душ.
   Я достал бумажник и, порывшись в визитках, выбрал одну. Это была  не  моя
визитка, на ней значилось: "Джеймс Б. Поллок. Страховая компания.  Страховой
инспектор". Я попытался вспомнить, как выглядел Джеймс Б. Поллок и где я его
встречал. Но не смог. И вручил карточку рыжему.
   Он прочитал ее и почесал уголком кончик носа.
   - Что на этом парне?  -  спросил  он,  глядя  на  меня  цепкими  зелеными
глазами.
   - Драгоценности... - Я неопределенно помахал рукой.
   Он обдумал мои слова. Пока  он  их  обдумывал,  я  постарался  заключить,
встревожен ли он. Было непохоже.
   - Ну, есть у нас такой, - наконец  согласился  он.  -  Тут  уж  ничем  не
поможешь. Мне он, правда, не показался серьезным малым: мягковат на  вид.  -
Может, меня дезинформировали, - предположил я. И описал ему  Джорджа  Ансона
Филлипса - в коричневом  костюме,  черных  очках  и  бурой  шляпе  с  желтой
ленточкой. Я подумал, а что же случилось со  шляпой?  Наверху  ее  не  было.
Наверно, он выбросил ее, решив, что  она  слишком  заметна...  Впрочем,  его
светлая голова была почти такой же.
   - Это похоже на него?
   Рыжий сделал вид,  что  задумался.  Наконец  кивнул,  его  зеленые  глаза
внимательно следили за мной... Он водил карточкой  по  передним  зубам,  как
палкой по прутьям решетки.
   - Я подозревал в нем проходимца, - сказал  он.  -  Но  они  бывают  самых
разных форм и размеров. Парень живет здесь только месяц.  И,  скомпрометируй
он себя чем-нибудь, вылетел бы отсюда моментом.
   Я очень постарался не рассмеяться ему в лицо.
   - А что, если мы обыщем квартиру, пока его нет?
   Рыжий покачал головой:
   - Мистеру Палермо это не понравится.
   - Мистеру Палермо?
   - Это хозяин дома. Живет через улицу.  Держит  похоронное  бюро.  Владеет
этим домом и кучей других. Практически всем районом, если  ты  понимаешь,  о
чем я говорю. - Уголок его рта и правое веко дернулись.  -Не  из  тех,  кого
можно сердить.
   - Ладно, пока мистер Палермо занимается своим похоронным бюро или  чем-то
там еще, давай пойдем и обыщем квартиру.
   - Не вынуждай меня сердиться на тебя, - отрезал рыжий.
   - Меня это волнует, как  два  процента  от  ничего,  -  сказал  я.  Давай
поднимемся и обыщем квартиру.  -  Я  швырнул  пустую  банку  из-под  пива  в
мусорное ведро и пронаблюдал, как она отскочила  от  него  и  покатилась  по
полу.
   Рыжий внезапно поднялся с места, встал, широко расставив ноги, потер руки
и прикусил нижнюю губу.
   - Ты говорил что-то насчет пяти.
   - Это было много лет  назад.  Я  передумал.  Давай  поднимемся  и  обыщем
квартиру.
   - Попробуй только сказать это еще раз... - Его  правая  рука  поползла  к
заднему карману.
   -  Если  ты  собираешься  вытащить  пушку,  то  мистеру  Палермо  это  не
понравится.
   - К черту мистера Палермо, - прорычал он  внезапно  яростным  голосом,  и
лицо его густо налилось кровью.
   - Мистеру Палермо будет приятно узнать, как ты к нему относишься.
   - Послушай, - очень медленно проговорил рыжий, опуская руку  и  нагибаясь
ко мне. - Послушай. Я сидел себе мирно и пил пиво. Банку-другую. Может, три.
Может, девять. Кому какое дело. Я никого не трогал. Был чудный день. И  было
похоже, что будет чудный вечер, - и тут появился ты.  -  Он  яростно  потряс
поднятой рукой.
   - Давай поднимемся и обыщем квартиру, - сказал я.
   Он резко выбросил кулаки  вперед  и  в  конце  движения  раскрыл  ладони,
растопырив пальцы так широко, как только мог. И подергал носом.
   - Если б я был не на работе... - сказал он.
   Я открыл рот.
   - Не говори этого! - завопил он.
   Он нахлобучил шляпу, пиджак надевать не  стал;  вытащил  из  ящика  стола
связку ключей, прошел мимо меня к двери,  обернулся  и  дернул  подбородком,
приглашая меня следовать за  ним.  Выражение  лица  у  него  было  несколько
ошеломленное.
   Мы вышли и поднялись  по  лестнице.  Бейсбольный  матч  кончился,  теперь
звучала танцевальная музыка. Очень громкая танцевальная музыка. Рыжий выбрал
один из ключей и вставил в замочную скважину двери номера двести четыре.  За
нашими спинами сквозь грохот музыки внезапно прорвался истерический  женский
визг. Рыжий выдернул ключ из замка и оскалил зубы. Он пересек узкую площадку
и забарабанил в дверь напротив. Ему пришлось барабанить долго и старательно,
прежде  чем  на  него  обратили  внимание.  Дверь  резко   распахнулась,   и
востролицая блондинка в ярко-красных брюках и зеленом свитере уставилась  на
него разъяренными глазами, один из которых  был  подбит  совсем  недавно,  а
другой - несколько дней назад. Синяки были и на  шее.  В  руке  она  держала
высокий стакан с желтой жидкостью.
   - Заглохните - и быстро, -  скомандовал  рыжий.  -  Слишком  много  шума.
Больше повторять не собираюсь. В следующий раз просто вызову полицию.
   Девица обернулась через плечо и провизжала, перекрывая грохот радио:
   - Эй, Дел! Тут один тип велит заглохнуть. Не хочешь прибить его?
   Скрипнуло кресло, радио внезапно смолкло, и  за  спиной  девицы  появился
плотный угрюмого вида мужчина.  Он  отпихнул  подругу  в  сторону  и  злобно
уставился на нас. Он был в брюках, уличных ботинках и  майке.  Ему  явно  не
мешало бы побриться.
   Он встал в дверях, широко расставив ноги, тяжело посопел носом и сказал:
   - Вали отсюда. Я  только  что  вернулся  из  закусочной.  Я  закусил  там
препаршиво. И не хочу, чтобы меня беспокоили сейчас.
   - Вы слышали, мистер Хенч, - сказал рыжий. - Выключите радио и прекратите
скандалить. Сию же минуту.
   Человек по имени Хенч подался вперед:
   - Послушай, ты, заморыш! - И тяжело ступил вперед правой ногой.
   Рыжий не стал дожидаться, когда Хенч наступит ему на  ногу.  Он  проворно
отскочил назад и швырнул за спину связку ключей, которая  звякнула  о  дверь
номера двести четвертого. Правая рука его сделала неуловимое движение - и  в
ней оказалась плетеная кожаная дубинка.
   - Ах так! - сказал Хенч, сжал огромные волосатые кулаки и тяжело выбросил
их в пустоту.
   Рыжий ударил его дубинкой по макушке, девица снова завизжала  и  швырнула
стакан с ликером в физиономию своему дружку. Сделала ли она это потому,  что
почувствовала себя в безопасности, или это был честный промах, я не понял.
   Ослепленный Хенч с залитым ликером лицом рванул в  комнату,  держа  такой
опасный крен, что на каждом шагу грозил впилиться носом в пол. Постель  была
разобрана, и белье скомкано. У кровати Хенч упал на одно колено и сунул руку
под подушку.
   - Осторожней, - сказал я. - Пистолет.
   - Сейчас и с этим разберемся, - процедил сквозь зубы рыжий и стремительно
сунул уже пустую правую руку под расстегнутый жилет.
   Все так же стоя на одном колене, Хенч повернулся к нам - в его  руке  был
черный пистолет с коротким дулом. Но  Хенч  не  поднимал  его  угрожающе,  а
просто держал на раскрытой ладони и тупо смотрел на него.
   - Брось! - напряженным голосом скомандовал рыжий, входя в комнату. Девица
сзади вдруг прыгнула ему на спину и, дико визжа, обхватила за  шею  длинными
руками. Рыжий покачнулся, выругался и взмахнул пистолетом, пытаясь сохранить
равновесие.
   - Давай, Дел! - верещала девица. - Сделай его!
   Хенч, по-прежнему тупо глядя на лежащий  на  раскрытой  ладони  пистолет,
грузно оперся левой рукой о кровать, медленно поднялся на ноги  и  сдавленно
прохрипел:
   - Это не мой пистолет.
   Я  отобрал  от  греха  подальше  у  рыжего  пистолет  и  предоставил  ему
возможность самому стряхивать со спины визжащую девицу.
   - Брось пушку, Хенч, - сказал я.
   Он поднял на меня озадаченные и неожиданно трезвые глаза.
   - Это не мой пистолет, - подтвердил он и протянул его  мне  на  раскрытой
ладони. - У меня был кольт тридцать второго...
   Я взял у него пистолет. Хенч не сделал попытки воспрепятствовать мне.
   Он  опустился  на  кровать,  медленно  потер  затылок,  и  на  лице   его
изобразился мучительный мыслительный процесс.
   - А где же, черт побери... -  Голос  его  осекся,  он  потряс  головой  и
скривился.
   Я понюхал  ствол.  Из  пистолета  недавно  стреляли.  Я  вынул  обойму  и
пересчитал патроны. Их было шесть. Плюс один в стволе - итого семь. Это  был
кольт тридцать второго калибра, восьмизарядный.  Если  его  не  подзаряжали,
значит, из него был сделан один выстрел.
   Рыжему наконец удалось стряхнуть девицу со спины. Он швырнул ее в  кресло
и вытер исцарапанную в кровь щеку. Зеленый взгляд его был  злобен.  -  Лучше
вызвать полицию, - сказал я. - Из этого  пистолета  недавно  стреляли,  а  в
квартире напротив ты вскоре обнаружишь труп.
   Хенч тупо посмотрел на меня и произнес тихим, проникновенным голосом:
   - Дружище, но это просто не мой пистолет.
   Девица довольно  театрально  зарыдала  и  продемонстрировала  мне  широко
разинутый рот, искривленный в приступе горя и бездарного лицедейства.  Рыжий
вышел из комнаты.

Глава 10

   - Убит выстрелом в горло из пистолета среднего  калибра  пулей  с  мягким
наконечником, - сказал  следователь  лейтенант  Джесси  Бриз.  -  Вот  таким
пистолетом с такими пулями. - Он несколько раз подбросил на ладони  пистолет
- тот, который, по словам Хенча, был вовсе не  его,  Хенча.  -  Пуля  прошла
снизу вверх - до основания черепа. Осталась в голове. Убит часа  два  назад.
Руки и лицо остыли,  но  тело  еще  теплое.  Не  окоченело.  Перед  тем  как
застрелить, его чем-то сильно ударили в висок. Вероятно,  ручкой  пистолета.
Это говорит вам что-нибудь, мальчики и девочки?
   Газета, на которой он сидел, зашуршала. Он снял шляпу и промокнул платком
лицо и макушку почти лысой головы. Венчик светлых волос над ушами был влажен
и темен от пота. Он снова надел  шляпу.  Это  была  плоская,  выгоревшая  на
солнце панама с  обвисшими  полями.  Купленная  явно  не  в  этом  году.  И,
вероятно, не в прошлом.
   Следователь был крупный мужчина с довольно заметным брюшком. На нем  были
бело-коричневые ботинки,  грязные  носки  и  белые  брюки  в  тонкую  черную
полоску. В расстегнутом воротнике рубашки виднелась заросшая рыжими волосами
грудь. Его спортивная куртка в плечах была не шире двухместного  гаража.  На
вид ему было около пятидесяти, и единственное, что, безусловно,  выдавало  в
нем полицейского, - это холодный, немигающий взгляд выпуклых  бледно-голубых
глаз;  взгляд  этот  не  был  намеренно  оскорбительным,  но  любому,  кроме
полицейского, он бы таковым показался. Широкая полоса веснушек  на  щеках  и
носу походила на условное обозначение минного поля на военной карте.
   Мы сидели в квартире Хенча при закрытых дверях. Хенч уже надел рубашку  и
механически завязывал галстук  непослушными,  трясущимися  пальцами.  Девица
лежала на кровати. Голова ее была обвязана какой-то зеленой тряпкой, а  ноги
прикрыты короткой курткой. Рядом с  ней  на  простыне  валялась  сумка.  Рот
девицы был слегка приоткрыт, ее взгляд был  совершенно  бессмыслен,  а  лицо
выражало сильнейшее потрясение.
   Хенч хрипло заговорил:
   - Если вы о том, что малого пристрелили из пистолета, который  лежал  под
подушкой, то о'кей. Похоже, так оно и было. Но это не мой пистолет. И  ничто
на свете не заставит меня признать его своим.
   - Предположим, - сказал Бриз. - Что мы имеем? Кто-то стянул твой пистолет
и оставил свой. Так, ладно... Какой у тебя был пистолет?
   - Мы выходили около  половины  четвертого  перекусить  в  забегаловку  за
углом, - сказал Хенч. - Можете проверить. Должно  быть,  мы  оставили  дверь
открытой. Мы были вроде как слегка под мухой. И,  я  так  думаю,  вели  себя
довольно шумно. У нас тут  орало  радио.  Передавали  бейсбол.  Кажется,  мы
выключили его, уходя. Хотя не уверен.  Ты  не  помнишь?  -  он  взглянул  на
девушку, неподвижно лежащую на кровати с белым,  отрешенным  лицом.  -Ты  не
помнишь, дорогая?
   Девушка на него не посмотрела и ничего не ответила.
   - Она не в себе, - сказал Хенч. - У меня был пистолет.  Кольт  такого  же
калибра, как и этот. Но не автоматический, а револьвер. У него  еще  щербина
на ручке. Года три-четыре назад мне его дал один еврей по имени Моррис. Мы с
ним вместе работали в баре. Разрешения на ношение оружия у меня не было,  но
я, собственно, никогда и не таскал с собой пушку.
   - Глушить виски, как вы, ребятки, и держать пистолет  под  подушкой  рано
или поздно  это  должно  было  кончиться  чьим-нибудь  трупом.  Сами  должны
понимать.
   - Черт, да мы даже не были знакомы с этим парнем, - сказал Хенч.  Галстук
его был наконец завязан -  и  завязан  прескверно.  Верзила  был  трезв  как
стеклышко, и его трясло. Поднявшись с кресла, он стянул за  рукав  куртку  с
постели, надел ее и снова сел на место. Я смотрел, как он пытается прикурить
трясущимися руками. - Мы даже не знали его имени. Мы про него вообще  ничего
не знали. Я пару раз сталкивался с  ним  на  площадке,  но  он  со  мной  не
заговаривал. Этот самый парень. Хотя я даже не уверен, что этот самый.
   - Этот, этот. Из квартиры напротив, - сказал Бриз. - Так... Когда  у  нас
бейсбол передают?
   - Обычно передача начинается в три и кончается где-то в  половине  пятого
или  чуть  позже.  Мы  выходили  во  второй  половине  третьего   гейма.   И
отсутствовали минут двадцать-тридцать. Не больше.
   - Полагаю, его застрелили до того, как вы вышли,  -  сказал  Бриз.  Радио
заглушило выстрел. Должно быть,  вы  оставили  дверь  незапертой.  Или  даже
распахнутой.
   - Может быть,  -  слабым  голосом  согласился  Хенч.  -  Ты  не  помнишь,
дорогая?
   Девушка на кровати снова не удостоила его ответом или хотя бы взглядом.
   - Вы оставили дверь незапертой или даже раскрытой настежь. Убийца слышал,
как вы выходили. Он зашел в вашу квартиру, чтобы  избавиться  от  пистолета,
увидел кровать и сунул под подушку - и, представьте себе его удивление,  там
его поджидал другой пистолет. Так что он прихватил его.  Но  если  он  хотел
избавиться от пистолета, то почему не  бросил  его  на  месте  преступления?
Зачем рисковать, заходя в чужую квартиру? Зачем, черт возьми?
   Я сидел в углу дивана у окна. И осмелился вставить свое жалкое слово:
   - Предположим, убийца вышел из квартиры Филлипса, еще не подумав  о  том,
что от пистолета надо избавиться. Предположим, придя в себя  от  потрясения,
вызванного убийством, он обнаруживает себя стоящим  на  площадке  с  орудием
преступления в руке. Он решает избавиться от него.  Если  дверь  в  квартиру
Хенча была открыта и убийца слышал, как они спускались по лестнице...
   Бриз мельком глянул на меня и буркнул:
   - Я не говорю, что так не могло быть. Я просто размышляю вслух. Он  снова
переключил внимание на  Хенча.  -  Итак,  если  это  пистолет,  из  которого
стреляли в Ансона, значит, нам надо попросить найти твой пистолет. А пока мы
будем заниматься поисками, ты с леди должен находиться у нас под  рукой.  Ты
это сам, конечно, понимаешь.
   - Ни один из ваших громил не сможет выбить у меня других показаний.
   - Но попытаться никогда не поздно, - мягко сказал Бриз.  -  Да  и  начать
можно прямо сейчас.
   Он встал и смахнул с кресла на пол скомканные газеты. Направился к двери,
потом повернулся и взглянул на девушку:
   - Ты в порядке, крошка, или тебе вызвать сиделку?
   Девушка не ответила.
   - Мне нужно выпить, - сообщил Хенч. - Мне обязательно нужно выпить.
   - Только не при мне. - И Бриз вышел за дверь.
   Хенч взял бутылку и, громко булькая, отпил  из  горлышка.  Потом  опустил
бутылку, посмотрел, сколько там осталось, подошел к девушке и легко  толкнул
ее в плечо.
   - Встань, выпей, - прохрипел он.
   Девушка смотрела в потолок ничего не выражающим взглядом. Она не ответила
и как будто вообще не слышала его.
   - Оставь ее, - сказал я. - У нее шок.
   Хенч осушил бутылку, аккуратно поставил ее на стол;  снова  посмотрел  на
девушку, потом повернулся к ней спиной и, нахмурившись уставился в пол.
   - Черт, жаль, что я так плохо помню, - пробормотал он.
   В комнату вернулся Бриз в сопровождении молодого розовощекого следователя
в штатском.
   - Это лейтенант Спрэнглер, - сказал он. - Он проводит тебя. Ты готов?
   Хенч подошел к кровати и потряс подружку за плечо.
   - Вставай, детка. Нам надо прогуляться.
   Не поворачивая головы, девушка скосила на него глаза. Она с трудом  села,
подтянула ноги и свесила их с кровати. Встала и потопала правой  ногой,  как
если бы та затекла.
   - Неприятно, малыш... Но ты сама понимаешь, - сказал  Хенч.  Бессмысленно
глядя на него, девушка  подняла  руку  к  лицу  и  сильно  куснула  костяшку
мизинца. Потом она внезапно резко выбросила руку  вперед  и  изо  всей  силы
ударила Хенча по лицу. И почти бегом бросилась из комнаты.
   Хенч долго стоял не шевелясь. Из-за дверей доносились приглушенные голоса
людей, из окон - приглушенный шум проезжающих машин. Хенч  пожал  плечами  и
медленным взглядом обвел комнату, словно прощаясь с  ней  надолго,  если  не
навсегда. Потом он прошел к выходу мимо молодого розовощекого следователя.
   Следователь вышел за ним. Дверь закрылась. Мы с Бризом сидели, пристально
глядя друг на друга.

Глава 11

   Спустя некоторое время Бризу надоело гипнотизировать меня. Он вытащил  из
кармана сигару, взрезал ножом целлофановую обертку, аккуратно обрезал кончик
и  принялся  старательно  раскуривать:  он  то  подносил  горящую  спичку  к
сигарете, то отводил в сторону и смотрел  прямо  перед  собой  отсутствующим
взглядом, пока сильно затягивался, пытаясь определить,  должным  ли  образом
раскуривается сигара.
   Потом он медленно помахал спичкой в воздухе и потянулся в сторону,  чтобы
положить ее на подоконник раскрытого окна. Потом еще немного посверлил  меня
взглядом.
   - Ты и я, - сказал он, - будем работать вместе.
   - Восхитительно.
   - Ты так не считаешь. Но тем не менее.  И  не  потому,  что  я  в  особом
восторге от тебя. Просто  это  мой  стиль  работы.  Все  должно  быть  ясно.
Логично. Спокойно. Не в пример этой дамочке. Такие дамочки  всю  жизнь  ищут
неприятностей на свою голову, а когда их находят, тут же сваливают всю  вину
на первого попавшегося в их когти мужика.
   - Он навесил ей пару фонарей, - сказал я. - Это не может возбудить особую
любовь.
   - Вижу, ты хорошо осведомлен о том, что касается женщин, - заметил Бриз.
   - Именно моя неосведомленность помогает мне в работе, - отпарировал я.  -
Я абсолютно непредубежден.
   Он кивнул, внимательно  рассматривая  кончик  сигары.  Потом  вытащил  из
кармана какую-то бумажку и прочитал:
   - "Делмар Б. Хенч, сорок пять  лет,  официант,  ныне  безработный;  Мэйбл
Мастерз, двадцать шесть лет, танцовщица." Это все, что  я  о  них  знаю.  И,
скорей всего, ничего особенного сверх этого не узнаю.
   -Вы ведь не считаете, что он убил Ансона?
   Бриз посмотрел на меня без всякого удовольствия.
   - Я как раз подхожу к этому вопросу, приятель. - Он  вытащил  из  кармана
визитку и прочитал: -  "Джеймс  Б.  Поллок.  Страховая  компания.  Страховой
инспектор." Это как понимать?
   - В этом кругу считается дурным тоном пользоваться собственным именем,  -
сказал я.
   - А при чем тут этот круг?
   - Практически при всем.
   - Меня вот что интересует, - сказал Бриз. - Что ты знаешь об убитом?
   - Я уже говорил.
   - Повтори еще раз. Люди несут столько чепухи, что в голове все путается.
   - Я знаю, что его имя - как значится на визитке - Джордж  Ансон  Филлипс,
он представился мне частным  детективом.  Парнишка  поджидал  меня  у  моего
офиса, когда я вышел позавтракать, и следовал за  мной  до  вестибюля  отеля
"Метрополь". Там я заговорил с ним, и он признался, что следил за мной.  Как
он выразился - для того,  чтобы  проверить,  достаточно  ли  я  сметлив  для
совместной работы. Это, конечно, вздор. Малый, вероятно,  просто  колебался,
не зная, как поступить, и ждал, когда произойдет  что-нибудь,  что  заставит
его решиться подойти ко мне. Он сказал, что занят сейчас  каким-то  делом...
каким-то  подозрительным  делом  -  и  что  хотел  бы  работать  на  пару  с
кем-нибудь, немного более опытным, чем он сам, - если  он  был  вообще  хоть
сколько-нибудь опытным. По его действиям этого нельзя было сказать.
   - И единственное, почему он выбрал тебя, - это потому что шесть лет назад
ты работал в Вентуре, где Ансон был депутатом.
   - Я располагаю этой версией.
   - Но не обязательно цепляться за нее, - спокойно заметил Бриз. Ты  всегда
можешь выдумать что-нибудь получше.
   - Она достаточно хороша, - сказал я. - Я  имею  в  виду,  она  достаточно
неправдоподобна, чтобы оказаться правдой.
   Он медленно кивнул большой головой.
   - Ну и что ты думаешь обо всем этом?
   - Вы уже выяснили адрес офиса Филлипса?
   Он отрицательно покачал головой.
   - Полагаю, его наняли именно потому, что  он  был  таким  простаком.  Его
наняли для того, чтобы он снял здесь квартиру под чужим именем, и предложили
сделать что-то, что ему не понравилось. Он испугался. Ему  нужен  был  друг,
нужна была помощь. А то, что он выбрал меня, - с которым встречался давно  и
мельком - говорит только о том, что  у  него  не  было  знакомств  в  кругах
частных сыщиков. Бриз достал платок и снова промокнул им лицо и макушку.
   - Но это вовсе не объясняет того факта,  что  он  таскался  за  тобой  по
городу, как приблудный  щенок,  вместо  того  чтобы  просто  воспользоваться
дверью твоего офиса.
   - Верно, - согласился я. - Не объясняет.
   - Ты можешь как-то объяснить это?
   - Нет. Правда, нет.
   - Ну, а как бы ты попытался это объяснить?
   - Я уже попытался единственно возможным образом.  Он  колебался,  не  мог
решиться заговорить со мной. И ждал, пока произойдет  что-то,  что  заставит
его решиться. Это "что-то" произошло, когда я сам с ним заговорил.
   - Это очень простое объяснение, -  сказал  Бриз.  -  Такое  простое,  что
никуда не годиться.
   - Может быть, вы правы.
   - И в результате короткого разговора в вестибюле отеля этот совершенно не
знакомый тебе паренек приглашает тебя в свою квартиру и вручает тебе ключ от
нее? Только потому, что хочет поговорить с тобой?
   - Да.
   - Почему он не мог поговорить с тобой тогда же?
   - Я торопился на встречу.
   - Деловую?
   Я кивнул.
   - Ясно. Что у тебя за работа сейчас?
   Я покачал головой и не ответил.
   - Произошло убийство, - сказал Бриз. - Ты должен сказать мне.
   Я снова покачал головой. Бриз чуть покраснел.
   - И все-таки ты скажешь.
   - Мне очень жаль, Бриз. Но дело зашло так далеко,  что  я  очень  в  этом
сомневаюсь.
   - Ты, конечно, понимаешь, что я могу упечь тебя в каталажку, как  важного
свидетеля, - небрежно сообщил он.
   - На каком основании?
   -  На  том  основании,  что  ты  обнаружил  тело,  назвался  управляющему
вымышленным  именем  и  не  можешь  дать  сколько-нибудь  удовлетворительных
объяснений, касающихся твоих отношений с убитым.
   - И вы собираетесь это сделать?
   Он чуть улыбнулся.
   - У тебя есть адвокат?
   - Я знаю нескольких адвокатов. Но личного адвоката у меня нет.
   - Кого из судей ты знаешь лично?
   - Никого. То есть с тремя я как-то беседовал, но они, вероятно, не помнят
меня.
   - Но у тебя, наверно, тесные связи с окружением мэра и так далее?
   - Расскажите мне о них поподробнее, - сказал я.  -  Это  очень  интересно
знать.
   - Послушай, приятель, но где-нибудь у тебя должны же быть друзья.
   Наверняка.
   - У меня есть хороший друг из окружения шерифа. Но я  не  хочу  впутывать
его в свои дела.
   -  Почему?  -  Бриз  удивленно  поднял  брови.  -  Он  тебе  может  очень
понадобиться в ближайшее время. Словечко,  замолвленное  за  тебя  уважаемым
полицейским, может сильно облегчить тебе жизнь.
   - Он просто мой друг, - сказал я. - Я не хочу кататься у него  на  спине.
Случись у меня какие-нибудь неприятности, это не лучшим образом скажется  на
его службе.
   - А как насчет Центрального бюро?
   - Некто Рэндэлл - если он там еще работает. Мы с ним как-то  сталкивались
по одному делу. Но он меня не очень-то обожает.
   Бриз вздохнул и подвигал ногами по полу так, что зашуршала  сброшенная  с
кресла газета.
   - Это правда - или какая-то хитрая предусмотрительность? Я о всех  тузах,
с которыми ты не знаком.
   - Это правда,  -  сказал  я.  -  Но  эту  правду  я  использую  с  хитрой
предусмотрительностью.
   - Не очень-то предусмотрительно сообщать мне об этом.
   - Я придерживаюсь иного мнения.
   Он с силой сжал подбородок огромной веснушчатой лапой, и,  когда  опустил
ее, на щеках его остались круглые красные отпечатки пальцев. Я смотрел,  как
они постепенно бледнеют и исчезают.
   - Почему бы тебе не пойти домой и не дать человеку  возможность  спокойно
заниматься делом? - раздраженно поинтересовался он.
   Я поднялся, кивнул на прощание и направился к двери.
   - Оставь свой домашний адрес, - сказал Бриз мне в спину.
   Я дал ему адрес. Он записал.
   - Пока, - мрачно сказал он. -  Никуда  не  выезжай  из  города.  Нам  еще
понадобятся твои показания. Может, даже сегодня.
   Я вышел. Снаружи на площадке дежурили двое  полицейских  в  форме.  Дверь
напротив была открыта  -  в  квартире  эксперт-криминалист  все  еще  снимал
отпечатки пальцев. Внизу в обоих концах коридора стояло еще по полицейскому.
Рыжего управляющего нигде не было видно.  Я  вышел  на  улицу.  От  тротуара
отъезжала санитарная машина. По обеим  сторонам  улицы  толпились  люди,  но
народу собралось не так много,  как  в  каком-нибудь  бы  другом  районе  по
аналогичному поводу.
   Я стал пробираться по тротуару. Какой-то парень схватил меня за рукав:
   - Что там произошло, Джек?
   Я молча вырвал руку и, ничего не ответив и  даже  не  взглянув  на  него,
пошел вниз по улице к своей машине.

Глава 12

   Было четверть седьмого, когда  я  вошел  в  свой  офис,  включил  свет  и
подобрал с пола листок бумаги. Это была записка из  почтового  отделения;  в
ней говорилось, что на мое имя пришла посылка, которая по  моему  требованию
будет мне доставлена в любое время дня или  ночи.  Я  положил  извещение  на
стол, снял пиджак и открыл окна. Достав из  глубокого  ящика  стола  бутылку
"Олд Тэйлор", я глотнул оттуда и покатал языком во рту обжигающую  жидкость.
Потом я сидел, держа бутылку за прохладное горлышко, и  размышлял  над  тем,
нравится ли мне быть частным детективом и натыкаться на разные трупы, но  не
дергаться и не осторожничать при этом, не протирать за собой дверные  ручки,
не прикидывать постоянно, как много можно сказать без ущерба для  клиента  и
как мало можно сказать без ущерба для себя самого. Я пришел  к  выводу,  что
мне это совсем не нравится. Подтянув к себе телефон,  я  взглянул  на  номер
извещения и набрал его.
   Мне ответили, что посылку могут доставить прямо  сейчас.  Я  сказал,  что
буду ждать.
   Начинало смеркаться. Шум  уличного  движения  чуть  стих,  и  входящий  в
раскрытые окна теплый  воздух  нес  с  собой  скучный  пыльный  запах  конца
трудового дня, запах  выхлопных  газов  и  отраженного  от  горячих  стен  и
тротуаров солнца, слабый запах пищи из тысяч ресторанчиков и спускающийся  с
холмов Голливуда тонкий -  доступный  только  обладающему  нюхом  охотничьей
собаки - особый аромат, который издают в жару эвкалипты.
   Я сидел и курил. Через десять  минут  в  дверь  постучали.  Я  открыл,  и
мальчик в форменной фуражке вручил мне маленький квадратный пакетик.  Я  дал
мальчику десять центов и послушал, как он беззаботно насвистывает по  дороге
к лифту.
   Мои имя и адрес на пакетике были написаны чернилами -  очень  аккуратными
печатными буквами. Я разрезал веревочку, развернул тонкую коричневую  бумагу
и обнаружил под ней дешевую картонную  коробочку  со  штемпелем  "Сделано  в
Японии". В такую коробочку  в  какой-нибудь  японской  лавочке  вам  упакуют
резную фигурку животного или камешек нефрита.  Крышка  была  пригнана  очень
плотно.
   Стянув крышку и сняв сверху бумажную салфетку и кусочек ваты, я обнаружил
в коробочке  золотую  монету  размером  приблизительно  с  полдоллара,  ярко
сверкающую, будто ее только что отчеканили.
   На одной ее стороне был изображен орел с распростертыми  крыльями,  щитом
вместо груди и инициалами "Е.Б." на левом крыле. Орел был заключен в круг, а
между окружностью и гладкой необработанной кромкой монеты была  надпись:  "E
PLURIBUS UNUM" и внизу год 1787.
   Я положил  монету  на  ладонь.  Монета  была  холодная  и  тяжелая,  и  я
почувствовал, как влажна моя ладонь под ней. На другой стороне  монеты  было
изображено солнце - восходящее или заходящее - над острой  вершиной  горы  и
вокруг - два венка, похоже, из дубовых листьев, один в другом; еще  какая-то
надпись по-латыни и внизу имя: "Брэшер".
   Это был дублон Брэшера.
   Больше ни в коробочке, ни на бумаге ничего не было. Печатный шрифт ничего
не говорил мне. Я не знал  никого,  кто  бы  таким  пользовался.  Наполовину
наполнив кисет табаком, я завернул монету в салфетку,  перехватил  сверточек
резинкой и сунул его в кисет, после чего наполнил последний табаком доверху.
Затем застегнул молнию и сунул кисет в карман. Запер надписанную  оберточную
бумагу, веревочку и коробочку в шкаф для хранения документов, сел за стол  и
набрал номер офиса Элиши  Морнингстара.  На  другом  конце  провода  телефон
прозвонил восемь раз, мне никто не ответил. Собственно, я так и предполагал.
Повесив трубку, я поискал имя  Элиши  Морнингстара  в  справочнике,  но  его
домашнего телефона там не было.
   Достав  из  стола  заплечную  кобуру,  я  пристегнул   ее,   сунул   туда
автоматический кольт тридцать второго калибра, надел шляпу и пиджак,  закрыл
окна, убрал виски в стол, погасил свет  и  уже  открыл  дверь  офиса,  когда
зазвонил телефон.
   Звонок как звонок, но мне почудилось в нем что-то  зловещее.  Я  замер  в
напряженном ожидании, растянув губы в кривой ухмылке.  За  закрытыми  окнами
сияли неоновые огни. Воздух был  абсолютно  неподвижен,  в  коридоре  стояла
мертвая тишина. Телефон в темноте звонил громко и мерно.
   Я вернулся в кабинет, оперся о стол и поднял  трубку.  В  ней  послышался
щелчок, потом гудок - и больше ничего. Я нажал на рычаг и  так  и  продолжал
стоять в темноте, держа в одной руке трубку, а другой нажимая на рычаг. Я  и
сам не знал, чего жду.
   Телефон зазвонил снова. Я легонько откашлялся и приложил  трубку  к  уху,
ничего не говоря.
   Так мы и молчали - оба - отделенные друг от друга, может быть, милями; мы
оба дышали осторожно, напряженно вслушиваясь, но не слышали  ничего  -  даже
дыхания.
   Потом, спустя, как мне показалось, очень продолжительное время, в  трубке
послышался тихий отдаленный шепот: кто-то невнятно и без  всякого  выражения
произнес: "Плохи твои дела, Марлоу".
   Потом снова послышался щелчок и гудок. Я повесил трубку и вышел из офиса.
Глава 13

   Я выехал из Сансет, немного покрутился по  улицам  и,  так  и  не  решив,
следит ли кто-нибудь за мной, остановился у аптеки, чтобы позвонить  оттуда.
Зайдя в будку, я опустил десять  центов  в  прорезь  аппарата  и  спросил  у
телефонистки код Пасадены.
   - Дом миссис Мердок, - ответил холодный, высокомерный голос.
   - Это Филип Марлоу. Миссис Мердок, пожалуйста.
   Мне было велено подождать. Потом нежный и очень чистый  голос  сказал:  -
Мистер  Марлоу?  Миссис  Мердок  сейчас  отдыхает.  Вы   хотите   что-нибудь
передать?
   - Вам не следовало говорить ему.
   - Я... кому?..
   - Чокнутому малому, в чьи носовые платки вы рыдаете.
   - Как вы смеете?!
   - Мило, - сказал я. - Теперь попросите к телефону миссис Мердок.
   Это необходимо.
   - Хорошо. Я попробую.
   Я долго ждал. Ее надо было поднять и подложить ей под спину гору подушек,
и вытащить из ее грубой серой лапы бутылку вина, и  поднести  телефон...  На
другом конце провода кто-то откашлялся. Звук был похож на  грохот  товарного
поезда в гулком тоннеле.
   - Миссис Мердок у телефона.
   - Вы можете опознать принадлежащий вам предмет,  о  котором  мы  говорили
сегодня утром, миссис Мердок?
   - Э-э... а что, есть какие-то похожие на него?
   - Должны быть. Десятки, сотни, насколько мне известно. Во всяком  случае,
десятки. Где они, я, конечно, не знаю.
   Она покашляла.
   - Я не настолько разбираюсь в этом. Вряд ли я смогу опознать  его.  Но  в
данных обстоятельствах...
   -  Я  как  раз  об  этом,  миссис  Мердок.  Опознать  предмет  совершенно
необходимо.
   - Так. Вам что, известно, где он находится?
   - Морнингстар говорит, что видел его и ему предлагали его купить, как  вы
и подозревали. Но покупать старик не  стал.  Он  утверждает,  что  приходила
женщина. Это, правда, ничего не значит, потому  что  Морнингстар  дал  очень
подробный словесный портрет некоего субъекта -  либо  полностью  выдуманный,
либо относящийся к кому-то, кого  Морнингстар  знает  довольно  близко.  Но,
возможно, действительно приходила не женщина.
   - Понятно. Но теперь это не важно.
   - Неважно?
   - Да. У вас есть еще что-нибудь?
   - Еще один вопрос. Вам знаком  светловолосый  молодой  человек  по  имени
Джорж  Ансон  Филлипс?  Довольно  плотный,  в  коричневом  костюме  с  яркой
ленточкой.  Сегодня  он  был  одет  именно   так.   Представляется   частным
детективом.
   - Нет. Почему он должен быть мне знаком?
   - Не знаю. Он регулярно появляется в поле моего  зрения.  Думаю,  это  он
пытался  продать  вышеуказанный  предмет.  После  того  как   я   вышел   от
Морнингстара, тот пытался дозвониться этому Ансон. Я  прозмеился  обратно  в
контору старика и подслушал.
   - Вы - что?
   - Прозмеился.
   - Пожалуйста, посерьезней, мистер Марлоу. Еще что-нибудь?
   -  Да.  Я  согласился   заплатить   Морнингстару   тысячу   долларов   за
возвращение... э-э...  означенного  предмета.  Он  сказал,  что  сможет  его
выторговать за восемьсот...
   - А где вы рассчитывали достать деньги, позвольте поинтересоваться?
   - Ну, это я так, к слову. Старик Морнингстар - хитрая бестия  и  понимает
только такой язык.  И  потом  у  вас  вполне  могло  бы  возникнуть  желание
раскошелиться. Уговаривать вас я не собираюсь. Вы всегда можете обратиться в
полицию. Но если по какой-то причине вы туда обращаться не хотите,  то  это,
вероятно,  единственный  путь,  каким  можно  вернуть  похищенное.  То  есть
выкупить его.
   Я бы, наверно, еще долго нес что-то в том же духе, сам толком не понимая,
что именно я пытаюсь втолковать собеседнице, если бы она не  оборвала  меня,
отрывисто пролаяв:
   - Это все теперь совершенно неважно,  мистер  Марлоу.  Я  решила  закрыть
дело. Монету мне вернули.
   - Минуточку, не вешайте трубку.
   - Я положил трубку на полочку, открыл дверь будки, высунул оттуда  голову
и набрал полную грудь того, что предлагается в аптеках в  качестве  воздуха.
Никто не обратил на меня  никакого  внимания.  Напротив  меня  за  прилавком
аптекарь в бледно-голубой куртке болтал с  посетителями.  Помощник  аптекаря
мыл склянки у фонтанчика. Две девочки в брюках толклись у игрового автомата.
Высокий субъект в черной рубашке и бледно-желтом шарфике рылся в журналах на
столике. Он не был похож на гангстера.
   Я закрыл дверь будки, поднял трубку и сказал:
   - Крыса грызла мою ногу. Но уже все в порядке. Значит,  вам  ее  вернули?
Вот как. И каким же образом?
   - Надеюсь, вы не слишком разочарованы, -  прогремел  решительный  баритон
миссис Мердок. - Я  могу  объяснить  вам  ситуацию,  могу  -  не  объяснять.
Позвоните-ка мне завтра утром. Поскольку я не намерена продолжать следствие,
в качестве платы вам остается выданный аванс.
   - Я вас правильно  понял?  -  спросил  я.  -  Вам  действительно  вернули
монету... или просто обещали вернуть?
   - Конечно вернули. И я уже устала. Так что, если вы...
   - Минуточку, миссис Мердок. Все не так просто, как вам кажется.
   Происходят странные вещи.
   - Вот завтра вы мне о них и расскажите, - отрубила она и повесила трубку.
   Я вывалился из будки и стал прикуривать сигарету непонятно чьими толстыми
неловкими  пальцами.  И  пошел  к   прилавку.   Аптекарь   был   уже   один.
Сосредоточенно сдвинув брови, он затачивал перочинным ножом карандаш.
   - У вас славный острозаточенный карандашик, - громко сообщил я ему.
   Он взглянул на меня - несколько удивленно. Девочки у игрального  автомата
взглянули на меня - несколько удивленно. Я подошел к висевшему над прилавком
зеркалу и взглянул в него - несколько удивленно.
   Я опустился на стул и сказал:
   - Двойной виски, неразбавленный.
   - Извините, сэр, - все так же удивленно сказал аптекарь, -  но  здесь  не
бар.
   - Да, да, - согласился я. - То  есть,  конечно  же,  нет.  Я  только  что
пережил сильное потрясение. И несколько не в себе. Чашечку кофе, пожалуйста,
послабее. И кусочек черствого хлеба с тонким ломтиком ветчины. Впрочем, нет.
Все-таки лучше не есть. Пока  что.  Всего  хорошего.  Я  встал  со  стула  и
прошагал к двери в тишине, громкой, как спущенная по  металлическому  желобу
тонна угля.
   Человек  в  черной  рубашке  с  желтым  шарфиком  ухмылялся   мне   из-за
"Нью-Рипаблик".
   - Бросьте эту дрянь и вгрызайтесь  во  что-нибудь  более  солидное,  типа
комиксов, - посоветовал я ему просто из дружеских соображений.
   Я вышел. За моей спиной кто-то сказал:
   - В Голливуде их полно.

Глава 14

   Поднявшийся ветер был сух и упруг;  он  раскачивал  верхушки  деревьев  и
подвесные фонари, отчего по стенам домов черные тени оползали медленно,  как
лава по склону вулкана.
   Ломбард находился на Санта-Моника около Уилкокса -  в  тихом  старомодном
местечке, омываемом спокойными волнами времени.  В  его  витрине  выставлены
вещи - от набора мормышек для  форели  в  плоской  деревянной  коробочке  до
портативного  органа,  от  складной  детской  коляски  до   фотоаппарата   с
четырехдюймовым объективом, от перламутроваго лорнета в выцветшем  бархатном
футляре до несамовзводного кольта сорок четвертого калибра.
   Я зашел в ломбард,  над  моей  головой  звякнул  колокольчик.  В  глубине
помещения кто-то завозился, высморкался, потом раздались шаги. За  прилавком
появился старый в черной ермолке еврей и предупредительно улыбнулся мне.
   Я вынул кисет, достал оттуда дублон Брэшера и положил  его  на  прилавок.
Рядом с прилавком было огромное окно, и я чувствовал себя совершенно  голым.
Никаких тебе потайных комнаток с резными  плевательницами  ручной  работы  и
наглухо закрывающимися дверями.
   Еврей взял монету и взвесил ее на ладони.
   - Золото? Из фамильных тайников, а? - Он подмигнул.
   - Двадцать пять, - сказал я. - Жена и детки просят хлеба.
   - О, это ужасно. Золото, судя по весу. Только  золото  или,  может  быть,
платина. - Он небрежно бросил монету на  чашечку  весов.  -  Золото,  да,  -
кивнул он. - Так десять долларов берете?
   - Двадцать пять.
   - За двадцать пять что я с  ней  буду  делать?  Продам  или  как?  За  те
пятнадцать  долларов,  на  которые  может  потянуть   это   золото?   О'кей,
пятнадцать.
   - У вас надежный сейф?
   - Мистер, в нашем деле - самые надежные сейфы из всех, какие только можно
купить за деньги. Можете не беспокоиться. Так значит, пятнадцать, да?
   - Выпишите квитанцию.
   Он выписал - частично ручкой, частично языком. Я дал ему  свои  настоящие
имя и адрес: Бристоль Апартментс, 1634, Норт Бристоль-авеню, Голливуд.
   - Вы живете в таком районе и занимаете деньги, - грустно покачал  головой
еврей, отрывая половинку квитанции и отсчитывая деньги.
   Я прошелся до ближайшего киоска, купил конверт, одолжил там ручку отослал
ломбардный билет на свой адрес.
   Я был голоден и опустошен. Перекусив в небольшом ресторанчике,  я  поехал
обратно в центр. Ветер все усиливался. Руль под ладонями был горяч и  пылен,
и на зубах скрипел песок.
   В высоких зданиях постепенно зажигались  огни.  Серо-зеленый  магазин  на
углу Девятой и Хилл-стрит сверкал  огнями.  В  Белфонт  Билдинг  там  и  сям
светились несколько окон - но немного. В лифте на деревянном стуле сидел все
тот же старый заезженный конь с устремленным в никуда пустым взглядом -  уже
отплывающий в небытие.
   - Вы не знаете, где можно найти коменданта этого здания?
   Старик медленно повернул голову и посмотрел куда-то за мое плечо.
   - Говорят, в Ну-Йорке лифты ходят очень быстро. Двадцать этажей в минуту.
Очень быстро. Но это в Ну-Йорке.
   - К черту Нью-Йорк, - сказал я. - Мне и здесь нравится.
   - Очень толковые ребята - лифтеры в Ну-Йорке, наверное.
   - Смеетесь, отец. У этих щенков всей работы-то - жать на кнопки, говорить
"Доброе утро, мистер Кто-то-там" да рассматривать свои прыщи в зеркале.  Вот
этот лифт - другое дело: с ним не каждый справится. Как вам работа?
   - Я работаю двенадцать часов в день, - сказал старик. - И я доволен.
   - Постарайтесь, чтобы этого не услышали профсоюзные деятели.
   - Знаете, куда они могут идти?
   Я помотал головой. Он сказал. Потом немножко передвинул взгляд  так,  что
смотрел теперь почти на меня.
   - Я не мог встречать вас где-нибудь раньше?
   - Так о коменданте, - мягко напомнил ему я.
   - Год назад он разбил очки, - сообщил старик. - Я чуть  не  расхохотался.
Почти.
   - Да, да, а где его можно сейчас найти?
   Он с усилием сфокусировал взгляд на мне.
   - Коменданта-то? Он дома... Разве нет?
   - Конечно. Вероятно. Или пошел в кино. Но где находится его дом? Как  его
зовут?
   - Вам-то что от него надо?
   - Да. - Я с силой сжал кулак в кармане и постарался не завизжать.  -  Мне
нужен адрес одного из съемщиков. Домашнего адреса  этого  съемщика,  который
мне нужен, нет в справочнике. Домашний адрес. То есть где  он  живет,  а  не
адрес офиса. Дом, понимаете, дом. -  я  медленно  написал  рукой  в  воздухе
"Д-О-М".
   - Чей именно адрес? - спросил старик. Вопрос был  так  конкретен,  что  я
даже растерялся.
   - Мистера Морнингстара.
   - Его нет дома. Он еще в офисе.
   - Вы уверены?
   - Уверен, что уверен. Я не слишком  обращаю  внимание  на  людей.  Но  он
старый, как я, - и я заметил его. Он еще не спускался.
   Я зашел в лифт и сказал: "Восьмой".
   Он с трудом задвинул решетки, и  лифт  пополз  вверх.  Старик  больше  не
смотрел на меня и  ничего  не  сказал,  когда  лифт  остановился.  Он  сидел
сгорбившись на своем деревянном стуле и смотрел в никуда пустыми глазами,  и
оставался все в той же позе, когда я заворачивал за угол  коридора.  И  лицо
его было совершенно отрешенным.
   Стеклянная дверь в конце коридора была освещена изнутри.  Единственная  в
темном коридоре. Я остановился около  нее,  закурил  и  прислушался,  но  не
услышал ни шороха. Открыв дверь с надписью  "Вход",  я  прошел  в  маленькую
приемную. Деревянная дверь кабинета была  приоткрыта.  Я  подошел  к  ней  и
постучал:
   - Мистер Морнингстар!
   Ответа я не получил. Гробовая тишина. По спине у меня поползли мурашки. Я
переступил порог. Свет лампы под потолком отражался  на  стеклянном  колпаке
ювелирных весов, на полированной  деревянной  тумбе  стола  и  на  тупоносом
черном башмаке, над которым виднелся белый хлопчатобумажный носок.
   Ботинок был как-то странно развернут - носок его смотрел в угол  потолка.
Остальная часть ноги была скрыта за большим сейфом. Каждый шаг давался мне с
трудом, будто я шел по пояс в трясине.
   Он лежал на спине. Очень одинокий и очень мертвый.
   Дверь сейфа была раскрыта, и в замке внутреннего отделения висела  связка
ключей. Металлический ящичек был выдвинут. И  пуст.  Прежде  там,  вероятно,
лежали деньги.
   Все остальное в комнате оставалось как было.
   Карманы старика были вывернуты,  но  я  не  стал  трогать  его  -  только
наклонился и прикоснулся тыльной стороной ладони  к  серо-фиолетовому  лицу.
Это было все равно  что  потрогать  лягушачье  брюхо.  На  виске,  куда  его
ударили, запеклась кровь. Но запах пороха на этот раз не  ощущался,  а  цвет
его  лица  свидетельствовал  о  том,  что  смерть  наступила  в   результате
сердечного приступа - вероятно, от сильного испуга  или  потрясения.  И  все
равно это оставалось убийством.
   Я не стал выключать свет, протер дверные ручки и  спустился  по  пожарной
лестнице на шестой этаж. Идя  по  коридору,  я  автоматически  читал  имена:
"Х.Р.Тиджер, зубное протезирование"; "Л.Придвью, бухгалтер"; "Далтон и  Рис,
машинописные работы"; "Д-р Е.Дж. Бласкович" - и  ниже,  маленькими  буквами:
"хиромантпрактик".
   Грохоча поднялся лифт. Старик не взглянул на меня. Лицо его  было  пусто,
как моя голова.
   Я позвонил в дежурный госпиталь с угла улицы, не назвав своего имени.

Глава 15

   Бело-красные шахматные фигурки  выстроились  на  доске  в  полной  боевой
готовности и имели напряженный, загадочный и компетентный вид - как  всегда,
в начале партии. Было десять часов вечера. Я был дома. В зубах у  меня  была
трубка, под рукой - бутылка виски, а в голове - ничего, кроме двух убийств и
вопроса, как могла Элизабет Брайт Мердок получить назад свой дублон Брэшера,
если он лежал в моем кармане.
   Открыв сборник шахматных партий лейпцигского  издания,  я  выбрал  оттуда
головокружительный Королевский гамбит, двинул вперед белую пешку - и  тут  в
дверь позвонили.
   Я обошел стол,  вынул  из  дубового  секретера  кольт  тридцать  восьмого
калибра и подошел к двери, держа его у бедра в опущенной руке.
   - Кто там?
   - Бриз.
   Перед тем как открыть, я вернулся к секретеру и положил на него пистолет.
Бриз, как и раньше,  выглядел  огромным  и  неряшливым,  только  чуть  более
усталым. С ним был молодой розовощекий следователь по имени Спрэнглер.
   Они сразу оттеснили меня в комнату, и Спрэнглер закрыл дверь. Его  зоркие
молодые глаза забегали по сторонам, в то время как немолодые холодные  глаза
Бриза пристально изучали мое лицо.
   Потом Бриз прошел к дивану.
   - Посмотри вокруг, - сказал он уголком рта.
   Спрэнглер пересек комнату, заглянул на кухню и снова вышел в коридор.
   Скрипнула дверь ванной, и шаги начали удаляться.
   Бриз снял шляпу и промокнул  платком  лысину.  В  отдалении  открылись  и
закрылись двери. Стенные шкафы. Спрэнглер вернулся.
   - Никого, - доложил он.
   Бриз кивнул и опустился на диван, положив шляпу рядом. Увидев пистолет на
секретере, Спрэнглер спросил:
   - Не возражаете, если я взгляну?
   - Тьфу на вас обоих, - сказал я.
   Спрэнглер взял пистолет, поднес дуло к носу, принюхиваясь.
   Потом вынул обойму, положил ее на стол, поднял пистолет и  развернул  его
так, чтобы свет падал на открытую казенную часть, и,  держа  таким  образом,
заглянул прищуренным глазом в ствол.
   - Пыль, - сообщил он. - Не очень много.
   - А что вы ожидали там найти? - осведомился я. - Золото и бриллианты?
   Он проигнорировал мои слова, посмотрел на Бриза и добавил:
   - Полагаю, из этого пистолета не стреляли в течение последних суток.
   Я уверен.
   Бриз кивнул, пожевал губами и изучающе  установился  на  меня.  Спрэнглер
аккуратно собрал пистолет, положил его на место и сел в кресло. Он закурил и
выпустил дым с самым удовлетворенным видом.
   - Мы и так прекрасно знали, что это был не длинноствольный кольт тридцать
восьмого калибра, - сказал он. - Из такой пушки можно пробить стену. Никаких
шансов, что пуля застрянет в голове.
   - Вы вообще о чем, ребятки? - поинтересовался я.
   - Самое обычное дело, - сказал Бриз. - Убийство. Присядь-ка.  Расслабься.
Мне послышались здесь голоса. Вероятно, это в другой квартире.
   - Вероятно, - сказал я.
   - У тебя пистолет всегда валяется на секретере?
   - Только в том случае, когда я не держу его под подушкой, - ответил я.  -
Или под мышкой. Или в ящике стола. Или еще где-нибудь - сейчас не припомнить
где, - куда мне случается положить его. Эти сведения оказались полезными для
вас?
   - Мы пришли сюда не для того, чтобы грубить, Марлоу.
   - Мило, - сказал я. - Вы врываетесь ко мне в квартиру  и  без  разрешения
лапаете мои вещи. А что значит, по-вашему, быть грубым повалить меня на  пол
и бить по лицу ногами?
   - Ох, черт! Он ухмыльнулся мне. Я ухмыльнулся ему. Мы  все  ухмыльнулись.
Потом Бриз спросил:
   - Можно позвонить?
   Я указал на телефон. Он набрал номер и сказал кому-то по имени Моррисон:
   - Бриз сейчас по номеру... - он прочитал номер на подставке  телефона.  -
Имя владельца Марлоу. Конечно. Пять-десять минут, о'кей.
   Он положил трубку и вернулся к дивану.
   - Держу пари, ты не сможешь догадаться, почему я здесь. - Я всегда  готов
к неожиданным визитам близких друзей. - Убийство - это не смешно, Марлоу.
   - А кто говорит иначе?
   - Ты ведешь себя, как будто именно так.
   - Я не знал.
   Он посмотрел на Спрэнглера и пожал плечами. Потом посмотрел на пол. Потом
поднял глаза, очень медленно - как будто они были очень тяжелыми -  и  снова
посмотрел на меня. Я сидел в кресле у столика с шахматной доской.
   - Часто играешь в шахматы?
   - Не часто. Иногда балуюсь - когда обдумываю разные проблемы.
   - Разве в шахматы играют не вдвоем?
   - Я разыгрываю опубликованные партии. Шахматной литературы  очень  много.
Иногда мне удается решить какие-то задачи. И не  только  шахматные.  К  чему
весь этот разговор? Выпьете чего-нибудь?
   - Не сейчас, - сказал Бриз. - Я разговаривал о тебе с Рэндэллом.
   Он тебя прекрасно помнит по делу на  взморье.  -  Он  подвигал  по  ковру
ногами, как двигают, когда они очень устали.  Его  массивное  лицо  казалось
старым и серым от усталости. - Он сказал, что ты не станешь никого  убивать.
Что ты отличный парень. Честный.
   - Это было очень по-товарищески с его стороны, - сказал я.
   - Он сказал, что ты хорошо варишь кофе, встаешь по утрам довольно поздно,
умеешь непринужденно болтать и что мы  смело  можем  верить  каждому  твоему
слову при условии, что его подтвердят  пять  независимых  друг  от  друга  и
непредубежденных свидетелей.
   - К черту Рэндэлла, - сказал я.
   Бриз кивнул так, как если бы ожидал от  меня  именно  этих  слов.  Он  не
улыбался и был груб -  просто  большой  основательный  человек  за  работой.
Спрэнглер откинулся на спинку кресла и из-под полуопущенных  век  следил  за
поднимающейся от его сигареты струйкой дыма.
   - Рэндэлл сказал, что за тобой надо присматривать. Что  ты  не  настолько
крут,  как  сам  считаешь,  и  что  с  таким,  как  ты,  всегда   происходят
какие-нибудь неприятности, и что  с  тобой  гораздо  больше  хлопот,  чем  с
действительно крутым парнем. Вот что он сказал. Ты мне кажешься в порядке. Я
люблю ясность во всем. Поэтому и говорю тебе все это.
   Я сказал, что это очень мило с его стороны.
   Зазвонил телефон. Я взглянул, но он не пошевелился. Так что трубку поднял
я сам. Это был женский голос. Мне он показался смутно знакомым, но  кому  он
принадлежит, я вспомнить не мог. Это мистер Филип Марлоу? Да.
   Мистер Марлоу, у меня неприятности, очень большие неприятности. Мне очень
нужно увидеться с вами. Когда это можно сделать?
   - Вы хотите увидеться сейчас? С кем я разговариваю?
   - Меня зовут Глэдис Грейн. Я живу в отеле  "Норманди"  на  Рампарт-стрит.
Когда вы смогли бы...
   - Вы хотите, чтобы я подъехал сейчас? - спросил  я,  стараясь  вспомнить,
где же слышал этот голос.
   - Я... - В трубке раздался щелчок, наступило мертвое молчание.  Я  сидел,
держа трубку в руке, и хмуро смотрел мимо нее на Бриза. Его лицо не выражало
абсолютно никакого интереса.
   - Какая-то девушка говорит, что у  нее  неприятности,  -  сказал  я.  Нас
разъединили.
   Я нажал на  рычаг  и  стал  ждать,  когда  телефон  зазвонит  снова.  Оба
полицейских сидели тихо и  неподвижно.  Слишком  тихо,  слишком  неподвижно.
Снова раздался звонок, я опустил рычаг и сказал:
   - Вы хотите побеседовать с Бризом, не так ли?
   - Да, - ответил несколько удивленный мужской голос.
   - Ну, валяйте, докладывайте своему хитрому шефу, - сказал я,  поднялся  с
кресла и вышел на кухню. Я слышал, как  Бриз  очень  коротко  переговорил  с
кем-то и опустил трубку на рычаг. Я достал из шкафчика бутылку виски  и  три
стакана. Достал из холодильника лед и имбирный эль, приготовил три коктейля,
принес их на подносе в комнату и поставил поднос на низкий столик у  дивана,
где сидел Бриз. Я взял два стакана,  один  вручил  Спрэнглеру,  а  с  другим
опустился в свое кресло.
   Спрэнглер неуверенно вертел  стакан  в  руке  и  покусывал  нижнюю  губу,
выжидая, будет ли пить Бриз.
   Бриз пристально смотрел на меня некоторое время,  потом  вздохнул.  Потом
взял стакан, глотнул, снова вздохнул и, туманно улыбаясь, покачал головой  -
как человек, которому очень хотелось выпить и который с  первым  же  глотком
как бы окунается в иной - чистый, солнечный и ясный -- мир.
   - Мне кажется, вы очень сообразительны, мистер  Марлоу,  -  сказал  он  и
расслабленно откинулся на спинку дивана. - Думаю, что можем работать вместе.
   - Но не таким образом, - сказал я.
   - То есть? - он нахмурился. Спрэнглер подался вперед, и  взгляд  его  был
ясен и внимателен.
   - То есть заставляя случайных девиц звонить мне и  нести  какую-то  чушь,
чтобы потом иметь возможность сослаться  на  то,  что  они  где-то  когда-то
слышали мой голос и теперь узнали его.
   - Девушку зовут Глэдис Грейн, - сообщил Бриз.
   - Так она представилась. Я такой не знаю.
   - О'кей, - сказал Бриз. - О'кей. - Он успокаивающе поднял ладонь. - Мы не
хотим совершать ничего противозаконного. И надеемся, ты тоже.
   - Я тоже - что?
   -  Не  хочешь  совершить  ничего   противозаконного.   Например,   утаить
что-нибудь от нас.
   - Интересно, почему  бы  мне  не  утаить  что-нибудь  от  вас,  если  мне
захочется? - спросил я. - Вы мне зарплату не платите.
   - Послушай, Марлоу, давай не будем грубить.
   - Я не грублю. У меня этого и в мыслях  нет.  Я  достаточно  хорошо  знаю
полицейских, чтобы не иметь никакого желания грубить им. Валяйте дальше, что
у вас там. Но давайте без этих дешевых хитростей вроде телефонного звонка.
   - Мы расследуем убийство, - сказал Бриз, - и должны сделать  все  от  нас
зависящее. Ты обнаружил тело. Ты говорил с этим пареньком. Он пригласил тебя
к себе. Дал ключ. Ты утверждаешь, что не знаешь, о чем он хотел поговорить с
тобой. Мы решили, что по  прошествии  некоторого  времени  ты,  может  быть,
вспомнишь.
   - Другими словами, в первый раз я солгал?
   Бриз устало улыбнулся.
   - Ты достаточно долго занимаешься всем этим, чтобы прекрасно знать:  люди
всегда лгут, когда речь идет об убийстве.
   - Вопрос о том, как вы собираетесь определить, когда я перестану лгать?
   - Когда твои показания будут звучать осмысленно, мы будем удовлетворены.
   Я посмотрел на Спрэнглера. Он так сильно подался всем телом  вперед,  что
почти уже не сидел на кресле. Казалось, он собирается прыгнуть. Поскольку  я
не мог придумать никакой причины,  почему  бы  Спрэнглеру  вдруг  захотелось
запрыгать по комнате, я решил, что  он  просто  крайне  возбужден.  Я  снова
посмотрел на Бриза. Этот был возбужден не больше, чем щель в  стене.  В  его
толстых пальцах появилась сигара в целлофановой обертке. И я  наблюдал,  как
он снимает обертку, обрезает кончик сигары перочинным ножом и  убирает  его,
предварительно аккуратно вытерев лезвие о штаны; я наблюдал, как он зажигает
спичку, и старательно раскуривает сигару, и потом отводит еще горящую спичку
в сторону, и сильно затягивается до тех пор, пока не убеждается, что  сигара
раскурилась должным образом. Потом он машет спичкой в воздухе  и  кладет  ее
рядом  со  скомканным  целлофаном  на  поднос.  Потом  откидывается   назад,
подтягивает одну брючину и принимается мирно курить. Все его  движения  были
точно такими же, как тогда, когда он закуривал в квартире Хенча,  и  такими,
как будут всегда, когда он будет закуривать. Такой это был человек - и  этим
он был опасен. Может быть,  не  столь  опасен,  как  какой-нибудь  блестящий
следователь, но гораздо более опасен, чем легковозбудимый Спрэнглер.
   - Я никогда не встречал Филлипса до  сегодняшнего  дня,  -  сказал  я.  -
Вентура не в счет,  потому  что  там  я  паренька  совершенно  не  помню.  Я
познакомился с ним именно так, как уже рассказывал вам. Он следил за мной, и
я сам подошел к нему. Он хотел поговорить со мной, дал  мне  ключ  от  своей
квартиры; я подошел туда и, когда никто не ответил на звонок, открыл  ключом
дверь, как сам Ансон и велел мне сделать. Он  был  мертв.  Вызвали  полицию;
после ряда случайных событий под подушкой Хенча был обнаружен  пистолет,  из
пистолета недавно стреляли. Все это я вам уже рассказывал, и все это правда.
   - Обнаружив труп,  ты  спустился  к  управляющему,  некоему  Пассмору,  и
заставил его подняться с собой наверх, не сообщив ему, что кто-то  убит.  Ты
подал Пассмору фальшивую визитку и говорил что-то о драгоценностях.
   Я кивнул:
   - С такими субъектами, как Пассмор, да еще в таких делах всегда  выгодней
быть не вполне искренним. Меня интересовал Филлипс. Я полагал,  что  Пассмор
может сболтнуть что-нибудь о пареньке, пока  не  знает,  что  тот  убит,  и,
скорей всего, он ничего не скажет  мне,  если  будет  ожидать,  что  вот-вот
явятся фараоны и дружно навалятся на него. Вот и все по этому поводу.
   Бриз немного отпил из стакана. затянулся сигарой и сказал:
   - Тут такое дело. Все,  что  ты  нам  рассказываешь,  может  быть  чистой
правдой, но может и не быть. Понимаешь, о чем я говорю?
   - О чем? - спросил я, прекрасно понимая, о чем он говорит.
   Он похлопал ладонью по колену и спокойно исподлобья посмотрел на меня. Не
враждебно и  даже  не  подозрительно.  Просто  уравновешенный  основательный
человек, делающий свою работу.
   - А вот о чем. Ты сейчас что-то расследуешь. Мы  не  знаем  что.  Филлипс
тоже играл в частного детектива. И тоже что-то  расследовал.  Он  следил  за
тобой. Откуда мы можем  знать  -  если  только  ты  нам  не  скажешь,  -  не
пересекаются ли где-нибудь ваши пути? А если пересекаются - значит, это  уже
касается нас. Верно?
   - Это одна точка зрения, - сказал я. - Но не единственная. И не моя.
   - Не забывай, что речь идет об убийстве.
   - Не забываю. Но и вы не забывайте, что я живу в этом городе очень давно,
больше пятнадцати лет. И перед моими глазами прошло много дел об  убийствах.
Иногда преступления закрывали, иногда не могли  раскрыть.  Иногда  не  могли
раскрыть такие, которые можно было бы раскрыть. Раскрытие двух или  трех  из
этих преступлений было просто фальсифицировано. Кому-то  платили,  чтобы  он
принял на себя вину, - и все об этом знали или подозревали. Но  смотрели  на
это сквозь пальцы. Но допускали. Например, дело  Кассиди.  Вы  его  помните,
наверно.
   Бриз взглянул на часы.
   - Я устал. Давай оставим дело Кассиди. Давай о деле Филлипса.
   Я покачал головой.
   - Нет, я хочу на этом остановиться, и поподробнее. Итак, дело Кассиди. Он
был очень Богатым человеком, мультимиллионером. И у него был  взрослый  сын.
Однажды ночью прибывшая по вызову полиция обнаружила в доме молодого Кассиди
с залитым кровью лицом  и  простреленной  головой.  Его  секретарь  лежал  в
смежной с комнатой ванной, головой к выходящей в коридор второй двери,  и  в
левой руке у него был зажат дотлевший до фильтра  окурок,  сжегший  кожу  на
пальцах. У правой его руки лежал пистолет. У секретаря тоже была прострелена
голова, но выстрел был произведен не в упор. Комната  хранила  следы  бурной
пьянки. Со времени смерти прошло четыре часа, в течение трех из  которых  на
месте преступления находился семейный врач. Какое бы заключение  вы  сделали
по делу Кассиди?
   Бриз вздохнул:
   -  Убийство  и  самоубийство  во  время  совместной  попойки.   Секретарь
отчего-то вышел из себя и пристрелил молодого Кассиди. Я что-то  слышал  или
читал в газетах. Ты хотел именно это услышать от меня?
   - Вы читали в газетах, - сказал я. - Но на самом деле все было не так. И,
более того, вы об этом знали, и об этом знали в главном управлении  полиции;
все  следователи  были  отстранены  от  дела  в  течение  нескольких  часов.
Расследование толком не  проводилось.  Но  все  репортеры  в  городе  и  все
полицейские прекрасно знали, что убийцей был молодой Кассиди, что именно  он
зверски напился, и секретарь пытался утихомирить его - но не смог и в  конце
концов, попытался убежать, но был недостаточно расторопен. Выстрел в Кассиди
был произведен в упор. Секретарь был левшой, и в  левой  руке  у  него  была
сигарета. Но даже если вы правша, вы не будете стрелять в человека, небрежно
покуривая при этом. Так делают герои гангстерских фильмов, но  не  секретари
Богатых молодых людей. А чем занималась семья  и  семейный  врач  в  течение
четырех часов  до  вызова  полиции?  Устраивали  все  таким  образом,  чтобы
проводилось  только  поверхностное  расследование.  Почему  не  были   сняты
отпечатки пальцев? Потому что никому не нужна была правда. Кассиди - слишком
большой человек. Но ведь это тоже было убийством, не так ли?
   - Оба парня были мертвы, - сказал Бриз. - Какая, к  черту,  разница,  кто
кого пристрелил?
   - А вам когда-нибудь приходило в голову, что у секретаря была  мать,  или
сестра, или любимая - или все трое? И что они гордились  им,  любили  его  и
верили в паренька, которого объявили пьяным параноиком только потому, что  у
отца его хозяина был миллион долларов?
   Бриз медленно поднял стакан  и  медленно  осушив  его,  медленно  опустил
стакан и медленно покрутил  его  на  столике.  Спрэнглер  сидел  с  сияющими
глазами и полураскрытым в напряженной полуулыбке ртом.
   - Яснее, - сказал Бриз.
   - Пока вы, ребятки, остаетесь  при  своих  представлениях  о  совести,  я
останусь при своих, - сказал я. - И пока вам, ребятки, нельзя  будет  верить
всегда и во всем, и доверять  поиск  правды  во  все  времена  и  при  любых
обстоятельствах, и полагаться на вашу  неподкупность,  -  я  оставляю  право
поступать согласно велениям своей совести и защищать своего клиента так, как
могу. Во всяком случае, пока я не буду уверен, что вы не сделаете ему  вреда
больше, чем сделаете добра - во имя торжества справедливости. Или пока я  не
встречу такого человека, который сможет заставить меня говорить.
   - У меня такое ощущение, - сказал Бриз, - что ты пытаешься уговорить свою
хваленую совесть.
   - Черт. - Я  встал.  -  Давайте  еще  по  коктейлю.  И  потом  вы  можете
рассказать мне про девушку, с которой заставили меня беседовать.
   Он ухмыльнулся:
   - Это та дамочка, что  живет  рядом  с  Филлипсом.  Однажды  вечером  она
слышала, как сосед у двери разговаривал с каким-то парнем. Она  работает  по
утрам билетершей. Короче, мы решили, что ей не мешало бы дать послушать твой
голос.
   - А что за голос был у этого парня?
   - Какой-то мерзкий. Она сказала, что он ей страшно не понравился.
   - Полагаю, именно поэтому вы подумали на меня.
   Я взял стаканы и вышел на кухню.

Глава 16

   Придя на кухню, я сполоснул все три стакана, так как уже  забыл,  кто  из
какого  пил,  вытер  их  и  занялся  коктейлями.  Вслед  за  мной  на  кухню
неторопливо вошел Спрэнглер и встал за моим плечом.
   - Все в порядке, - сказал я. - Сегодня вечером я не пользуюсь цианидом.
   - Не хитрите слишком со стариком, - тихо сказал он моему  затылку.  -  Он
знает гораздо больше, чем вы думаете.
   - Очень любезно с вашей стороны, - ответил я.
   - Послушайте, я хотел бы что-нибудь почитать о  деле  Кассиди.  Это  меня
заинтересовало. Было, наверное, задолго до меня.
   - Это было давно, - сказал я. - И к тому же этого вообще не было.
   Я просто пошутил.
   Я поставил стаканы на поднос, отнес их в комнату и водрузил на стол.
   Взяв один из стаканов, я сел в кресло у столика с шахматной доской.
   - Еще одна хитрость, - объявил я. - Ваш дружок прокрадывается на кухню  и
дает мне за вашей спиной советы, чтобы я вел  себя  с  вами  поосторожнее  -
ввиду того, что вы знаете гораздо больше, чем я знаю, что вы знаете. У  него
очень подходящее для подобных  миссий  лицо.  Дружеское,  открытое  и  легко
краснеющее.
   Спрэнглер сел на краешек кресла и покраснел.  Бриз  бросил  на  помощника
мимолетный, ничего не выражающий взгляд.
   - Что вы выяснили о Филлипсе? - спросил я.
   - Да, - сказал Бриз. - Ну что же. Джордж Ансон  Филлипс  -  это  довольно
жалостная история. Он считал себя детективом, но,  похоже,  никого  не  смог
заставить согласиться с этим. Я разговаривал с шерифом Вентуры.  Он  сказал,
что Джордж был славным пареньком -  слишком  славным,  чтобы  быть  толковым
полицейским, даже если предположить у него наличие мозгов. Джордж делал все,
что ему говорили, и делал все исправно при условии, что ему объясняли, какой
ногой ступить, сколько  шагов  сделать  и  в  каком  направлении,  и  прочие
подобные мелочи. И малый не особо развивался, если ты  понимаешь,  о  чем  я
говорю. Он был полицейским того типа, который  может  раскрыть  кражу,  если
увидит собственными глазами, как вор тащит  цыпленка  из  курятника,  а  вор
вдруг испугается, побежит, споткнется, ударится головой о столб  и  потеряет
сознание. Любой другой вариант мог показаться  Джорджу  сложноватым,  и  ему
пришлось бы бежать в участок за дальнейшими инструкциями. Так  что  все  это
очень скоро несколько утомило шефа, и он  отпустил  Джорджа  на  все  четыре
стороны. Бриз отпил еще раз из стакана и поскреб подбородок ногтем  большого
пальца.
   - После этого Джордж работал в универсальном магазине в  Шими  у  некоего
Сатклиффа. Там у него  была  работа,  связанная  с  оформлением  кредита,  -
какая-то писанина в тетрадочках, заведенных на каждого клиента. И у бедолаги
было все неладно: он то забывал  что-то  записать,  то  записывал  не  в  ту
тетрадочку, и некоторые клиенты поправляли его, а некоторые -  нет.  Короче,
Сатклифф  подумал,  что,  может  быть,  Джорджу  лучше  попробовать  себя  в
чем-нибудь еще - и так он появился в Лос-Анджелесе.  У  него  были  какие-то
деньги, немного, но достаточно для того, чтобы приобрести патент и снять  на
паях офис. Я там был. Это маленькая каморка,  где  сидит  еще  один  парень,
который, по его словам, торгует рождественскими открытками. Его зовут  Марш.
У них была договоренность, что, когда к Джорджу  приходит  посетитель,  Марш
идет прогуляться. Марш говорит, что не знает, где Джордж жил, и что  никаких
посетителей у него не было. То есть, насколько этому парню известно, никакие
дела в офисе не велись. Но Джордж дал объявление  в  газету  -  после  этого
какой-нибудь клиент у него появиться мог. И, скорей всего, появился, так как
с неделю назад Марш обнаружил у себя на  столе  записку,  в  которой  Джордж
сообщал, что его не будет в городе несколько дней. И это  -  последнее,  что
Марш знает о малом.  Итак,  Джордж  отправился  на  Курт-стрит  и  снял  там
квартиру под именем Ансона, где и был убит. Вот и  все,  что  мы  на  данный
момент знаем о Джордже. В общем, довольно жалостная история.
   Он посмотрел на меня бесстрастным взглядом и поднес стакан к губам.
   - А что за объявление?
   Бриз взял стакан, вытащил из бумажника газетную вырезку и положил  ее  на
столик. Я подошел, взял ее и прочитал: "Зачем беспокоиться? К чему  сомнения
и  страхи?  К  чему  терзаться  подозрениями?  Посоветуйтесь  со  спокойным,
рассудительным, умеющим хранить секреты следователем. Джордж Ансон  Филлипс.
Гленвью, 9521"
   Я положил объявление обратно на столик.
   - Нисколько не хуже многих деловых объявлений, - сказал Бриз. -Девушка  в
редакции, которая писала это для него, сказала,  что  едва  удерживалась  от
смеха. Но Джордж считал, что это грандиозно.
   - Вы быстро проверили, - заметил я.
   - У нас нет затруднений с получением информации, - сказал Бриз. Кроме как
от тебя.
   - А что Хенч?
   - А Хенч ничего. У них с девушкой была дружеская вечеринка.  Они  немного
пили, немного  пели,  немного  дрались,  слушали  радио  и  иногда  выходили
перекусить. Похоже, это продолжалось сутками. Пока мы не вмешались. У девицы
неважнецкий вид: оба глаза подбиты. На следующем круге Хенч  свернул  бы  ей
шею. На свете полно таких пьяниц, как Хенч и его подружка.
   - А как насчет пистолета, который нашли у Хенча?
   - Стреляли из него. Пулю еще не извлекли из трупа, но у нас есть гильза -
ее нашли под телом Джорджа. Мы еще пару раз выстрелили из этого пистолета  и
сравнили царапины от эжектора на гильзах.
   - Вы верите, что кто-нибудь подложил его Хенчу под подушку?
   - Конечно, зачем Хенчу убивать Филлипса. Он с ним даже не знаком.
   - Откуда вы это знаете?
   - Знаю. - Бриз принялся рассматривать свои ладони. - Послушай, есть вещи,
о которых ты знаешь, потому что они писаны черным по белому. И есть вещи,  о
которых ты знаешь просто потому, что они логичны и иначе быть не может. Если
ты  стреляешь  в  кого-то,  ты  не  начинаешь  незамедлительно  после  этого
скандалить и буянить, привлекая к себе всеобщее внимание,  в  то  время  как
орудие убийства лежит у тебя под подушкой. Девушка была весь день с  Хенчем.
Если бы Хенч кого-то пристрелил, она бы об этом знала.  А  она  об  этом  не
знает, иначе все рассказала бы. Кто ей этот Хенч, в конце концов? Парень,  с
которым можно переспать, не больше. Так что оставим Хенча  в  покое.  Убийца
слышал грохот радио и знал, что выстрел будет им заглушен. Но тем  не  менее
он бьет Филлипса по голове, тащит его в ванную и закрывает дверь, перед  тем
как выстрелить. Он не пьян. Он очень осторожен и четко делает свое дело.  Он
выходит, закрывает дверь ванной; радио смолкает, и Хенч с  девушкой  выходят
перекусить. Таким вот образом.
   - Откуда вы знаете, что они выключили радио?
   - А мне сказали, - спокойно ответил Бриз. - В этом притоне живут и другие
люди - они подтвердили. Убийца вышел из  квартиры  Филлипса  и  увидел,  что
дверь в квартиру Хенча открыта. Она должна была быть именно открыта -  иначе
ему не пришло бы в голову заходить туда.
   - Никто не оставляет дверь квартиры открытой. Особенно в таких районах.
   - Пьяницы оставляют. Они беспечны. Они плохо сосредотачиваются и не могут
держать в голове больше одной  мысли.  Дверь  была  открыта  -  может  быть,
чуть-чуть, но открыта. Убийца вошел, сунул пистолет под подушку и  обнаружил
там другой пистолет. И он  взял  его  с  собой  -  просто  для  того,  чтобы
усугубить падающее на Хенча подозрение.
   - Вы можете проследить пистолет Хенча?
   - Хенча-то? Мы попытаемся, но Хенч говорит,  что  не  знает  его  номера.
Сомнительно, что у нас это получится. Мы попытаемся проследить  подброшенный
пистолет, но ты прекрасно знаешь эти дела: ниточка тянется так  далеко,  что
кажется, вот-вот дойдешь до разрешения вопроса, и вдруг  она  обрывается,  и
следствие оказывается в тупике. Хочешь выспросить еще что-нибудь, что сможет
оказаться тебе полезным?
   - Как-то я притомился, - сказал я. - Фантазия плохо работает.
   - А совсем недавно работала очень хорошо, -  сказал  Бриз.  -  Над  делом
Кассиди.
   Я промолчал. И снова набил трубку, но она была еще слишком горяча,  чтобы
раскуривать ее. Я положил ее на край стола, чтобы она остыла.
   - Видит Бог, не знаю, что с тобой делать, - медленно проговорил  Бриз.  -
Не думаю, что ты намеренно темнишь по поводу убийства. Но и не думаю, что ты
знаешь об этом так мало, как притворяешься.
   Я снова промолчал.
   Бриз наклонился вперед и смял окурок  сигары  на  подносе.  Затем  осушил
стакан, надел шляпу и поднялся с дивана.
   - И как долго ты собираешься молчать?
   - Не знаю.
   - Я подскажу тебе. Я даю тебе  времени  до  завтрашнего  вечера,  немного
больше двенадцати часов. В любом случае заключение о смерти раньше не  будет
готово. За это время ты обсудишь положение дел со своим  клиентом  и  решишь
все выложить мне начистоту.
   - А если нет?
   - А если нет, я доложу начальнику следственного отдела, что некий частный
сыщик  Филип  Марлоу  скрывает  информацию,  необходимую  для  расследования
убийства или, во всяком случае, я абсолютно уверен, что скрывает. Полагаю, у
него ты быстро запоешь по-другому.
   - Ага, сказал я. - А вы обыскали стол Филлипса?
   - Конечно. Очень аккуратный парнишка. В столе  ничего,  кроме  небольшого
дневничка. А в дневничке ничего, кроме  записей  о  том,  как  он  ездил  на
взморье, или о том, как сводил какую-то девушку в кино и  как  та  не  особо
угодила ему. Или как он сидел в офисе и к нему  не  валили  толпы  клиентов.
Однажды малый несколько обиделся на свою прачечную и исписал по этому поводу
целую страницу. Обычно  записи  короткие  -  три-четыре  строчки.  Интересно
только одно: все написано печатным шрифтом.
   - Печатным шрифтом?
   - Да. Чернильной ручкой. Не большими печатными буквами, как пишут,  когда
хотят скрыть свой почерк, а просто  мелкими  ладными  буковками,  как  будто
паренек писал ими легко и просто, как прописью.
   - На карточке, которую он мне дал, он писал обычной прописью.
   Бриз на мгновение задумался. Потом кивнул:
   - Верно. Может быть, печатный шрифт - просто маленькая игра, в которую он
играл.
   - Что-то вроде стенографических записей Пеписа?
   - А что это?
   - Дневник, который очень давно  писал  один  человек  -  придуманными  им
знаками, вроде стенографических.
   Бриз посмотрел на Спрэнглера, который стоял у кресла, дотягивая последние
капли из стакана.
   - Пора отваливать, - сказал он. - Парень разогрелся до очередной фантазии
типа дела Кассиди.
   Спрэнглер поставил стакан, и они направились  к  двери.  Бриз  взялся  за
дверную ручку, потоптался и искоса взглянул на меня:
   - Знаешь каких-нибудь высоких блондинок?
   - Надо подумать, - сказал я. - Может быть. А насколько высоких?
   - Просто высоких. Не знаю насколько. Настолько, что покажется высокой для
высокого парня. Этим домом на Курт-стрит владеет  один  итальяшка  по  имени
Палермо. Мы к нему заглянули - в похоронное бюро напротив.  Он  сказал,  что
видел, как около половины четвертого из  дома  выходила  высокая  блондинка.
Управляющий Пассмор не  мог  вспомнить  никого,  кто  подходил  бы  под  это
определение. Итальяшка говорит, что  эта  дама  была  красоткой.  Ему  можно
верить - тебя он описал хорошо. Как эта  блондинка  входила  в  дом,  он  не
заметил, видел только, как она  выходила.  Она  была  в  брюках,  спортивной
куртке, на голове - легкий шарфик, и  под  ним  очень  много  очень  светлых
волос.
   - Что-то ничего не приходит в голову, - сказал я. - Но  я  только  сейчас
вспомнил, что у меня записан номер машины Филлипса. Это,  вероятно,  поможет
вам выяснить его прежний адрес. Минуточку.
   Они подождали, пока я пройду в спальню и вытащу из кармана пиджака  мятый
конверт. Я вручил его Бризу, тот  прочитал  написанное  и  сунул  конверт  в
бумажник.
   - Значит, только сейчас вспомнил, да?
   - Ей-богу.
   - Ну-ну, - сказал он. - Ну-ну.
   И оба полицейских, тряся головами, двинулись по коридору к лифту.
   Я закрыл дверь и вернулся к своему второму, почти не тронутому  коктейлю.
Он показался мне безвкусным. Я унес стакан на кухню и долил  в  него  виски.
Стоя со стаканом в руке у окна, я смотрел, как раскачиваются гибкие верхушки
эвкалиптов на фоне темного синеватого неба. Похоже, снова поднимался ветер.
   Я попробовал коктейль и подумал, что не надо было портить виски. И, вылив
содержимое стакана в раковину, выпил просто холодной воды. Двенадцать  часов
на то, чтобы разобраться в ситуации, которую я еще даже не начал понимать. В
противном случае выдать клиента и оставить полицейским на растерзание его  и
его семью. Нанимайте частного детектива Марлоу  -  и  ваш  дом  будет  полон
представителями официальных властей. Зачем беспокоиться? К чему  сомнения  и
страхи?  К  чему  терзаться  подозрениями?   Посоветуйтесь   с   косоглазым,
косолапым, тупым и рассеянным следователем.  Филип  Марлоу,  Гленвью,  7537.
Обращайтесь ко мне - и вы познакомитесь с лучшими  фараонами  города.  Зачем
отчаиваться? Зачем оставаться в одиночестве? Обратитесь  к  Марлоу  -  и  вы
увидите, как к вашему дому подъезжает полицейский фургон.
   Это не помогало. Я вернулся в гостиную и раскурил уже остывшую трубку.  Я
медленно затянулся, но табачный  дым  все  равно  отдавал  паленой  резиной.
Отложив трубку, я задумчиво стоял  посреди  комнаты,  оттягивая  и  отпуская
нижнюю губу.
   Зазвонил телефон. Я поднял трубку и прорычал в нее что-то неразборчивое.
   - Марлоу?
   Это был жесткий тихий шепот. Жесткий тихий шепот, который я уже слышал.
   - Все в порядке, - сказал я. - Выкладывай, кто  бы  ты  ни  был.  Кому  я
теперь перебежал дорогу?
   - Может быть, ты толковый парень, Марлоу? - произнес жесткий тихий шепот.
- Может быть, ты желаешь себе добра?
   - А в каком количестве?
   - В количестве, скажем, пяти сотен.
   - Грандиозно, - сказал я. - И что я должен делать?
   - Держаться от греха подальше. Хочешь подробней обсудить эту тему?
   - Где, когда и с кем?
   - Клуб "Айдл Вэли". Морни. В любое время.
   - А ты кто?
   На другом конце провода приглушенно хихикнули:
   - Спросишь у ворот Эдди Пру.
   Раздался щелчок, и я положил трубку.
   Было около половины двенадцатого,  когда  я  вывел  из  гаража  машину  и
тронулся к проезду Кахуэнга.

Глава 17

   Миль через двадцать по Кахуэнга  к  подножию  холмов  сворачивал  широкий
проспект  с  поросшей  цветущим  мхом  разделительной  полосой.  Вдоль  него
тянулись пять жилых кварталов, и дальше на протяжении всей его длины по  обе
стороны не было видно ни домика. В самом конце проспекта  в  сторону  холмов
виражем уходила асфальтовая дорога. Она вела к "Айдл Вэли".
   У подножия первого холма вблизи дороги  стоял  низенький  белый  домик  с
черепичной  крышей.  К  козырьку  над   ступеньками   крепилась   освещенная
прожекторами вывеска: "Патруль  Айдл  Вэли".  Створки  перекрывающих  дорогу
ворот были раскрыты, и выставленный на середину дороги квадратный белый знак
гласил  "стоп"  фосфоресцирующими  буквами.  Другой   прожектор   высвечивал
пространство перед знаком.
   Я остановился. Человек в форме со звездой и с плетеной кожаной кобурой на
поясе посмотрел на номер моей машины, а потом в список на столе. Он подошел.
   - Добрый вечер. У меня ваша машина не значится. Это частная дорога.
   Вы в гости?
   - В клуб.
   - Который?
   - "Айдл Вэли".
   - Восемьдесят семь-семьдесят семь. Его здесь так называют.  Вы  имеете  в
виду заведение мистера Морни?
   - Именно.
   - Вы, кажется, не являетесь членом клуба.
   - Нет.
   - За вас должны поручиться. Кто-нибудь из членов клуба или из  живущих  в
долине. Частные владения, сами понимаете.
   - Филип Марлоу, - сказал я. - К Эдди Пру.
   - Пру?
   - Это секретарь мистера Морни. Или что-то вроде этого.
   - Минуточку, пожалуйста.
   Он подошел к двери домика и что-то сказал в  нее  дежурному  у  телефона.
Сзади подъехал и просигналил автомобиль. Из открытой двери патрульного поста
послышался стук пишущей машинки.  Человек,  который  разговаривал  со  мной,
махнул сигналящему автомобилю, чтобы тот проезжал. Он плавно объехал меня  и
унесся в темноту - зеленый длинный "седан" с тремя сногсшибательными  дамами
- все при сигаретах, выщипанных бровях и высокомерных минах.  Автомобиль  на
полной скорости прошел вираж и исчез с глаз.
   Человек в форме снова подошел к машине и положил руку на дверцу.
   - О'кей, мистер Марлоу. Отметьтесь, пожалуйста,  у  дежурного  офицера  в
клубе. Миля вперед, справа. Там освещенная автостоянка  и  номер  на  стене.
Восемьдесят семь - семьдесят семь. И отметьтесь у дежурного.
   - Предположим, я не отмечусь.
   - Вы шутите? - в его голосе послышались металлические нотки.
   - Нет. Просто интересно.
   - Вас начнет искать пара патрульных машин.
   - А сколько вас всего в патруле?
   - Извините, - сказал он. - Миля вперед, справа, мистер Марлоу.
   Я посмотрел на его кобуру, на прицепленный к рубашке специальный значок.
   - И это называется демократией, - сказал я.
   Он оглянулся, сплюнул под ноги и положил руку на крышку машины.
   - Я знал одного паренька, который был членом клуба Джона Рида. Ты  не  из
этой компании?
   - Товарищ, - сказал я.
   - Беда революций заключается в том, - сказал он, -  что  они  попадают  в
плохие руки.
   - Точно, - согласился я.
   - С другой стороны, - продолжал он, - что может быть хуже кучки обитающих
здесь Богатых шарлатанов?
   - Может быть, ты сам когда-нибудь будешь здесь жить.
   Он снова сплюнул.
   - Я не буду здесь жить, даже если мне за это будут  отваливать  пятьдесят
тысяч в год и укладывать спать в шифоновой пижаме и в ожерелье  из  розового
жемчуга.
   - Не хотел бы я подступиться к тебе с таким предложением.
   - Ты всегда можешь подступиться ко мне с таким предложением и посмотреть,
чем это для тебя кончится.
   - Ну ладно, тогда я поехал отмечаться у дежурного в клубе, - сказал я.
   Сзади подъехал еще один автомобиль и просигналил. Я тронулся. Через сотню
метров я прижался к обочине, заслышав гудок, -  и  черный  лимузин  пронесся
мимо с тихим сухим шелестом, подобным шелесту мертвых осенних листьев. Ветра
здесь не было, и льющийся в долину лунный свет был таким ярким и резким, что
черные тени казались высеченными из камня.
   За поворотом моему  взору  открылась  вся  долина.  Тысяча  белых  домов,
рассыпанных по склонам холмов, десять тысяч сияющих окон  -  и  всему  этому
великолепию вежливо улыбались звезды, не спускаясь, однако,  низко  -  из-за
патруля.
   Обращенная к дороге глухая стена клуба была  белого  цвета.  На  ней  был
номер - маленький, но очень яркий, из-за фиолетовых неоновых ламп. 8777 -  и
больше ничего. В стороне на  расчерченном  белыми  линиями  черном  асфальте
стояли ряды машин, освещенные направленными вниз  многочисленными  фонарями.
По залитой светом площадке двигались служители, одетые в новенькую форму.
   Дорога огибала здание. С другой его стороны находилась тускло  освещенная
галерея с нависающим над ней козырьком из стекла и хромированного металла. Я
вышел из машины, прошел к маленькому столику за дверью, где сидел человек  в
форме, и бросил перед ним контрольный талон с номером моей машины.
   - Филип Марлоу, - сказал я. - Гость.
   - Благодарю вас, мистер Марлоу. - Он записал  мое  имя  и  номер  машины,
вернул мне талон и поднял телефонную трубку.
   Негр в белоснежной двубортной форменной куртке с золотыми эполетами  и  в
фуражке с золотой окантовкой распахнул передо мной дверь.
   Вестибюль напоминал очень дорогой мюзикл. Много  света  и  блеска,  много
нарядов, много декораций, много звуков и блистательная труппа, состоящая  из
одних звезд. В мягком рассеянном свете стены, казалось, уходят в бесконечную
высоту - к россыпям лампочек-звезд. В коврах можно было утонуть по горло.  В
глубине вестибюля за высокой аркой виднелась  пологая  лестница  с  широкими
низкими ступеньками, покрытыми ковровой дорожкой. При входе в банкетный  зал
стоял полнолицый старший официант  с  двухдюймовыми  атласными  лампасами  и
пачкой тисненных золотом меню под  мышкой.  Его  лицо  было  того  типа,  на
котором любезная улыбка может  без  малейшего  движения  мускулов  сменяться
выражением холодного бешенства. Вход в бар был налево. Там было  сумрачно  и
тихо, и в  слабом  мерцании  стеклянной  посуды  за  стойкой  бесшумно,  как
мотылек, порхал бармен.
   Из дамской комнаты, на ходу  подкрашивая  губы,  вышла  высокая  красивая
блондинка в платье, похожем на осыпанные золотой  пылью  морские  волны,  и,
что-то напевая, направилась к арке.
   Сверху доносились звуки румбы, и девушка,  улыбаясь,  покачивала  в  такт
музыке золотистой головой. У  лестницы  ее  поджидал  низенький  краснолицый
толстяк с масляными глазками. Он вцепился жирными пальцами в обнаженную руку
блондинки и с вожделением уставился на нее снизу вверх.
   Девица в китайской пижаме персикового цвета взяла мою  шляпу  и  взглядом
осудила мой костюм. У нее были загадочные порочные глаза.
   По лестнице спустилась торгующая сигаретами девушка в белом плюмаже.
   Ее одежды было достаточно для того, чтобы спрятать в ней зубочистку; одна
ее длинная красивая нога была серебряного  цвета,  другая  золотого.  Вид  у
продавщицы сигарет был в высшей степени надменный.
   Я прошел в бар и уселся на  высокий  кожаный  стульчик  у  стойки.  Нежно
звенели бокалы, мягко сияли лампы, тихие  голоса  шептали  о  любви,  или  о
десяти процентах, или о чем-то еще, о чем принято шептать в подобном месте.
   Высокий мужчина в сером костюме, скроенном ангелами,  вдруг  встал  из-за
маленького столика у стены, подошел к стойке и принялся поносить бармена. Он
поносил его громким чистым голосом в течение очень длинной минуты  и  назвал
приблизительно девятью словами того рода, которые красивые мужчины  в  серых
великолепного покроя костюмах обычно не произносят. Все умолкли  и  спокойно
наблюдали за ним. Его голос врезался в приглушенные звуки румбы, как  лопата
в снег. Бармен стоял совершенно неподвижно и глядел на мужчину. У него  были
кудрявые волосы, чистая теплая  кожа  и  широко  расставленные  внимательные
глаза. Высокий мужчина наконец умолк и прошествовал  к  выходу.  Все,  кроме
бармена, посмотрели ему вслед.
   Бармен медленно прошел к концу стойки, где сидел я, и встал,  глядя  мимо
меня; на лице его не было ничего, кроме бледности.
   Наконец он повернулся ко мне и сказал:
   - Да, сэр.
   - Я хочу поговорить с Эдди Пру.
   - Так.
   - Он работает здесь.
   - Работает кем? - Его голос был абсолютно спокоен  -  и  сух,  как  сухой
песок.
   - Я так понял, что ходит по пятам за боссом. Если вы понимаете, о  чем  я
говорю.
   - О Эдди  Пру.  -  Он  медленно  пожевал  губами  и  механически  поводил
полотенцем по стойке - маленькими жесткими кругами.
   - Ваше имя?
   - Марлоу.
   - Марлоу. Что-нибудь выпьете, пока будете ждать?
   - Сухой мартини пойдет.
   - Мартини. Очень, очень сухой.
   - О'кей.
   - Вы его будете есть ложкой или ножом и вилкой?
   - Нарежьте соломкой, - сказал я. - Я просто погрызу.
   - Собирая тебя в школу, сынок, положить ли тебе в портфельчик оливку?
   - Можете влепить мне ею в нос, если вам от этого станет легче.
   - Благодарю вас, сэр, - сказал он. - Сухой мартини.
   Он пошел было прочь, но  обернулся,  наклонился  ко  мне  над  стойкой  и
сказал:
   - Я перепутал заказ. И джентльмен сообщил мне об этом.
   - Я слышал.
   - Он сообщил мне об этом, как сообщают о подобных вещах джентльмены.
   Крупные тузы любят указывать на ваши мелкие оплошности. И вы его слышали.
   - Да, - согласился я, прикидывая, сколько это может продолжаться.
   - Он  заставил  себя  слышать,  этот  джентльмен.  И  я  подошел  сюда  и
практически оскорбил вас.
   - Я догадался.
   Он поднял вверх палец и задумчиво посмотрел на него.
   - Вот так просто, - сказал он. - Совершенно не знакомого мне человека.
   - Это все мои большие карие глаза, - сказал я.  -  У  них  очень  кроткое
выражение.
   - Спасибо, приятель, - и он спокойно отошел.
   Я увидел, как он говорит  по  телефону  у  другого  конца  стойки.  Потом
увидел, как он трясет шейкер. Когда он принес мне мартини, он  снова  был  в
полном порядке.

Глава 18

   Я взял стакан, уселся за маленький столик у стены и закурил. Прошло  пять
минут. Я не заметил, как сменился темп льющейся сверху музыки.  Теперь  пела
девушка. У нее было Богатое, глубокое - до  самых  пяток  контральто,  очень
приятное на слух. Она пела "Темные глазки", и оркестр как будто  засыпал  за
ее спиной.
   Когда она кончила петь, раздался взрыв аплодисментов и свист.
   - Линда Конкист вернулась в оркестр, - сказал своей спутнице  мужчина  за
соседним столиком. - Я слышал,  она  вышла  замуж  за  какого-то  Богача  из
Пасадены, но у них что-то не заладилось.
   - Чудный голос, - сказала женщина. - Для эстрадной певицы.
   Я начал было подниматься, но тут на  столик  упала  тень  -  рядом  стоял
человек.
   Он был ростом с высокую-высокую  виселицу,  человек  с  корявым  лицом  и
безжизненным правым глазом с мутным зрачком - похоже, совершенно слепым. Для
того чтобы положить ладонь на  спинку  стоящего  напротив  меня  стула,  ему
пришлось наклониться. Он стоял, ничего не говоря, и  оценивающе  разглядывал
меня; а я сидел, дотягивая мартини, и слушал следующую песню,  которую  пело
контральто. Видимо, здешние завсегдатаи любили  старомодную  сентиментальную
музыку. Может быть, все они просто  устали  до  смерти,  стараясь  опередить
время в гонке на работе.
   - Я Пру, - жестким шепотом сказал человек.
   - Я догадался. Вы хотите поговорить со мной, а я хочу поговорить с вами и
девушкой, которая сейчас поет.
   - Пойдем.
   В глубине бара была дверь. Пру отпер ее, придержал, пропуская меня, и  мы
стали подниматься по устланной  ковром  лестнице,  ведущей  налево.  Длинный
прямой коридор с несколькими закрытыми дверями. Пру постучал в дверь в самом
конце коридора, открыл ее и посторонился, пропуская меня. За ней  находилось
что-то вроде небольшого уютного офиса. В углу у французских окон был встроен
обитый тканью диванчик. Мужчина в белом смокинге  стоял  спиной  к  комнате,
глядя в окно. В  комнате  находился  большой  черный  сейф  с  хромированной
отделкой, несколько  шкафов  для  хранения  документов,  большой  глобус  на
подставке, крохотный, встроенный в стену бар и обычный для офиса  громоздкий
стол с обычным кожаным креслом с высокой спинкой.
   Все приборы на письменном столе были выполнены из меди и в одном стиле  -
медная лампа, подставка для ручек и стаканчик для карандашей, пепельница  из
стекла и меди с медным слоником на краю, медный нож для  разрезания  бумаги,
медный термос на медном подносе  и  медные  уголки  у  бумагодержателя.  Над
медной вазой вились побеги душистого горошка почти медного цвета.
   Кругом сплошная медь.
   Мужчина у окна обернулся, и стало видно, что ему около пятидесяти, что  у
него пепельно-серые волосы - и в большом количестве  -  и  тяжелое  красивое
лицо, ничем, впрочем, не примечательное  -  разве  что  коротким  сморщенным
шрамом на левой щеке, производившим впечатление,  скорей,  глубокой  ямочки.
Ямочку я помнил. Если бы не она, этого человека я бы забыл.  Я  помнил,  что
очень давно, по меньшей мере лет десять назад, видел его  в  фильмах.  Я  не
помнил, что это были за фильмы, или о чем они были, или что он в них  делал,
но помнил тяжелое красивое лицо с маленьким шрамом. Волосы у него тогда  еще
были темными.
   Он прошел к столу, опустился в кресло, взял нож для разрезания  бумаги  и
потыкал острием в подушечку большого пальца. Затем бесстрастно посмотрел  на
меня.
   - Вы Марлоу?
   Я кивнул.
   - Садитесь.
   Я сел. Эдди Пру уселся на стул у стены и стал раскачиваться на его задних
ножках.
   - Я не люблю ищеек, - сообщил Морни.
   Я пожал плечами.
   - Я не люблю их по многим причинам, - продолжал он. - Не  люблю  в  любом
случае и в любое время. Не люблю, когда они беспокоят моих друзей. Не люблю,
когда они врываются к моей жене.
   Я промолчал.
   - Я не люблю, когда они допрашивают моего шофера или грубят моим гостям.
   Я промолчал.
   - Короче, - заключил он, - я их не люблю.
   - До меня начинает доходить ваша мысль, - сказал я.
   Он вспыхнул, и его глаза засверкали.
   - Но с другой стороны, - сказал он, - вы можете оказаться мне полезным. Я
могу хорошо заплатить вам  за  некоторые  услуги.  Пожалуй,  это  интересная
мысль. Я могу хорошо заплатить вам за то, чтобы вы не совали нос не  в  свои
дела.
   - И что же я буду иметь?
   - Здоровье и время.
   - Кажется, эту пластинку я уже где-то слышал, - сказал  я.  -  Только  не
могу вспомнить, где именно.
   Он отложил нож в сторону и вынул графин; плеснул из него в стакан, выпил,
заткнул графин пробкой и убрал его обратно в стол.
   - В моем деле, - сказал Морни,  -  действительно  крутые  парни  идут  по
десять центов за дюжину, а работающие под крутых - по пять центов за  гросс.
Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим, и у нас не будет никаких
неприятностей. - Он закурил. Его рука немного дрожала.
   Я посмотрел на длинного телохранителя, который чуть покачивался на задних
ножках стула, как бездельник  в  сельской  лавке.  Он  просто  сидел  свесив
длинные руки, и его серое лицо было полно пустоты.
   - Кто-то что-то говорил про деньги, - сказал я Морни. - К чему  все  это?
Я-то знаю, чего вы добиваетесь: просто пытаетесь убедить  себя,  что  можете
меня запугать.
   - Поговорите со мной еще в таком тоне - и вы скоро будете  красоваться  в
жилете со свинцовыми пуговицами.
   - Подумать только, - расстроился я, - бедный старина Марлоу - и в  жилете
со свинцовыми пуговицами.
   Эдди Пру издал горлом какой-то сухой звук, который мог означать смешок.
   - А что касается того, чтобы я занимался своими делами  и  не  совался  в
ваши, - может статься, мои дела и ваши просто где-то пересеклись.  И  не  по
моей вине.
   - Каким же образом? - Морни быстро поднял на меня глаза и тут же опустил.
   - Ну, например, ваш телохранитель  звонит  мне  по  телефону  и  пытается
нагнать на меня страху. Потом звонит еще раз и говорит что-то о пяти  сотнях
и о том, как мне было бы полезно подъехать сюда и  побеседовать  с  вами.  И
например, вышеупомянутый телохранитель или кто-то, как  две  капли  воды  на
него похожий - что весьма маловероятно, -  ходит  по  пятам  за  одним  моим
коллегой, которого сегодня нашли убитым на Курт-стрит.
   Морни отвел в сторону руку с сигаретой и посмотрел  прищуренными  глазами
на огонек. Каждое движение, каждый жест - прямо из каталога.
   - Кого нашли убитым?
   - Некоего Филлипса,  молодого  светловолосого  парнишку.  Он  бы  вам  не
понравился. Он был ищейкой. - Я описал ему Филлипса.
   - Никогда о таком не слыхал, - сказал Морни.
   - А также, к слову, о высокой блондинке, которую видели сегодня выходящей
из дому сразу после убийства.
   - Какая высокая блондинка? - Его голос чуть изменился. В нем  послышалась
настойчивость.
   - Не знаю. Ее видели, и человек, который  ее  видел,  сможет  при  случае
опознать ее. Конечно, не обязательно, что она имела отношение к Филлипсу.
   - Этот Филлипс был сыщиком?
   Я кивнул.
   - Я сказал это уже дважды.
   - Почему его убили и как?
   - Оглушили и застрелили в квартире. Почему - не знаем. В противном случае
мы бы знали, чьих рук это дело. Такова ситуация.
   - Кто это "мы"?
   - Полиция и я. Я нашел  тело.  И  должен  был  остаться  там  до  приезда
полиции.
   - Что вы рассказали фараонам?
   - Немногое. Как я понял из вашей вступительной речи, вы знаете, что я ищу
Линду Конкист. Миссис Лесли Мердок. И я ее нашел. Она поет здесь.  Не  знаю,
почему это обстоятельство должно скрываться. Ваша  жена  или  мистер  Ваньер
могли бы сказать мне об этом. Но они этого не сделали.
   - Все, что моя жена может рассказать ищейке, может поместиться у комара в
глазу.
   - Несомненно, у нее есть свои причины, - сказал я. - В любом  случае  это
не так уж важно. Действительно, то, что я нашел  миссис  Конкист,  не  очень
важно. И все-таки я хотел бы немного побеседовать с ней. Если вы не  против.
- Предположим, против. - И все равно мне хотелось бы побеседовать с ней.
   Я достал из кармана сигарету и начал  катать  ее  в  пальцах,  восхищаясь
густыми и все еще темными бровями мистера Морни. Они были выгнуты дугой -  и
весьма элегантной.
   Пру хихикнул. Морни посмотрел на него и  нахмурился;  потом  все  так  же
хмуро посмотрел на меня.
   - Я спросил вас, что вы рассказали полиции, - напомнил он.
   - Я им рассказал так мало, как мог. Этот  Филлипс  просил  меня  зайти  к
нему. Он намекнул, что ввязался в какое-то дело, которое ему не нравится,  и
ему нужна помощь. Когда я подъехал, парень был мертв. Это я и рассказал. Они
полагают, что это не вся история. Вероятно, так оно и есть. Мне  дано  время
до завтрашнего дня, чтобы восполнить пробелы в показаниях. Вот я и  стараюсь
их восполнить.
   - Здесь вы напрасно теряете время.
   - Мне показалось, я был сюда приглашен.
   - Можете убираться отсюда к черту, когда  вам  заблагорассудится,  сказал
Морни. - Или можете оказать мне за пять  сотен  некоторую  услугу.  В  любом
случае ни я, ни Эдди не должны фигурировать в ваших завтрашних показаниях.
   - Какого рода услуга?
   - Сегодня утром вы были у меня дома. Вы должны догадаться.
   - Я не занимаюсь разводами.
   Его лицо стало белым.
   - Я люблю свою жену. Мы женаты только восемь месяцев. Я не хочу  никакого
развода. Она умница и, как правило,  хорошо  разбирается  в  обстановке.  Но
сейчас она развлекается с сомнительным субъектом.
   - В каком смысле сомнительным?
   - Не знаю. Именно это я и предлагаю вам выяснить.
   - Уточните, пожалуйста, - сказал я. - Вы нанимаете  меня  на  работу  или
просто отвлекаете от работы, которой я сейчас занимаюсь?
   Пру снова хихикнул.
   Морни налил себе еще бренди и опрокинул стакан  в  рот.  Лицо  его  снова
порозовело. Он ничего не ответил.
   - Уточните, пожалуйста, вот еще что, - продолжил я. -  Вы  не  возражаете
против того, чтобы ваша жена  развлекалась,  но  вы  не  хотите,  чтобы  она
развлекалась с человеком по имени Ваньер?
   - Я полагаюсь на ее сердце, - ответил Морни. - Но не на ее здравый смысл.
Скажем, так.
   - И вы хотите, чтобы я выяснил, что за ним числится?
   - Я хочу, чтобы вы выяснили, какими темными делами он занимается.
   - О! А он ими занимается?
   - Думаю - да. Но не знаю, какими именно.
   - Вы думаете "да" - или просто вам так хочется думать?
   Он спокойно смотрел на меня несколько мгновений, потом  выдвинул  средний
ящик стола, порылся в нем и кинул мне свернутый  лист  бумаги.  Я  развернул
его. Это был серый бланк для  счетов,  заполненный  под  копирку.  "Западная
компания по снабжению стоматологическими материалами".
   Счет на тридцать  фунтов  кристоболита  и  двадцать  пять  фунтов  белого
альбастона - всего на семь долларов семьдесят пять центов плюс  налог.  Счет
был выписан на имя Х.Р. Триджера, и на  нем  стоял  штемпель  "Уплачено".  В
уголке листочка значилось: "Л.Д.Ваньер".
   Я положил счет на стол.
   - Это выпало у него из кармана однажды вечером, когда  он  был  здесь,  -
пояснил Морни. - Дней десять тому назад. Эдди поставил на эту  бумажку  свою
огромную лапу, и Ваньер ничего не заметил.
   Я посмотрел на Пру, потом на Морни, потом на свой большой палец.
   - Это должно что-то значить для меня?
   - Я полагал, вы толковый детектив и сами сможете все выяснить.
   Я снова посмотрел на счет, свернул его и сунул в карман.
   - Надо понимать, вы бы мне его не дали, если бы он ничего не значил.
   Морни подошел к стоящему у стены черному с хромированной отделкой сейфу и
открыл его. Он вернулся к  столу,  держа  в  руке  пять  новеньких  банкнот,
развернутых веером. Потом он сложил их, подровнял края и небрежно бросил  на
стол передо мной.
   - Вот ваши пять сотен, - сказал Морни. - Уберите Ваньера от моей жены - и
получите еще столько же. Меня не интересует, каким образом вы это  сделаете,
и я не хочу ничего об этом знать. Просто сделайте это - и все.
   Я потянулся к новеньким хрустящим банкнотам трясущейся жадной лапой.
   И отодвинул сотенные бумажки в сторону.
   - Вы можете заплатить мне, когда - и если - я  заслужу,  -  сказал  я.  -
Сегодня я удовольствуюсь небольшим интервью с мисс Конкист.
   Морни не прикоснулся к деньгам. Он взял квадратную бутылку и  налил  себе
еще. На сей раз он налил и во второй стакан и придвинул его  через  стол  ко
мне.
   - Кстати, об убийстве Филлипса, - сказал я.  -  Эдди  малость  посидел  у
парнишки на хвосте. Вы не можете объяснить мне почему?
   - Нет.
   - В подобных случаях вся беда заключается в  том,  что  информация  может
выплыть откуда угодно. Когда убийство попадает в газеты, никогда не  знаешь,
чем это чревато. Если что - вы все свалите на меня.
   Он пристально посмотрел мне в глаз:
   - Вряд ли. Я был несколько груб с вами поначалу, но вы вели  себя  весьма
достойно. Я рискну связаться с вами.
   - Спасибо, - сказал я. - Вы не откажетесь сообщить, зачем вы велели  Эдди
звонить мне и пугать меня?
   Морни опустил глаза и побарабанил пальцами по столу.
   - Линда - мой старый друг. Молодой Мердок был здесь сегодня и  виделся  с
ней. Он сообщил ей, что вы работаете на старую леди Мердок.  Линда  передала
это мне. Я не знал, что это за работа. Вы не занимаетесь разводами - значит,
старуха наняла вас не для таких дел. - На последних словах он поднял глаза и
пристально взглянул на меня.
   Я также пристально смотрел на него и ждал.
   - Наверное, я просто из тех, кто любит своих друзей, - сказал он. - И  не
хочет, чтобы их беспокоили всякие сыщики.
   - Мердок что-то должен вам, да?
   Морни нахмурился:
   - Подобные вопросы я не обсуждаю.
   Он осушил стакан, кивнул и поднялся.
   - Я пришлю к вам Линду. Возьмите ваши деньги.
   Он вышел. Эдди Пру распутал свое длинное тело,  выпрямился,  одарил  меня
туманной  серой  улыбкой,  которая  не  означала  ровным  счетом  ничего,  и
неторопливо вышел вслед за хозяином.
   Я закурил следующую сигарету и еще  раз  взглянул  на  счет  компании  по
поставкам стоматологических материалов. Что-то слабо  забрезжило  в  глубине
моего сознания. Я подошел к окну. На другой стороне долины по  склону  холма
по направлению к дому с освещенной изнутри башней из стеклоблоков поднимался
автомобиль с зажженными фарами. Потом он завернул в гараж, фары потухли, и в
долине стало как будто темней.
   Было очень тихо и прохладно. Оркестр  играл  где-то  под  ногами.  Музыка
звучала приглушенно, и мелодию нельзя было разобрать.
   В открытую дверь за моей спиной вошла Линда Конкист и остановилась, глядя
на меня холодными ясными глазами.

Глава 19

   Она была похожа на свою фотографию  -  и  не  похожа.  Я  увидел  широкий
холодный  рот,  широко  расставленные  прохладные  глаза,   темные   волосы,
разделенные посередине на прямой пробор. На ней был белый  плащ  с  поднятым
воротником; руки она держала в карманах плаща, во рту у нее была сигарета.
   Она казалась старше, чем на  фотографии;  взгляд  жестче,  и  губы  давно
разучились улыбаться. То есть они, вероятно, улыбались заученно,  когда  она
выходила на сцену, но в другое время были плотно сжаты.
   Она прошла к столу и  некоторое  время  стояла  неподвижно  с  опущенными
глазами,  словно  пересчитывая  медные  безделушки  на  нем.  Потом  увидела
стеклянный графин, плеснула из него в стакан и опрокинула его  содержимое  в
рот быстрым коротким движением кисти.
   - Вы некто по имени Марлоу? - Она присела на краешек  стола  и  скрестила
ноги.
   Я ответил, что я - некто по имени Марлоу.
   - Вообще-то я уверена, что вы ни на грамм не будете мне симпатичны.
   Давайте выкладывайте, что там у вас, - и отваливайте.
   - Что мне нравится в этом заведении, - сказал я, - так это то, что  здесь
все абсолютно точно соответствует некоему стереотипу: полицейские  у  ворот,
блеск и роскошь вестибюля, шикарные  девицы,  торгующие  сигаретами;  жирный
сальный еврей с царственно скучающей танцовщицей; великолепно одетый, пьяный
и безобразно грубый джентльмен, оскорбляющий бармена; молчаливый  субъект  с
пистолетом; владелец ночного клуба с  мягкими  седыми  волосами  и  манерами
героя второсортных фильмов и теперь вы  -  высокая  темноволосая  певичка  с
небрежной усмешкой и уличным жаргоном.
   - Вот как? - Она поднесла сигарету к губам и медленно затянулась. - А как
насчет остроумного сыщика с прошлогодними шутками и манящей улыбкой?
   - А какие у меня вообще основания разговаривать с вами?
   - И какие же?
   - Она хочет это вернуть назад. Срочно.  Надо  поторопиться,  иначе  будут
неприятности.
   - Я думала... - начала она и осеклась. Я  наблюдал,  как  она  борется  с
внезапным выражением заинтересованности на лице, вертя в пальцах сигарету  и
низко наклоня к ней голову. - Что она хочет вернуть, мистер Марлоу?
   - Дублон Брэшера.
   Она подняла на меня глаза и покивала, что-то припоминая и показывая  мне,
что припоминает.
   - О, дублон Брэшера.
   - Держу пари, вы о нем совершенно забыли.
   - Почему? Нет. Я видела его несколько раз, - сказала она. -  Вы  сказали,
она хочет вернуть его назад. Вы имеете в виду, она думает,  что  это  я  его
взяла?
   - Да. Именно так.
   - Грязная старая врунья, - сказала Линда Конкист.
   - Подозрения еще не делают человека вруном. Она может  просто  ошибаться.
Значит, она не права?
   - Зачем мне ее дурацкая старая монета?
   - Ну как... она стоит больших денег. Вы же можете  нуждаться  в  деньгах.
Насколько я понял, ваша свекровь не особенно щедра.
   Линда резко хохотнула.
   - Да, миссис Элизабет Брайт Мердок нельзя назвать очень щедрой.
   - Может, вы говорите так просто со зла, - предположил я.
   - А может, вам просто дать пощечину? - Она с отсутствующим видом затушила
сигарету в медной пепельнице, проткнула окурок ножом для разрезания бумаги и
потом стряхнула его с острия в мусорную корзину.
   -   Переходя   к   вероятно   более   серьезным    вопросам,    позвольте
поинтересоваться: вы дадите ему развод?
   - За двадцать пять сотен всегда буду рада, - ответила она,  не  глядя  на
меня.
   - Вы не любите мужа?
   - Вы разбиваете мне сердце, Марлоу.
   - Он вас любит, - сказал я. - И, в конце концов, вы сами вышли за него.
   Она лениво взглянула на меня.
   - Мистер, не думайте, что я не заплатила за эту ошибку.  -  Она  закурила
следующую сигарету. - Но девушка должна как-то жить. А  это  не  всегда  так
просто, как кажется. И девушка может  ошибиться,  выйти  замуж  не  за  того
человека и не в ту семью, ища того, чего там нет. Безопасности, что ли.
   - Но не видя при этом необходимости любить, - добавил я.
   - Я не хочу быть слишком циничной, Марлоу. Но вы бы  удивились,  если  бы
узнали, как много девушек выходит замуж только для того, чтобы обрести  дом,
- особенно девушек, у  которых  устали  руки  отбиваться  от  жизнерадостных
посетителей подобных заведений.
   - У вас был дом, и вы покинули его?
   - Мне это дороговато встало. Старая  накачанная  винищем  врунья  сделала
сделку невыгодной. Как она вам понравилась в качестве клиента?
   - У меня бывали и хуже.
   Она сняла крошку табака с губы.
   - Вы заметили, что она делает с этой девушкой?
   - Мерле? Я заметил, что она ее запугивает.
   - Не просто. Девочка у нее живет с  малолетства.  Она  пережила  какое-то
потрясение, и старая карга воспользовалась этим, чтобы  полностью  подчинить
ее себе.
   При посторонних она на нее орет, но наедине может гладить  по  головке  и
нашептывать в ушко. И крошка вроде как трепещет.
   - Я в этом еще не разобрался.
   - Крошка влюблена в Лесли, но сама не понимает этого.
   Ее эмоции на  уровне  развития  десятилетнего  ребенка.  В  этой  семейке
вот-вот  произойдет  что-то  забавное.  Я  рада,  что  не  буду   при   этом
присутствовать.
   - Вы толковая  девушка,  Линда.  Жесткая  и  умная.  Наверное,  когда  вы
выходили замуж, то думали, что многое приберете к рукам.
   Она презрительно скривила губы.
   - Я думала, что это по крайней мере будет  отдыхом.  Но  даже  отдыха  не
получилось. Это хитрая  безжалостная  женщина,  Марлоу.  И  что  бы  она  ни
заставляла вас делать - это все преследует вовсе не те цели, о  которых  она
говорит. У нее всегда другое на уме. Так что будьте осторожней.
   - Она смогла бы убить пару человек?
   Линда рассмеялась.
   - Серьезно, - сказал я. - Были убиты двое людей, и по меньшей  мере  один
из них был связан с редкими монетами.
   - Я не совсем поняла. - Она спокойно посмотрела на меня. -  Вы  говорите,
убиты?
   Я кивнул.
   - Вы сказали об этом Морни?
   - Об одном из них.
   - Вы сообщили полиции?
   - Об одном из них. Том же.
   Линда молча вгляделась в мое лицо. Она казалась  бледноватой  или  просто
усталой. И, пожалуй, она стала чуть бледней, чем раньше.
   - Вы все выдумали.
   Я усмехнулся и кивнул. Она, похоже, облегченно вздохнула.
   - А дублон Брэшера? - спросил я. - Вы его не брали? О'кей. А  как  насчет
развода?
   - А это не ваше дело.
   - Согласен. Ну что ж, спасибо за то, что согласились поговорить со  мной.
Вы знакомы с неким Ваньером?
   - Да. - Ее лицо стало ледяным. - Не близко. Это друг Лу.
   - Очень хороший друг. - В ближайшее время он может стать непосредственным
участником тихих уютных похорон.
   - Подобные намеки в его адрес я уже как будто слышал. Что-то такое есть в
этом парне. Каждый раз,  когда  всплывает  его  имя,  в  обществе  возникает
некоторая напряженность.
   Она пристально посмотрела на меня и ничего  не  сказала.  Какая-то  мысль
зашевелилась в глубине ее глаз, но  в  слова  не  воплотилась.  Потом  Линда
спокойно сказала:
   - Морни наверняка убьет его, если он не отвяжется от Лу.
   - Да бросьте. Лу может уйти к любому в любой момент. Это ясно всем.
   - Может быть, Алекс - единственный, кому это не ясно.
   - Во всяком случае, Ваньер к моей работе отношения не имеет. Он никак  не
связан с Мердоками.
   Она подняла уголок рта и сказала:
   - Не связан? Позвольте мне сообщить вам кое-что. А почему бы и нет?
   Я просто большое дитя с открытым сердцем. Ваньер знаком с Элизабет  Брейт
Мердок - и близко. При мне он никогда не приходил в дом, кроме одного  раза,
но звонил часто. Иногда я поднимала трубку. Он всегда просил Мерле.
   - Хм... забавно, - сказал я. - Значит, Мерле?
   Она снова  затушила  сигарету,  проткнула  окурок  ножом  и  стряхнула  в
мусорную корзину.
   - Я очень устала, - внезапно сказала она. - Уйдите, пожалуйста. Несколько
мгновений я удивленно смотрел на нее, потом сказал:
   - Спокойной ночи и спасибо. Всего хорошего.
   Я вышел - она осталась  стоять,  держа  руки  в  карманах  белого  плаща,
наклонив голову и пристально глядя в пол.
   Было два часа, когда я вернулся в Голливуд, поставил  машину  в  гараж  и
поднялся к себе. Ветер уже стих, но в  воздухе  еще  оставалась  легкость  и
сухость дыхания пустыни. Воздух в квартире был спертым, и оставленный Бризом
окурок сигары усугублял это. Я распахнул  окна  и  проветрил  комнаты,  пока
раздевался и вытряхивал все из карманов. Среди прочих предметов я  обнаружил
счет компании по  поставке  стоматологических  материалов.  Он  до  сих  пор
выглядел как счет на тридцать фунтов кристоболита  и  двадцать  пять  фунтов
альбастона на имя некоего Х.Р.Тиджера.
   Я вытащил из секретера телефонную книгу и нашел в ней Тиджера.  И  словно
вспышкой озарило мое сознание. Его адрес был 422, Западная Девятая - и адрес
Белфонт Билдинг был 422, Западная Девятая.
   "Х.Р. Тиджер, зубное протезирование" - это я прочитал на одной из  дверей
шестого этажа Белфонт Билдинг, когда смывался из офиса Элиши Морнингстара.
   Но даже пинкертоны должны спать. А  Марлоу  хотел  спать  гораздо  больше
любого пинкертона. Я отправился на боковую.

Глава 20

   В Пасадене было так же жарко, как и накануне, и большой сумрачный дом  из
красного кирпича был так же неприветлив  на  вид,  и  маленький  негритенок,
томящийся в ожидании на бетонной плите, был так же печален. На цветущий куст
опустилась вчерашняя бабочка - или очень на нее похожая, утро  было  напоено
тем же тяжелым ароматом лета, и та же пожилая мегера с командирским  голосом
открыла мне дверь.
   Она провела меня теми же  коридорами  в  ту  же  темную  комнату.  Миссис
Элизабет Брайт Мердок сидела в том же соломенном шезлонге и, когда я  вошел,
наливала себе в стакан из бутылки, очень похожей на вчерашнюю, но, вероятнее
всего, приходящейся ей внучкой.
   Горничная закрыла дверь. Я сел, положил шляпу на пол -  как  и  вчера,  и
миссис Мердок подарила меня тем же тяжелым, холодным взглядом.
   - Итак?
   - Плохи дела, - сказал я. - Полиция у меня на хвосте.
   Она казалась взволнованной не больше куска говяжьей грудинки.
   - Понятно. Я полагала, вы более компетентны.
   Я пропустил это мимо ушей.
   - Когда я уехал от вас вчера утром,  от  вашего  дома  за  мной  увязался
какой-то человек. Может быть, он проследил меня досюда, но это  сомнительно.
Я ушел от него, но он снова  появился  -  в  коридоре  у  моего  офиса  -  и
продолжал  следить  за  мной,  так  что  я  вынужден  был   предложить   ему
объясниться. Он сказал, что знает, кто я такой, и что ему требуется  помощь,
и пригласил меня в свою квартиру на  Банкер-Хилл  для  какого-то  серьезного
разговора. После встречи с мистером Морнингстаром я поехал к этому  человеку
и нашел его застреленным в ванной комнате.
   Миссис Мердок отхлебнула из стакана. Ее рука как будто  слегка  дрогнула,
но  в  комнате  было  слишком  темно,  чтобы  быть  в  этом  уверенным.  Она
откашлялась.
   - Продолжайте.
   - Его  звали  Джордж  Ансон  Филлипс.  Светловолосый  паренек,  несколько
глуповатый. Он представлялся частным детективом.
   - Никогда о таком не слыхала, - холодно сказала миссис Мердок. -Насколько
я помню, никогда такого не видела и ничего о нем не знаю. Вы  что,  думаете,
это я наняла его следить за вами?
   - Не знаю, что и думать. Ансон говорил об объединении наших усилий,  и  у
меня сложилось впечатление, что он  работает  на  кого-то  из  членов  вашей
семьи. Он не распространялся на эту тему.
   - Он не работал. Можете быть абсолютно в этом уверены.
   - Не думаю, что вы  знаете  о  вашей  семье  столь  же  много,  как  сами
считаете.
   - Я знаю, что вы допрашивали моего сына -  вопреки  моим  приказаниям,  -
холодно сказала она.
   - Я его не допрашивал. Это он меня допрашивал. Верней, пытался.
   - Это мы обсудим позже, - резко сказала она.  -  Что  с  этим  человеком,
которого вы нашли убитым? Из-за него вы связались с полицией? - Естественно.
Они хотели знать, почему он следил за мной, на кого  я  работаю,  почему  он
просил меня зайти к нему и почему я пошел. Но это не все.
   Она осушила стакан и снова его наполнила.
   - Как ваша астма?
   - Плохо, - сказала она. - Продолжайте.
   - Я виделся с Морнингстаром. Я вам говорил по телефону.  Он  сказал,  что
дублона Брэшера у него нет, но ему предлагали и он может достать. Я вам  это
уже говорил. Тогда вы ответили мне, что дублон вам вернули. Вот так вот.
   Я подождал, не расскажет ли она мне историю о том,  как  монета  была  ей
возвращена, но она лишь мрачно смотрела на меня из-за стакана.
   - Итак, поскольку я  заключил  с  мистером  Морнингстаром  соглашение  об
уплате тысячи долларов за монету...
   - У вас не было полномочий для подобных действий, - пролаяла она.
   Я кивнул соглашаясь.
   - Может быть, я просто разыгрывал его. И себя. Во  всяком  случае,  после
разговора с вами я пытался связаться с ним, чтобы отменить договоренность. В
телефонной книге его домашнего телефона не оказалось.  Поэтому  я  поехал  к
нему в офис.  Было  уже  поздно.  Лифтер  сказал,  что  Морнингстар  еще  не
спускался. Он лежал на полу в своем кабинете,  мертвый.  Умер  от  удара  по
голове и, главным образом, от шока.  Старики  умирают  легко.  Удар  не  был
смертельным. Я позвонил в дежурный госпиталь, не назвав своего имени.
   - Очень умно с вашей стороны.
   - Вы так полагаете? Это было предусмотрительно с моей стороны, но я бы не
сказал, что очень умно. Я хочу для всех оставаться хорошим,  миссис  Мердок.
Надеюсь, вы это понимаете. Но в  течение  нескольких  часов  происходят  два
убийства, и оба трупа обнаруживаю я. И обе жертвы были некоторым  образом  -
связаны с вашим дублоном.
   - Не понимаю. Этот, другой молодой человек - тоже?
   - Да. Разве я не сказал вам по телефону? Мне показалось, что говорил, - я
сдвинул брови, припоминая.
   - Возможно, - хладнокровно сказала она. - Я не  очень-то  вслушивалась  в
то, что вы говорили. Дублон, видите ли, мне уже возвратили. А  вы  были  как
будто подвыпившим.
   - Я  не  был  подвыпившим.  Я  был  несколько  взволнован,  но  вовсе  не
подвыпившим. Я смотрю, все это вы воспринимаете очень спокойно.
   - А что я должна делать?
   Я глубоко вздохнул.
   - Я уже связан с одним убийством - так как обнаружил труп  и  сообщил  об
этом в полицию. Очень скоро я могу быть связан с другим - так как нашел труп
и не сообщил об этом в полицию. Для меня это более чем серьезно. И  в  любом
случае мне дано время до  сегодняшнего  вечера,  чтобы  раскрыть  имя  моего
клиента.
   - А вот это будет нарушением конфиденциальности, - сказала  она,  на  мой
вкус - слишком хладнокровно. - Вы этого не сделаете, я уверена.
   - Я хочу, чтобы вы оставили в покое это чертово  вино  и  приложили  хоть
какие-нибудь усилия трезво оценить ситуацию, - раздраженно сказал я.
   Она несколько удивилась и отставила стакан в сторону - дюйма на четыре.
   -  У  этого  паренька,  Филлипса,  был  патент  частного  детектива.  Как
получилось, что я нашел его тело? Потому что он следил за мной,  а  когда  я
заговорил с ним, попросил прийти к нему в квартиру. Когда я пришел,  он  был
уже мертв. Полицейские все это уже знают. Они могут даже этому поверить.  Но
они не верят, что связь между мной и Филлипсом - всего лишь случайность. Они
считают, что у нас  с  Филлипсом  существовали  более  тесные  отношения,  и
настаивают на том, чтобы я рассказал, для кого я сейчас работаю и  над  чем.
Это ясно?
   - Вы найдете способ выпутаться, - сказала она. - Конечно,  это  обойдется
мне несколько дороже.
   У меня было такое ощущение, что надо  мной  издеваются.  Во  рту  у  меня
пересохло. Мне стало душно. Я еще раз глубоко вздохнул и еще  раз  нырнул  в
эту  бочку  ворвани,  что  сидела  напротив  меня  в  шезлонге  и   казалась
невозмутимой, как президент банка, отказывающий просителю в ссуде.
   - Я работаю на вас, -  сказал  я,  -  сейчас,  сегодня,  эту  неделю.  На
следующей неделе, надеюсь, я буду работать на кого-нибудь другого. Для  того
чтобы  это  стало  возможным,  я  должен  находиться  в  достаточно  хороших
отношениях с полицией. Они не  обязаны  любить  меня,  но  они  должны  быть
уверены, что я не вожу их за  нос.  Предположим,  Филиппсу  не  было  ничего
известно о дублоне Брэшера. Предположим даже, что немного было известно,  но
что его смерть никак не связана с этим обстоятельством. И все  же  я  должен
рассказать полиции все, что о нем знаю. Они вправе допрашивать любого,  кого
захотят допросить. Это вы можете понять?
   - Разве законом не предусмотрено для вас право  защищать  клиента?  резко
спросила она. - А если нет - какая вообще польза от частных детективов?
   Я вскочил, обошел кресло и снова сел.  Я  подался  вперед  и  вцепился  в
колени  так,  что  побелели  костяшки  пальцев.  -  Закон   -   это   вопрос
неоднозначный, миссис Мердок. Как и большинство других вопросов. И даже если
у меня будет законное право молчать - отказываться  говорить  -  и  мне  это
сойдет с рук однажды, все  равно  это  будет  концом  моей  работы.  Я  буду
считаться беспокойным субъектом, и так или иначе  полиция  меня  прижмет.  Я
уважаю ваши интересы, миссис Мердок, но не настолько, чтобы перерезать  себе
глотку ради вас и истекать кровью на ваших коленях.
   Она взяла стакан и осушила его.
   - Да, похоже, вы умудрились наворочать на  удивление  много  дел.  Вы  не
нашли ни мою невестку, ни дублон Брэшера.  Зато  вы  нашли  пару  трупов,  к
которым я не имею никакого отношения, и так искусно все организовали, что  я
теперь вынуждена буду доложить полиции обо  всех  своих  семейных  и  личных
обстоятельствах, для того чтобы защитить вас от вашей собственной  глупости.
Так я понимаю ситуацию. Если я не права - прошу вас, поправьте меня.
   Она налила себе еще вина, глотнула его слишком поспешно,  поперхнулась  и
зашлась в приступе неудержимого кашля. Стакан выпал из ее трясущейся руки, и
вино разлилось по столу. Она нагнулась  вперед  и  побагровела.  Вскочив,  я
подошел к ней и с размаху треснул  ее  ладонью  по  жирной  спине  так,  что
задребезжали стекла в окнах.
   Она издала долгий сдавленный вой, стала судорожно хватать ртом  воздух  и
перестала кашлять. Я нажал кнопку ее диктофона и,  когда  из  металлического
диска раздался чей-то громкий металлический голос, сказал:
   - Принесите миссис Мердок стакан воды, быстро, - и отпустил кнопку.
   Я сел на место и стал наблюдать, как она постепенно приходит в себя.
   Когда она задышала ровно и без усилий, я сказал:
   - Вы не крутая. Вы просто думаете, что вы крутая. Вы слишком долго жили в
окружении людей,  которые  вас  боятся.  Подождите,  вот  возьмутся  за  вас
представители закона. Эти ребята - профессионалы. А вы - всего  лишь  жалкий
любитель.
   Дверь открылась, и вошла  горничная  с  кувшином  воды  и  стаканом.  Она
поставила их на стол и удалилась.
   Я налил воды в стакан и сунул его в руку миссис Мердок.
   - Не пейте много, просто глотните. На вкус вам не понравится, но  это  не
повредит вашей астме.
   Она глотнула, потом выпила полстакана и вытерла губы.
   - Подумать только, -  задыхаясь,  проговорила  она,  -  из  всех  наемных
сыщиков, которых можно было нанять, я выбрала человека, который хулиганит  в
моем собственном доме.
   - Так или иначе, это пустой разговор, - сказал я. - У нас  не  так  много
времени. Что мы будем рассказывать полиции?
   - Не знаю никакой полиции. Не знаю. И если вы раскроете  им  мое  имя,  я
буду рассматривать это как гнусное нарушение договоренности.
   Это вернуло нас туда, откуда мы начали.
   - Но убийство все изменило, миссис Мердок. Когда речь идет  об  убийстве,
нельзя молчать. Мы должны рассказать им, почему вы наняли меня и  зачем.  Вы
знаете, это не попадет в газеты. То есть не попадет, если они  поверят  нам.
Они,  конечно,  не  поверят,  что  вы  наняли  меня  разобраться  с   Элишей
Морнингстаром просто потому, что он  позвонил  вам  и  хотел  купить  дублон
Брэшера. Они могут и не узнать, что вы не имели права  продавать  монету,  -
скажем, им просто может не прийти в голову взглянуть на дело с этой стороны.
Но они не поверят,  что  вы  наняли  частного  сыщика  проверить  возможного
покупателя. Зачем вам это?
   - Это мое дело, не так ли?
   - Нет. Вы не сможете обмануть полицию  таким  образом.  Они  должны  быть
уверены, что вы искренни и открыты и что вам нечего  скрывать.  До  тех  пор
пока они будут подозревать, что вы что-то скрываете, они от вас не отстанут.
Расскажите им правдоподобную приемлемую историю - и они уйдут  радостными  и
довольными. А самой правдоподобной и  приемлемой  историей  всегда  является
правда. Что вам мешает поведать ее?
   - Абсолютно все, - сказала она. - Мы должны сказать им, что я подозревала
свою невестку в краже монеты и оказалась не права?
   - Лучше рассказать.
   - И что монету вернули и каким образом?
   - Лучше рассказать.
   - Это меня очень унизит.
   Я пожал плечами.
   - Вы грубое животное, - сказала она. - Вы холодная  бесчувственная  рыба.
Вы мне не нравитесь. Я глубоко сожалею. что вообще встретила вас. - Взаимно,
- сказал я.
   Она ткнула жирным пальцем в кнопку диктофона и пролаяла в микрофон:
   - Мерле, попроси моего сына зайти  ко  мне  сейчас  же.  Ты  тоже  можешь
прийти.
   Она отпустила кнопку, сжала жирные ладони, потом тяжело уронила  руки  на
ляжки и устремила бесцветные глаза в потолок.
   Голос ее был тих и печален:
   - Монету взял мой сын, мистер Марлоу. Мой родной сын.
   Я ничего не ответил. Через пару минут в комнату  вошли  мистер  Мердок  и
Мерле, и она отрывисто приказала им садиться.

Глава 21

   Лесли Мердок был в зеленоватом костюме, и волосы его  казались  влажными,
словно он только что из-под душа. Он сидел  сгорбившись,  смотрел  на  носки
своих щегольских белых ботинок и крутил кольцо на пальце. Сегодня он был без
черного длинного мундштука и выглядел каким-то одиноким и  потерянным.  Даже
усы его обвисли еще больше, чем вчера. Мерле была  точно  такая  же,  как  и
накануне. Наверно,  она  всегда  выглядела  одинаково.  Ее  медно-золотистые
волосы были так же туго зачесаны назад, очки в роговой оправе были такими же
огромными, а глаза сохраняли такое же отрешенное выражение. Она была  все  в
том же цельнокроенном платье без рукавов - и без всяких украшений, даже  без
сережек.
   У меня было странное ощущение, что все это когда-то  уже  происходило  со
мной.
   Миссис Мердок глотнула вина и спокойно сказала:
   - Значит так, сын. Расскажи мистеру Марлоу о дублоне. Боюсь, нам придется
все ему рассказать.
   Мердок быстро взглянул на меня и снова опустил глаза. Его губы  судорожно
дернулись. Когда он заговорил, голос его был ровен, устал  и  тускл,  как  у
человека, делающего признание после изнурительной борьбы с совестью.
   - Вчера я уже говорил вам,  что  должен  Морни  много  денег.  Двенадцать
тысяч. Потом я отказался от своих слов, но это правда. Я должен  ему.  Я  не
хотел, чтобы мама узнала. Он сильно давил на меня, требуя долг. Я,  конечно,
понимал, что в конце концов мне придется во всем ей признаться, но  оказался
слишком безволен, чтобы решиться на этот разговор.  Дублон  я  взял  однажды
вечером, когда она уже спала, а Мерле уже  не  было  дома.  Я  отдал  монету
Морни, и он согласился держать ее у себя  в  качестве  заклада,  так  как  я
объяснил, что он не сможет получить за нее  ничего  похожего  на  двенадцать
тысяч, пока не предъявит родословную и не докажет, что не владеет монетой на
законных основаниях.
   Он умолк и поднял на меня глаза, проверяя, как я воспринимаю его рассказ.
Миссис Мердок просто пожирала меня взглядом. Девочка же смотрела на Мердока,
приоткрыв рот, со страдальческим выражением на лице.
   Мердок продолжал:
   - Морни дал мне расписку, что  он  согласен  держать  монету  в  качестве
залога и не пускать ее в оборот без предварительного уведомления.  Что-то  в
этом духе. Не могу утверждать, что эта расписка  была  юридически  законной.
Когда этот Морнингстар позвонил и спросил о монете, я сразу заподозрил,  что
Морни либо пытался продать ее, либо, по крайней мере, подумывает об  этом  и
пытается оценить ее у знающих людей. Я страшно испугался.
   Он снова посмотрел на меня и  сострил  какую-то  гримасу.  Вероятно,  она
должна была проиллюстрировать тот  самый  страшный  испуг.  Потом  он  вынул
платок и вытер лоб.
   - Когда Мерле сказала, что мама наняла сыщика...  Мерле  не  должна  была
говорить мне, но мама обещала не ругать ее за это, - он посмотрел на мать.
   Старая боевая лошадь сжала челюсти и насупилась. Девочка же не спускала с
Мердока глаз и, казалось, совсем не была  обеспокоена  тем,  что  ее  кто-то
может ругать. Он продолжал:
   - Я был уверен, что  она  хватилась  дублона  и  поэтому  наняла  вас.  И
действительно не поверил, что она наняла вас отыскать  Линду.  Я  все  время
знал, где находится жена.
   Я отправился к вам в офис посмотреть, можно ли что-нибудь выведать у вас.
Вчера вечером я поехал к Морни и все рассказал ему.  Сначала  он  рассмеялся
мне в лицо, но когда я объяснил ему, что даже мама не может продать  монету,
не нарушив завещания Джаспера Мердока, и что она,  безусловно,  напустит  на
него полицию, если я скажу ей, где монета, - он сдался. Он вынул  монету  из
сейфа и, ни слова не говоря, вручил ее мне; я вернул расписку, и  он  порвал
ее. Итак, я принес монету домой, и все рассказал маме.
   Он умолк и снова вытер лицо платком. Глаза девочки неотрывно  следили  за
каждым движением его руки.
   В наступившем молчании я спросил:
   - Морни угрожал вам?
   Он помотал головой:
   - Он сказал, что хочет вернуть свои деньги,  что  нуждается  в  них  и  я
должен поторопиться и поскорей раздобыть их. Он  не  угрожал.  Он  вел  себя
очень прилично. Для такой ситуации.
   - Где это было?
   - В клубе "Айдл Вэли". В его офисе.
   - Эдди Пру там был?
   Девушка оторвала взгляд от Мердока и посмотрела на  меня.  Миссис  Мердок
хрипло спросила:
   - Кто такой?
   - Телохранитель Морни, - ответил  я.  -  Не  все  время  вчера  я  тратил
попусту, миссис Мердок. - Я посмотрел на ее сына, ожидая ответа.
   - Нет, вчера его не было, - сказал он. - Конечно, я его знаю в лицо.  Его
достаточно увидеть один раз, чтобы запомнить надолго. Но вчера  его  там  не
было.
   - Это все? - спросил я.
   Он посмотрел на мать. Та раздраженно поинтересовалась:
   - Этого что, недостаточно?
   - Может быть, - сказал я. - Где монета находится сейчас?
   - А где, вы думаете, она может находиться? - грубо переспросила она.
   Я чуть было не сказал где - просто для того, чтобы  посмотреть,  как  она
подскочит. Но мне удалось сдержаться.
   - Поцелуй свою маму, сынок, и беги, - задыхаясь, пробасила миссис Мердок.
   Он покорно встал, подошел и поцеловал ее в  лоб.  Она  похлопала  его  по
руке. Он опустил голову и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой  дверь.  -
Надо бы заставить его надиктовать все  это  вам,  -  сказал  я  Мерле,  -  и
заставить его подписаться под письменными показаниями.
   Мерле как будто испугалась. Старая леди прорычала:
   - Конечно, она не сделает ничего подобного. Возвращайся к  своей  работе,
Мерле. Я просто хотела, чтобы ты все слышала. Но  если  я  еще  когда-нибудь
обнаружу, что ты злоупотребляешь моим  доверием,  ты  знаешь,  что  с  тобой
будет.
   Девушка встала с сияющими глазами и улыбнулась ей:
   - О да, миссис Мердок, я больше не буду. Никогда. Можете мне поверить.
   - Надеюсь, - рявкнула старая ведьма. - Иди.
   Мерле неслышно вышла.
   Две огромные слезы выползли из глаз миссис Мердок и медленно поползли  по
грубым слоновьим щекам, достигли крыльев мясистого носа и скатились на губу.
Она порылась в поисках платка, вытерла губы и глаза,  потом  убрала  платок,
взяла свой стакан с вином и сказала безжизненным голосом: -  Я  очень  люблю
своего сына, мистер Марлоу. Очень. Мне очень тяжело.
   Вы думаете, нам надо рассказывать эту историю в полиции?
   - Надеюсь, нет, - сказал я. - Ему потребуется  страшно  много  времени  и
сил, чтобы заставить их поверить во все это.
   У нее отвисла челюсть, зубы сверкнули в полумраке. Потом она плотно сжала
рот и, опустив голову, посмотрела на меня исподлобья.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Только то, что сказал. Эта история и  не  пахнет  правдой.  Она  отдает
поспешно состряпанной липой.  Лесли  сам  все  это  придумал  или  авторство
принадлежит вам?
   - Мистер Марлоу, - глухо сказала она, - вы  играете  с  огнем.  Я  махнул
рукой.
   - Разве все мы не делаем то же самое? Хорошо,  предположим,  это  правда.
Морни от всего откажется, и  мы  вернемся  туда,  откуда  начали.  А  Морни,
безусловно, будет все отрицать - иначе получится,  что  он  замешан  в  двух
убийствах.
   - А что, разве этого не может быть на самом деле?
   - Зачем Морни, человеку с сильными покровителями, положением в обществе и
даже с некоторым влиянием, совершать два дурацких убийства? Для того,  чтобы
развязаться с каким-то ничтожным делом типа продажи заклада? Мне это кажется
абсолютно бессмысленным.
   Она не мигая смотрела на меня и молчала. Я ухмыльнулся, так как в  первый
раз собирался сообщить нечто для нее приятное.
   - Я нашел вашу невестку, миссис Мердок. Мне кажется  несколько  странным,
что ваш сын, которого вы, казалось бы, так жестоко контролируете, не  сказал
вам, где она находится.
   - Я его не спрашивала, - ответила она странно спокойным голосом.
   - Она вернулась на свое прежнее место и поет с оркестром  в  клубе  "Айдл
Вэли". Я говорил с ней. Девушка  с  характером.  Она  вас  не  особо  любит.
Допускаю, что именно она взяла монету - отчасти со зла. И почти настолько же
допускаю, что Лесли знал об этом  -  или  как-то  узнал  -  и  придумал  эту
небылицу, чтобы защитить Линду. Он ведь очень любит ее.
   Она улыбнулась. Улыбку нельзя  было  назвать  безусловно  очаровательной,
потому что она появилась на лице, не  рассчитанном  на  подобные  мимические
упражнения. Но все-таки это была улыбка.
   - Да, - мягко сказала она. -  Именно  так.  И  в  этом  случае...  -  она
умолкла, и улыбка ее стала шире, еще шире и  наконец  превратилась  почти  в
экстатическую, - ...и в этом случае моя невестка может быть замешана в  этих
убийствах.
   С четверть минуты я наблюдал, как она радуется посетившей ее мысли.
   - И вы в диком восторге от этого, - сказал я.
   Она кивнула,  все  еще  улыбаясь  приятной  мысли,  прежде  чем  осознала
грубость моего тона. Тогда лицо ее окаменело, и  она  плотно  сжала  рот.  И
процедила сквозь зубы:
   - Мне не нравится ваш тон. Мне совсем не нравится ваш тон.
   - Я вас не виню, - сказал я. - Мне и самому он не  нравится.  Мне  вообще
все  не  нравится.  Мне  не  нравится  этот  дом,  и  вы,  и  эта  атмосфера
подавленности вокруг, и напряженное лицо этой девочки, и ваш  прощелыга-сын,
и правда, которую вы мне говорите, и ложь, которую вы мне говорите...
   Именно тогда она взревела; пятнистое лицо ее  исказилось,  полные  жгучей
ненависти глаза выкатались из орбит:
   - Вон! Вон из дома, сейчас же! Сию же минуту! Вон!
   Я встал и поднял с полу шляпу:
   - Буду рад.
   Я устало поклонился  и  пошел  к  двери.  И  прикрыл  дверь  очень  тихо,
аккуратно придержав ее и подождав, пока язычок замка  с  мягким  щелчком  не
встанет на место.
   Без всякой на то причины.

Глава 22

   За моей спиной послышались торопливые шаги, и кто-то произнес мое имя, но
я продолжал идти и только посередине гостиной остановился и обернулся.  Она,
запыхавшаяся, с готовыми выскочить из-под очков глазами и забавными  бликами
в медно-золотистых волосах, нагнала меня.
   - Мистер Марлоу! Пожалуйста! Пожалуйста, не уходите. Она нуждается в вас.
Правда.
   - Провалиться мне на этом месте, да у вас сегодня "молодежная  яркая"  на
губах! Ничего смотрится.
   Она схватила меня за рукав:
   - Пожалуйста.
   - К черту, - сказал я. - Передайте ей, пусть утопится в пруду.
   Марлоу тоже может разозлиться. Пусть утопится в двух прудах, если  одного
для нее окажется недостаточно. Сказано не умно, зато экспромтом.
   Я посмотрел на лежавшую на моем рукаве руку  и  похлопал  по  ней.  Мерле
быстро отдернула ее, и в глазах ее мелькнул ужас.
   - Пожалуйста, мистер Марлоу! Она в беде. Она нуждается в вас.
   - Я тоже в беде, - огрызнулся я. -  Я  в  беде  по  самые  уши.  Чего  вы
плачете?
   - О, я правда так люблю ее. Я знаю, она бывает груба и вспыльчива,  но  у
нее золотое сердце.
   - К черту ее сердце тоже, - сказал я. - Я не собираюсь знакомиться с  ней
настолько  близко,  чтобы  это  имело  какое-то  значение  для   меня.   Она
толстомордая старая врунья. И я сыт ею по горло. Да, вероятно, она  погрязла
в неприятностях по самую макушку - но я не компания по  выкорчевыванию.  Мне
нужна правда.
   - О, если вы только будете терпеливы, я уверена...
   Я автоматически положил ей руку на плечо. Она отпрыгнула фута  на  три  в
паническом ужасе.
   Мы стояли, уставившись друг на друга и тяжело дышали; я - как это слишком
часто со мной бывает - приоткрыв рот, она же - плотно сжав губы,  и  бледные
крылышки ее носа вздрагивали.
   - Послушайте, - медленно  сказал  я,  -  с  вами  когда-то  давно  что-то
произошло?
   Она кивнула, очень быстро.
   - Вас напугал какой-то мужчина - или что-то вроде этого?
   Она снова кивнула и прикусила губу маленькими белыми зубами.
   - И с тех пор вы такая.
   Она стояла молча - очень бледная.
   - Послушайте, - сказал я, - я не сделаю  ничего  такого,  что  может  вас
испугать. Никогда.
   Ее глаза наполнились слезами.
   - Если я дотронулся до вас, то это так, как я дотронулся бы до стула  или
до двери. Я ничего не имел в виду. Понимаете?
   - Да, - она наконец обрела дар речи. В  глубине  ее  наполненных  слезами
глаз еще метался страх. - Да.
   - Вот и договорились. Со мной все в порядке. Меня нечего боятся.
   Теперь возьмем Лесли. Его голова занята другими вещами. И вы знаете,  что
с ним все в порядке - в том смысле, в каком мы говорим. Верно?
   - О, да, - сказала она. - Да, конечно.
   - Теперь возьмем старую винную бочку. Она груба,  резка  и  считает,  что
может грызть стены и отплевывать кирпичи в сторону, и постоянно орет на  вас
- но при этом глубоко порядочна по отношению к вам, да?
   - Да, мистер Марлоу. Я вам пыталась это объяснить...
   - Конечно. А почему вы не положите всему этому конец?  Он  что,  все  еще
где-то поблизости... тот, который испугал вас?
   Она подняла руку ко рту и вцепилась зубами в большой палец,  не  сводя  с
меня глаз.
   - Он умер, - сказала она. - Он выпал... из... окна.
   Я поднял ладонь, прерывая ее:
   - О, этот. Я слышал о нем. Забудьте все это. Сможете?
   - Нет, - она серьезно покачала головой. - Не смогу все это забыть. Миссис
Мердок всегда говорит мне, чтобы я это забыла. Она подолгу разговаривает  со
мной, убеждая меня, все забыть. Но я не могу.
   - Было бы значительно лучше, -  раздраженно  сказал  я,  -  если  бы  она
подолгу держала свою пасть закрытой. Она просто  не  дает  вам  это  забыть.
Девушка казалась удивленной и уязвленной:
   - О, это не все. Я была его секретаршей. Она была его женой. Это  был  ее
первый муж. Естественно, она тоже не может это забыть. Как можно?
   Я почесал ухо, хотя оно вовсе не чесалось.  Сейчас  почти  ничего  нельзя
было прочесть на ее лице, кроме разве того, что  она  как  бы  разговаривала
сама с собой. Я был чем-то  абстрактным,  и  мой  голос  был  почти  что  ее
собственным внутренним голосом.
   Потом на меня снизошло одно из странных - и зачастую обманчивых озарений.
   - Послушайте, - сказал я, - а среди вашего  окружения  нет  ли  человека,
который производит на вас то же впечатление? Больше, чем все остальные?
   Она испуганно осмотрелась по сторонам. И я вместе  с  ней.  Комната  была
пуста - никто не прятался под стулом и не подглядывал в дверь  или  окно.  -
Почему я должна говорить вам? - выдохнула она.
   - Вы не должны. Вы поступите как захотите.
   - Вы обещаете никому не говорить - никому на свете, даже миссис Мердок?
   - Ей в последнюю очередь, - сказал я. - Обещаю.
   Она открыла рот, и на лице  ее  появилось  подобие  робкой  доверительной
улыбки... и потом что-то не получилось.
   Слова застряли у нее в горле. Она  издала  какой-то  хриплый,  сдавленный
звук. И зубы ее застучали просто оглушительно.
   Я хотел было крепко встряхнуть девушку, но побоялся до  нее  дотронуться.
Мы стояли. Ничего не происходило. Мы стояли. И проку от  меня  было  как  от
пятого колеса в телеге.
   Потом она повернулась и бросилась  прочь.  Я  слышал  ее  удаляющиеся  по
коридору шаги. Потом хлопнула дверь.
   Я пошел к канцелярии. Она рыдала за дверью. Я стоял и слушал ее рыдания.
   И ничего не мог поделать. И  вряд  ли  кто-нибудь  мог  что-нибудь  здесь
поделать.
   Я вернулся к застекленной двери, стукнул и просунул в нее голову.
   Миссис Мердок сидела в той же позе, в какой я ее оставил.
   - Кто нагнал страху на девочку? - спросил я.
   - Убирайтесь из моего дома, - процедила она, не разжимая толстых губ.
   Я не пошевелился. Тогда она хрипло расхохоталась:
   - Вы считаете себя умным человеком, мистер Марлоу?
   - Я не задавался этим вопросом.
   - Ну а если зададитесь?
   - За ваш счет.
   Она пожала мощными плечами:
   - Возможно, и так.
   - Вы ничего не добились, -  сказал  я.  -  Я  все-таки  должен  буду  все
рассказать в полиции.
   - Я ничего не добилась, но и ни за что не заплатила. А монета возвращена.
Будем считать, это мне стоило тех денег, которые я отдала вам,  -  это  меня
устраивает. Теперь уходите. Вы мне надоели. До предела.  Я  закрыл  дверь  и
пошел обратно. За дверью канцелярии никто не рыдал.
   Было очень тихо. Я прошел мимо.
   Я вышел из дома, остановился у  двери  и  послушал,  как  солнечные  лучи
сжигают траву.  Поодаль  заработал  мотор,  и  из-за  угла  показался  серый
"Меркурий". За рулем сидел мистер Лесли Мердок. Увидев меня, он остановился,
вышел из машины и торопливо подошел ко мне. Он был премило  одет  -  во  все
новенькое:  габардиновые  штаны  кремового  цвета,  черно-белые  ботинки   с
блестящими белыми носками, спортивную куртку в очень мелкую черную  и  белую
клеточку,  кремовую  рубашку  без  галстука;  из  кармана   рубашки   торчал
черно-белый  носовой  платок.  На  носу  у  мистера  Мердока  были   зеленые
солнцезащитные очки.
   Он остановился рядом и сказал как-то тихо и застенчиво:
   - Вы, наверное, думаете, что я страшный подлец.
   - Из-за вашей истории с дублоном?
   - Да.
   - Эта история нисколько не повлияла на мое суждение о вас.
   - Значит...
   - Что вы хотите услышать от меня?
   Он заискивающе пожал плечами. Его дурацкие рыжие усики  просто  сияли  на
солнце.
   - Наверное, мне просто нравится всем нравиться.
   - Виноват, мистер Мердок. Мне очень нравится ваша преданность жене.
   Вы это хотели услышать?
   - О, вы полагаете, я лгал? Вы думаете, я рассказывал все это  только  для
того, чтобы защитить ее?
   - Я нахожу это возможным.
   - Понимаю, - он вставил  сигарету  в  длинный  черный  мундштук,  который
извлек из-за щегольского платка. - Значит... я могу понимать это как то, что
я вам совсем не нравлюсь. - За зелеными стеклами очков было заметно  смутное
движение его зрачков - словно движение рыб в глубине пруда.
   - Глупый разговор, - сказал я. - И чертовски бесполезный. Для нас обоих.
   Он поднес спичку к сигарете и затянулся.
   - Я понимаю, - сказал он. - Извините, я был настолько невежлив, что начал
его.
   Он повернулся на пятках и направился  к  машине.  Я  стоял  неподвижно  и
наблюдал, как он отъезжает. Потом я пошел вдоль стены и на прощание потрепал
по голове маленького нарисованного негритенка.
   - Сынок, - сказал я ему, - ты  единственный  в  этом  доме,  кто  еще  не
спятил.

Глава 23

   Следователь лейтенант Джесси Бриз высоко поднял руки, потянулся, зевнул и
сказал:
   - Ну что, припоздал на пару часиков, а?
   - Да, - ответил я. - Но я просил передать вам, что задержусь.  Мне  нужно
было сходить к зубному врачу.
   - Садись.
   Его заваленный хламом  стол  стоял  в  углу  наискосок.  Слева  от  Бриза
находилось высокое окно без занавесок,  а  справа  -  пришпиленный  к  стене
большой календарь. Дни, канувшие  в  небытие,  были  старательно  зачеркнуты
мягким черным  карандашом,  очевидно  для  того,  чтобы  Бриз,  взглянув  на
календарь, всегда мог точно знать, какое сегодня число.
   Спрэнглер сидел в  стороне  за  столом  значительно  меньших  размеров  и
значительно более аккуратном. На столе лежал зеленый регистрационный журнал,
ониксовая подставка для ручек,  настольный  календарь  и  морская  раковина,
полная  спичек,  пепла  и  окурков.  Спрэнглер  швырял  стальные  перышки  в
прислоненное к противоположной стене войлочное сиденье от стула, беря их  по
одному из пригоршни, -  настоящий  мексиканский  метатель  ножей  у  мишени.
Перышки втыкаться не хотели.
   В комнате стоял какой-то нежилой, не то что бы  затхлый,  не  то  что  бы
свежий, но какой-то  не  человеческий  запах  -  как  правило,  свойственный
подобным помещениям. Дайте полицейскому управлению совершенно новое здание -
и через три месяца оно насквозь будет пропитано этим запахом.  В  этом  есть
что-то символическое.
   Один нью-йоркский репортер написал однажды, что, проезжая за зеленые огни
полицейского участка, словно выезжаешь из этого мира в  другой,  находящийся
по ту сторону закона.
   Я сел. Бриз достал из кармана сигарету в  целлофановой  обертке  и  начал
исполнять заведенный ритуал - жест за жестом, неизменно и педантично.
   Наконец он затянулся, помахал спичкой,  аккуратно  положил  ее  в  черную
пепельницу и сказал:
   - Эй, Спрэнглер!
   Спрэнглер повернул голову к Бризу, и Бриз повернул голову  к  Спрэнглеру.
Они ухмыльнулись друг другу. Бриз указал на меня сигарой:
   - Смотри, как он потеет.
   Спрэнглер должен  был  развернуться  всем  телом  в  мою  сторону,  чтобы
увидеть, как я потею. Если, конечно, я потел. Не могу сказать.
   - Вы, ребята, остроумны, как пара стоптанных сандалий.  Как  это  у  вас,
черт возьми, получается? - восхитился я.
   - Кончай острить, - сказал Бриз. - Что, хлопотное было утречко?
   - Точно.
   Он все еще ухмылялся. И Спрэнглер все еще ухмылялся. И что бы там Бриз ни
катал языком во рту - он явно не торопился это глотать.
   Наконец он откашлялся, придал веснушчатому лицу серьезное выражение, чуть
отвернулся в сторону, чтобы не смотреть на меня в упор, но  все-таки  видеть
боковым зрением, и сказал отсутствующим голосом:
   - Хенч признался.
   Спрэнглер резко  развернулся,  чтобы  увидеть  мою  реакцию.  Он  подался
вперед, чуть не  упав  со  стула,  и  губы  его  приоткрылись  в  почти  что
неприличной экстатической улыбочке.
   - Чем это вы на него воздействовали? - поинтересовался я. Киркомотыгой?
   Оба молчали, пожирая меня глазами.
   - Этот итальяшка, - произнес наконец Бриз.
   - Этот - что?
   - Ты рад, парень?
   - Вы собираетесь рассказать мне, в чем дело? Или собираетесь сидеть тут -
жирные и самодовольные - и наблюдать за тем, как я радуюсь?
   - Нам нравится наблюдать, как кто-то радуется,  -  сказал  Бриз.  Нам  не
часто представляется такая возможность.
   Я сунул сигарету в зубы и пожевал ее.
   - Мы на него воздействовали итальяшкой,  -  сказал  Бриз.  Итальяшкой  по
имени Палермо.
   - О. Знаете что?
   - Что? - спросил Бриз.
   - Я только что понял, в чем особенность диалогов с полицейскими.
   - В чем?
   - В их репликах каждое последующее слово является кульминационным.
   - Так ты хочешь знать? - спокойно поинтересовался Бриз.  -  Или  все-таки
хочешь немного поострить?
   - Я хочу знать.
   - Значит, дело было так. Хенч был пьян. И не  просто  пьян,  а  до  самой
ручки. Он пил уже несколько недель и почти перестал  есть  и  спать.  Только
одно спиртное. И дошел до той точки, когда уже не  пьянел  после  очередного
приема,  а  как  будто  даже  трезвел.  И  виски  было  для  него  последней
реальностью в этом мире. Когда парень  допивается  до  такого  состояния,  и
вдруг у него отнимают виски, не предлагая взамен ничего похожего,  он  может
окончательно спятить.
   Я  ничего  не  сказал.  На  юном  лице  Спрэнглера  блуждала  все  та  же
неприличная улыбочка. Бриз постучал пальцем по сигаре - пепел с нее упал, он
сунул сигару в зубы и продолжил:
   - Так вот, у Хенча был заскок. Но мы не хотим, чтобы  это  обстоятельство
фигурировало в деле. Наш подследственный не должен иметь никаких приводов  к
психиатру.
   - Мне показалось, вы были уверены в его невиновности.
   Бриз неопределенно кивнул:
   - Это было вчера. Или я просто пошутил. В любом случае, ночью Хенч - бац!
-  и  спятил.  Так  что  его  отволокли  в  тюремный  госпиталь  и  накачали
наркотиками.  Тюремный  врач.  Но  это  между  нами.  В  протоколе   никаких
наркотиков. Уловил мысль?
   - Все слишком ясно.
   - Да.
   Мой тон как  будто  показался  ему  подозрительным,  но  он  был  слишком
поглощен предметом, чтобы отвлекаться на мелочи.
   - Так  вот,  сегодня  утром  он  был  в  прекрасном  состоянии.  Действие
наркотиков еще не прекратилось; парень бледен, но вполне миролюбив. Мы пошли
посмотреть на него. "Как дела, парень?  Какие-нибудь  пожелания?  Вплоть  до
любой мелочи. Будем рады услужить. Как с тобой  здесь  обращаются?"  Ну,  ты
знаешь эти прихваты.
   - Конечно, - сказал я. - Я знаю эти прихваты.
   -  Значит,  чуть  погодя  он  разевает  пасть  достаточно  широко,  чтобы
произнести  слово  "Палермо".  Палермо  -  это  имя   итальяшки,   владельца
похоронного бюро, и этого дома, и прочего. Вспоминаешь?  Вижу,  вспоминаешь.
Из-за высокой блондинки. Но все это чушь  собачья.  У  этих  итальяшек  одни
блондинки на уме - шеренгами по двенадцать. Но этот Палермо - серьезный тип.
Я поспрашивал в округе. Не из тех, кому можно приказывать. Я  говорю  Хенчу:
"Значит, Палермо - твой друг?"  Он  говорит:  "Позвоните  Палермо".  Ну,  мы
возвращаемся сюда и звоним Палермо, тот говорит,  что  сейчас  же  прибудет.
О'кей. И приезжает очень скоро. И между нами происходит следующий  разговор:
"Хенч хочет видеть вас, мистер Палермо. Не знаю  зачем".  -  "Бедняга  Хенч,
говорит Палермо. - Хороший парень.  Надеюсь,  с  ним  все  о'кей.  Он  хочет
смотреть меня, хорошо. Я смотреть его.  Я  смотреть  его  один,  без  всякий
полицейский". Я  говорю:  "О'кей,  мистер  Палермо",  и  мы  отправляемся  в
тюремный госпиталь, и Палермо  беседует  с  Хенчем  без  свидетелей.  Спустя
некоторое  время  Палермо  выходит  и  говорит:  "О'кей,   полицейский.   Он
признался. Я платить адвокату, может быть. Я люблю этот бедняга". Вот  таким
образом. И он уходит.
   Я ничего не сказал.  Наступила  пауза.  Громкоговоритель  на  стене  стал
передавать новости. Бриз начал было вслушиваться, но через десять-двенадцать
слов отвлекся.
   - Значит, мы пошли к Хенчу со стенографисткой,  и  он  нам  все  выложил.
Филлипс приставал к его девице. Это было накануне, на площадке. Хенч  был  в
комнате и все оттуда видел, но Филлипс зашел в свою квартиру и закрыл  дверь
прежде, чем Хенч успел выйти. Но парень разозлился. И подбил  девушке  глаз.
Но  не  успокоился  на  этом.  Он  просто  зациклился  на  этой  мысли,  как
зацикливаются пьяные. Он все время говорил себе: "Этот щенок не имеет  права
приставать к моей девушке, это  ему  так  просто  не  сойдет,  он  меня  еще
попомнит". Короче, Филлипса из поля зрения он не выпускал. Вчера вечером  он
увидел, как Филлипс  заходит  в  свою  квартиру.  Хенч  велит  девице  пойти
прогуляться, она отказывается, так что Хенч подбивает ей второй глаз,  после
чего она идет прогуляться. Парень стучит к Филлипсу, и  тот  ему  открывает.
Хенч несколько удивлен этим обстоятельством, но я объяснил ему, что  Филлипс
ждал тебя. Так или иначе,  дверь  открывается,  Хенч  входит  в  квартиру  и
сообщает Филлипсу все, что о нем думает и  что  собирается  с  ним  сделать.
Филлипс напуган, вытаскивает пистолет.  Хенч  бьет  его  кастетом  в  висок.
Филлипс падает, но Хенч  местью  не  удовлетворен.  Вы  врезали  парню,  тот
валится с ног - и что остается  вам?  Ни  -  полного  удовлетворения,  ни  -
толковой мести... Хенч поднимает с полу пистолет;  он  очень  пьян  и  очень
неудовлетворен, а Филлипс к тому же вцепляется  ему  в  ногу.  Хенч  сам  не
понимает, зачем он сделал то, что сделал затем. В голове у него  помутилось.
Он тащит Филлипса в ванную и разбирается с ним с помощью его же собственного
пистолета. Как вам это нравится?
   - Я влюблен, - сказал я. - Но какое удовольствие Хенч  получил  от  всего
этого?
   - Ну, ты знаешь пьяных. Так или иначе, дело сделано. Пистолет принадлежит
Филлипсу, но Хенч не  хочет,  чтобы  это  выглядело  самоубийством  -  иначе
опять-таки ни  малейшего  удовлетворения.  Поэтому  Хенч  забирает  пистолет
Филлипса и  кладет  его  себе  под  подушку,  а  от  своего  собственного  -
избавляется. Возможно, отдает его  какому-нибудь  лихому  пареньку  из  этой
округи. Потом он находит девицу, и они идут закусить.
   - Бесподобный нюанс, - восхитился я. - То, что он положил  пистолет  себе
под подушку. Я бы до этого не додумался.
   Бриз  откинулся  на  спинку  стула  и  посмотрел  в  потолок.  Спрэнглер,
убедившись, что основная часть представления  завершена,  развернулся,  взял
пару перышек и метнул одно из них в войлочное сиденье.
   - Давай посмотрим с другой стороны, - сказал Бриз.  -  В  чем  заключался
трюк? Смотри, как Хенч все  проделал.  Он  был  пьян,  но  кое-что  все-таки
соображал. Он нашел и показал  нам  пистолет  еще  до  того,  как  труп  был
обнаружен.  Сначала  мы  заподозрили  было  Хенча,  но  потом  поверили  его
показаниям. Они выглядели убедительно. Какой идиот сможет так поступить, как
поступил Хенч? В его действиях не было никакого смысла. Поэтому мы поверили,
что кто-то подложил пистолет под подушку, а пистолет Хенча забрал. Ну а если
бы Хенч избавился не от своего пистолета, а от пистолета  Филлипса  -  разве
для него это было бы лучше? Обстоятельства  складывались  так,  что  мы  все
равно заподозрили бы его. И в этом случае он ничем не смог бы  усыпить  наши
подозрения и заставить нас думать иначе. Он же повел  себя  так,  что  сумел
убедить нас:  он  всего  лишь  безобидный  пьяница,  который  оставил  дверь
открытой, выйдя перекусить, и кто-то подкинул ему в это время пистолет.
   Он смолк. Губы его приоткрылись, грубая веснушчатая рука держала сигару у
самого рта,  бледно-голубые  глаза  полицейского  были  полны  неотчетливого
удовлетворения.
   - Ладно, - сказал я. - Если уж Хенчу так приспичило признаться,  все  это
не имеет никакого значения. Он будет писать апелляцию?
   - Конечно. Полагаю, Палермо поможет ему смягчить формулировку  обвинения.
Естественно, я не могу быть в этом абсолютно уверен.
   - А зачем вообще Палермо помогать ему?
   - Он вроде бы симпатизирует парню. А Палермо  не  из  тех,  с  кем  можно
конфликтовать.
   - Ясно. - Я встал. Спрэнглер искоса взглянул на меня блестящими  глазами.
- А что девушка?
   - Не говорит ни слова. Очень сообразительна. Мы ничего  не  можем  с  ней
поделать. Мелко суетимся вокруг. Не пинать же ее ногами? Какова бы  ни  была
твоя работа - это твоя работа. Усек?
   - И девушка эта - высокая блондинка, - сказал я. - Не первой свежести, но
все-таки высокая блондинка.
   - Черт, я как-то об этом не подумал, - сказал Бриз.
   Он обдумал мои слова и потряс головой.
   - Нет, ничего похожего, Марлоу. Не тот класс.
   - Помыть ее да протрезвить - и неизвестно еще, что получится, сказал я. -
Класс - это качество, которое легко растворяется в алкоголе. Я вам не  нужен
больше?
   - Вроде нет. - Бриз нацелил сигару мне в глаз. - Не то чтобы  я  не  хочу
услышать твою историю. Но не думаю, что в данных обстоятельствах имею полное
право настаивать на ней.
   - Очень порядочно с вашей  стороны,  -  сказал  я.  -  И  с  вашей  тоже,
Спрэнглер. Много радости и счастья в жизни вам обоим.
   Они смотрели мне вслед с чуть вытянутыми физиономиями.
   Я спустился в просторный мраморный вестибюль, вышел  и  вывел  машину  со
служебной стоянки.

Глава 24

   Мистер Пьетро Палермо сидел в комнате, которая выглядела  бы  в  точности
как викторианский салон, если бы не шведское бюро красного дерева, священный
триптих в золотой рамке и большое  распятие  из  слоновой  кости  и  черного
дерева. Кроме того, там  находилась  полукруглая  софа  и  кресла  с  резной
отделкой красного дерева и кружевными салфеточками на спинках, а также  часы
из золоченой бронзы на серо-зеленой мраморной каминной полке; другие часы  -
стоячие - лениво тикали в углу; несколько восковых  цветков  под  прозрачным
куполом украшали овальный мраморный стол с изящными резными ножками. На полу
лежал толстый ковер в мелкий нежный  цветочек.  Здесь  был  даже  стеклянный
шкафчик для безделушек - и в  нем  много  чашечек  из  прекрасного  фарфора,
крохотные статуэтки из стекла и фаянса и всякая всячина из слоновой кости  и
древесины красных пород, разрисованные блюдца,  старинный  набор  солонок  в
виде лебедей и прочая подобная ерунда.
   На окнах висели длинные кружевные занавеси, но помещение выходило на  юг,
и поэтому было ярко освещено. Отсюда были видны  окна  квартиры,  где  убили
Джорджа Ансона Филлипса.  Залитая  солнцем  улица  была  безмолвна.  Высокий
смуглый итальянец с красивой головой и волосами серо-стального цвета  прочел
мою карточку и сказал:
   - Через двадцать минут  я  иметь  важное  дело.  Что  вы  хотите,  мистер
Марлоу?
   - Я тот самый человек, кто вчера обнаружил труп в доме  напротив.  Убитый
был моим другом.
   Он спокойно посмотрел на меня холодными черными глазами.
   - Этта не то, что вы говорить Люк.
   - Люк?
   - Мой управляющий этот дом.
   - Я не разговариваю с незнакомыми людьми.
   - Этта хорошо. Вы разговаривать со мной, а?
   - Вы человек с положением, видный человек. С вами я могу говорить.  Вчера
вы видели меня и описали полиции. Они сказали, очень точно.
   - Si. Я много вижу, - бесстрастно подтвердил он.
   - Вы вчера видели, как из дома выходила высокая блондинка.
   Он внимательно рассматривал меня.
   - Нет вчера. Два-три дня назад. Я сказать полиции "вчера". -  Он  щелкнул
длинными смуглыми пальцами. - Полицейские, фи!
   - А вчера вы видели каких-нибудь незнакомых людей, мистер Палермо?
   - Есть задний вход-выход, - сказал он. - И лестница с второй этаж.
   - Он посмотрел на наручные часы.
   - Значит, ничего. Вы видели Хенча сегодня утром.
   Он поднял глаза и лениво смерил меня взглядом.
   - Полицейские сказать вам это, да?
   - Они сказали, что вы  заставили  Хенча  признаться,  что  он  ваш  друг.
Насколько близкий, они, конечно, не знают.
   - Хенч признаться, да? - Он улыбнулся неожиданно ослепительной улыбкой.
   - Только Хенч не убивал, - сказал я.
   - Нет?
   - Нет.
   - Этта интересно. Продолжайте, мистер Марлоу.
   - Ето признание - вздор. Вы заставили его это сделать по какой-то  личной
причине.
   Он поднялся, подошел к двери и позвал:
   - Тони!
   Потом снова сел. В комнату вошел короткий плотный  итальянец.  Он  смерил
меня взглядом и уселся на стул у стены.
   - Тони, этта мистер Марлоу. Посмотри, возьми карточка.
   Тони подошел, взял карточку и вернулся на место.
   - Ты смотреть на этот человек очень хорошо, Тони. Не забыть его, да?
   - Можете полжиться на меня, мистер Палермо, - сказал Тони.
   - Был друг для вам, да? Хороший друг, да?
   - Да.
   - Этта плохо. Да. Этта плохо. Я говорить вам что-то. Друг этта  друг.  Но
вы не говорить никому больше. Не проклятой полиции, да?
   - Да.
   - Этта обещание, мистер Марлоу. Этта что-то, чего нельзя  забыть.  Вы  не
забыть?
   - Не забуду.
   - Этот Тони, он не забыть вас. Ясно?
   - Я даю вам слово. Все, что вы мне скажете, останется между нами.
   - Прекрасно, о'кей. Я из большая семья. Много сестры и братья. Один  брат
очень плохой. Почти такой же плохой, как Тони.
   Тони ухмыльнулся.
   - О'кей, этот брат жить очень тихо. В доме  напротив.  О'кей,  дом  полон
полиция. Совсем нехорошо. Задавать слишком много вопросов.  Совсем  нехорошо
для этот плохой брат. Вам ясно?
   - Да. Ясно.
   - О'кей. Этот Хенч нехорош, но бедняга, пьяница, работы нет.  Не  платить
за квартиру, но я имею много денег. Так я говорить: "Слушай, Хенч, ты делать
признание. Ты больной человек. Две-три неделя больной. Пойдешь в суд. Я дать
адвокат для тебя. Ты говорить: "Какое, к  черту,  признание?  Я  был  совсем
пьяный" - проклятых полицейских обманем. Суд тебя освобождать, и  я  о  тебе
заботиться. О'кей?" Хенч говорит: "О'кей" - и делать признание. Этта все.
   - А через пару недель  плохой  брат  будет  далеко  отсюда,  след  совсем
остынет,  и  полицейские,  скорей  всего,  напишут,  что  убийство  Филлипса
осталось нераскрытым, так?
   - Si, - он снова улыбнулся. Ослепительная теплая улыбка,  завораживающая,
как поцелуй смерти.
   - Это поможет Хенчу, мистер Палермо, - сказал  я.  -  Но  это  совсем  не
поможет мне в поисках убийцы друга.
   Он покачал головой и снова посмотрел на часы. Я встал. И Тони тоже.
   Он не собирался предпринимать ничего такого, но  стоять  всегда  удобней:
для быстрой реакции.
   - Ребятки, - сказал я, - с вами так хлопотно, потому что вы делаете тайну
из ничего. Вы должны произносить пароль, прежде чем  откусить  кусок  хлеба.
Если я пойду в управление и перескажу все, что вы мне  здесь  поведали,  мне
рассмеются в лицо. И я рассмеюсь вместе с ними. - Тони не много  смеется,  -
сказал Палермо.
   - На свете полно людей, которые не  много  смеются,  мистер  Палермо.  Вы
должны это знать. Вы многих из них  отправили  туда,  где  они  находятся  и
сейчас.
   - Это мой дело, - Он выразительно пожал плечами.
   -  Я  сдержу  свое  обещание,  -  сказал  я.  -  Но  в  случае,  если  вы
засомневаетесь в этом, не пытайтесь разбираться со мной. Потому что в  своем
районе  я  человек  достаточно  известный,  и  если  вместо  этого   кое-кто
разберется с Тони - это будет как раз по части вашего заведения. Невыгодно.
   Палермо рассмеялся.
   - Этта хорошо. Тони. Один похороны - по части нашего заведения, а?
   Он поднялся с места и протянул мне руку, красивую, сильную, теплую руку.

Глава 25

   В вестибюле Белфонт-Билдинг в едва освещенном лифте на  деревянном  стуле
неподвижно сидел все тот же реликт с водянистыми глазами, являя  собой  свою
собственную интерпретацию образа пасынка судьбы.
   Я зашел в лифт и сказал: "Шестой".
   Лифт затрясся и тяжело пополз вверх. Он остановился на шестом, я вышел, а
старик высунулся из лифта, сплюнув в урну  и  сказал  ничего  не  выражающим
голосом:
   - Что сегодня?
   Я  стремительно  развернулся  всем  телом,  как  манекен  на  вращающейся
платформе, и тупо уставился на него.
   - На вас сегодня серый костюм, - сказал он.
   - Серый, - сказал я. - Да.
   - Хорошо смотрится. Синий, что был на вас вчера, мне тоже понравился.
   - Продолжайте, - сказал я, - выкладывайте все.
   - Вы поднялись на восьмой. Дважды. Во второй раз поздно вечером.
   Обратно вы спустились с шестого. Вскоре после этого примчались  ребята  в
голубом.
   - Кто-нибудь из них сейчас наверху?
   Он помотал головой.
   - Я ничего не сказал им.
   - Почему?
   - Почему не сказал? А  пошли  они  к  черту.  Вы  разговаривали  со  мной
вежливо. Чертовски мало людей так ведет себя.  Я  знаю,  что  вы  не  имеете
никакого отношения к этому убийству.
   - Вы ошибаетесь, - сказал я. - Глубоко ошибаетесь.
   Я вытащил визитку и дал ему. Он выудил из кармана  очки  в  металлической
оправе, водрузил на нос и,  держа  карточку  на  расстоянии  фута  от  глаз,
углубился в чтение. Шевеля губами он медленно прочитал ее, посмотрел на меня
поверх очков и вернул мне визитку со словами:
   - Пусть она останется у вас. Я могу уронить ее по рассеянности.
   Должно быть, жизнь у вас очень интересная?
   - И да, и нет. Как вас зовут?
   - Грэнди. Зовите меня просто Поп. Кто его убил?
   - Не знаю. Вы не замечали, кто-нибудь поднимался или спускался на днях  -
кто-нибудь, кто не вписывается в это окружение, или  просто  незнакомый  вам
человек?
   - Я мало что замечаю, - сказал он. - Просто мне случилось заметить вас.
   - Высокая блондинка или высокий стройный  мужчина  лет  тридцати  пяти  с
бачками?
   - Нет.
   - А подняться и спуститься можно только вашим лифтом?
   Он покивал древней головой.
   - Если только не пользоваться пожарной лестницей. Она выходит в переулок,
дверь всегда заперта на засов. Но за лифтом есть лестница на второй этаж.  А
оттуда можно пройти к пожарной лестнице.
   Я кивнул.
   - Мистер Грэнди, не пригодятся ли вам пять долларов - не как подкуп, ни в
коем случае, но как знак искреннего уважения от искреннего друга?
   - Сынок, да я могу просадить пять долларов так, что у  Эйба  Линкольна  с
усов пот потечет струями.
   Я дал ему банкноту. Перед тем как отдать,  я  посмотрел  на  нее.  Все  в
порядке. Линкольн на пяти.
   Он тщательно свернул банкноту и засунул глубоко в карман.
   - Это очень любезно с вашей  стороны.  Надеюсь,  вы  не  думаете,  что  я
напрашивался на это?
   Я отрицательно покачал головой и пошел по коридору, снова  читая  надписи
на  дверях:  "Д-р  Е.Дж.Бласкович,   хиромант-практик";   "Далтон   и   Рис,
машинописные работы"; "Л.Придвью, бухгалтер".
   Четыре двери без табличек. Компания по пересылке семян  почтой.  Еще  две
двери без табличек. Х.Р.Тиджер, зубное протезирование. Расположена в той  же
части коридора, что и офис Морнингстара, двумя этажами ниже.  Но  планировка
помещений была иной. Дверь у Тиджера была одностворчатая,  и  расстояние  до
следующей двери было значительно больше.
   Ручка не поворачивалась. Я постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее -
тот же результат. Я вернулся к лифту. Он все еще стоял на месте. Поп  Грэнди
смотрел на меня так, как если бы видел впервые.
   - Знаете что-нибудь о Х.Р.Тиджере? - спросил я.
   Он задумался.
   - Плотный, пожилой, неряшливо одетый, ногти грязные - как у меня.
   Пожалуй, сегодня я его не видел.
   - Как считаете, комендант пустит меня в его офис?
   - Прелюбопытный тип, этот комендант. Я бы не советовал к нему обращаться.
   Старик медленно повернул голову и посмотрел вверх на стену лифта. Над его
головой болтался ключ на большом металлическом кольце. Отмычка.  Поп  Грэнди
медленно вернул голову в нормальное положение, встал со стула и сказал:
   - А теперь я, пожалуй, схожу в сортир.
   И он пошел. Когда дверь за ним закрылась, я снял ключ со стенки  лифта  и
вернулся к офису Х. Р. Тиджера. Отпер дверь и вошел.
   Я очутился в маленькой  темной  прихожей,  на  обстановку  которой  ушли,
вероятно, все доходы хозяина. Там было два  кресла,  курительный  столик  из
магазина уцененных товаров, приобретенный в сельской лавке торшер,  покрытый
пятнами деревянный стол с несколькими старыми  журналами  на  нем.  За  моей
спиной щелкнул замок, и прихожая погрузилась во мрак,  лишь  сквозь  матовое
рифленое стекло в двери чуть проникал свет. Я подошел к торшеру,  дернул  за
цепочку выключателя и прошел к внутренней двери. На ней  значилось:  "Х.  Р.
Тиджер. Посторонним вход воспрещен". Она была незаперта.
   За этой  дверью  находился  квадратный  кабинет  с  двумя  выходящими  на
западную сторону окнами  с  очень  пыльными  подоконниками.  Занавески  были
раздвинуты. В  кабинете  стояли  два  грубо  сработанных  деревянных  стула,
вращающееся кресло и приземистый стол, на  котором  не  было  ничего,  кроме
старого пресс-папье,  дешевой  подставки  для  ручек  и  круглой  стеклянной
пепельницы с пеплом от сигар.  В  ящиках  стола  валялись  какие-то  пыльные
бумажки, несколько скрепок, аптечные резинки, перышки,  грязные  промокашки,
четыре  непогашенные  двухцентовые  марки,  конверты  и  формы  для  счетов.
Мусорная корзина была полна хлама, на исследование которого я потратил почти
десять минут. По истечении этого времени я знал  следующее:  Х.Р.Тиджер  был
зубным техником, выполняющим в своей лаборатории заказы  для  нескольких  не
особо процветающих дантистов того типа, чьи грязные кабинетики располагаются
на вторых этажах над магазинами  и  лавками  в  дешевых  домах  без  лифтов;
дантистов, которым  не  хватает  ни  квалификации,  ни  оборудования,  чтобы
заниматься  подготовкой  стоматологических  материалов  собственноручно,   и
которые предпочитают давать заказы людям, столь же  несостоятельным,  как  и
они сами, нежели отсылать эти заказы в  большие,  великолепно  оборудованные
лаборатории, где им ничего не дадут в кредит.
   Я нашел одну важную вещь - домашний адрес Тиджера: 1354В, Тоберман-стрит.
На старом счете за газ.
   Я запихал мусор обратно в корзину, выпрямился и прошел к деревянной двери
с табличкой  "Лаборатория".  На  двери  висел  новый  автоматический  замок,
отмычка к нему не подходила. Я выключил в прихожей свет и вышел.
   Я вызвал лифт и, когда он поднялся, прокрался бочком за стул Попа Грэнди,
пряча ключ за спиной, и повесил его на место. Ключ звякнул о стенку.  Грэнди
ухмыльнулся.
   - Он смылся, - сказал я. - Должно быть, прошлой  ночью.  Наверное,  много
чего стащил с собой. Стол почти пуст.
   Поп Грэнди кивнул:
   - Два саквояжа. Я бы, правда, и не  заметил.  Многие  носят  саквояжи.  Я
решил, что он отправился развозить заказы.
   - Какие такие заказы? - спросил я.
   - А такие: зубы вставные, которые не подходят ни к  одной  пасти,  сказал
Поп Грэнди. - Для таких старых дурней, как я.
   - Вы бы не заметили, - сказал я, пока он возился с раздвижными решетками,
- вы бы не заметили, какого цвета глаз  у  пролетающей  в  пятидесяти  футах
колибри?
   Старик ухмыльнулся.
   - Что он сделал?
   - Пойду к нему домой и выясню. Скорей всего, он предпринял путешествие  в
никуда.
   - Я бы поменялся с ним местами, - сказал  Поп  Грэнди.  -  Даже  если  он
всего-навсего дернул во Фриско и там попал за решетку, я бы с  удовольствием
поменялся с ним местами.

Глава 26

   Широкая и пыльная Тоберман-стрит. Номер 1354В - квартира на верхнем этаже
бело-желтого дома, вход в нее -  с  веранды,  рядом  с  дверью,  на  которой
значилось: "1352В". Входы в нижние квартиры находились один напротив другого
по обеим  сторонам  веранды.  Я  продолжал  звонить  даже  после  того,  как
убедился, что  мне  никто  не  откроет.  В  таких  домах  всегда  где-нибудь
поблизости обитает всезнающий из-окна-смотрящий.
   И действительно, вскоре дверь под номером 1354А распахнулась, и из-за нее
выглянула маленькая женщина с блестящими  глазами.  Ее  темные  свежевымытые
кудряшки были сплошь утыканы заколками для волос.
   - Вам нужна миссис Тиджер? - пронзительно прокричала она.
   - Мистер или миссис.
   - Они уехали в отпуск, вчера ночью. Собрались и уехали очень поздно.
   Похоже, отъезд был неожиданным.
   - Спасибо. А на какой машине они уехали?
   За ее спиной вдруг грянул душераздирающий диалог из  какого-то  любовного
сериала и хлестнул меня по лицу, как мокрое кухонное полотенце.
   - Вы их друг? - подозрение слышалось в ее голосе так  же  отчетливо,  как
слова бездарной радиопьески за ее спиной.
   - Вам нечего беспокоиться, - развязно сказал я. - Все, что  нам  надо,  -
это наши деньги. Существует много способов узнать, на какой  машине  Тиджеры
смылись.
   Женщина наклонила голову к плечу, прислушиваясь.
   - Это Бейла Мэй, - сообщила она мне с печальной улыбкой. - Она не  пойдет
на танцы с доктором Майерсом. Этого я и боялась.
   - О, черт, - сказал я, вернулся к машине и поехал обратно в Голливуд.
   В офисе никого не было. Я прошел в кабинет, открыл  окна  и  опустился  в
кресло.
   Кончался еще один день; воздух был устал и скучен; с проспекта доносилось
тяжелое урчание разъезжающихся по домам автомобилей, а Марлоу сидел в  своем
офисе, потягивая виски и перебирая дневную почту. Четыре  рекламы;  красивая
открытка из отеля в Санта-Роза, где я прожил несколько дней в прошлом году в
связи с  одним  расследованием;  длинное,  скверно  напечатанное  письмо  от
некоего Пибоди из Сосалито, основной и слегка  расплывчатый  смысл  которого
заключался в том, что по образцу  почерка  подозреваемого  можно  воссоздать
полную картину глубинных душевных качеств индивида, соотнесенных с системами
и Фрейда, и Юнга.
   В этот конверт был вложен другой - с  адресом  Пибоди.  Когда  я  смял  и
отбросил в сторону это  послание,  я  вдруг  представил  себе  трогательного
старого перца  с  длинными  волосами,  в  черной  фетровой  шляпе  и  черном
галстуке-бабочке, сидящего в кресле-качалке у окна на ветхой веранде.
   Я вздохнул, разгладил скомканный конверт, списал с него адрес  на  новый,
засунул долларовую банкноту в сложенный лист бумаги и написал на  последнем:
"Это, безусловно, последний взнос".  Затем  подписался,  запечатал  конверт,
наклеил марку и плеснул себе еще виски. Я набил трубку, разжег  ее  и  сидел
курил потихоньку. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не происходило,
никого не интересовало, умер я или отправился в Эль Пасо.
   Мало-помалу шум транспорта утих. Небо потускнело. На  западе  оно  должно
было быть красным. Наискосок через крыши зажглась первая неоновая реклама. В
окне выходящей в переулок кофейни глухо выл  вытяжной  вентилятор.  Груженый
грузовик дал задний ход и с грохотом двинулся к проспекту.
   Наконец зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал:
   - Мистер Марлоу? Это мистер Шоу из Бристоля.
   - Да, мистер Шоу. Как дела?
   - Прекрасно, благодарю вас, мистер Марлоу. Надеюсь,  у  вас  тоже.  Здесь
молодая леди просит проводить ее в вашу квартиру. Не знаю зачем.
   - Я тоже, мистер Шоу. Я никого не жду. Она назвала себя?
   - О да. Так точно. Ее зовут Дэвис. Мисс  Мерле  Дэвис.  Она...  э-э,  как
сказать... в состоянии, близком к истерике.
   - Проводите ее ко мне, - быстро сказал я. - Я буду  через  десять  минут.
Это секретарь моего клиента, сугубо деловой визит.
   - Понимаю. Да. Должен ли я... э-э... побыть с ней?
   - Как сочтете нужным. - И я повесил трубку.
   Проходя мимо двери туалетной комнаты, я  увидел  в  зеркале  напряженное,
взволнованное лицо.

Глава 27

   Когда я отпер дверь и вошел, Шоу вскочил с  диванчика.  Это  был  высокий
человек с таким длинным лысым черепом,  что,  казалось,  его  уши  несколько
сползли по голове вниз. К его  лицу  была  приклеена  вежливая  идиотическая
улыбочка.
   Девушка сидела в кресле у шахматного столика. Она ничего не делала просто
сидела.
   - Ах, вот и вы, мистер Марлоу, - прощебетал Шоу. - Да. Конечно. Мы с мисс
Дэвис имели чрезвычайно интересную беседу. Я рассказывал ей, что я родом  из
Англии. Она... э-э она не сказал мне, откуда она родом. - Он говорил это уже
на полпути к двери.
   - Очень любезно с вашей стороны, мистер Шоу, - сказал я.
   - Не стоит благодарности, - чирикнул он. - Не стоит благодарности.
   Теперь я должен бежать. Мой ужин, вероятно...
   Он кивнул и выбежал прочь. После того  как  я  закрыл  за  ним  дверь,  в
воздухе еще некоторое время как будто  висела  его  неестественно  радостная
улыбка - словно улыбка Чеширского кота.
   - Эй, привет! - сказал я.
   - Привет,  -  сказала  она  совершенно  спокойным,  совершенно  серьезным
голосом. На ней был коричневатый льняной жакетик и юбка,  соломенная  низкая
шляпка с широкими полями и коричневой бархатной ленточкой, подобранной точно
в тон ее туфлям и кожаной отделке на  швах  матерчатой  сумки.  Шляпка  была
неожиданно лихо заломлена набок. Девушка была без очков.  Она  выглядела  бы
совершенно нормально, если бы не ее лицо. У  нее  были  совершенно  безумные
глаза, раскрытые так широко, что вокруг зрачков виднелся белок.  У  них  был
немигающий пустой взгляд; когда  девушка  переводила  глаза  с  предмета  на
предмет, то, казалось, слышался какой-то скрип - настолько затрудненным было
их движение. Ее губы в уголках рта были плотно сжаты, но посередине  верхняя
губа медленно вздергивалась вверх, открывая зубы, - как  будто  к  ней  была
привязана ниточка и кто-то тянул за нее.  Губа  вздергивалась  неестественно
высоко, потом по нижней части  лица  девушки  медленно  проходила  судорога,
после чего губа возвращалась  на  место  и  рот  плотно  сжимался,  а  через
некоторое время это движение начиналось снова. Вдобавок ко всему у нее  было
что-то с шеей: голова девушки  медленно  поворачивалась  влево  градусов  на
сорок пять и останавливалась, затем ее шея конвульсивно дергалась  и  голова
возвращалась в прежнее положение. Эти повторяющиеся движения в  сочетании  с
полной  неподвижностью  Мерле,  судорожно  сжатыми  на  коленях   руками   и
остановившимся взглядом могли до смерти перепугать любого человека.
   На секретере за шахматным столиком стояла коробка  табаку.  Я  достал  из
кармана трубку и  подошел  к  секретеру.  Встал  у  противоположной  стороны
столика, на краю которого лежала сумка. Девушка чуть подпрыгнула, но позы не
изменила. И даже попыталась улыбнуться.
   Набив трубку, я чиркнул спичкой, прикурил и встал напротив девушки, держа
в руке уже погасшую спичку.
   - Вы без очков сегодня, - сказал я.
   Она заговорила. Ее голос был спокоен и сдержан.
   - О, я ношу их только дома или когда читаю. Они в сумке.
   - Вы сейчас дома, - сказал я. - Вам надо бы надеть их.
   Я небрежно взял ее сумку. Мерле не шевельнулась и не  посмотрела  на  мои
руки. Она не отрывала взгляда от  моего  лица.  Открывая  сумку,  я  немного
повернулся в сторону. Выудив из сумки футляр, я подтолкнул его через стол  к
девушке.
   - Наденьте.
   - О да, я надену, - сказала она. - Но я, наверное, должна снять шляпу...
   - Конечно, снимите шляпу, - согласился я.
   Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила про  очки  и
забыла про шляпу: та упала на пол, когда девушка потянулась за  очками.  Она
их надела. Они несколько скрасили ее вид.
   Пока она занималась всем этим, я вынул из ее сумки пистолет  и  незаметно
сунул его в задний карман. Она вроде ничего не заметила. Это был все тот  же
автоматический кольт двадцать пятого калибра с ореховой  ручкой,  который  я
видел в верхнем правом ящике ее стола.
   Я прошел к дивану, опустился на него и сказал:
   - Ну вот и порядок. Чем мы займемся теперь? Вы голодны?
   - Я была дома у мистера Ваньера, - сообщила она мне.
   - О.
   - Он живет в Шерман-Оакс. В самом конце  Эскамилло-драйв.  -  Ага,  может
быть, - тупо сказал я и попытался выпустить дым колечком - но безуспешно.  У
меня на щеке мелко забилась какая-то жилка. Мне это совсем не понравилось.
   - Да, - спокойно сказала  она,  тогда  как  ее  верхняя  губа  продолжала
медленно вздергиваться и опускаться и  подбородок  описывал  дугу  к  левому
плечу и возвращался обратно. - Там очень тихо. Мистер Ваньер живет  там  уже
три года. Прежде он жил в Голливуде, на  Дьямонд-стрит,  с  каким-то  другим
человеком. Но мистер Ваньер говорит, что они не смогли ужиться.
   - Могу понять, - сказал я. - Как давно вы знакомы с Ваньером?
   - Восемь лет. Мы не близкие знакомые. Я  должна  была  время  от  времени
доставлять ему... разные посылочки. Ему нравилось, когда их приносила именно
я.
   Я предпринял еще одну попытку выпустить дым колечком. Никак.
   - Конечно, он никогда мне не нравился, - продолжала она. - Я боялась, что
он... я боялась...
   - Но он этого не сделал, - сказал я.
   На ее лице впервые появилось нормальное человеческое выражение -Мерле как
будто удивилась.
   - Да, - согласилась она. - Не сделал. Фактически не сделал. Но он  был  в
пижаме.
   - Отнеситесь к этому проще, - посоветовал я.  -  Поваляться  вечерком  на
диване в пижаме - некоторые могут себе это позволить, почему бы и нет?
   - Я хочу вам еще кое-что сообщить, - серьезно сказала  она.  Знаете,  что
заставляет одного человека платить деньги другому?.  .  Миссис  Мердок  вела
себя очень достойно по отношению ко мне, правда?
   - Безусловно, - согласился я. - А сколько вы отвезли ему сегодня?
   - Только пятьсот. Миссис Мердок сказала, что это все, что она может дать,
но в действительности она не может дать даже этого.  Она  сказала,  что  это
должно кончиться. Это не может дальше  продолжаться.  Мистер  Ваньер  обещал
оставить ее в покое, но не делает этого.
   - Они всегда так, - сказал я.
   - Так что остался только один выход - я это знаю очень давно. Я  во  всем
виновата, а миссис Мердок была всегда так мила со мной.  Это  уже  не  могло
сделать меня хуже, чем я была, правда ведь?
   Я сильно потер ладонью щеку, чтобы утихомирить  мелко  дергавшийся  нерв.
Она не заметила, что я не ответил, и продолжала:
   - Так что я это сделала. Он был в пижаме, а рядом с ним стоял стакан.  Он
смотрел как-то искоса и скалился. И даже не встал, чтобы впустить  меня.  Но
во входной двери торчал ключ. Кто-то оставил там ключ. Это... это...
   - Это был ключ во входной двери, - подсказал я. - Так что вы смогли войти
в дом.
   - Да, - Мерле кивнула и попыталась улыбнуться.  -  И  ничего  особенного,
правда. Я даже не помню никакого шума.  Хотя  шум,  конечно,  был.  И  очень
громкий.
   - Полагаю.
   - Я подошла к нему очень близко, так, чтобы не промахнуться.
   - А что сделал мистер Ваньер?
   - Просто сидел и скалился. Я  не  хотела  возвращаться  домой,  чтобы  не
доставлять дополнительных неприятностей миссис Мердок и Лесли. - Голос Мерле
сорвался и замер на этом имени, и мелкая дрожь прошла по ее телу. -  Поэтому
я пришла сюда. И когда на звонок никто не ответил, я нашла офис и  попросила
управляющего впустить меня в вашу квартиру, чтобы подождать  вас.  Я  знала,
что вы посоветуете мне, что делать.
   - Вы дотрагивались до чего-нибудь, пока  находились  в  доме  Ваньера?  -
спросил я. - Может быть вспомните что-нибудь? То есть кроме  входной  двери.
Или вы просто вошли в комнату и вышли, ни до чего не дотрагиваясь?
   Мерле задумалась, и лицо ее застыло.
   - О, я помню одно, - наконец сказала она. - Я выключила свет.
   Перед уходом.  Лампу.  Знаете,  такая  большая  лампа  с  очень  большими
лампочками, которая светит вверх. Я ее выключила.
   Я кивнул и ободряюще улыбнулся ей. Ну  же,  Марлоу,  еще  одна  улыбка  и
повеселей.
   - Значит, так, - сказал я. - Езды сюда полчаса, здесь вы находитесь около
часа. Значит, из дома Ваньера вы вышли около половины шестого.  И  выключили
свет.
   - Именно, -  она  снова  кивнула,  почти  радостно.  Довольная  тем,  что
вспомнила. - Я выключила свет.
   - Выпить не хотите?
   - О нет, - Мерле энергично потрясла головой. - Я никогда не пью.
   - Не возражаете, если я выпью?
   - Конечно нет. Почему я должна возражать?
   Я встал и изучающе посмотрел на нее. Ее губа  все  так  же  опускалась  и
поднималась, и голова мерно поворачивалась влево и возвращалась в нормальное
положение. Но мне показалось, амплитуда движений уже постепенно затухала.
   Трудно было сказать, сколько это могло продолжаться. Наверное, чем больше
девушка говорит, тем  лучше.  Никто  не  знает,  сколько  времени  требуется
человеку, чтобы оправиться от шока.
   - Где ваш дом? - спросил я.
   - Как же... я живу с миссис Мердок. В Пасадене.
   - Я имею в виду настоящий дом. Где ваши родители?
   - Они живут в Вичите, - сказала она. - Но я не  ездила  туда...  никогда.
Изредка я пишу им, но не виделась с ними очень давно.
   - Чем занимается ваш отец?
   - У него госпиталь для собак и кошек. Он ветеринар. Надеюсь,  они  ничего
не узнают. О том случае они не узнали. Миссис Мердок никому не говорила.
   - Может, и не узнают, - согласился я. - Пойду, налью себе.
   Я прошел на кухню и сделал себе коктейль, и это был коктейль что надо.  Я
выпил  его  залпом,  потом  вытащил  из  кармана  пистолет  и  увидел,   что
предохранитель поднят. Я понюхал дуло и вытащил обойму. В  стволе  оставался
один патрон, но это был пистолет того типа, который не стреляет, если обойма
вынута. Я поднес пистолет к глазам и заглянул в казенную  часть.  Оставшийся
там патрон, весь искореженный и смятый затвором, был явно не двадцать пятого
калибра. На вид как  будто  тридцать  второго.  Патроны  же  в  обойме  были
нормального калибра - двадцать  пятого.  Я  собрал  пистолет  и  вернулся  в
гостиную.
   Я не слышал ни звука. Она просто бессильно сползла с кресла вперед  прямо
на свою милую шляпку. И была холодна, как скумбрия.
   Я перевернул ее на спину,  снял  с  нее  очки  и  убедился,  что  она  не
проглотила язык. Я всунул ей между зубов сложенный носовой платок, чтобы она
не прикусила язык, когда начнет приходить в себя. Потом подошел к телефону и
набрал номер Карла Мооса.
   - Док, это Фил Марлоу. У вас еще есть пациенты или вы уже освободились?
   - Освободился, - сказал он. - Собираюсь уходить. Случилось что?
   - Я у себя дома, - сказал я. -  Четыреста  восемь,  Бристоль  Апартментс,
если вы забыли. У меня тут девушка в обмороке. Не обморок меня  пугает  -  я
боюсь, она спятит, когда очнется.
   - Не давайте ей ничего спиртного. Я еду.
   Я повесил трубку и опустился около Мерле на колени.  И  начал  тереть  ей
виски. Она открыла глаза. Верхняя ее губа начала подниматься,  и  я  вытащил
платок у нее изо рта. Она посмотрела на меня и сказала:
   - Я была дома у мистера Ваньера. Он живет в Шерман-Оакс. Я...
   - Вы не возражаете, если я подниму вас  и  перенесу  на  диван?  Вы  меня
знаете. Я Марлоу, помните, тот придурковатый верзила, что вертится вокруг  и
пристает ко всем с идиотскими вопросами?
   - Привет, - сказала она.
   Я поднял ее. Ее тело напряглось, но  она  промолчала.  Я  положил  ее  на
диван, одернул ей юбку, положил ей  под  голову  подушку  и  поднял  с  пола
шляпку. Шляпка была плоской, как камбала. Я попытался, как  мог,  расправить
ее и положил на секретер.
   Мерле искоса наблюдала за моими действиями.
   - Вы вызвали полицию? - тихо сказала она.
   - Нет еще, - сказал я. - Я был слишком занят.
   Она казалась удивленной. И, пожалуй, несколько уязвленной. Хотя я не  был
вполне в этом уверен.
   Я открыл ее сумку и повернулся к девушке спиной, чтобы  незаметно  сунуть
пистолет обратно. При  этом  я  бегло  проверил  содержимое  сумки.  Обычные
вещицы: пара носовых платков,  губная  помада,  серебряная  пудреница,  пара
салфеток, кошелек с мелочью и  парой  долларовых  банкнот.  Ни  сигарет,  ни
спичек, ни билетов в театр.
   Я расстегнул молнию на боковом кармашке. Там лежали ее водительские права
и тонкая пачка банкнот: десять  бумажек  по  пятьдесят  долларов.  Я  быстро
просмотрел их. Ни одной новенькой. За стягивающую  их  резинку  был  заткнут
сложенный лист. Я вытащил его, развернул и прочитал. Это  была  обыкновенная
расписка, аккуратно напечатанная и  помеченная  сегодняшним  числом.  Будучи
подписанной, она бы свидетельствовала о получении пятисот долларов.  Похоже,
ее уже никто не подпишет. Я сунул деньги и расписку в  свой  карман;  закрыл
сумочку и глянул на диван.
   Мерле смотрела в потолок и проделывала со своим лицом те же штуки, что  и
раньше. Я принес из спальни одеяло и прикрыл ее.
   Потом пошел на кухню приготовить себе еще один коктейль.

Глава 28

   Доктор Карл Мосс был  высоким  тучным  евреем  с  гитлеровскими  усиками,
глазами навыкате и невозмутимостью айсберга. Он положил  шляпу  и  сумку  на
кресло, подошел к дивану и совершенно бесстрастно посмотрел на девушку. -  Я
доктор Мосс, - сказал он. - Как наши дела?
   - Вы из полиции? - спросила она.
   Он наклонился, пощупал ее пульс, прислушался к дыханию.
   - Что вас беспокоит, мисс...
   - Дэвис, - подсказал я, - мисс Мерле Дэвис.
   - Меня ничего не беспокоит, - она удивленно раскрыла глаза. - Я...
   Я даже не понимаю, почему я, собственно, лежу  здесь.  Я  думала,  вы  из
полиции. Видите ли, я убила человека.
   - Что ж, вполне естественное человеческое побуждение, - сказал он.
   - Я убил десятки. - Он даже не улыбнулся.
   Она начала вздергивать губу и медленно поворачивать голову.
   - Вы знаете, вам не стоит  так  делать,  -  очень  мягко  сказал  он.  Вы
чувствуете, как сокращаются нервы, и  начинаете  сосредотачиваться  на  этом
ощущении, чем усугубляете конвульсию.  Вы  можете  контролировать  ее,  если
захотите.
   - Да? - прошептала она.
   - Если только захотите, - повторил он. - Вы можете прекратить это.
   Мне, собственно, все равно. Никаких болей, а?
   - Нет, - она потрясла головой.
   Он похлопал ее по плечу и отправился на кухню. Я пошел за ним. Он  оперся
бедрами об умывальник и уставился на  меня  непроницаемым  взглядом:  -  Что
здесь случилось?
   -  Это  секретарь  моего  клиента,  миссис  Мердок  из  Пасадены.  Клиент
порядочная скотина. Лет восемь назад Мерле  страшно  напугал  один  мужчина,
грубо пристав к ней. Насколько грубо - не знаю. Потом - не могу сказать, что
сразу же, но где-то в то же время - он выпал из окна или прыгнул.  И  с  тех
пор она совершенно не переносит, когда мужчины дотрагиваются до нее  -  даже
без всякого умысла.
   - Угу. - Он продолжал пристально смотреть на меня  выпуклыми  глазами.  -
Она считает, что он выпрыгнул из окна из-за нее?
   - Не знаю. Миссис Мердок - вдова этого человека. Вскоре она  вышла  замуж
вторично, и второй ее муж тоже умер. Мерле осталась с ней. Старуха обходится
с ней как грубые родители с капризным ребенком.
   - Понимаю. Регрессия.
   - Как это?
   - Сильное душевное  потрясение  и  подсознательная  попытка  вернуться  в
детство. Если миссис Мердок бранит ее много, но не чрезмерно, это  усиливает
тенденцию.  Происходит  отождествление  детской  подчиненности   с   детской
защищенностью.
   - Нам обязательно углубляться в эти дебри? - проворчал я.
   Он спокойно ухмыльнулся.
   - Послушай, дружище.  Совершенно  очевидно,  что  девушка  -  невропатка.
Отчасти это спровоцировано обстоятельствами, отчасти это состояние намеренно
усугубляется ею самой. Я имею в виду, что на самом деле ей многое нравится в
ситуации. Даже если она и не осознает этого. Что там насчет убийства?
   - Некто Ваньер, живет в Шерман-Оакс. Похоже, матерый шантажист.
   Мерле время от времени отвозила ему деньги. Она его боялась. Я видел  его
- мерзкий тип. Она  поехала  к  нему  сегодня  вечером  и,  как  утверждает,
застрелила его.
   - С чего это вдруг?
   - Говорит, ей не понравилось, как он скалился.
   - Из чего застрелила?
   - У нее пистолет в сумке. Но если и  застрелила  -  то  не  из  него.  Он
заряжен патроном не того калибра - из него невозможно выстрелить. Да из него
и не пытались выстрелить.
   - Все это слишком сложно для меня,  -  сказал  Мосс.  -  Я  всего-навсего
доктор. Что вы хотите от меня сейчас?
   - И еще, - продолжал я, не обращая внимания на вопрос, - она сказала, что
в комнате горела лампа -  это  в  половине-то  шестого  прекрасного  летнего
вечера! И парень при этом был в пижаме, а из входной двери торчал ключ. И он
не встал, чтобы впустить ее. Просто сидел и скалился.
   Доктор кивнул и сказал:
   - О... - Он всунул в толстые губы сигарету и зажег ее. - Если  вы  хотите
спросить меня, действительно ли она верит, что убила его, то я ничем не могу
вам помочь. Из ваших слов я понял, что парень к ее приходу  уже  был  мертв.
Так?
   - Дружище, я там не был. Но очень на это похоже.
   - Если она считает, что именно она убила его, и не притворяется -Бог мой,
как невротики умеют притворяться! - это означает, что сама мысль не нова для
нее. Вы говорите, у нее с собой был пистолет. Да,  вероятно,  эта  мысль  не
нова для нее. У нее, возможно, комплекс вины. Хочет понести наказание. Хочет
искупить  какое-то  подлинное  или  воображаемое  преступление.  Я  еще  раз
спрашиваю, что вы хотите от меня? Она не больна и не помешана.
   - Ей нельзя возвращаться в Пасадену.
   - О! - Он с любопытством глянул на меня. - А ее семья?
   - В Вичите, отец - ветеринар. Я дам им знать, но сегодня ей  надо  побыть
здесь.
   - Мне трудно судить. Она достаточно доверяет вам, чтобы провести  ночь  в
вашей квартире?
   - Она пришла сюда по собственной воле. Так что, думаю, доверяет.
   Он пожал плечами и потрогал жесткие черные усики:
   - Ладно, я дам ей нембутал, и мы уложим ее в постель. А вы можете  бегать
взад-вперед по кухне ночь напролет, взывая к своей совести.
   - Я должен ехать, -  сказал  я.  -  Надо  посмотреть,  что  все-таки  там
произошло. А она не может оставаться здесь одна. И  ни  один  мужчина,  даже
доктор, не сможет уложить ее  в  постель.  Нужна  сиделка.  А  я  найду  где
переночевать.
   - Фил Марлоу, - сказал Мосс. - Потрепанный рыцарь Галахад. О'кей!
   Я поторчу здесь до прихода сиделки.
   Он вернулся в гостиную и позвонил  в  службу  медицинских  сестер.  Потом
позвонил жене. Пока он разговаривал, Мерле села и сцепила руки на коленях.
   - Я не понимаю, почему горела лампа, - сказала она. - В  доме  совсем  не
было темно. Совсем не было темно.
   - Как зовут вашего отца, - спросил я.
   - Доктор Уилбурн Дэвис. А что?
   - Не хотите поесть чего-нибудь?
   Прикрыв трубку ладонью, Карл Мосс сказал мне:
   - Завтра, завтра все успеете. Это, вероятно, временное затишье.
   Он кончил разговор, положил трубку, подошел к  своей  сумке  и  вернулся,
держа пару желтых капсул на ладони.  Он  налил  воды  в  стакан  и  протянул
девушке таблетки:
   - Глотай.
   - Я же не больна, правда? - спросила она, глядя на него снизу вверх.
   - Глотай, детка, глотай.
   Она взяла таблетки, сунула их в рот и запила водой.
   Я надел шляпу и вышел.
   Спускаясь в лифте, я вспомнил, что в ее сумке не было никаких  ключей.  Я
вышел через вестибюль на Бристоль-авеню. Ее машину было нетрудно найти.  Она
была кое-как припаркована в двух футах от  тротуара.  Серый  "Меркурий"  под
номером 2ХIIII. Я помнил, что эта машина принадлежала Линде Мердок.
   В замке зажигания торчал ключ. Я сел в машину, завел  ее,  убедился,  что
бензобак почти полон, и тронулся. Это  была  чудесная,  быстрая  машина.  По
шоссе Кауэнга она неслась, как на крыльях.

Глава 29

   Проезд Эскамилло был очень узок и извилист  и  тянулся  вдоль  нескольких
кварталов жилых домов, а прямо над ним нависал коричневый осыпающийся  холм,
населенный лишь лишайниками и мхами. За пятым, последним,  кварталом  дорога
делала аккуратный маленький вираж влево,  с  разбегу  врезалась  в  подножие
холма и умирала без стона. В последнем квартале было всего три дома, два  из
которых стояли по  сторонам  дороги  при  самом  въезде,  а  один  находился
поодаль, в самом тупике. Последний и был домом Ваньера. Я посветил фарами  и
убедился, что ключ все еще торчит в замочной скважине.
   Это был узкий коттедж английского типа с высокой крышей,  сбоку  от  него
находился гараж, около которого стоял автоприцеп. Свет ранней  луны  заливал
лужайку перед домом. Огромный дуб рос чуть ли не на крыльце. Света в доме не
было - по крайней мере, со стороны фасада все окна были темны.
   Характер окружающего ландшафта не исключал возможности того, что  в  доме
даже днем пользовались электрическим освещением. Здесь бывало  светло  разве
что по утрам. Как любовное гнездышко этот дом имел свои преимущества, но для
резиденции шантажиста он совершенно не годился.  Конечно,  внезапная  смерть
может подстерегать вас где угодно - но Ваньер сильно облегчил ей задачу.
   Я развернул машину, отъехал от тупика до угла  квартала  и  припарковался
там. Тротуара здесь не было, и к дому Ваньера я вернулся по проезжей  части.
Передняя дверь  была  сделана  из  окованных  железом  дубовых  панелей.  Из
замочной скважины торчала головка плоского ключа. Я нажал кнопку звонка -  и
он прозвенел отдаленно и безжизненно, как  и  положено  звенеть  звонкам  по
ночам в пустых домах. Я обошел дуб и направил луч карманного фонарика сквозь
листву на дверь  гаража.  Там  стояла  машина.  Я  обошел  дома  и  осмотрел
маленький пустынный дворик, окруженный низкой каменной стеной. Еще три дуба,
и под одним из них стол и два цельнометаллических стула. Поодаль у  стены  -
печь для сжигания мусора. Возвращаясь к входной двери, я посветил  фонариком
в прицеп. Там как будто никого не было.
   Я отпер входную дверь и ключ  оставил  в  замке.  Мухлевать  здесь  я  не
собирался. Чтобы тут ни было. Я просто хотел убедиться. Я пошарил в  поисках
выключателя, нашел и щелкнул им. В тусклом сиянии развешанных по стенам  бра
с парными лампами я увидел ту самую  лампу,  о  которой  говорила  Мерле.  Я
подошел, включил ее, а потом вернулся к двери и выключил бра.  У  лампы  был
абажур из стекла и фарфора, ее яркость можно было регулировать.  Я  поставил
переключатель на максимум. в глубине этой комнаты находилась дверь, а рядом,
справа, сводчатый проем в стене, за которым небольшая  столовая.  Висящие  в
проеме  тяжелые  парчовые  занавеси  -  далеко  не  новые  на  вид  -   были
полураздвинуты. В середине стены по левую руку  находился  камин,  по  обеим
сторонам и  напротив  стояли  книжные  шкафы.  В  углах  комнаты  стояло  по
диванчику, кроме того, здесь были кресла: одно - с золотистой обивкой,  одно
- с розовой и одно, со скамеечкой для ног, жаккардовое коричнево-золотистого
цвета.
   На скамеечке стояли ноги  в  зеленых  сафьяновых  шлепанцах.  Я  медленно
перевел взгляд выше. Темно-зеленый  шелковый  халат,  подвязанный  поясом  с
кистями, распахнутый на груди так, что видна монограмма на кармашке  пижамы.
Из кармашка  аккуратно  высовывается  белоснежный  накрахмаленный  платочек.
Желтое лицо повернуто в сторону, к настенному зеркалу. Я подошел и глянул  в
зеркало: все точно, смотрит как-то искоса и скалится. Его левая рука  лежала
между коленом и ручкой кресла,  правая  же  свешивалась  с  кресла,  касаясь
кончиками   пальцев   ковра.   И   касаясь   ручки   небольшого   револьвера
приблизительно тридцать второго калибра, с коротким стволом. Правая  сторона
лица была прижата к спинке кресла; правое плечо было залито темно-коричневой
кровью, как и правый рукав. Как и кресло. Очень много крови на кресле.
   Положение его головы  показалось  мне  не  вполне  естественным.  Похоже,
какой-то чувствительной душе не понравился ее вид справа.
   Я осторожно отодвинул ногой скамеечку. Задники шлепанцев  жестко  поехали
по жаккардовой поверхности - но не с ней. Труп уже одеревенел  до  состояния
бревна. Я наклонился и потрогал его лодыжку. Лед и вполовину не бывает таким
холодным.
   На столике у правого локтя убитого стоял стакан  с  недопитым  выдохшимся
коктейлем и пепельница, полная окурков и пепла. На трех окурках  были  следы
губной помады. Блестящей ярко-красной помады, какой пользуются блондинки.
   Около другого кресла стояла еще одна пепельница,  полная  пепла,  но  без
окурков. Довольно сильный запах косметики в комнате боролся с запахом смерти
- и проигрывал. Но и проиграв, все равно ощущался в воздухе.
   Я осмотрел другие  помещения,  включая  и  выключая  по  пути  свет.  Две
спальни: одна со светлой мебелью, другая - с мебелью из красного  клена.  Со
светлой, похоже, пустовала. Приятная на вид ванная комната  в  коричневом  и
темно-красном кафеле, с душевой кабинкой  за  стеклянной  дверью.  Крохотная
кухонька. Много бутылок в  раковине.  Много  бутылок,  много  стекла,  много
отпечатков пальцев, много улик. А может статься, и нет.
   Я вернулся в гостиную и  остановился  посередине,  дыша  ртом  как  можно
глубже; я стоял и соображал, какой же будет  результат,  если  я  позвоню  в
полицию, сообщу об этом трупе, а заодно и о том, что я  тот  самый  паренек,
который нашел тело Морнингстара и смылся. Результат будет плачевный,  весьма
плачевный. Три убийства, Марлоу. Марлоу, ты по колени в  трупах.  И  никаких
достоверных, логичных, благоприятных для тебя объяснений. Но и  это  еще  не
самое худшее. Ты перестаешь быть независимым агентом. Ты сразу же  лишаешься
возможности делать все, что  захочешь,  и  расследовать  так,  как  считаешь
нужным.
   Карл Мосс, может, быть и укроет Мерле под мантией эскулапа. А может быть,
в конечном  счете  решит,  что  ей  будет  полезнее  во  всем  чистосердечно
признаться.
   Я вернулся к жаккардовому креслу, стиснул зубы и потянул на  себя  голову
убитого. Пуля вошла в висок. Конечно, это можно посчитать самоубийством.  Но
такие, как Ваньер, не кончают жизнь самоубийством. Шантажист, даже когда его
запугивают, не теряет ощущения силы и власти -- и это ощущение любит.
   Я  отпустил  его  голову  и  нагнулся,  чтобы  вытереть  руку  о   ковер.
Нагнувшись, я увидел под стоявшим рядом с  креслом  столиком  уголок  рамки.
Обойдя кресло, я носовым платком вытащил из-под столика картинку.
   В стекле была трещина. Картинка упала  со  стены  -  я  увидел  маленький
гвоздик. Можно было догадаться, как именно это  случилось.  Кто-то  стоявший
рядом с Ваньером - кто-то, кого он знал и не боялся, внезапно вынул пистолет
и выстрелил ему в правый висок. А потом,  испугавшись  хлынувшей  крови  или
отдачи пистолета, отскочил к стене и сбил картинку.  Она  упала  на  угол  и
отлетела под стол. А убийца был слишком осторожен, чтобы дотронуться до нее.
Или слишком испуган.
   Я посмотрел на картинку. Она явно не представляла никакого интереса.
   На ней был изображен какой-то тип  в  камзоле  и  рейтузах,  в  кружевных
манжетах и пышном берете с пером; он высовывался из окна и,  очевидно,  звал
кого-то находящегося на улице. Улица на картинке не  поместилась.  Это  была
цветная репродукция чего-то не особо выдающегося.
   Я осмотрелся. На стенах висели и  другие  картины:  пара  довольно  милых
акварелек, несколько гравюр (как-то старомодно  для  нашего  времени  -  или
нет?). Всего с полдюжины. Что ж, возможно, парень любил картины - и  что  из
этого? Человек высовывается из высокого окна. Очень давно.
   Я посмотрел на Ваньера. Он ничем не мог мне помочь. Человек  высовывается
из высокого окна - и очень давно.
   Слабая догадка чуть шевельнулась в сознании -  я  почти  не  заметил  ее,
почти просмотрел. Движение мысли было легче касания перышка,  легче  касания
снежинки. Высокое окно. Из него высовывается человек. Очень давно.
   И тут до меня дошло.  Из  высокого  окна  -  давно  -  восемь  лет  назад
высовывается человек -  слишком  далеко  высовывается  -  человек  падает  и
разбивается насмерть. Человек по имени Горас Брайт.
   - Мистер Ваньер, - сказал я с ноткой  восхищения  в  голосе,  -  экий  вы
хитрец.
   Я перевернул картинку. На обратной ее стороне были записаны даты и суммы.
Первая дата была поставлена почти восемь лет назад. Суммы в основном были по
пятьсот долларов, несколько - по семьсот пятьдесят и две - по тысяче.  Всего
одиннадцать тысяч долларов. Последний взнос мистер  Ваньер  не  получил.  Ко
времени его прибытия он был еже мертв. Не так уж много за восемь лет. Клиент
мистера Ваньера очень сильно торговался.
   Исписанная картинка крепилась к рамке стальными  граммофонными  иголками.
Две из них вывалились. Я отковырял картонку, чуть порвав ее при этом.  Между
ней и репродукцией был вложен конверт. Надписанный и запечатанный. Я  вскрыл
его. Там были две фотографии и негатив. Фотографии были одинаковые.  На  них
был изображен высунувшийся из окна человек с раскрытым в крике ртом.  Руками
он упирался в стенки оконного проема. За его плечом виднелось женское лицо.
   Это был худощавый темноволосый мужчина. Его лицо на фотографии получилось
несколько расплывчатым, как  и  лицо  стоящей  за  ним  женщины.  Он  далеко
высовывался из окна и кричал - или звал кого-то.
   Я стоял и рассматривал снимок. И, насколько я мог судить,  он  не  значил
ровным счетом ничего. Но я знал: он  должен  что-то  значить.  Я  просто  не
понимал, что именно. И я продолжал его  рассматривать.  И  спустя  некоторое
время понял: здесь что-то не то. Это была мелочь, но  принципиально  важная.
Положение рук мужчины относительно оконного проема. Руки его ни  во  что  не
упирались и ничего не касались. Они висели в воздухе.
   Человек вовсе не высовывался из окна. Он падал.
   Я положил все обратно в конверт,  сложил  картонку  и  сунул  все  это  в
карман. А рамку, стекло и репродукцию спрятал в шкафу под  полотенцами.  Все
это отняло у меня слишком много времени.  У  дома  остановилась  машина.  По
дорожке, ведущей к двери, послышались шаги.
   Я спрятался за занавесками в сводчатом проеме.

Глава 30

   Дверь открылась и тихо закрылась.
   В комнате висела тишина - как дыхание человека в морозном воздухе.  Потом
раздался хриплый визг, переходящий в тоскливый вой.
   Потом дрожащий от ярости мужской голос произнес:
   - Неплохо, но и недостаточно хорошо. Попробуй еще раз.
   - Господи, это Луи, - раздался женский голос, - он мертв!
   - Я могу и ошибаться, - сказал мужчина, - но,  мне  кажется,  играешь  ты
препаршиво.
   - Господи! Алекс, он мертв! Сделай что-нибудь,  ради  Бога...  Сделай  же
что-нибудь!
   - Да, надо бы, - ответил хриплый напряженный голос Алекса Морни. Надо  бы
превратить тебя в нечто подобное. С кровью и всем  таким  прочим.  Надо  бы,
чтобы ты валялась здесь, такая же  мертвая,  такая  же  холодная  и  так  же
медленно разлагалась. Впрочем, тут и делать ничего не  надо.  Ты  давно  уже
такая. Совершенно разложившаяся. Ты всего  восемь  месяцев  замужем,  а  уже
изменяешь мне с этим паршивым торгашом. Боже мой!  О  чем  я  только  думал,
когда связался с такой потаскухой, как ты?!
   Последние слова он почти прокричал.
   Женщина испустила еще один стон.
   - Прекрати притворяться, - горько сказал Морни. - Думаешь, зачем я привез
тебя сюда? Ты никого не обманешь. За тобой следили уже несколько недель.  Ты
была здесь прошлой ночью. А я был здесь уже днем. И увидел  то,  что  сейчас
можно видеть. Твоя помада на сигаретах, стакан, из которого ты пила. Я очень
хорошо представляю, как ты сидишь на ручке этого кресла, роясь в его сальных
волосах, и, в то время как он еще мурлычет  от  удовольствия,  пускаешь  ему
пулю в висок. Почему?
   - О, Алекс, дорогой... Не говори такие ужасные вещи...
   - Ранняя Лилиан Гиш, - сказал Морни.  -  Очень  ранняя.  Пропустим  сцену
страданий, детка. Я прекрасно знаю, как все это  делается.  Ты  думаешь,  за
каким чертом я здесь? Я для тебя  больше  и  пальцем  не  пошевелю.  Никогда
больше, милочка, никогда, мой драгоценный ангелочек, белокурый убийца. Но  я
боюсь за себя, за свою  репутацию,  за  свое  дело.  Протерла  ли  ты  ручку
пистолета, например?
   Тишина. Потом звук удара. Женщина  застонала.  Ей  было  больно,  страшно
больно. Мучительный стон шел словно из глубины ее души. У нее это получилось
довольно хорошо.
   - Послушай, ангел мой,  -  прорычал  Морни.  -  Хватит  с  меня  дешевого
лицедейства. Я прекрасный знаток всех  этих  бездарных  приемов.  Хватит.  Я
заставлю тебя рассказать, как было дело, - пусть мне придется  таскать  тебя
за волосы по всему дому. Итак... ты протерла пистолет?
   Внезапно она рассмеялась. Смехом неестественным, но чистым  и  с  чудными
серебряными  колокольчиками  в  нем.  Потом  -  также  внезапно   прекратила
смеяться. И сказала:
   - Да.
   - И стакан, из которого пила?
   - Да. - Теперь очень спокойно и очень холодно.
   - И поставила на пистолет его отпечатки?
   - Да.
   Он задумался.
   -  Может  быть,  их  не  удастся  обмануть.  Почти  невозможно  поставить
отпечатки мертвого человека на оружии так, чтобы они выглядели  убедительно.
Тем не менее. Что ты еще протерла?
   - Н-ничего. О, Алекс, пожалуйста, не будь таким жестоким!
   - Прекрати. Прекрати! Покажи, как ты это  сделала,  где  ты  стояла,  как
держала пистолет?
   Она не пошевелилась.
   - Об отпечатках не беспокойся, - сказал Морни. - Я снова поставлю.
   Более хорошие. Значительно более хорошие.
   Она медленно двинулась вперед, и через щель в занавесках я увидел ее. Она
была в бледно-зеленых габардиновых брюках, коричневом жакете  с  вышивкой  и
алом тюрбане с золотой змейкой на нем. Лицо ее было залито слезами.
   - Поднимай же! - рявкнул Морни. - Покажи, как ты это сделала.
   Она наклонилась за кресло и выпрямилась, держа пистолет в сторону входной
двери.
   Морни не пошевелился и не издал ни звука. Рука  блондинки  затряслась,  и
пистолет заплясал в воздухе вверх-вниз; губы ее задрожали, и  она  бессильно
уронила руку вниз.
   - Я не могу, - задыхаясь проговорила она. - Я должна застрелить тебя,  но
не могу.
   Она разжала пальцы, и пистолет с глухим стуком упал на пол.
   - Ты не смогла сделать этого, - хрипло сказал он. - Ты не смогла.
   Посмотри-ка сюда.
   Он вынул из кармана носовой платок и взял им с пола пистолет. Он нажал на
что-то, и тот раскрылся. Морни сунул  правую  руку  в  карман  и  покатал  в
кончиках пальцев патрон, потом сунул  его  в  барабан,  потом  повторил  эту
процедуру еще четыре раза - и защелкнул револьвер. Он положил его на  пол  и
выпрямился.
   - Ты не смогла застрелить меня, - с издевкой  сказал  он,  -  потому  что
обойма была пуста.  Теперь  револьвер  заряжен.  Из  него  был  сделан  один
выстрел. И на нем твои отпечатки.
   Блондинка стояла очень тихо и смотрела на него измученными глазами.
   - Я забыл сказать тебе, - нежно пропел он, - что я  протер  револьвер.  Я
подумал, гораздо лучше будет знать наверняка, что твои отпечатки остались на
нем. Я был уверен, что они  там  остались,  -  но  я  хотел  быть  абсолютно
уверенным. Ясно?
   - Ты собираешься заложить меня? - спокойно спросила девушка.
   - Да, ангел мой. Я собираюсь заложить тебя.
   - Понятно, - она смотрела на  него  холодно.  На  ее  кричаще-ярком  лице
хористочки неожиданно отразилось чувство собственного достоинства.
   - Я собираюсь заложить тебя, ангел мой, -  с  расстановкой  повторил  он,
явно наслаждаясь каждым произнесенным словом.  -  Кто-то  меня  пожалеет,  и
кто-то посмеется надо мной. Но моему делу это никак  не  повредит.  У  моего
дела есть одна чудесная особенность.  Немного  скандальной  известности  ему
пойдет только на пользу.
   - Значит, я для тебя теперь имею ценность только как реклама?
   - Именно, - сказал он. - Именно так.
   - А как насчет моего мотива? - спросила она с  таким  глубоким  серьезным
презрением, что он этого даже не понял.
   - Не знаю, - сказал он. - Меня  это  не  волнует.  У  вас  были  какие-то
делишки. Эдди следил за тобой до улицы на Банкер-хилл, где ты встретилась  с
каким-то белесым типом в коричневом костюме. Ты передала  ему  что-то.  Эдди
бросил тебя и проследил паренька до его  дома  поблизости.  Он  пытался  еще
повисеть на нем, но ему показалось, что тот заметил хвост, - Эдди отстал. Но
одно тем не менее я знаю точно. В том доме вчера был убит паренек  по  имени
Филлипс. Ты знаешь что-нибудь об этом, золотко?
   - Я ничего не знаю об этом, - сказала блондинка. - Я не  знаю  никого  по
имени Филлипс и, как это ни странно, не бегаю и не палю из пистолета в  кого
попало просто для нехитрой девичьей радости.
   - Но ты застрелила Ваньера, дорогуша, - ласково напомнил Морни.
   - О да, - протянула она. - Конечно.  Мы  как  раз  остановились  на  моем
мотиве. Ты уже придумал что-нибудь?
   - Это неважно, когда речь идет  о  любовниках,  -  отрезал  он.  -  Сцена
ревности, ссора. Можно назвать это как угодно.
   - Может быть, - сказала она, - когда  он  был  сильно  пьян,  он  начинал
немножко походить на тебя. Может быть, это и был мотив. Он сказал:
   - Ах... - и задохнулся.
   - Красивей, -  продолжила  она,  -  моложе,  без  живота,  но  с  той  же
самодовольной мерзкой ухмылочкой.
   - Ах... - сказал Морни - и он страдал.
   - Это пойдет? - мягко поинтересовалась она.
   Он шагнул к ней и выбросил вперед кулак. Удар пришелся ей в  лицо  сбоку;
она покачнулась, села на пол, вытянув длинную ногу, схватилась рукой за щеку
и подняла на него очень синие глаза.
   - Может быть, тебе не стоило этого делать, - сказала она. -Может быть,  я
не пройду с этим теперь?
   - Пройдешь, не волнуйся. У тебя нет выбора. Отделаешься  довольно  легко.
Господи, я уверен в этом. С твоей-то внешностью! Но ты пройдешь, ангел  мой.
На пистолете твои отпечатки.
   Она медленно поднялась на ноги, все еще держась рукой за щеку.
   Потом она улыбнулась:
   - Я знала, что он мертв. В двери торчит мой ключ. Я почти хочу поехать  в
город и сказать, что это я застрелила  его.  Только  не  прикасайся  ко  мне
больше своей скользкой белой лапой -  если  хочешь,  чтобы  я  призналась  в
убийстве. Да, я почти хочу в полицию. Среди полицейских я  буду  чувствовать
себя в большей безопасности, чем с тобой. Морни повернулся, и я  увидел  его
искаженное белое лицо с дергающимся  шрамом-ямочкой.  Он  прошел  к  выходу;
дверь снова открылась. Несколько мгновений  блондинка  стояла  неподвижно  и
затем исчезла вслед за мужем из поля моего зрения.
   Дверь закрылась. Шаги  по  дорожке.  Хлопанье  дверец  машины.  Заработал
мотор, и машина уехала.

Глава 31

   Спустя довольно продолжительное время я вышел из своего укрытия и еще раз
внимательно огляделся. Я прошел к креслу, поднял револьвер, тщательно протер
его и положил на место. Затем вытащил из пепельницы три  испачканных  губной
помадой окурка, отнес их в туалет и спустил  в  унитаз.  Потом  огляделся  в
поисках второго стакана - но его не  было  в  комнате.  Стакан  с  недопитым
выдохшимся  коктейлем  я  отнес  на  кухню,  ополоснул  и   вытер   кухонным
полотенцем.
   Оставалась самая неприятная часть. Я встал на колени и взял  свисающую  с
кресла окостеневшую руку. Отпечатки получатся не особо хорошими, но  все  же
это будут отпечатки, - принадлежать они будут не Лу Морни. У револьвера была
рифленая каучуковая ручка с отбитым уголком. На  ней  ничего  не  останется.
Отпечаток указательного пальца на стволе справа, два - на курке и  отпечаток
большого пальца за казенной частью. Сойдет.
   Я еще раз огляделся. Пригасил до минимума свет - слишком ярко сияло в нем
мертвое желтое лицо. Открыл переднюю дверь, вытащил из  замка  ключ,  протер
его и всунул обратно в замочную скважину. Закрыл дверь, протер ручку и пошел
вниз по улице к машине.
   Я вернулся в Голливуд, поставил машину на свободное место  у  тротуара  и
направился к входу в Бристоль Апартменте.
   В темноте из одной из стоящих у тротуара машин послышался жесткий  шепот.
Кто-то произнес мое имя. Под крышей маленького "паккарда" над рулем  маячило
длинное пустое лицо Эдди Пру. Он был в машине один. Я облокотился на  дверцу
и заглянул внутрь.
   - Как дела, ищейка?
   Я бросил спичку и выпустил дым ему в лицо.
   - Кто уронил тот счет стоматологической компании,  который  вы  дали  мне
вчера ночью? Ваньер или еще кто-то?
   - Ваньер.
   - И что я должен  делать  с  ним?  Узнать  биографию  человека  по  имени
Тиджер?
   - Терпеть не могу дураков. - Зачем ему носить  счет  в  кармане  -  чтобы
легче ронять? А если он и  уронил  его,  почему  ты  просто  не  вернул  ему
бумажку? Другими словами, объясни мне, дураку,  почему  при  виде  счета  за
стоматологический  материал  кто-то  возбуждается  настолько,  что  начинает
бегать и нанимать частных детективов?
   - У Морни есть голова на плечах, - холодно сказал Эдди Пру.
   - О таких, как он, бытует выражение: "Невежествен, как актер".
   -  Хватит.  Ты  что,  не  знаешь,  как  используют  эту   зуботехническую
дребедень?
   - Знаю. Я выяснил. Альбастон используется для изготовления восковых форм.
Он очень твердый, мелкозернистый, и  к  нему  ничего  не  прилипает.  Другой
материал - кристоболит  -  используется  для  изготовления  форм  с  помощью
восковых заготовок; выдерживает очень высокую температуру... Скажешь, ты  не
понимаешь, о чем я говорю?
   - Ты, наверное, знаешь, как делаются золотые пломбы, - сказал Эдди Пру. -
Наверное, знаешь, а?
   - Я потратил сегодня два часа на изучение этого вопроса. Теперь я  тонкий
знаток - и что дальше?
   Он помолчал немного и сказал:
   - Ты газеты читаешь когда-нибудь?
   - Изредка.
   - Ты случайно не читал, что в Белфонт-Билдинг на Девятой укокошили одного
старика по имени Морнингстар - двумя  этажами  выше  офиса  Х.Р.Тиджера?  Не
читал, а?
   Я не ответил. Он еще некоторое время смотрел на меня, потом протянул руку
к приборной доске и выключил зажигание.
   - Никто не повел бы себя так глупо, как ты, -  мягко  сказал  он.  Никто.
Спокойной ночи.
   Машина отъехала  от  тротуара  и  двинулась  вниз  по  склону  в  сторону
Франклина. Я ухмылялся ей вслед, пока она не скрылась с глаз.
   Я поднялся наверх, отпер дверь квартиры, приоткрыл ее на несколько дюймов
и потом осторожно постучал. В комнате послышались  шаги,  и  цветущего  вида
девушка в белой форме и белой шапочке с черной полоской распахнула дверь.
   - Я Марлоу. Я здесь живу.
   - Проходите, пожалуйста, мистер Марлоу. Доктор Мосс меня предупредил.
   Я тихо прикрыл дверь.
   - Как она?
   - Спит. Она уже дремала, когда  я  пришла.  Меня  зовут  мисс  Лимингтон.
Ничего особенного я о ней сказать не могу, кроме  того,  что  температура  в
норме, а пульс учащенный, но успокаивается. Душевное потрясение, я полагаю.
   - Она нашла убитого человека, - сказал я. - Страшно испугалась.
   Она не проснется, если я войду в спальню и возьму кое-какие вещи?
   - О, пожалуйста. Если вы не будете шуметь,  она  не  проснется.  В  любом
случае это не страшно.
   Я прошел в гостиную и положил деньги на секретер.
   - На кухне найдете кофе, ветчину, яйца, хлеб, апельсины и  виски,  сказал
я. - Если понадобится еще что-нибудь - позвоните вниз.
   - Я уже взглянула на ваши припасы, - улыбнулась сиделка. -  Для  завтрака
вполне достаточно. Она останется тут?
   - Это вопрос к доктору Моссу. Думаю, она  отправится  домой,  как  только
будет в состоянии. Ее дом далеко отсюда, в Вичите.
   - Я всего лишь сиделка, - сказала она. - Но думаю, что ее вполне  исцелит
хороший глубокий сон.
   - Хороший глубокий сон и смена общества, - сказал я, вовсе не имея в виду
мисс Лимингтон.
   Я прошел по коридору и заглянул в спальню. Они нарядили ее в мою  пижаму.
Она лежала на спине, выпростав руки из-под одеяла. Рукав  пижамы  завернулся
дюймов на шесть, и торчавшая из рукава рука была  плотно  сжата  в  кулачок.
Лицо ее было бледным и изможденным, но казалось вполне спокойным. Я  вытащил
из стенного шкафа саквояж и покидал туда барахло. Когда я тронулся к  двери,
я еще раз взглянул на Мерле. Глаза ее были открыты и устремлены  в  потолок.
Потом она  медленно  перевела  взгляд  пониже,  чтобы  видеть  меня  боковым
зрением, и слабая улыбка тронула уголки ее губ.
   - Привет, - это был слабый дрожащий голосок; голосок, который  знал,  что
его хозяйка лежит в постели, при сиделке и прочем.
   - Привет.
   Я подошел и встал рядом с постелью, со своей самой ослепительной  улыбкой
на своем мужественном лице.
   - Со мной все в порядке, - прошептала она. - Все чудесно, правда?
   - Конечно.
   - Это ваша постель?
   - Все в порядке. Я вас не укушу.
   - Я не боюсь, - сказала она. Ее рука поползла по одеялу  ладошкой  вверх,
ожидая, чтобы ее взяли. Я взял ее. - Я не боюсь  вас.  Ни  одна  женщина  не
может испугаться вас, правда?
   - Из ваших уст, - сказал я, - полагаю, это значит комплимент.
   Ее глаза улыбнулись - и снова посерьезнели.
   - Я обманула вас, - тихо сказала она. - Я... я ни в кого не стреляла.
   - Знаю. Я там был. Забудьте это. Не думайте.
   - Все всегда советуют забыть неприятные вещи. Но их невозможно забыть.  Я
хочу сказать, как-то глупо давать такие советы.
   - О'кей, - я притворился уязвленным. - Я глуп. Как насчет того, чтобы еще
соснуть?
   Она медленно повернула голову и посмотрела  мне  в  глаза.  Я  присел  на
краешек постели, держа ее руку.
   - Полиция придет сюда? - спросила она.
   - Нет. И попытайтесь пережить это разочарование.
   Она нахмурилась:
   - Вы, наверное, считаете меня страшной дурой.
   - Ну... наверно.
   В уголках ее глаз выступили две слезинки и мягко скатились по щекам.
   - Миссис Мердок знает, где я?
   - Еще нет. Я собираюсь сообщить ей.
   - Вы ей расскажете... все?
   - Да. Почему нет?
   Она отвернула голову от меня и тихо сказала:
   - Она поймет. Она знает об одной ужасной вещи, которую я  сделала  восемь
лет назад. Об ужасной, кошмарной вещи.
   - Конечно, - сказал я. - Поэтому она и платила Ваньеру все эти годы.
   - О Боже, - она выпростала из-под одеяла руку, а другую вырвала  из  моей
руки - и судорожно сцепила их. - Я не хотела бы,  чтобы  вы  это  знали.  Не
хотела бы. Никто не знает, кроме миссис Мердок. И родители не знают.
   В дверях появилась сиделка и сурово взглянула на меня:
   - Не думаю, что ей полезно разговаривать в  таком  тоне,  мистер  Марлоу.
Наверное, вам лучше уйти.
   - Послушайте, миссис Лимингтон, я знаю эту девушку целых два  дня,  а  вы
лишь два часа. Уверяю вас, это ей пойдет на пользу.
   - Это может привести к другому... э-э... приступу, - сказала она,  строго
глядя мимо меня.
   - Хорошо, если ей суждено перенести еще один приступ, не лучше ли,  чтобы
это произошло сейчас, пока вы рядом? Пойдите на кухню и выпейте что-нибудь.
   - Я никогда не пью на службе, - холодно сказала она.  -  И,  кроме  того,
кто-нибудь может унюхать запах.
   - Сейчас вы работаете  на  меня.  Все  мои  наемные  рабочие  обязываются
выпивать время от времени. И,  кроме  того,  если  вы  хорошо  пообедаете  и
проглотите пару чашек кофе, никто ничего не унюхает.
   Она быстро улыбнулась и вышла из комнаты. Мерле слушала все это  с  таким
видом, словно это было легкомысленное отступление от  чрезвычайно  серьезной
темы. С довольно раздраженным видом.
   - Я хочу все рассказать вам... - задыхаясь, проговорила она. Я...
   Я потянулся к ней и накрыл своей лапой две ее сцепленные ладошки.
   - Не надо. Я знаю. Марлоу вообще знает все - кроме  того,  как  научиться
прилично зарабатывать. Теперь поспите, а завтра я  отвезу  вас  в  Вичиту  -
навестить родителей. За счет миссис Мердок.
   - О, это так мило  с  ее  стороны!  -  вскричала  она,  широко  раскрывая
засиявшие глаза. - Она всегда была так добра по отношению ко мне!
   Я встал.
   - Она прекрасная женщина, - широко улыбаясь, сказал я. Прекрасная. Я  как
раз сейчас собираюсь заглянуть к ней - и мы в высшей степени мило побеседуем
за чашкой чая. И если вы сейчас же не заснете, я никогда больше  не  разрешу
вам признаваться мне в совершенных убийствах. - Вы ужасны, - сказала она.  -
Вы мне не нравитесь. - Она отвернулась от меня, спрятала руки под  одеяло  и
закрыла глаза.
   Я подошел к двери. На выходе я обернулся и посмотрел назад. Она  смотрела
на меня, приоткрыв один  глаз.  Я  насмешливо  оскалился,  и  глаз  поспешно
закрылся.
   Я вернулся в гостиную, одарил мисс Лимингтон всем, что осталось  от  моих
сияющих улыбок, и вышел.
   Я поехал на Санта-Моника-бульвар. Ломбард был еще закрыт. Старый еврей  в
высокой черной ермолке, казалось, очень удивился  тому,  что  я  так  быстро
вернулся за закладом. Я объяснил ему, что у нас в Голливуде так принято.
   Он достал из сейфа конверт, вскрыл его, извлек оттуда квитанцию и  дублон
и положил его мне на ладонь.
   - Такая это ценность, такая, что отдавать не хочется, - пожаловался он. -
Работа, понимаете ли, работа - превосходная.
   - И золота в ней, верно, на все двадцать долларов, - сказал я.
   Он пожал плечами и улыбнулся. А я сунул монету в  карман  и  пожелал  ему
спокойной ночи.

Глава 32

   Лунный свет стелился по лужайке, как белая простыня, - и лишь под кедром,
как кусок черного бархата, лежала густая тень. В двух нижних окнах  и  одном
наверху горел свет. Я поднялся по кособоким каменным ступенькам и позвонил.
   Я не взглянул на маленького  нарисованного  негритенка  на  стене.  И  не
потрепал его по голове. Шутка несколько устарела.
   Дверь открыла седая румяная женщина, мне еще не знакомая. Я сказал:
   - Я - Филипп Марлоу. Я хотел бы видеть  миссис  Мердок.  Миссис  Элизабет
Брайт Мердок.
   Женщина подозрительно оглядела меня.
   - Думаю, она уже в постели. Вряд ли она сможет вас принять сейчас.
   - Еще только девять.
   - Миссис Мердок рано ложиться спать. - Она начала закрывать дверь.
   Это была милая старушка, и я не хотел наваливаться на дверь грубым плечом
- я просто легонько оперся на нее.
   - Это важно. Вы можете передать ей?
   - Подождите минутку. - Я отступил назад и дал ей закрыть дверь.
   Из листвы темного дерева послышалось пение пересмешников. Машина проехала
по улице слишком быстро  и  взвизгнула  тормозами  на  повороте.  Прозвенели
отдаленные колокольчики девичьего смеха, словно они высыпались из машины  на
крутом повороте.
   Спустя некоторое время дверь открылась, и женщина сказала:
   - Можете пройти.
   Я проследовал  за  ней  через  большую  переднюю  комнату.  Тусклый  свет
единственной лампы едва достигал ее противоположной стены. Слишком тихо было
в этой комнате, и ее  надо  было  срочно  проветрить.  Мы  прошли  до  конца
коридора, поднялись по лестнице с резными перилами и прошли  еще  по  одному
коридору.
   Горничная указала мне  на  раскрытую  дверь  и,  когда  я  вошел  внутрь,
затворила ее за моей спиной. Я оказался в просторной, изобилующей  мебельным
ситцем гостиной с серебряно-голубыми обоями, синим ковром  и  выходящими  на
балкон высокими французскими окнами. Над балконом был навес.
   Миссис  Мердок  сидела  у  карточного   столика   в   мягком   кресле   с
подголовником. На ней  был  стеганый  халат,  и  ее  волосы  были  несколько
растрепаны. Она играла в одиночку. Колоду она держала в левой руке и, прежде
чем поднять на меня глаза, положила одну карту на стол и передвинула другую.
Потом она произнесла:
   - Итак?
   Я подошел к столику и взглянул на карты. Она играла в "конфилд".
   - Мерле сейчас у меня дома, - сказал я. - Она малость чики-бряки.
   - И что же такое  чики-бряки,  мистер  Марлоу?  -  сухо  поинтересовалась
миссис Мердок, не взглянув на меня.
   Она передвинула карту, потом - более быстро - еще две.
   - Приступ  меланхолии,  -  пояснил  я.  -  Когда-нибудь  ловили  себя  на
жульничестве?
   - Когда жульничаешь, играть не интересно, - мрачно сказала она.  И  очень
малоинтересно, когда не  жульничаешь.  Что  там  с  Мерле?  Она  никогда  не
задерживалась допоздна. Я уже начала беспокоиться за нее.
   Я подтащил к столику кресло и уселся напротив нее.
   - Вам нет необходимости беспокоиться, - сказал я. - Я  вызвал  доктора  и
сиделку. Она спит. Она была у Ваньера.
   Миссис Мердок отложила колоду карт, сцепила на краю стола жирные  руки  и
тяжело посмотрела на меня.
   - Мистер  Марлоу,  -  сказала  она.  -  мы  с  вами  должны  окончательно
договориться. Я сделала ошибку, пригласив вас. Я  просто  не  хотела,  чтобы
меня - как бы вы выразились - держала за дурочку такая маленькая злая тварь,
как Линда. Но было бы лучше, если бы я вообще не подымала шуму. Мне  гораздо
легче было бы пережить пропажу монеты, чем ваше присутствие. Даже если б мне
ее никогда не вернули.
   - Но вам ее вернули.
   Она кивнула, пристально глядя на меня:
   - Да, мне ее вернул. И вы знаете как.
   - Я этому не верю.
   - Я тоже, - спокойно сказала она. - Мой дурак сын  просто  взял  на  себя
вину Линды. Я нахожу этот поступок детским.
   Она взяла колоду и потянулась, чтобы положить красную десятку на красного
валета. Потом она потянулась к приземистому столику, на котором стояло вино.
Она отпила немного, опустила стакан и посмотрела на меня тяжелым взглядом:
   - У меня такое чувство, мистер Марлоу,  что  вы  собираетесь  вести  себя
нагло.
   Я потряс головой:
   - Не нагло. Просто искренне. Я не так уж плохо поработал на  вас,  миссис
Мердок. Вы получили дублон обратно. Полицию на вас я не вывел  пока  что.  Я
ничего не сделал для развода, но я нашел Линду - ваш сын все время знал, где
она; и я не думаю, что у вас с ней проблемы.  Она  признает,  что  совершила
ошибку, выйдя замуж за Лесли. Тем не менее, если вы полагаете...
   Она хмыкнула и сыграла  следующей  картой.  В  верхнем  ряду  у  нее  был
бубновый туз.
   - Черт, трефовый туз побит. Не успею убрать его.
   - А вы этак незаметно оттолкните его в сторонку, - посоветовал я, - когда
не смотрите на карты.
   - Не лучше ли вам вернуться к рассказу о Мерле, - спокойно сказала она. -
И не очень-то злорадствуйте, если  вам  удалось  выведать  у  нее  несколько
фамильных секретов. - Я никогда не злорадствую. Вы послали Мерле  к  Ваньеру
сегодня вечером с пятьюстами долларами.
   - И что, если так? - она налила себе еще вина и отпила, не спуская с меня
глаз.
   - Когда он попросил денег?
   - Вчера. Я не могла взять их из банка до  сегодняшнего  утра.  А  в  чем,
собственно, дело?
   - Ваньер шантажировал вас почти восемь лет, не так ли? В  связи  с  одним
происшествием,  имевшим  место  двадцать  шестого  апреля  тысяча  девятьсот
тридцать третьего года.
   В ее глазах как будто мелькнул страх, но еле уловимо и  очень  глубоко  -
так, словно он давно жил там и только сейчас выглянул на мгновение.
   - Кое-что рассказала мне Мерле, - сказал я. - Ваш сын рассказал мне,  как
умер его отец. Я просмотрел сегодня  старые  газеты.  Случайная  смерть.  На
улице под окнами его офиса произошла авария, и все повысовывались  из  окон.
Ваш муж тоже высунулся из  окна,  просто  чересчур  далеко.  Поговаривали  о
самоубийстве, потому что после его смерти семья получила пятьдесят тысяч  по
страховке. Но  следователь  был  очень  мил  и  оставил  это  обстоятельство
незамеченным.
   - И что же? - У нее был холодный резкий голос -  никаких  тебе  хрипов  и
одышки. Холодный, резкий и абсолютно спокойный голос.
   -  Мерле  была  секретаршей  Гораса  Брайта.   Молоденькая   девушка   со
странностями,  чересчур  застенчивая,   простоватая,   совсем   ребенок   по
интеллекту,  любит  драматизировать  события,  очень  старомодна   в   своих
представлениях о мужчинах и тому подобном. Думаю, он  разгорячился  однажды,
попытался овладеть ею - и напугал ее до полусмерти.
   - И?
   - Она зациклилась на этом и стала немножко кровожадна в глубине души.  Ей
выпал случай - и она отыгралась. Когда ваш муж высунулся из окна. Ну как?
   - Говорите ясней, мистер Марлоу. Не переношу тумана.
   - Бог мой, да куда ж ясней-то? Она вытолкнула  своего  хозяина  из  окна.
Убила его, короче. И вышла сухой из воды. С вашей помощью.
   Она опустила глаза на зажатую в левой руке колоду карт и  легко  кивнула.
Ее подбородок опустился на дюйм - и поднялся.
   - У Ваньера были какие-то доказательства? - спросил я. -  Или  он  просто
явился случайным свидетелем происшествия и вцепился в вас, а вы платили  ему
время от времени, чтобы избежать скандала и  потому,  что  вы  действительно
любите Мерле?
   Прежде чем ответить, она повертела в руке очередную карту.
   Невозмутима и непоколебима как скала.
   - Он говорил о какой-то фотографии, - сказала она.  -  Но  я  никогда  не
верила этому. Он не мог ничего сфотографировать. А если и мог -  то  показал
бы мне ее рано или поздно.
   - Да, это маловероятно, - согласился я. - Даже если б у него была  камера
в руках - из-за этой аварии на улице снимок получился бы очень размытым.  Но
почему он не решился показать вам  этот  снимок,  я  прекрасно  понимаю.  Вы
довольно  опасная  женщина,  в  некотором  роде.  Он  мог  бояться,  что  вы
расправитесь с ним. Сколько вы уплатили ему?
   - Это не... - начала было она, но  осеклась  и  пожала  мощными  плечами.
Властная женщина, сильная, безжалостная - способная перенести  и  не  такое.
Так она про себя подумала. - Одиннадцать тысяч сто долларов, не  считая  тех
пятисот, что я послала ему сегодня.
   - Все это чертовски мило с вашей стороны,  миссис  Мердок.  Учитывая  все
обстоятельства дела.
   Она сделала рукой неопределенный жест и еще раз пожала плечами:
   - Виноват был мой муж. Он был пьян, мерзок.  Не  думаю,  что  она  сильно
пострадала, но, как вы сказали, он напугал ее до полусмерти. Я... я не могла
ее винить. Она сама достаточно винила себя все эти годы.
   - Она сама должна была отвозить деньги Ваньеру?
   - Это была ее идея - как о некоторого рода искуплении.
   Я кивнул:
   - Да. Это на нее похоже. Позже вы вышли замуж за Джаспера Мердока,  Мерле
осталась с вами, и вы заботились о ней. Кто-нибудь еще знает об этом?
   - Никто. Только Ваньер. Вряд ли он рассказывал кому-нибудь.
   - Да, вряд ли. Ну что ж, теперь все позади. С Ваньером все кончено.
   Она медленно подняла глаза и долго бесстрастно смотрела на меня. Ее седая
голова казалась валуном на вершине огромного  холма.  Наконец  она  отложила
карты в сторону и плотно сцепила положенные на край стола руки. Костяшки  ее
пальцев побелели.
   - Мерле пришла в мое отсутствие и попросила управляющего  провести  ее  в
мою квартиру. Управляющий позвонил мне. Я мигом приехал туда, и она  сказала
мне, что застрелила Ваньера.
   Дыхание миссис Мердок звучало в тишине, как свистящий шепот.
   - У нее в сумке был пистолет, Бог знает зачем. Вероятно,  для  защиты  от
мужчин. Но кто-то - видимо, Лесли - обезопасил его, зарядив патроном не того
калибра. Она сообщила мне, что убила Ваньера, и упала в  обморок.  Я  вызвал
доктора, своего друга, и поехал к Ваньеру. Во входной двери его дома  торчал
ключ. Он сидел в кресле, мертвый, давно мертвый,  уже  окоченевший.  Он  был
мертв задолго до прихода Мерле. Она не  стреляла  в  него.  Ее  признание  -
просто игра. Доктор объяснил мне  все  по  последней  моде,  но  я  не  буду
докучать вам этими тонкостями. Думаю, вы и сами все понимаете.
   - Да. Понимаю, вероятно. И что теперь?
   - Она лежит у меня в постели. С  ней  сиделка.  Я  позвонил  ее  отцу  по
междугороднему. Он хочет, чтобы она приехала домой. Вы не против?
   Она просто пристально смотрела на меня.
   - Отец ничего не знает, - быстро сказал я. - Ни  об  этом,  ни  о  другом
случае. Я уверен. Он просто хочет видеть ее. Думаю, я  смогу  ее  проводить.
Теперь  я  чувствую  себя  некоторым  образом  ответственным  за  нее.   Мне
понадобятся  эти  последние  пятьсот  долларов,  которые  Ваньер  не   успел
получить, - на расходы.
   - И сколько еще? - грубо спросила она.
   - Вам лучше знать.
   - Кто убил Ваньера?
   - Похоже на самоубийство. Пистолет лежит у правой руки. Выстрел в висок в
упор. Пока я там ошивался,  появился  Морни  с  женой.  Я  спрятался.  Морни
пытался повесить это на жену. Она крутила с Ваньером. Так что она, вероятно,
считает, что это сделал Морни. Но это  похоже  на  самоубийство.  Скоро  там
будут полицейские. Не знаю, к какому заключению  они  придут.  Нам  остается
сидеть и ждать.
   - Такие люди, как  Ваньер,  не  кончают  жизнь  самоубийством,  -  угрюмо
сказала она.
   - Это все равно что сказать, что такие девушки, как Мерле, не выталкивают
людей из окон. Это ровным счетом ничего не значит.
   Мы пристально посмотрели друг на друга  с  той  затаенной  враждебностью,
которую испытывали друг к другу с самого начала. Потом я поднялся с кресла и
подошел к высокому окну. Я отодвинул занавеску и ступил  на  балкон.  Кругом
была сплошная ночь - нежная и тихая. Белый  лунный  свет  был  безмятежен  и
чист, как справедливость, о которой мы мечтаем, но которую нигде не находим.
   Деревья отбрасывали тяжелые тени.  В  середине  сада  было  что-то  вроде
маленького садика. Я заметил сверкание фигурного бассейна. Рядом с бассейном
стояло кресло-качалка. Кто-то лежал в нем, мерцал огонек сигареты.
   Я вернулся в комнату.  Миссис  Мердок  продолжала  играть.  Я  подошел  к
столику и глянул в карты.
   - Вам удалось убрать трефовый туз?
   - Я сжульничала, - сказала она, не поднимая глаз.
   - И еще вот о чем я хотел вас спросить. Эта история с  дублоном  все  еще
остается туманной из-за пары убийств,  которые  теперь,  когда  вы  получили
монету назад, кажутся совершенно бессмысленными. Я хотел спросить, есть ли у
Брэшера  Мердока  какая-нибудь  особенность,  по  которой  специалист  вроде
Морнингстара смог бы идентифицировать его?
   Она подумала, не шевелясь и не поднимая глаз:
   - Да. Должна быть. Инициалы мастера "Е.Б." стоят на левом крыле орла. Мне
говорили, обычно они стоят на правом. Это единственное, что мне  приходит  в
голову.
   - Думаю, этого достаточно. Вам действительно вернули монету? То есть  это
не было сказано просто для того, чтобы пресечь мое мельтешение вокруг?
   Она быстро подняла глаза и тут же опустила.
   - Монета сейчас в сейфе. Если вы найдете моего сына, он покажет вам ее.
   - Хорошо, желаю вам спокойной ночи. Пожалуйста,  прикажите  собрать  вещи
Мерле и отослать их завтра ко мне.
   Она снова вскинула голову, и ее глаза блеснули.
   - Вы как будто чрезвычайно озабочены всем этим, молодой человек.
   - Соберите, - сказал я. - И отошлите ко мне. Мерле вам больше не нужна...
теперь, когда Ваньер мертв. Наши взгляды встретились на одно,  очень  долгое
мгновение. Странная жесткая улыбка тронула углы ее губ. Потом  она  опустила
голову и углубилась в карты.
   Я вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь,  прошел  по  коридору,  спустился
вниз, прошел еще по одному коридору мимо  веранды  и  маленького  кабинетика
Мерле и пересек унылую  захламленную  гостиную,  в  которой  я  ощущал  себя
набальзамированным трупом.
   Створчатые двери в глубине комнаты отворились, через порог  ступил  Лесли
Мердок, уставившись на меня.

Глава 33

   Его костюм был слегка помят и волосы тоже. Его рыжие усики выглядели, как
всегда, малоубедительно. Тени под глазами казались  глубокими,  как  ямы.  В
руке он держал длинный черный мундштук - пустой; он постукивал им  по  левой
ладони и так стоял, совсем меня не любя, не желая меня  видеть  и  не  желая
разговаривать со мной.
   - Добрый вечер, - сухо сказал он. - Уходите?
   - Не совсем еще. Мне надо поговорить с вами.
   - Не думаю, что нам есть о чем говорить. Я устал от разговоров. - О  нет,
есть о чем. О человеке по имени Ваньер.
   - Ваньер. Я его едва знаю. Видел несколько раз. И то, что я о  нем  знаю,
мне не по душе.
   - Вы знаете его несколько лучше, чем говорите.
   Он вошел в комнату,  опустился  в  одно  из  попробуй-только-сядь-на-меня
кресел; подавшись вперед, подпер подбородок левой рукой и уставился в пол.
   - Хорошо, - устало сказал он. - Продолжайте. У меня  такое  предчувствие,
что вы намерены блеснуть. Безупречные логические построения, поток  интуиции
и прочая дребедень. Прямо как в книгах.
   - А как же. Приведу доказательства одно за другим, выстрою их в  стройную
схему, подкидывая раз за разом всякую мелочишку, которую  держу  про  запас;
проведу блестящий анализ  мотивов  и  характеров  и  превращу  их  в  нечто,
совершенно отличное от того, что все - и, по правде говоря, я сам - думали о
них до этого великого момента; и, наконец, неожиданно  напрыгну  на  самого,
казалось бы, бесперспективного подозреваемого.
   Он поднял на меня глаза и почти улыбнулся:
   - Который тут же побелеет как  мел,  забьется  в  конвульсиях  и  выронит
пистолет из уха.
   Я сел рядом с ним и вытащил сигарету.
   - Мы можем разыграть это как-нибудь на досуге. У вас есть пистолет?
   - Не с собой. Есть. Вы знаете.
   - Он был с вами прошлой ночью, когда вы заходили к Ваньеру?
   Он пожал плечами и оскалился.
   - О! А что, я заходил прошлой ночью к Ваньеру?
   - Пожалуй, да. Дедукция. Вы курите сигареты "Бенсон энд  Хеджес".  У  них
твердый, хорошо сохраняющий форму пепел. Так вот,  в  пепельнице  у  Ваньера
этих серых шариков по меньшей мере на две сигареты. Но окурков в  пепельнице
нет. Потому что вы курите сигареты с мундштуком, а окурок из мундштука имеет
характерный вид. Поэтому вы их забрали. Нравится?
   - Нет. - Голос его был спокоен. Он снова смотрел в пол.
   - Это пример дедукции. Плохой. Потому что не могло быть никаких  окурков,
а если и были и кто-то убрал их, то только потому, что они были в помаде.  А
у вашей жены странная привычка выбрасывать окурки в мусорную корзинку.
   - Не впутывайте сюда Линду, - холодно сказал он.
   - Ваша мать по-прежнему думает, что дублон взяла Линда и что ваша история
о том, как вы отдали его Алексу Морни, - всего лишь попытка прикрыть ее.
   - Повторяю, не  впутывайте  сюда  Линду.  -  Частое  четкое  постукавание
мундштука о его передние  зубы  было  похоже  на  постукивание  телеграфного
ключа.
   - Я бы очень хотел, - сказал я. - Но я не верю вам по другой причине. Вот
по этой. - Я вынул дублон, положил на ладонь и показал Мердоку.
   Лесли напряженно смотрел на монету. Плотно сжав рот.
   - В то утро, когда вы рассказывали вашу историю, дублон лежал на хранении
в ломбарде  на  Санта-Моника-бульвар.  Монету  прислал  мне  так  называемый
детектив по имени Джордж  Филлипс.  Бесхитростный  парнишка,  который  -  по
недостатку ума и по чрезмерной жажде  деятельности  -  дал  втянуть  себя  в
грязную игру. Плотный светловолосый паренек  в  коричневом  костюме,  черных
очках и довольно броской шляпе.  Разъезжал  в  "понтиаке"  песочного  цвета,
почти новом. Вы могли видеть его болтающимся в коридоре у моего офиса  вчера
утром. Он следил за мной, а до этого, может быть, следил за вами.
   Лесли непритворно удивился:
   - Зачем ему это понадобилось?
   Я  зажег  сигарету  и  бросил  спичку  в  агатовую  пепельницу,  которую,
казалось, никогда еще не использовали по назначению.
   - Я сказал "может быть". Не обязательно. Он просто мог  следить  за  этим
домом. Именно здесь он прицепился ко мне, не думаю, что он  следил  за  мной
раньше. - Я все еще держал монету на  раскрытой  ладони.  Я  перевернул  ее,
подкинув, посмотрел инициалы "Е. Б. ", стоящие на  левом  крыле  орла,  -  и
убрал в карман. - Он смог ошиваться у этого  дома  потому,  что  его  наняли
продать редкую монету одному старому ушлому дельцу по имени  Морнингстар.  А
старый ушлый  делец  что-то  заподозрил  и  сказал  Филлипсу  -  или  просто
намекнул, - что монета краденая. Случайно он обознался.  Так  как  если  ваш
дублон Брэшера действительно сейчас находится наверху, значит,  Филлипс  был
нанят продать вовсе не краденую монету. А фальшивую.
   Мердок чуть передернул плечами, как будто ему стало зябко.  И  больше  не
пошевелился.
   - Боюсь, тут в конце концов вырисовывается  длинная  скучная  история,  -
мягко сказал я. - Конечно, было бы лучше придумать что-нибудь  поинтересней.
Это не очень веселая история, потому что в ней два, а может, и три убийства.
Человека по имени Ваньер и человека по имени Тиджер  однажды  осенила  идея.
Идея заключалась в изготовлении копии редкой и дорогой монеты. Не  настолько
редкой, чтобы пользоваться колоссальным спросом, но достаточно редкой, чтобы
принести много денег. Они выбрали способ, каким зубные техники изготавливают
золотые пломбы. То  есть  из  мелкозернистого  цемента,  который  называется
альбастоном, делается форма. Потом с помощью этой формы из воска  отливается
точная копия монеты; восковая заготовка  покрывается  другим  видом  цемента
кристоболитом,  способным   выдерживать   без   деформации   очень   высокую
температуру. В полученной форме оставляется крохотное отверстие - с  помощью
стальной иглы, которая вынимается после того, как  цемент  схватится.  Потом
форма из кристоболита нагревается до тех пор,  пока  расплавленный  воск  не
вытечет через оставленное отверстие, после чего  в  наличии  остается  полый
шаблон для отливки монеты. Он закрепляется в плавильном тигле на  центрифуге
и заполняется расплавленным золотом с помощью давления, возникающего в тигле
при вращении. Потом все еще  раскаленную  форму  окунают  в  холодную  воду,
кристоболит растрескивается -- и в руках остается золотая монета с крохотной
золотой иголочкой  на  месте  отверстия.  Эта  иголочка  срезается.  Образец
обрабатывается кислотой, полируется, и вот мы имеем не бывший  в  обращении,
совершенно новый дублон Брэшера, отлитый из чистого золота и как  две  капли
воды похожий на оригинал. Уловили идею?
   Он кивнул и бессильно вытер ладонью лоб.
   - Для проведения этой операции  достаточно  мастерства  простого  зубного
техника, - продолжал я. - Изготавливать таким  образом  современные  золотые
монеты невыгодно, так как в этом случае расходы на  материалы  и  работу  не
окупаются. Но  отлить  золотую  монету,  ценность  которой  определяется  ее
редкостью, очень даже выгодно. Так они и решили. Тут-то на сцене появляетесь
вы. Вы берете дублон, как вы и говорили, и  отдаете  его,  но  не  Морни,  а
Ваньеру. Верно?
   Он смотрел в пол и ничего не отвечал.
   - Расслабьтесь, - сказал я. -  Ничего  ужасного  вы  не  совершили,  если
учитывать ваши обстоятельства. Вероятно, он пообещал  вам  денег,  чтобы  вы
могли расплатиться с карточными долгами. Но он имел над вами большую власть,
чем только это.
   Мердок быстро взглянул на меня, он был страшно бледен, и в глазах его был
ужас.
   - Откуда вы знаете? - прошептал он.
   - Кое-что мне рассказали, кое-что я выяснил сам, кое-что  предположил.  Я
вернусь к этому позже. Итак, Ваньер со своим приятелем изготовили  монету  и
хотели ее опробовать, то есть проверить, пройдет ли она экспертизу у знатока
редких монет. Ваньер решил нанять какого-нибудь дурачка - и тот  должен  был
попытаться продать фальшивку старому Морнингстару, причем достаточно дешево,
чтобы тот решил, что монета краденая. В качестве дурачка они выбрали Джорджа
Филлипса - по его идиотскому объявлению в газете. Думаю, Ваньер связывался с
Филлипсом через Лу Морни, во всяком случае сначала. Вряд ли она была в курсе
дела. Ее видели, когда она передавала Филлипсу маленький  сверток.  Там  был
дублон, который паренек должен был попытаться продать. Филлипс  показал  его
Морнингстару, но тут-то и возникло неожиданное препятствие. Старик прекрасно
знал все коллекции редких монет. В  подлинности  дублона  он,  вероятно,  не
усомнился, а инициалы мастера, стоящие против  обыкновения  на  левом  крыле
орла, навели его на мысль, что  это  Брэшер  Мердока.  Он  позвонил  сюда  и
попытался прояснить ситуацию. Ваша мать сразу же что-то заподозрила, и таким
образом пропажа монеты была обнаружена. Миссис  Мердок  решила,  что  дублон
украла ненавистная ей Линда, - и наняла меня,  чтобы  я  вернул  краденое  и
раздобыл порочащие Линду свидетельства для развода.
   - Я не хочу никакого развода, - горячо сказал Мердок. - Мне  и  в  голову
никогда не приходило. Она не имеет права... - Он  осекся,  бессильно  махнул
рукой и как будто всхлипнул.
   - О'кей, я знаю. Итак, старый  Морнингстар  нагнал  страху  на  Филлипса,
который был вовсе не жуликом, а просто дураком. Он  заставил  паренька  дать
ему свой телефон. Я подслушал, как старик звонил ему после  моего  ухода  из
офиса. Я предложил Морнингстару выкупить у него дублон за тысячу долларов, и
он предложение принял, посчитав, что сам сможет  купить  монету  у  Филлипса
значительно дешевле, кое-что  заработать  себе  на  этой  махинации,  и  все
тип-топ. Тем временем Филлипс вел слежку за  вашим  домом,  вероятно,  чтобы
выяснить, заявили вы в полицию или нет. Он увидел меня, мою машину, прочитал
мое имя на водительской лицензии - и случайно оказалось, что он меня знает.
   Он таскался за мною, не решаясь обратиться за  помощью,  пока  я  сам  не
заговорил с ним; паренек промямлил что-то о  том,  что  знает  меня  еще  по
Вентуре, и о том, что он влип в какое-то подозрительное дело и  что  за  ним
следит длинный тип со странным глазом. Этот тип -  Эдди  Пру,  телохранитель
Морни. Морни знал, что его жена крутит с Ваньером, и приставил к  ней  Эдди.
Пру видел, как она  встретилась  с  Филлипсом  неподалеку  от  его  дома  на
Курт-стрит. И Пру следил за пареньком до тех пор, пока  не  заподозрил,  что
тот заметил его - как и было на самом деле. Эдди или  кто-то  еще  из  людей
Морни могли увидеть меня входящим в дом Филлипса на Курт-стрит. Пру  пытался
запугать меня по телефону, а позже позвонил и пригласил к Морни.
   Я бросил  окурок  в  пепельницу,  взглянул  на  жалкое,  несчастное  лицо
человека напротив и продолжил. Это было тяжелое занятие, и звук моего голоса
начинал раздражать меня.
   - Теперь вернемся к вам.  Когда  Мерле  сказала,  что  ваша  мать  наняла
сыщика, вы испугались. Вы поняли, что она  обнаружила  пропажу  дублона,  и,
полный энергии, явились в мой офис, чтобы что-нибудь выведать у меня.  Очень
изящный, очень саркастичный, очень заботливый по отношению к  жене  -  но  и
очень взволнованный. Что именно вы выведали у меня, я не знаю, но вы  срочно
связались  с  Ваньером.  Теперь  вам  нужно  было  скорей  вернуть   монету,
присовокупив  к  этому  какую-нибудь  мало-мальски  вероятную  историю.   Вы
встретились с Ваньером, и он вернул  вам  дублон.  Скорей  всего,  это  тоже
подделка. Ваньер видит, что его предприятие находится под угрозой срыва, еще
не  начавшись.  Морнингстар  позвонил  вашей  матери,  и  та  наняла   меня.
Морнингстар что-то заподозрил. Ваньер идет к Филлипсу, проникает в дом через
черный ход и пытается прояснить ситуацию. Но Филлипс не сказал ему, что  уже
отослал дублон мне. Это можно заключить из того, что Ваньер не пытался выйти
на меня. Не берусь судить наверняка, но, вероятно, Филлипс  сказал  Ваньеру,
что все это мошенничество, что  знает,  откуда  взялась  монета,  и  что  он
собирается пойти в полицию или к  миссис  Мердок.  Ваньер  же  просто  вынул
пистолет, ударил паренька по голове и затем застрелил. Он обыскал его и  всю
квартиру, но дублона не нашел. Поэтому пошел к Морнингстару. У  того  монеты
тоже не было, но Ваньер ему не поверил, он проломил  старичку  череп  ручкой
пистолета и обыскал его сейф; может быть,  он  нашел  там  какие-то  деньги,
может, нет, - во всяком случае, он создал видимость ограбления. Потом мистер
Ваньер полетел домой; все еще  несколько  раздраженный  тем,  что  не  нашел
дублон, но вполне удовлетворенный приятно  и  полезно  проведенным  вечером.
Пара милых аккуратных убийств. Теперь нужно было подумать о вас.

Глава 34

   Мердок метнул на меня испуганный взгляд и уставился  на  зажатый  в  руке
мундштук. Потом запихнул мундштук в карман, внезапно вскочил,  сжал  руки  и
снова упал в кресло. Вытащил платок и промокнул лоб.
   - Почему обо мне? - хрипло спросил он.
   - Вы слишком много знали. Может, вы  знали  о  Филлипсе,  может,  и  нет.
Зависит от того, насколько глубоко вас втянули в это дело.  Но  вы  знали  о
Морнингстаре. План сорвался, и Морнингстара пришлось убить.  Ваньер  не  мог
просто сидеть сложа руки и надеяться, что эта новость не дойдет до  вас.  Он
должен был закрыть вам рот - очень-очень крепко. Но он не мог убить вас. Это
был бы скверный ход. Тогда бы он не смог держать  в  руках  вашу  мать.  Она
холодная, жестокая, алчная женщина, но, случись что с вами, она превратилась
бы в разъяренную тигрицу и не остановилась бы ни перед чем.
   Мердок поднял глаза и попытался изобразить на лице  искреннее  удивление.
Но взгляд его был мутным и испуганным.
   - Моя мать... что?. .
   - Не пытайтесь и дальше дурачить меня, - сказал я. - Я  смертельно  устал
от того, что семейство Мердоков все время дурачит меня. Сегодня ко мне домой
пришла Мерле. Она и сейчас там. Девушка была у Ваньера, отвозила ему деньги.
Откупные. Которые ему платили уже восемь лет. И я знаю почему.
   Он не пошевелился. Лежавшие на коленях руки окаменели от напряжения.
   Глаза глубоко запали - почти исчезли. Это были глаза обреченного.
   - Мерле нашла мертвого Ваньера. Она явилась ко мне и сказала,  что  убила
его. Зачем ей понадобилось признаваться  в  убийствах,  совершенных  другими
людьми, мы сейчас обсуждать не будем. Я поехал туда и убедился,  что  Ваньер
убит еще прошлой ночью. Он был тверд, как мумия. У его правой  руки  валялся
пистолет, по описанию похожий на пистолет некоего  Хенча,  соседа  Филлипса.
Кто-то подкинул Хенчу пистолет, из которого  убили  Филлипса,  а  его  кольт
прихватили с собой. Если это действительно кольт Хенча,  а  Ваньер  совершил
самоубийство - значит, его можно связать со смертью Филлипса. Лу Морни  тоже
связана с  Филлипсом,  но  несколько  иначе.  Если  же  Ваньер  не  совершал
самоубийства - а я именно так и полагаю он все равно может иметь отношение к
смерти Филлипса. Или к смерти Филлипса может иметь отношение кто-то еще, кто
убил и Ваньера. Вот почему это предположение мне не нравится.
   Мердок поднял голову:
   -  Не  нравится?  -  неожиданно  чистым  голосом  переспросил  он.  Новое
выражение появилось на его лице: что-то ясное, и сияющее, и глуповатое в  то
же время. Выражение лица слабого человека, гордящегося собой.
   - Я думаю, это вы убили Ваньера, - сказал я.
   Он не пошевелился, и лицо его по-прежнему сияло.
   - Вы поехали туда прошлой ночью. Он  позвал  вас.  Сказал,  что  попал  в
переделку и, если полиция выйдет на него, он позаботится  о  том,  чтобы  вы
попали в переделку тоже. Что-то в этом роде?
   - Да, - спокойно сказал Мердок. - Почти этими же словами. Он был  пьян  и
несколько возбужден и, безусловно, уверен в своей власти надо мной. Он почти
злорадствовал. Сказал, что, если его посадят в газовую камеру, я буду сидеть
рядом с ним. Но это не все.
   - Да. Он не хотел сидеть в газовой камере и не видел никаких  причин  там
оказаться при условии, что  вы  будете  молчать.  Он  выложил  свой  козырь.
Заставить вас взять дублон он сумел, не  только  обещая  дать  денег,  но  и
шантажируя чем-то связанным с Мерле и вашим отцом. Я знаю об этом. Ваша мать
сейчас рассказала мне то, что я раньше  не  понимал  до  конца.  Так  Ваньер
подстраховался в первый раз, и довольно надежно.  Но  в  последнюю  ночь  он
захотел еще подстраховать себя. Поэтому открыл вам правду и  сказал,  что  у
него есть доказательства.
   Лесли задрожал, но ему удалось сохранить гордый вид.
   - Я навел на него пистолет, - сказал он почти  счастливым  голосом.  -  В
конце концов, она моя мать.
   - Этого у вас никак не отнимешь.
   Он встал с кресла - очень прямой и высокий.
   - Я подошел к нему, наклонился и навел пистолет на его лицо. У  него  был
пистолет в кармане халата, но он не успел достать его. Я взял его  пистолет,
а свой положил обратно в карман. Приставил дуло к его виску и  сказал,  что,
если он не отдаст  мне  доказательства,  я  убью  его.  Он  начал  потеть  и
лепетать, что просто пошутил. Я чуть нажал курок,  чтобы  побольше  испугать
его.
   Он смолк и вытянул руку вперед. Рука тряслась, но, когда он посмотрел  на
нее, сразу перестала. Он бессильно уронил ее вдоль тела и  посмотрел  мне  в
глаза.
   -  Должно  быть,  из  пистолета  недавно  стреляли  или  у   него   очень
чувствительный курок. Он выстрелил. Я  отскочил  к  стене  и  сбил  какую-то
картинку. Я отскочил от удивления, что пистолет выстрелил, но это  позволило
мне не забрызгаться кровью. Я протер пистолет, сунул ему в руку и положил на
пол рядом с рукой. Он умер сразу. Это была случайность.
   - Зачем портить картину? - я усмехнулся. - Почему не оставить  это  милым
честным убийством?
   - Потому что так было на самом деле. Конечно,  мне  нечем  доказать  это.
Может быть, я все равно убил бы его. А что полиция?
   Я поднялся с кресла и пожал плечами. Я чувствовал себя  страшно  усталым,
измученным и выдохшимся. В глотке саднило от беспрерывной болтовни, и голова
раскалывалась от попыток привести мысли в порядок.
   - О полиции я ничего не знаю, - сказал я. - Мы не слишком  дружны  -  они
подозревают меня в сокрытии информации. И, видит Бог, они правы.  Они  могут
выйти на вас. Если вас никто не видел, если вы не  оставили  там  отпечатков
или даже если оставили, но у них нет причин подозревать вас и проверять ваши
пальчики - тогда они никогда на вас не выйдут. Но если они что-нибудь узнают
о дублоне и о том, что это был Блэшер Мердока, я не берусь предсказать,  как
пойдут ваши дела. Все зависит от того, как вы сможете защищаться.
   - Если бы не мама, - сказал он, - меня бы все это мало волновало.
   Я всегда был неудачником.
   - Но, с другой стороны, - продолжал я, игнорируя душещипательную реплику,
- если пистолет очень чувствителен и вы сможете нанять хорошего  адвоката  и
расскажете правду, вас не посадят. Закон не  любит  шантажистов.  -  Это  не
пройдет, - сказал он. - Я был не в той ситуации. Я ничего не знал о шантаже.
Ваньер предложил мне немного заработать, а я очень нуждался.
   - Угу. Когда дело дойдет до информации, которой он вас шантажировал,  все
пойдет нормально. Старая леди сдастся. Речь пойдет о вашей голове или о  ее.
Она все выложит.
   - Это ужасно, - сказал он. - Просто ужасно.
   - Вам еще повезло с этим пистолетом. Все известные нам люди играли с ним,
как хотели: стирали с него отпечатки, ставили новые. Даже я  поучаствовал  -
просто чтобы не  отстать  от  других.  Это  очень  опасно,  когда  рука  уже
окоченела. Но это надо было сделать. Там был Морни и заставил жену  оставить
пальчики на пистолете.  Он  уверен,  что  это  она  убила  Ваньера;  а  она,
вероятно, уверена, что это сделал он.
   Мердок по-прежнему не сводил с меня глаз. Я покусал губу. Она  показалась
мне твердой, как кусок стекла.
   - Ну ладно, я побежал, - сказал я.
   - Вы хотите сказать, что позволите мне остаться в стороне от всего этого?
- Его голос снова стал несколько высокомерным.
   - Закладывать вас я не собираюсь - если  вы  об  этом.  Но  гарантировать
ничего не могу. Для меня не существует вопросов долга. Я не полицейский,  не
осведомитель и не офицер на службе у  государства.  Вы  говорите,  это  была
случайность. О'кей, случайность.  Я  этого  не  видел.  Но  и  доказательств
противного у меня нет. Я работал на вашу мать, и она вправе рассчитывать  на
мое молчание. Она мне не нравится. И вы мне не нравитесь.  Мне  не  нравится
этот дом. Мне не очень нравится  ваша  жена.  Но  мне  нравится  Мерле.  Она
несколько глуповата и психически не вполне здорова, но тем не менее она мила
в некотором смысле. И я знаю, что с ней делали в этой  проклятой  семейке  в
течение восьми лет. И знаю, что она никого ни из какого окна не выталкивала.
Я доходчиво объясняю? Мердок забормотал что-то невразумительное.
   - Я отвезу Мерле домой, - сказал я. - Я попросил вашу мать послать  утром
вещи девушки ко мне. Если она, занятая игрой в одиночку, забудет об этом, не
проследите ли вы, чтобы это было сделано?
   Он тупо покивал и потом сказал странным, тонким голоском:
   - Вы что, уходите... вот так просто? Я даже...  я  даже  не  поблагодарил
вас. Едва знакомый человек рискует из-за меня... я не знаю, что и сказать.
   - Я ухожу  тем  путем,  каким  иду  всегда,  -  сказал  я.  -  Беззаботно
улыбнувшись и легко помахав ручкой. И с глубокой надеждой, что не увижу  вас
на крючке. Спокойной ночи.
   Я повернулся и вышел. Я осторожно прикрыл дверь, и она  тихо,  но  жестко
щелкнула. Изящный благопристойный  уход,  несмотря  на  всю  омерзительность
ситуации. В последний  раз  я  прошел  вдоль  стены  и  потрепал  по  голове
маленького нарисованного негритенка, потом спустился по пологой лужайке мимо
залитых лунных светом кустов и кедра к машине.
   Я вернулся в Голливуд, купил пинту хорошего виски, снял номер в  отеле  и
долго сидел на краю постели, тупо глядя на свои ботинки и лакая виски  прямо
из горлышка.
   Как пошлый домашний пьяница.
   Когда  я  набрался  достаточно  для  того,  чтобы  в  голове   помутилось
достаточно для того, чтобы перестать думать,  я  разделся  и  лег.  И  через
некоторое время - хоть и не скоро - я уснул.

Глава 35

   Было три часа пополудни, и на ковре в прихожей моей квартиры стояли бок о
бок пять мест багажа. Там был мой желтый саквояж, хорошо ободранный с  обеих
сторон за время путешествий в багажных  отделениях.  Там  были  два  изящных
чемоданчика с  инициалами  "Л.  М.  ".  Там  было  нечто  старое  черное  из
искусственной кожи с инициалами "М. Д. ".
   И один из тех маленьких картонных чемоданчиков, которые  можно  купить  в
любой хозяйственной лавке за один доллар  сорок  девять  центов.  Из  дверей
спальни появился доктор Карл Мосс, посылавший проклятия в  мой  адрес,  -  у
дверей его кабинета давно  томился  в  ожидании  целый  отряд  ипохондриков.
Сладковатый запах его одеколона сшибал меня  с  ног.  Остатками  сознания  я
пытался переварить его слова  и  потом  услышал  свой  голос,  спрашивающий,
сколько времени понадобится Мерле, чтобы окончательно прийти в себя.
   - Это  зависит  от  того,  что  именно  вы  имеете  в  виду  под  словами
"окончательно прийти в себя". У нее всегда  будут  нервы  не  в  порядке,  а
животные инстинкты слабо выражены. Она всегда будет дышать редко  и  пахнуть
снегом. Из нее бы получилась отличная монашка.  Религиозные  мечтания  с  их
ограниченностью, стилизованными эмоциями и суровой целомудренностью были  бы
для нее спасением. В ином случае она, вероятно, превратится в  одну  из  тех
старых дев с кислыми физиономиями, что сидят в  общественных  библиотеках  и
ставят штемпели в книжках.
   - Она не так безнадежна, - сказал я, но он просто улыбнулся своей  мудрой
иудейской улыбкой и вышел в дверь. - И вообще, откуда вам известно, что  они
старые девы, - добавил я, обращаясь к закрытой двери. Я закурил и подошел  к
окну. Вскоре в комнату вошла Мерле и остановилась, глядя на  меня  запавшими
глазами. И на бледном сосредоточенном личике ее не было никакой косметики  -
кроме губной помады.
   - Подрумяньтесь немного, - сказал я. -  Вы  похожи  на  Снегурочку  после
бессонной ночи.
   Она вышла в спальню и подрумянилась. Вернувшись в гостиную, она взглянула
на багаж и мягко сказала:
   - Лесли дал мне два своих чемодана.
   - Да. Я осмотрел ее. Она выглядела очень мило. На ней были рыжие брюки  с
высоким поясом, бело-коричневая рубашка и оранжевый  шарфик.  Она  была  без
очков. Ее огромные ясные синие глаза казались еще немного сонными, -  но  не
больше чем можно было ожидать. Волосы ее были туго зачесаны назад, и тут  уж
я ничего не мог поделать.
   - Я доставляю вам так много хлопот, - сказала она. - Ужасно стыдно.
   - Чепуха. Я говорил с вашими родителями. Они до смерти рады.  Они  видели
вас только два раза за восемь лет и думали, что уже потеряли вас. -  Я  буду
рада повидать их, - сказала она. -  Очень  мило  со  стороны  миссис  Мердок
отпустить меня. Она никогда не могла долго обходиться без меня.
   - Если нам есть о чем поговорить, -  сказал  я,  -  или  если  вы  хотите
что-нибудь сообщить мне, давайте сделаем это сейчас. Я не хочу  ехать  через
все Штаты с нервным расстройством на переднем сиденье.
   Она покусала костяшку пальца и два раза быстро взглянула на меня.
   - Вчера вечером... - она осеклась и покраснела.
   - Давайте  используем  еще  немного  старого  пороху.  Вчера  вечером  вы
сообщили мне, что убили Ваньера. А потом сказали,  что  не  убивали.  Я  это
знаю. Все в порядке.
   Она опустила руку и посмотрела на меня серьезно и без всякого напряжения.
   - Ваньер был мертв задолго до того, как там появились  вы.  Вы  пришли  к
нему, чтобы отдать деньги за миссис Мердок.
   - Нет... за себя, - сказала она. - Хотя, деньги, конечно, платила  миссис
Мердок. Я должна ей больше, чем  смогу  отдать  когда-нибудь.  Конечно,  она
платит мне не так уж много, но это не...
   - То, что она платит вам за  работу  не  так  уж  много,  очень  для  нее
характерно, - грубо прервал ее я. - И то,  что  вы  должны  ей  больше,  чем
сможете отдать когда-нибудь, скорей, правда, чем поэзия. Как бы то ни  было,
все это теперь неважно. Ваньер покончил жизнь самоубийством.  Это  скучно  и
окончательно. А все ваше поведение - в той или иной  степени  игра.  С  вами
случился нервный шок, когда вы увидели в  зеркале  его  оскал,  и  этот  шок
вызвал воспоминание о другом, давнем потрясении - и вы просто  инсценировали
ситуацию по своему странному обыкновению.
   Она застенчиво посмотрела на меня и  кивнула  медно-золотистой  головкой,
как бы соглашаясь.
   - И вы не выталкивали из окна Гораса Брайта, - добавил я.
   Ее лицо передернулось и страшно побледнело.
   - Я... я... - Она зажала рукой рот и потрясенно уставилась на меня.
   - Я не говорил ничего, если бы доктор Мосс не уверил  меня,  что  это  не
повредит вам, и мы можем разобраться во  всем  прямо  сейчас.  Наверное,  вы
действительно верите, что убили Брайта. У вас был и мотив, и возможность, и,
может быть, на какую-то долю секунды у вас был  порыв  воспользоваться  этой
возможностью. Но не  в  вашем  это  характере.  В  последний  момент  что-то
произошло, и вы потеряли  сознание.  Он  действительно  выпал  из  окна,  но
вытолкнули его не вы. Вас заставили поверить в  вашу  виновность.  Это  было
сделано расчетливо, осторожно, с той спокойной жестокостью, какая может быть
свойственна только определенного рода женщине по отношению к другой женщине.
При виде миссис Мердок сейчас вряд ли может прийти в голову мысль о ревности
но это могло быть мотивом. У нее  был  и  лучший  мотив  -  пятьдесят  тысяч
долларов страховки, все, что осталось от потерянного  состояния.  Она  любит
своего сына странной, дикой, властной любовью, характерной для таких женщин.
Она  холодна,  зла,  беспринципна;  и  он  использовала  вас   без   всякого
сострадания и жалости, как страховку на  случай,  если  Ваньер  когда-нибудь
заговорит. Вы были для нее просто козлом отпущения. Если вы хотите  изменить
эту серую, лишенную страстей жизнь, которую вы влачите, вы должны понять все
и поверить мне. Это трудно, я знаю.
   - Это абсолютно невозможно, - спокойно сказала  Мерле,  глядя  на  кончик
моего носа. - Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне. Это правда, я не
очень хорошо все помню... но вы не должны говорить  о  людях  такие  ужасные
вещи.
   Я достал конверт, который нашел у Ваньера. Две фотографии  и  негатив.  Я
подошел к ней и положил снимок ей на колени.
   - О'кей, посмотрите вот это. Ваньер снял это  с  противоположной  стороны
улицы.
   Она взяла снимок.
   - Как, это же мистер Брайт, - сказала она. - Не очень удачная фотография,
правда? А это миссис Мердок - тогда она была миссис Брайт -- прямо  за  ним.
Мистер Брайт, кажется, очень рассержен. - Мерле подняла глаза  и  посмотрела
на меня с каким-то тихим любопытством.
   - Если он здесь кажется рассерженным, - сказал я, то посмотрели бы вы  на
него несколькими секундами позже, когда он шлепнулся.
   - Когда он - что?
   - Посмотрите же, - сказал я  с  ноткой  отчаяния  в  голосе.  -  На  этой
фотографии заснята миссис Элизабет Брайт Мердок, выпихивающая своего первого
мужа из окна офиса. Он падает. Посмотрите на положение его рук. Он визжит от
ужаса. Она стоит за ним, и ее лицо  искажено  ненавистью  или  чем-то  вроде
того. Вы что, не понимаете? Именно это доказательство Ваньер и держал у себя
все эти годы. Мердоки никогда не видели этого снимка и никогда по-настоящему
не верили в его  существование.  Но  он  существовал.  Я  нашел  его  вчера,
благодаря такой же чистой случайности, как та, благодаря которой его удалось
сделать.  Это  можно  расценить  просто  как  торжество  справедливости.  Вы
понимаете?
   Мерле еще раз посмотрела на фотографию и отложила ее в сторону.
   - Миссис Мердок всегда была очень добра ко мне, - сказала она.
   - Она сделала из вас козла отпущения, - сказал я неестественно  спокойным
голосом, как  режиссер  на  скверной  репетиции.  -  Она  хитрая,  жестокая,
хладнокровная особа. Я отдам ей снимок. Я очень хотел бы отдать ей снимок  в
комплекте с крупнокалиберным ружьем на  слонов.  От  этого  меня  удерживает
только мое хорошее воспитание.
   - Да, - сказала Мерле. - Это так. - И я  видел,  что  она  слышит  только
каждое третье  слово  и  услышанному  не  верит.  -  Вы  никогда  не  должны
показывать это миссис Мердок. Это страшно огорчит ее.
   Я взял фотографию, разорвал ее на мелкие клочки  и  выбросил  в  мусорную
корзинку.
   - Может быть, вы когда-нибудь пожалеете о том, что я это  сделал.  -Но  о
том, что у меня есть негатив и еще один снимок, я  умолчал.  -  Может  быть,
однажды ночью - три месяца... три года спустя - вы проснетесь и поймете, что
я говорил вам правду. И,  может  быть,  тогда  вам  захочется  взглянуть  на
фотографию еще раз. Но я могу и ошибаться. Может быть,  вас  как  раз  очень
разочарует тот факт, что вы никого не убивали. Это мило. В любом случае  это
очень мило. Теперь мы спускаемся вниз, садимся в  машину  и  едем  в  Вичиту
навестить ваших родителей. Не думаю, что вы вернетесь к миссис Мердок, но  я
и здесь могу заблуждаться. И больше об этом мы говорить не будем. Никогда.
   - У меня нет денег, - сказала Мерле.
   - У вас есть пятьсот долларов, которые послала вам миссис Мердок.
   Они у меня в кармане.
   - Это ужасно мило с ее стороны, - сказала Мерле.
   - О-о, дьявольщина, - простонал я и вышел в кухню  хватить  полстаканчика
перед отъездом.
   Мне  не  полегчало.  Мне  просто  захотелось  вскарабкаться  по  стене  и
прогрызть себе выход в потолке.

Глава 36

   Я отсутствовал десять дней. Родители Мерле были робкие, добрые, спокойные
люди, жившие в старом домике на тихой тенистой улочке. Они поплакали,  когда
я рассказал им ту часть истории, которую им можно было знать.  Они  сказали,
что рады возвращению дочери, что будут заботиться о  ней,  и  сильно  винили
себя во всем - и я не мешал им это делать.
   Когда я уезжал, Мерле в домашнем фартучке раскатывала тесто  для  пирога.
Она вышла к двери, вытирая руки о фартук, поцеловала меня в губы,  заплакала
и убежала в комнату, после чего в коридоре появилась  ее  мать  и  с  доброй
широкой улыбкой проводила меня и помахала вслед моей машине.
   Когда их домик  исчез  за  поворотом,  у  меня  возникло  такое  забавное
ощущение, будто я написал стихотворение и оно было прекрасным, но я  потерял
его и никогда больше не вспомню.
   По возвращении я позвонил  Бризу  и  отправился  к  нему  разузнать,  как
продвигается дело Филлипса. Они раскрыли его очень аккуратно,  в  правильном
соотношении используя  жесткую  логику  и  всегда  присутствующую  интуицию.
Супруги Морни в полиции так и не появились, но кто-то позвонил в управление,
сообщил о выстреле в доме Ваньера и быстро повесил трубку.  Эксперту  совсем
не понравились отпечатки  пальцев  на  пистолете.  Но  в  конце  концов  все
согласились с тем, что это было  самоубийство.  Потом  один  следователь  по
имени Лэки из Центрального управления решил проверить пистолет и  обнаружил,
что пистолет с таким описанием разыскивается в связи с делом Филлипса.  Хенч
опознал его, и,  что  гораздо  важней,  на  кольте  удалось  найти  половину
отпечатка его пальца.
   Имея эту информацию, они еще раз проверили квартиры Хенча  и  Филлипса  и
нашли один отпечаток пальца Ваньера на кровати  Хенча  и  один  -  на  ручке
смывного бачка в туалете Филлипса. Они  побегали  по  округе  с  фотографией
Ваньера и выяснили, что его видели на улице дважды, а в боковой улочке -  по
меньшей мере трижды. Странно, но в самом доме его  никто  не  видел  или  не
признался в этом.
   Теперь им не хватало только мотива. Его им  любезно  предоставил  Тиджер,
арестованный в Солт-Лейк Сити за попытку сбыть дублон Брэшера коллекционеру,
который решил, что монета подлинная, но краденая. В отеле  у  Тиджера  нашли
дюжину таких монет - и  одна  из  них  оказалась  подлинной.  Откуда  дублон
появился у Ваньера, Тиджер не знал, и полиция этого тоже никогда не  узнала.
Шума в газетах  в  связи  с  этим  делом  было  достаточно,  чтобы  владелец
прослышал о  нахождении  монеты  и  объявился.  Но  владелец  не  объявился.
Ваньером полиция больше не интересовалась - раз  он  оказался  убийцей.  Его
смерть так и оставили самоубийством, хотя некоторые сомнения  на  этот  счет
имелись.
   Тиджера вскоре отпустили, потому что вряд ли он знал об убийствах,  и  на
него навесили только попытку мошенничества. Золото он  покупал  легально,  а
изготовление вышедшей из употребления монеты законом не преследовалось. Штат
Юта отказался с ним возиться.
   В признании Хенча они не верили ни минуты. Бриз сказал, что просто  давил
на меня на случай, если я что-то скрываю. Он знал, что я  не  допущу,  чтобы
невиновного держали за решеткой из-за меня.  Но  Хенчу  в  любом  случае  не
повезло. Они поставили его  по  стойке  смирно  и  навесили  на  него  и  на
итальяшку по имени Гаэтано  Приско  пять  вооруженных  нападений  на  винные
лавки, во время одного из которых был убит  человек.  Я  никогда  не  узнал,
приходится ли этот  Приско  родственником  Палермо,  но  его  все  равно  не
поймали.
   - Ну как? - спросил Бриз, когда изложил все это.
   - Два вопроса не вполне ясны, - сказал я. - Почему Тиджер бежал и  почему
Филлипс жил на Курт-стрит под вымышленным именем?
   - Тиджер бежал, потому что старик-лифтер сообщил  ему,  что  Морнингстара
убили, и он почуял, что дело пахнет керосином. Филлипс воспользовался именем
Ансона, так как за его автомобилем гонялась налоговая инспекция,  а  он  был
практически нищ и в полном отчаянии. Это же объясняет  и  то,  почему  такой
милый молодой болван, как он, ввязывается в историю, которая кажется  темной
с самого начала.
   Я кивнул в знак согласия.
   Бриз проводил меня до двери. Он положил  тяжелую  руку  мне  на  плечо  и
крепко сжал его:
   - Помнишь, ты распинался о деле Кассиди перед  нами  со  Спрэнглером  той
ночью у себя в квартире?
   - Да.
   - Ты потом сказал Спрэнглеру, что никакого дела Кассиди не было. Оно было
- только имя другое. Я его вел.
   Он снял руку с моего плеча, распахнул дверь и улыбнулся мне.
   - Что касается дела Кассиди, - сказал он, - и что я об  этом  думаю...  я
могу иногда навесить  кому-то  больше,  чем  он  заслуживает.  Что-то  вроде
выплаты с грязных миллионов пособия ломающимся на работе паренькам  -  вроде
меня... или вроде тебя. Пока.
   Была ночь. Я вернулся домой, влез в  старую  домашнюю  одежду,  расставил
шахматы, приготовил коктейль и разыграл одну из  партий  Капабланки.  В  ней
было пятьдесят пять ходов. Прекрасная, холодная,  безжалостная  игра,  почти
бросающая в дрожь своей молчаливой неумолимостью.
   Закончив партию, я подошел к окну  и  постоял  немного,  прислушиваясь  и
вдыхая аромат ночи. Потом я пошел на кухню, сполоснул стакан, набрал в  него
ледяной воды  и  долго  стоял  возле  умывальника,  и  пил  воду  маленькими
глотками, и смотрел в зеркало.
   - Ты - и Капабланка, - сказал я. 6


5





В ГОРАХ НЕ БЫВАЕТ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Реймонд ЧЭНДЛЕР



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.org.ru


Глава 1

   Письмо принесли около полудня. На дешевом конверте обратный  адрес  -
ф. Ш. Лейси, Пума Пойнт, Калифорния,  а  внутри  чек  на  сто  долларов,
подписанный Фредериком Ш. Лейси,  и  лист  белой  бумаги  со  множеством
опечаток:

   "Мистер Джон Эванс. Дорогой сэр.
   Я  знаю  о  вас  от  Лена  Эстервальда.  У  меня  очень   срочное   и
конфиденциальное  дело.  Высылаю  задаток.  Пожалуйста,   если   можете,
приезжайте в Пума Пойнт в четверг днем или вечером, зарегистрируйтесь  в
Индиан Хед отеле и позвоните мне по телефону 23-06.
   Ваш Фред Лейси".

   В эту неделю я бездельничал, и предложение оказалось кстати. Банк, на
который выписан чек, находился в  шести  кварталах.  Я  получил  деньги,
позавтракал, взял машину и отправился в путь.
   В долине стояла жара, а в Сан-Бернандино было еще жарче. И на  высоте
пять тысяч футов по дороге  к  озеру  Пума  вообще  нечем  было  дышать.
Чуть-чуть прохладнее стало, когда я проехал сорок из пятидесяти миль  по
извилистому шоссе. Однако у плотины по-прежнему было душно. Я направился
по южному берегу озера мимо  гранитных  валунов,  лагерей  и  кемпингов,
расположенных на ровных местах. В Пума Пойнт прибыл  ранним  вечером.  К
этому времени я был голоден, как волк.
   Индиан Хед отель оказался коричневым  зданием,  находящимся  на  углу
напротив дансинг-холла. Я зарегистрировался и поднялся наверх  в  номер,
мрачную комнату с овальным ковриком на полу и стенами из сосновых досок,
на которых  висел  только  календарь  магазина  скобяных  изделий,  весь
скрученный от жаркого горного лета. В углу стояла двуспальная кровать. Я
умылся и спустился вниз поужинать.
   Внизу рядом с  холлом  располагался  ресторан  с,  баром,  в  котором
коротали вечер  множество  мужчин  в  костюмах  спортивного  покроя,  от
которых пахло спиртным, и женщин в брюках и шортах с  ярко  накрашенными
красными ногтями и грязными руками. По ресторану слонялся какой-то тип с
сигарой во рту и бровями как у Джона Л. Льюиса <Американский профсоюзный
лидер.>. Худощавый кассир  в  рубашке  с  коротким  рукавом  и  бледными
глазами пытался узнать результаты скачек в Голливуд Парке по  маленькому
приемнику, но было столько помех, как в плохом  пюре  воды.  Из  темного
угла доносились звуки оркестра из пяти музыкантов  в  белых  пиджаках  и
лиловых рубашках, тщетно пытающихся заглушить шум посетителей.
   Я поклевал то, что они называют ужином,  выпил  бренди  и  отправился
звонить. Хотя еще не стемнело, уже горели  неоновые  фонари.  Вечер  был
наполнен шумом автомобильных сигналов,  пронзительными  криками,  стуком
шаров, треском ружей 22-го калибра из тира, музыкой  из  джук-боксов.  С
озера доносилось ворчание моторных лодок. Я шел  по  пыльному  тротуару,
следуя  находящейся  на  почте  стрелкенадписи  "Телефон",  и   внезапно
очутился в тишине и прохладе сосновой рощи. Передо мной дорогу пересекла
ручная олениха с кожаным ошейником. Телеграф располагался в  бревенчатом
домике, в углу которого находилась  телефонная  будка.  Я  закрыл  дверь
кабины, опустил в аппарат пятикопеечную монету и набрал  23-06.  Ответил
женский голос:
   - Могу я поговорить с мистером Фредом Лейси? - спросил я.
   - Кто это?
   - Эванс.
   - Мистера Лейси сейчас нет, мистер Эванс. Вы договаривались о звонке?
- она ответила на  мой  вопрос  двумя,  и  мне  это  не  понравилось.  Я
поинтересовался:
   - Вы миссис Лейси?
   - Да, я миссис Лейси, - мне показалось, что ее голос  напряжен,  хотя
встречаются люди, которые всегда говорят такими голосами.
   - Я по делу. Когда он вернется?
   - Точно не знаю. Наверное, позже вечером. Что...?
   - Где вы живете, миссис Лейси?
   - В... в Болл Сейдж, примерно две мили западнее поселка.  Вы  звоните
из поселка? Вы...?
   - Я перезвоню через час, миссис Лейси. - И я повесил трубку.
   В противоположной углу за маленьким столом смуглая девушка  в  брюках
что-то писала в регистрационном журнале. Она улыбнулась и спросила:
   - Как вам нравятся горы?
   - О, они выше всяких похвал.
   - Здесь очень тихо и спокойно, - заметила  она,  -  Согласен.  Знаете
Фреда Лейси?
   - Лейси? Да, они только что поставили телефон. Лейси купили Болдуина,
который пустовал два года. Они живут на краю Болл Сейдж Пойнта в большом
доме на высоком обрыве над озером. Из дома открывается прекрасный вид на
озеро. Вы знаете мистера Лейси?
   - Нет, - ответил я и вышел на улицу.
   Ручная  олениха  стояла  на  дороге.   Я   безрезультатно   попытался
оттолкнуть ее, затем обошел, направился в Индиан Хед и сел в машину.
   На восточной окраине поселка находилась заправочная станция. Я  залил
полный бак бензина и спросил, как доехать до Болл Сейдж Пойнта.
   - Очень легко. Болл Сейдж Пойнт можно найти безо  всяких  трудностей.
Проедете с полторы мили по этой дороге мимо католической церкви и лагеря
Кинкейда и около пекарни повернете  направо.  Затем  доедете  до  лагеря
виллертоновских ребят и свернете на  первую  слева  грязную  и  разбитую
грунтовку. С нее зимой никто не чистит снег, но сейчас лето. Знаете  там
кого-нибудь?
   - Нет, - я протянул деньги. Он вернулся со сдачей.
   - Там очень тихо и спокойно. Как вас зовут?
   - Мэрфи.
   - Рад познакомиться, мистер  Мэрфи.  -  Мужчина  пожал  мне  руку.  -
Заезжайте в любое время. С удовольствием обслужу вас. Значит,  вам  надо
ехать прямо по этой дороге...
   - Хорошо. - И я уехал, оставив его с открытым ртом.
   Мне показалось, что я теперь сумею добраться до  Болл  Сейдж  Пойнта.
Поэтому развернулся и поехал назад. Вполне вероятно, что Фред  Лейси  не
будет в восторге, когда я заявлюсь к нему домой.
   Через полквартала от гостиницы  находилась  лодочная  станция.  Затем
дорога повернула на восток. Уровень воды в  озере  был  невысок.  Коровы
щипали жухлую травку, росшую в местах, затапливаемых  весною.  Несколько
рыбаков на моторках терпеливо ловили окуней. Примерно  через  милю  луга
закончились, и дорога обогнула длинную  косу,  поросшую  можжевельником.
Недалеко от озера стоял танцевальный павильон. Несмотря на  то,  что  на
такой высоте еще не стемнело, в павильоне  уже  зажгли  свет,  и  оттуда
доносились звуки музыки. Оркестр гремел так,  словно  сидел  у  меня  за
пазухой. Хриплый женский голос пел "Песенку  дятла".  Постепенно  музыка
стихла, и дорога стала ухабистой. Я проехал последний домик, стоящий  на
берегу. Теперь, кроме сияния воды, сосен и можжевельника, вокруг  ничего
не было. Я остановился почти на краю косы и подошел к огромному упавшему
дереву. Сел на сухую землю, прислонился к сосне и закурил трубку. Стояла
такая тишина, словно цивилизация находилась где-то  далеко.  У  дальнего
берега озера почти неслышно скользили две  моторки,  а  на  моем  берегу
только очень медленно темнела в горных сумерках тихая  вода.  Интересно,
кто, черт побери, этот Лейси, что ему нужно и почему он не остался  дома
или хотя бы оставил записку, если его дело было таким срочным? Я не стал
ломать голову над такой ерундой в этот тихий прекрасный вечер, а  просто
курил и смотрел на озеро и небо. На голой верхушке  высокой  сосны  тихо
сидела малиновка. Наверное, уже поздно петь вечернюю песенку.
   Через полчаса я встал, сделал в мягкой  земле  каблуком  ямку,  выбил
трубку  и  засыпал  пепел  землей.  Затем  безо  всякой  причины  сделал
несколько шагов к воде, оказался у корней дерева и увидел ногу.
   На ней был белый парусиновый туфель, примерно того же размера, что  и
мой. Я обошел корни. Рядом находилась вторая нога  в  белом  парусиновом
башмаке.  Белые  с  черной  полосой  штаны,  спортивная   светло-зеленая
свободная  рубашка  с  карманами,  как  у  свитера.   Верхняя   пуговица
отсутствовала, и в разрез виднелась волосатая грудь. Под  деревом  лежал
загорелый средних лет мужчина, наполовину облысевший. Над полными губами
тонкая ниточка усов, а  из  слегка  приоткрытого  рта  блестели  крепкие
здоровые зубы. Судя по физиономии, этот парень не голодал, и его вряд ли
мучили беспокойства. Глаза смотрели в небо.
   На левой стороне зеленой спортивной рубашки расплылось красное  пятно
размером с тарелку. В центре пятна, кажется, пулевое отверстие,  хотя  я
не был уверен, так как начало темнеть.

Глава 2

   Я нагнулся над телом. В карманах рубашки нащупал спички и сигареты, в
брюках - ключи и мелочь. Перекатил труп на бок. Тело все еще было теплым
и мягким. В задней кармане лежал бумажник из  шершавой  кожи,  сделанный
так, чтобы идеально входить в карман.
   В бумажнике оказалось двенадцать долларов и несколько карточек.  Меня
больше всего интересовало водительское  удостоверение.  Зажег  спичку  и
прочитал имя владельца: Фредерик Шилд Лейси.
   Я засунул бумажник обратно и обошел труп,  внимательно  посмотрел  по
сторонам. Ни на берегу, ни  на  воде  никого  не  было  видно.  В  таких
сумерках вряд ли кто-нибудь сумеет рассмотреть, что  я  делаю,  если  не
будет находиться поблизости.
   Отошел на несколько шагов и стал искать свои следы.
   Земля была устлана толстым ковром из осыпавшихся много  лет  сосновых
иголок и превратившейся в порошок гнилой коры и веток.
   В четырех футах от трупа,  почти  под  деревом,  лежал  револьвер.  Я
нагнулся, но трогать не стал. Это был кольт  22-го  калибра  с  костяной
ручкой. Он наполовину погрузился в пыльную, коричневую массу  из  гнилой
древесины. Вокруг ползали  огромные  черные  муравьи,  один  из  которых
забрался на дуло.
   Я огляделся еще раз. С озера доносился кашель выключаемого  двигателя
моторки, но самой лодки видно не было.  Я  направился  к  машине.  Когда
почти добрался до цели, в кустах  манзаниты  <Толокнянка,  кустарниковое
растение.> тихо встала маленькая фигура. Тусклые лучи заходящего  солнца
сверкнули  на  очках  и  на  каком-то  предмете,  находящемся  в   руках
коротышки.
   - Пожалуйста, руки вверх, - прошипел голос.
   Можно было попытаться быстро выхватить  револьвер.  Однако  я  поднял
руки, так как сомневался, что сумею опередить малыша.
   Когда человек вышел из-за кустов, оказалось, что сверкающий предмет в
его руке, как и следовало ожидать, был большой пистолет, направленный на
меня. Изо рта под черными усиками сверкнул золотой зуб.
   - Повернитесь кругом, пожалуйста, - успокаивающе произнес похожий  на
детский, тонкий голос. - Видели труп?
   - Послушайте. Я приезжий...
   - Быстро повернитесь кругом, - холодно проговорил мужчина.
   Я повернулся.
   Почувствовал, как дуло пистолета уперлось в спину.
   Легкая проворная рука нащупала револьвер в кобуре  под  мышкой.  Пока
тонкий голос успокаивающе шипел,  рука  двинулась  к  бедру  и  бумажник
исчез.  Похож  на  профессионального  карманника  -  я  едва  чувствовал
прикосновение его руки.
   - Смотрю, что в бумажнике. Не шевелитесь. - И пистолет  оторвался  от
моей спины.
   Сейчас можно было рискнуть. Опытный и ловкий парень мог бы рухнуть на
землю,  сделать  заднее  сальто  с  колен  и  вскочить  на  ноги  уже  с
револьвером в руках. Весь фокус бы занял доли секунды.  Быстрый  человек
мог бы сделать коротышку-очкарика так же легко, как старуха  вытаскивает
вставные зубы - одним движением. Но я не считал себя быстрым  и  ловким,
чтобы скакать, как кузнечик.
   Бумажник вновь оказался в моем  заднем  кармане,  а  пистолет  уперся
между лопаток.
   - Так, - тихо заметил очкарик. - Зря сюда приехали.
   Уезжайте домой. Если ничего не скажете, получите пятьсот долларов.  -
Идет. У вас есть мой адрес?
   - Очень смешно, - проворковал малыш. - Ха, ха... Что-то сзади ударило
мое правое колено, и нога подогнулась, как всегда бывает, когда бьют  по
этому месту. В  ожидании  удара  пистолетом  качала  болеть  голова,  но
очкарик провел меня и нанес удар каменным  ребром  маленькой  ладони  по
шее.
   Когда очнулся, показалось, что лежу в маленькой комнате без воздуха с
закрытыми окнами, на спине находится тонна  кирпичей,  а  во  рту  полно
иголок.
   Я издавал какие-то звуки,  на  которые  никто  не  обращал  внимания.
Послышался звук приближающейся моторной лодки, затем тихие шаги, хриплое
дыхание, и шаги удалились. Через минуту человек вернулся.
   - Что случилось, Чарли? - раздался грубый голос с акцентом.
   - Ничего, - спокойно ответил Чарли. - Он  курил  трубку  и  любовался
озером. - Отдыхающий, ха, ха.
   - Он видел труп?
   - Нет, - почему-то ответил Чарли.
   - О'кей, пошли.
   - Ах, как жаль, - заметил Чарли. - Как жаль. -  С  моей  спины  сняли
груз. - Как жаль, - вновь произнес Чарли. - Но делать нечего.
   На этот раз он не стал шутить и ударил пистолетом.  По-моему,  прошло
немало времени, прежде чем я очухался.
   Я стоял на коленях, жалобно скуля. Затем упер в  землю  одну  ногу  и
тыльной стороной ладони вытер лицо. Поставил  вторую  ногу  и  с  трудом
поднялся...
   Впереди блестела лунная дорожка, а справа лежало  большое  дерево.  Я
все вспомнил и медленно двинулся к сосне,  осторожно  массируя  пальцами
голову. Место удара распухло, кожа  стала  мягкой,  но  крови  не  было.
Попытался найти шляпу и вспомнил, что оставил ее в машине.
   Я обошел сосну. Такая яркая луна бывает в горах иди в пустыне. Под ее
светом можно читать газету. Так же легко можно было увидеть, что тело  и
револьвер с ползающими по нему муравьями исчезли. Никаких следов, словно
прошлись граблями.
   Я прислушался, но, кроме шума крови  в  голове,  ничего  не  услышал.
Появилась головная боль. Затем я вспомнил о  своем  револьвере.  Его  не
тронули, так же как бумажник. Деньги тоже не взяли.
   Потащился  к  машине.  Хотелось  вернуться  в  отель,   выпить   пару
стаканчиков и завалиться. Через некоторое время, не сейчас,  надо  будет
встретиться с  Чарли,  но  сначала  необходимо  отлежаться.  Я  взрослый
парень, и мне нужен отдых.
   Забрался в машину  и  выехал  на  грязную  грунтовку.  По  дороге  не
встретил ни одного авто. В павильоне продолжались танцы, и хриплый голос
пел: "Я никогда не улыбнусь опять". Добравшись до шоссе, я включил  фары
и помчался к поселку.
   Полицейский участок располагался в однокомнатной хибаре, сложенной из
сосновых бревен, примерно в полуквартале от лодочной  станции,  напротив
пожарного депо. За стеклянной дверью горел свет.
   С минуту я наблюдал за  избушкой.  На  вращающемся  стуле  за  старым
столом сидел мужчина без шляпы. Я  уже  начал  выходить,  но  передумал,
захлопнул дверь и отправился отрабатывать сто долларов.

Глава 3

   В  двух  милях  от   поселка   около   пекарни   свернул   на   вновь
заасфальтированную дорогу, ведущую к озеру. Проехал мимо пары  кемпингов
и увидел коричневые  палатки  детского  лагеря,  между  которыми  горели
фонари. Из большой палатки доносился звон посуды. Чуть  подальше  дорога
обогнула узкий заливчик... На отходящей в сторону грязной грунтовке было
много выбоин, в грязи валялись камни, а деревья росли  так  близко,  что
ветви почти закрывали  дорогу.  Мелькнули  несколько  старых  освещенных
домиков, сделанных из не струганных сосновых досок. Затем дорога  начала
подниматься в гору, деревья исчезали, и показался большой  дом,  стоящий
на краю обрыва над озером. Из крыши торчали две дымовые  трубы.  Коттедж
окружал поржавевший забор. Со стороны озера находилось длинное  крыльцо,
ступеньки  которого  спускались  к  самой  воде.  Фары  осветили  доску,
прибитую к дереву, с именем владельца. Все правильно - дом Болдуина.
   В открытом гараже  стоял  автомобиль.  Я  зашел  в  гараж  и  пощупал
выхлопную трубу. Она была холодной. Прошел через поржавевшие  ворота  по
тропинке, обложенной камнями, к крыльцу. Когда я добрался до крыльца, из
дома вышла  женщина.  Из-за  ее  высокой  фигуры  выскочила  шелковистая
собачка, прыгнула и ударила меня в живот передними лапами. Она упала  на
землю и начала бегать кругами, фыркая с одобрением.
   - Лечь, Шайни! - приказала высокая женщина. - Лечь! Ну что за смешная
собачка! Наполовину койот.
   Собака бросилась в дом.
   - Вы миссис Лейси? - поинтересовался я. - Эванс. Я звонил  вам  около
часа назад.
   - Да, я миссис Лейси. Муж еще не вернулся. Я... входите.
   Закрыв дверь, хозяйка посмотрела на меня, затем слегка пожала плечами
и уселась в плетеное кресло. Я сел в такое же. Откуда-то выскочила серая
собака с острым носом и длинным  пушистым  хвостом.  Запрыгнула  мне  на
колени, лизнула чистым язычком в нос и спрыгнула на пол.
   В  длинной  комнате  находилось  много  окон  с  не   очень   чистыми
занавесями. Большой камин, индейские циновки, два диванчика с выцветшими
кретоновыми ковриками над ними, еще плетеная мебель, по-моему, не  очень
удобная. На стене висели оленьи рога, причем одна пара шестиконечная.
   - Фред еще не вернулся, - повторила миссис Лейси. - Не  знаю,  почему
он задерживается.
   Я кивнул. Ее бледное лицо было напряжено. Женщина  носила  двубортный
ярко-красный  пиджак  с  медными  пуговицами,  серые  фланелевые  брюки,
сандалии на деревянной подошве из свиной кожи,  надетые  на  босу  ногу.
Вокруг  шеи  ожерелье  из  янтаря  с  прожилками,  а  в  темных,  слегка
растрепанных волосах старая лента из розового материала.  Миссис  Лейси,
судя по всему, было лет тридцать пять.  Такую  поздно  учить,  как  надо
одеваться.
   - Вы к мужу по делу?
   - Да. Он попросил приехать, остановиться в Индиан Хед и позвонить.
   - О... в Индиан  Хед,  -  произнесла  она,  словно  эти  слова  имели
глубокий смысл. Женщина положила ногу на ногу. Ей не понравилось, и  она
поменяла ноги местами. Наклонилась  вперед  и,  подперев  лицо  ладонью,
спросила: - Чем вы занимаетесь, мистер Эванс?
   - Я частный  детектив.  -  Это...  это  по  поводу  денег?  -  быстро
произнесла она.
   Я кивнул. Риска не  было,  -  так  как  обычно  все  дела  связаны  с
деньгами. Во всяком случае, дело действительно касалось сотни, лежащей в
моем кармане.
   - Конечно, - согласилась она. - Естественно. Хотите выпить?
   - Очень.
   Она принесла из маленького деревянного бара два стакана.  Мы  выпили,
глядя друг на друга через края стаканов. - Индиан Хед, - сказала  миссис
Лейси. - Мы останавливались там на два дня, пока  убирали  дом.  В  доме
никто не жил. В нем было так много грязи.
   - Не сомневаюсь, - не стал возражать я.
   - Говорите, муж написал вам? - она смотрела в  стакан.  Наверное,  он
вам все рассказал?
   Я предложил ей сигарету. Она  было  протянула  руку,  затем  покачала
головой и положила руку на колено. Миссис Лейси  с  опаской  глянула  на
меня.
   - Временами его трудно было понять, - объяснив я.
   Мы пристально смотрели друг на друга. Я тихо  дышал  в  стакан,  пока
стенки не запотели.
   - По-моему, нам нечего скрывать друг от друга. Хотя я  знаю  об  этом
деле больше, чем Фред думает.  Он  не  знает,  например,  что  я  видела
письмо.
   - Которое он написал мне?
   - Нет, которое он получил из Лос-Анджелеса. Там был отчет  по  поводу
десятидолларовой банкноты.
   - Как вам это удалось? - поинтересовался я.
   Она не очень весело рассмеялась.
   - Фред вел себя скрытно, а это Ошибка, если имеешь дело с  женщинами.
Я вытащила письмо из кармана и заглянула в него, когда муж  находился  в
ванной.
   Я кивнул, отхлебнув из стакана, и сказал: "Угу". Это слово меня ни  к
чему не обязывало, что вполне меня устраивало, так как я не  понимал,  о
чем идет речь.
   - Но как вы узнали, что оно в кармане?
   - Мы были вместе на почте, - чуть весело засмеялась она. - Я  видела,
что в письме деньги и что оно из Лос-Анджелеса. Я знала, что Фред послал
десятку Другу, который разбирается  в  деньгах.  Поэтому  нетрудно  было
догадаться, что в письме ответ. Так оно и оказалось.
   - Похоже, Фреду не удалось скрыть все это, - заметил я.
   - Что было в письме?
   Она слегка покраснела.
   - Не знаю, должна ли я говорить вам? Я не уверена, что вы детектив  и
что ваша фамилия Эванс.
   - Ну что же. Это можно  спокойно  прояснить,  -  я  встал  и  показал
документы. Когда снова сел, собачонка обнюхала мои брюки. Я погладил  ее
голову, и моя рука оказалась вся в слюнях.
   - В письме говорилось, что банкнота была отлично сделана и что бумага
в особенности выше всяких похвал.  Но  при  тщательном  сравнении  можно
обнаружить мельчайшие различия в приводке. Что это значит?
   - Это значит, что посланная десятка была напечатана не  государством.
Что-нибудь еще?
   - Да. Под черным светом (что это значит?) видны маленькие различия  в
составе чернил. Но в письме  подчеркивалось,  что  невооруженным  глазом
подделку  не  обнаружить  и  что  десятка  одурачит  любого  банковского
кассира.
   Я опять кивнул. Такого оборота событий я не ожидал.
   - От кого было это письмо, миссис. Лейси?
   - Я не знаю, кто написал это письмо. Он подписался  Биллом.  Это  был
обычный лист бумаги. А, еще  кое-что.  Билл  написал,  что  Фред  должен
немедленно передать десятку в ФБР, потому что эти деньги  нанесут  много
бед, если попадут в обращение. Но, конечно, Фред не  стал  обращаться  в
Бюро, а написал вам.
   - Конечно, - заметил я. - Это был выстрел в темноте,  и  вряд  ли  он
попал куда-нибудь. По крайней мере, не в этой тьме.
   Она кивнула, словно я что-то сказал.
   - Чем сейчас занимается Фред?
   - Тем же, чем и раньше. Бриджем и покером. В бридж он  играет  каждый
день в спортивном клубе, а в покер по ночам. Так что сами понимаете,  он
не может связаться с фальшивыми деньгами, даже  в  самой  незначительной
степени. Всегда найдется человек, который не поверит, что он ни при чем.
Фред также играет на скачках, но это для развлечения. Так  он  заработал
пятьсот долларов, которые, положил мне в туфельку в качестве подарка:  в
Индиан Хед отеле.
   Мне хотелось выскочить на двор, немного повыть  на  луну,  поколотить
себя по груди, чтобы выпустить пар. Но  все,  что  я  мог  сделать,  это
сидеть и с умным  видом  хлебать  коктейль.  Я  допил  стакан,  позвякал
кубиками льда, и хозяйка принесла еще.  Отхлебнул,  глубоко  вздохнул  и
сказал:
   - Если банкнота настолько хороша, как он узнал,  что  она  фальшивая?
Понимаете, о чем я?
   - О... понимаю. - Ее глаза слегка расширились. - Нет,  конечно,  нет.
Их было пятьдесят десятидолларовых бумажек, все новые, а в  туфельку  он
положил совсем не эти деньги. Интересно, подумал я,  если  я  вырву  все
волосы, мне станет легче? Голова так раскалывалась, что я не мог думать.
   Чарли. Старина Чарли, О'кей, скоро я вернусь со своей бандой.
   - Послушайте, миссис Лейси. Он мне не сказал о туфельке. Фред  всегда
держит деньги в туфлях или на этот раз так  получилось  потому,  что  он
выиграл их на скачках, а лошади носят подковы?
   - Говорю вам, это был подарок. Когда я надену туфельку, то,  конечно,
сразу найду деньги.
   - О, - я пожевал верхнюю губу. - Но вы не нашли их?
   - Как я могла их найти, если послала служанку в обувную мастерскую  в
поселок, чтобы они починили эти туфли. Я не заглянула вовнутрь.  Я  ведь
не знала, что Фред что-то в них положил.
   Вдали мелькнул свет, очень слабый, как от светлячка.
   Кажется, дело начало проясняться, хотя и очень  медленно.  -  И  Фред
узнал об этом, - заметил я. - Итак, горничная отнесла туфли  в  поселок.
Что дальше?
   - Гертруда, так зовут горничную, тоже заявила, что не заметила денег.
Поэтому Фред, когда узнал об этом, пошел в обувную  мастерскую.  Обувщик
еще не  взялся  за  них,  и  поэтому  деньги  лежали  в  туфельке.  Фред
досмеялся, спрятал деньги и дал обувщику пятерку,  потому  что  все  так
удачно сложилось. Я закончил второй коктейль  и  облокотился  на  свинку
стула. - Теперь ясно. Когда Фред разглядел их, то понял, что это  не  те
деньги, так как он клал в туфельку не только десятки и не все новые.
   Она удивилась, что я все знаю. Интересно, какое письмо,  она  думает,
написал мне ее муж?
   - Итак, Фред предположил, - продолжил я, -  что  деньги  заменили  не
случайно.  Он  послал  одну  банкноту  другу  на  проверку.   В   ответе
говорилось, что это фальшивка, хотя и хорошая. Кого  он  расспрашивал  в
отеле?
   - Никого, по-моему, за исключением Гертруды. Он  не  хотел  поднимать
шум. Кажется, муж написал только вам.
   Я погасил сигарету и посмотрел в окно  на  освещенное  лунным  светом
озеро,  по  которому  тихо  скользил  катер   с   сильным   прожектором,
исчезнувший за покрытым деревьями мысом.
   Я взглянул на миссис Лейси. Ее подбородок все еще покоился  на  худой
руке, а глаза были где-то далеко.
   - Жаль, что Фреда нет, - произнесла она.
   - А где он?
   - Не знаю. Он уехал с Франком  Людерсом  из  Вудлэнд  Клаба,  что  на
противоположном берегу озера. Фред  сказал,  что  Людерс  владеет  долей
клуба. Недавно я позвонила мистеру Людерсу и выясняла, что Фред вышел  в
поселке около почты. Я думала, что он позвонит и попросит меня  приехать
за ним. Мужа уже нет несколько часов. -  Может,  он  играет  в  карты  в
Вудлэнд Клабе?
   Она кивнула.
   - И все же он всегда звонил.
   Я с минуту смотрел на пол, стараясь убедить себя, что  я  не  подлец.
Затеи встал.
   -  Мне,  наверное,  лучше  вернуться  в  отель.  Кстати,  кажется,  я
встречался с мистером Лейси. Он плотный мужчина лет сорока пяти, немного
лысый, с усиками?
   Она проводила меня до двери.
   - Да, это Фред.
   Миссис Лейси закрыла собаку в доме и стояла на  крыльце,  пока  я  не
уехал. Господи, она выглядела такой одинокой!

Глава 4

   Я лежал на кровати, жевал сигарету и пытался понять, почему я  должен
ковыряться в этом деле, когда раздался  стук  в  дверь.  В  номер  вошла
девушка в рабочем халате с полотенцами. У нее были  темно-рыжие  волосы,
длинные ноги, и она знала, как  надо  пользоваться  косметикой.  Девушка
извинилась, повесила полотенца на вешалку и направилась к двери,  искоса
посмотрев на меня. Ее ресницы при этом задрожали.
   - Хэллоу, Гертруда, - рискнул я.
   Она остановилась, повернула рыжую головку, и  ее  рот  приоткрылся  в
улыбке.
   - Как вы узнали мое имя?
   - Я не знал. Просто я хочу  поговорить  с  горничной,  которую  зовут
Гертрудой.
   Она облокотилась на дверь, зажав под мышкой полотенца.
   - Вот как? - Ее ленивые глаза изучали меня.
   - Постоянно живете здесь или приезжаете на лето? поинтересовался я.
   - Нет, я здесь не живу. - Ее губы искривились. - Жить рядом  с  этими
горными кретинами!.. Нет, уж увольте.
   - У вас все в порядке?
   Она кивнула.
   -  И  я  не  нуждаюсь  в  компании,  мистер.  -  Однако   создавалось
впечатление, что ее  можно  уговорить.  Я  с  минуту  разглядывал  рыжую
горничную.
   - Расскажите мне о деньгах, спрятанных в туфельке.
   - Кто вы? - холодно спросила девушка.
   - Эванс, детектив из Лос-Анджелеса, - я усмехнулся, довольный.
   Ее лицо слегка  напряглось.  Рука  вцепилась  в  полотенца,  и  ногти
царапнули ткань. Гертруда отошла от двери, уселась на  стул,  стоящий  у
стены. В ее глазах появилась тревога.
   - Шпик? - выдохнула она. - Что происходит?
   - Разве вы не знаете?
   - Я слышала только, что мистер Лейси оставил  деньги  в  туфельке,  в
которой нужно было починить  каблук.  Я  отнесла  их  обувщику,  который
деньги не тронул. Я тоже их не брала. Она ведь получила деньги обратно?
   - Не любите легавых? Кажется, мне знакомо ваше лицо, заметил я.
   Ее лицо еще больше напряглось.
   - Послушай, легавый. У меня есть работа, и я сумею справиться  с  ней
без помощи фараонов. Я никому не должна ни цента.
   - Конечно, - согласился я. - Забрав туфли,  вы  сразу  отправились  в
мастерскую?
   Она молча кивнула.
   - По пути нигде не останавливались?
   - Зачем?
   - Откуда мне знать, меня там не было.
   - Нет, не останавливалась. Только предупредила  Вебера,  что  иду  по
поручению жильца.
   - Кто такой мистер Вебер?
   - Помощник заведующего. Он постоянно околачивается в баре.
   - Бледный парень, записывающий результаты скачек?
   - Он самый, - кивнула девушка.
   - Понятно, - я закурил сигарету и посмотрел на нее сквозь дым.
   - Большое спасибо.
   Она встала и открыла дверь.
   - Не думаю, что помню вас. - Гертруда оглянулась.
   - Похоже, вы повидали немало нашего брата.
   Она покраснела, и ее глаза злобно сверкнули.
   -  В   этой   гостинице   всегда   меняют   полотенца   так   поздно?
поинтересовался я, чтобы прервать молчание.
   - Очень умный?
   - Стараюсь, - скромно улыбнулся я.
   - Ничего не выйдет, - заметила Гертруда с внезапным сильным акцентом.
   - Кто, кроме вас, держал те туфли?
   - Никто. Я же сказала, что только остановилась  предупредить  мистера
Вебера... - она запнулась и с минуту о чем-то думала. - Я пошла принести
ему кофе и оставила туфли у него на  столе  около  кассы.  Откуда,  черт
побери, мне знать, трогал их кто-нибудь или нет? И какая  разница,  если
деньги остались на месте?
   - Вижу, что вы стараетесь помочь мне. Расскажите об этом  Вебере.  Он
здесь давно?
   - Давно, - с отвращением ответила Гертруда.  -  Девушкам  небезопасно
проходить мимо него. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу  сказать.  Так  о
чем я?
   - О мистере Вебере.
   - К черту мистера Вебера! - она покраснела. - И вы идите к черту!
   Рыжая девушка сердито улыбнулась и вышла.
   В коридоре раздался звук ее шагов.  По-моему,  больше  она  нигде  не
останавливалась.  Я  посмотрел  на  часы  -  было  чуть  позже  половины
десятого.
   В коридоре послышались тяжелые шаги. Кто-то вошел в соседний номер  и
хлопнул дверью. Мужчина начал откашливаться и сбросил туфли.  Заскрипели
пружины кровати, и он стал ворочаться. Через  пять  минут  сосед  встал.
Босые ноги прошлепали по полу, и раздался  звон  бутылки  о  стакан.  Он
выпил, опять улегся и почти сразу захрапел. С озера доносилось  ворчание
моторных  лодок,  откуда-то  раздавалась  негромкая  музыка,   сигналили
машины, в тире грохотали ружья  22-го  калибра,  дети  кричали  друг  на
друга.
   Я заметил, что дверь наполовину открылась  и  в  комнату  тихо  вошел
мужчина.  Он  прикрыл  дверь  и  взглянул  на  меня.  Это  был  высокий,
худощавый, бледный человек, в глазах которого  сквозила  недвусмысленная
угроза.
   - О'кей, фраер, - сказал он. - Давай показывай.
   Я сел на кровати.
   - Что показывать?
   - Ксиву.
   - Какую ксиву?
   - Ну-ка, завязывай острить, умник. Покажи бумажки, которые дают  тебе
право приставать  с  расспросами  к  прислуге.  -  А,  это?  -  Я  слабо
улыбнулся. - У меня нет никакой ксивы, мистер Вебер.
   - Вот как, - заметил мистер Вебер и  направился  ко  мне,  размахивая
руками.  В  трех  футах  от  кровати  высокий  парень   остановился   и,
наклонившись, сделал очень неожиданное движение. Его ладонь очень больно
ударила меня по щеке, и моя голова дернулась в сторону. Он ухмыльнулся и
взмахнул правым кулаком. У меня было достаточно времени, чтобы сбегать и
купить маску кетчера. Я нырнул под руку и ткнул револьвер ему  в  брюхо.
Вебер неприятно хрюкнул.
   - Руки вверх, пожалуйста.
   Он опять хрюкнул, его глаза смотрели куда-то за мной, но рук  высокий
парень не поднял. Я отошел к дальней стене, и он медленно повернулся.
   - Подождите одну секунду, пока я закрою дверь. Потом мы  поговорим  о
деле под названием "Дело замененных бабок".
   - Иди к черту! - предложил Вебер.
   - Блестящая реплика, - заметил я.
   Не спуская с него глаз, я нащупал дверную ручку. За  спиной  раздался
скрип доски. Я мгновенно повернулся и добавил этим  несколько  лошадиных
сил мощному удару, направленному мне в челюсть.
   Я нырнул куда-то в темное пространство. Через какое-то время  очнулся
и увидел чьи-то туфли. Ноги были вытянуты под странным  углом  на  полу.
Бессильно висела рука, а револьвер лежал вне  пределов  досягаемости.  Я
двинул одну из ног и с удивлением обнаружил, что  они  принадлежат  мне.
Вялая рука дернулась  и  автоматически  попыталась  схватить  револьвер,
промахнулась и со второй попытки ухватила оружие. Мне кое-как с  большим
трудом  удалось  поднять  пушку,  к  которой  кто-то   словно   привязал
пятидесятифунтовый  груз.  В  комнате  стояла  тишина.  Я  посмотрел  на
закрытую дверь. Немного шевельнулся, и все тело заныло.  Голова  болела,
болела челюсть. Я еще немного поднял  револьвер,  а  затем  опустил  его
вниз. Черт с ним! Для чего мне тягать эту тяжесть, если в комнате никого
нет? Все посетители ушли. С потолка ослепительно  сверкала  лампочка.  Я
немного покатался по полу, согнул ногу, сунул под  себя  колено.  Тяжело
дыша, не забыв захватить револьвер, начал подниматься, словно карабкался
в крутую гору. Во рту был вкус пепла.
   - Ах, как жаль, - громко сказал я. -  Как  жаль,  но  делать  нечего,
О'кей, Чарли. Мы еще встретимся.
   Я слегка покачнулся и, находясь все еще в состоянии грогги, как после
трехдневной попойки, медленно повернулся и обвел номер глазами.
   Около кровати, на коленях, словно  молился,  стоял  человек  в  сером
костюме, с  пыльно-белыми  волосами.  Его  ноги  были  раздвинуты,  тело
облокотилось на кровать, а руки разбросаны в стороны.  Голова  покоилась
на левой руке.
   Судя по всему, он устроился удобно. Охотничий  нож,  торчащий  из-под
левой  лопатки,  казалось,  не  доставляет  ему  никаких  неудобств.   Я
наклонился и взглянул на его  лицо.  Передо  мной  стоял  мистер  Вебер.
Бедный мистер  Вебер!  Из-под  ручки  охотничьего  ножа  вниз  по  спине
протянулась темная полоса. Это не красная краска!
   Где-то нашел шляпу, осторожно надел ее, сунул револьвер в кобуру  под
мышку и поплелся к двери. Повернул ключ, выключил свет, запер  за  собой
дверь и сунул ключ в карман.
   Я прошел по тихому  коридору,  опустился  вниз.  Старый,  потрепанный
ночной портье читал газету, сидя за столом. Он даже не взглянул на меня.
Я заглянул в ресторан. В баре шумела та же толпа. Та же команда  гремела
в углу. Тип с сигарой и бровями Джона Л.  Льюиса  стоял  у  кассы.  Дело
процветало. Пара отдыхающих танцевала в центре,  держа  стаканы  друг  у
друга на плечах.

Глава 5

   Я вышел на улицу и повернул налево, туда, где оставил машину.  Однако
никуда  не  поехал,  а  вернулся  в  гостиницу.  Подошел  к   портье   и
поинтересовался:
   - Можно поговорить с горничной по имени Гертруда?
   Он задумчиво мигал на меня из-за стекол  очков.  -  Она  работает  до
половины десятого. Сейчас ушла домой.
   - Где она живет?
   На этот раз портье взглянул на меня не мигая.
   - По-моему, вы ошибаетесь, - заметил он.
   - Если и ошибаюсь, то не в том, о чем вы думаете.
   Он потер подбородок и внимательно оглядел мое лицо.
   - Что-нибудь случилось?
   - Я детектив из Лос-Анджелеса. Когда мне позволяют, я  работаю  очень
тихо.
   - Вам лучше зайти к мистеру Холмсу, заведующему.
   - Послушайте, приятель.  Пума  Пойнт  очень  маленький  поселок.  Мне
придется  только  задать  несколько  вопросов  о  Гертруде  в  барах   и
забегаловках. Легко придумать причину. Я узнаю все, что нужно. Вы можете
сэкономить мне время и, может быть, спасти кого-нибудь от неприятностей,
очень крупных неприятностей.
   Он пожал плечами.
   - Покажите ваши документы, мистер...
   - Эванс, - я протянул ему бумажник. Прочитав  внимательно  документы,
портье протянул бумажник обратно  и  уставился  на  кончики  пальцев.  -
Кажется, она остановилась в Уайтуотер Кэбинс.
   - Как ее фамилия?
   - Смит. - Он  слегка  улыбнулся.  У  портье  была  улыбка  старого  и
усталого человека, много повидавшего на свете. -Или Шмидт.
   Я поблагодарил и вышел на улицу.  Прошел  с  полквартала  и  зашел  в
маленький бар выпить. На небольшой сцене в задней части грохотал оркестр
из трех инструментов. На крошечной танцплощадке перед  сценой  топтались
несколько  пар  с  затуманенными  глазами,  открытыми  ртами  и  глупыми
физиономиями. Я выпил стаканчик хлебной водки  и  спросил  бармена,  где
находится Уайтуотер Кэбинс. Он сказал, на восточной окраине  на  дороге,
которая начинается от заправочной станции.
   Я вернулся к машине, проехал поселок и  выбрался  на  нужную  дорогу.
Нужное направление указывала бледно-голубая неоновая  стрела.  Уайтуотер
Кэбинс оказалась скоплением  лачуг,  приютившихся  на  склоне  холма,  с
конторой, расположенной у подножия. На крошечных крылечках сидели жильцы
и слушали транзисторы. Ночь казалась мирной и  уютной.  Рядом  с  дверью
конторы заметил звонок.
   Я нажал кнопку. Девушка в брюках сказала, что мисс Смит и мисс Хофман
живут в домике, стоящем отдельно, так как  они  встают  поздно  и  хотят
тишины. Конечно,  летом  всегда  много  постояльцев,  но  их  домик,  он
называется  Так-Ин,  расположен  слева  сзади,  и  там  тихо.  Найти  их
нетрудно. Я их друг?
   Я ответил, что я дедушка мисс Смит, поблагодарил и вышел.
   Поднялся  но  склону  холма  к  сосновому  лесу  между  разбросанными
коттеджами. Наверху  лежала  длинная  поленница  дров,  по  обе  стороны
которой на краю очищенного от леса пространства стоял  маленький  домик.
Перед левым коттеджем находился небольшой автомобиль. Высокая  блондинка
засовывала в багажник чемодан. Ее волосы были  завязаны  синим  платком,
она  носила  синий  свитер  и  синие  брюки.  Или,  по   крайней   мере,
темно-голубые настолько, чтобы быть синими. В домике горел  свет,  и  на
маленькой табличке, свисающей с крыши, было написано:
   "Так-Ин".
   Не закрыв багажник, блондинка вернулась  в  коттедж.  Через  открытую
дверь струился тусклый свет. Я очень тихо поднялся по ступенькам и вошел
вовнутрь.
   Гертруда заталкивала вещи в саквояж, лежащий на кровати. Блондинки не
было видно, но я слышал, что она возится на кухне.
   Я вошел бесшумно.  Гертруда  защелкнула  крышку,  подняла  саквояж  и
потащила  его  на  улицу.  Только  тогда  она  заметила  меня.  Ее  лицо
побледнело, и она замерла, прижав саквояж к боку. Рот раскрылся,  и  она
воскликнула через, плечо:
   - Анна, ахтунг! <Внимание! (нем.).> Шум на кухне  прекратился.  Мы  с
Гертрудой уставились друг на друга.
   - Уезжаете? - поинтересовался я.
   Она облизнула губы.
   - Хочешь остановить меня, легавый?
   - Почему уезжаете?
   - Мне не нравится здесь. Высота действует на нервы.
   - А почему так внезапно?
   - А что, это запрещено?
   - Кажется, нет. Вы не боитесь Вебера?
   Она молча смотрела через мое плечо. Старый фокус, и  я  не  собирался
клевать на него. Только когда позади послышался скрип закрываемой двери,
я обернулся. За моей спиной стояла блондинка с револьвером в руке.  Безо
всякого выражения  она  задумчиво  смотрела  на  меня.  Высокая  девушка
производила впечатление сильной женщины.
   - В чем дело? - спросила, она почти мужским голосом.
   - Шпик из Лос-Анджелеса, - ответила Гертруда.
   - Вот как, - заметила Анна. - И что ему нужно?
   - Не знаю. Сомневаюсь, что он настоящий шпик. Что-то не очень похож.
   - Вот как, - повторила Анна. Она отошла от двери, не  опуская  пушку.
Она держала револьвер, словно это была швабра. Ее совсем не  нервировало
оружие.
   - Что вам нужно? - хрипло спросила блондинка.
   - Практически все, - ответил я. - Почему вы берете барахло?
   - Это вам уже объяснили, - спокойно сказала Анна. Гертруду  тошнит  в
горах.
   - Вы обе работали в Индиан Хед отеле?
   - Вам-то какое дело? - ответила вопросом блондинка. - Какого черта! -
воскликнула  рыжая  девушка.  -  Да,  мы  вместе  работали  в  отеле  до
сегодняшнего вечера, а сейчас уезжаем. Что-нибудь имеешь против?
   - Мы попусту тратим время, - проговорила высокая Анна. -Посмотри, нет
ли у него оружия?
   Гертруда  поставила  саквояж  на  пол  и  ощупала  меня.  Она  нашла,
револьвер, и я позволил ей вытащить  его.  Девушка  смотрела  на  оружие
озабоченно.
   - Возьми револьвер с собой  и  отнеси  чемодан  в  машину,  приказала
блондинка. - Заведи мотор и жди меня.
   Гертруда опять, взяла саквояж и начала обходить меня.
   - Так вы ничего  не  добьетесь,  -  заметил  я.  -  Они  позвонят  по
телефону, и дороги перекроют.  Отсюда  всего  две  дороги,  и  их  легко
заблокировать.
   Высокая блондинка слегка приподняла  прекрасные,  рыжевато-коричневые
брови.
   - Почему кто-то станет останавливать нас?
   - В самом деле, почему? А почему вы держите револьвер?
   - Я не знала, кто вы, - ответила Анна. - Кстати, я и сейчас не  знаю.
Иди, Гертруда.
   Гертруда открыла дверь, оглянулась на мена и облизнула губы.
   - Послушайте меня, Шерлок Холмс, и  дергай  отсюда,  пока  можешь,  -
спокойно посоветовала она.
   - Кто из вас первой заметил охотничий нож?
   Они быстро  переглянулись,  затем  уставились  на  меня.  Во  взгляде
Гертруды не чувствовалось никакой вины.
   - Я пошла, - сказала она.
   - О'кей, - согласился я. - Знаю, что это не вы сунули его  туда.  Еще
один вопрос. Как долго вы ходили за кофе для мистера Вебера в  то  утро,
когда относили туфли в починку?
   - Не трать время, Гертруда, -  нетерпеливо  сказала  Анна,  хотя  она
совсем не походила на нетерпеливого человека. Рыжая девушка не  обратила
на нее никакого внимания. Ее глаза задумчиво смотрели на меня.
   - Достаточно долго, чтобы принести чашку кофе.
   - Кофе есть и в баре.
   - Там он невкусный. Я пошла за кофе на кухню и захватила с собой  еще
тост.
   - Пять минут?
   - Около этого, - кивнула она.
   - Кроме Вебера, в ресторане кто-нибудь был?
   Она пристально смотрела на меня.
   - Кажется, нет. Ведь было утро. Хотя я не уверена.
   Может, кто-то из гостей запоздал с завтраком.
   - Большое спасибо. Положите аккуратно револьвер  на  крыльцо,  только
смотрите не уроните. Если хотите, можете его разрядить. Я  не  собираюсь
ни в кого стрелять.
   Рыжая  Гертруда  слегка  улыбнулась,  открыла  дверь  рукой,  которой
держала револьвер, и вышла. Я слышал, как она спустилась по ступенькам и
захлопнула багажник. Затем раздался шум мотора.
   Блондинка вытащила из двери ключ и вставила его снаружи. - Я тоже  не
хочу стрелять, - заверила  она  меня.  -  Но  если  придется,  не  стану
колебаться ни секунды. Так что, пожалуйста, не вынуждайте меня.
   Она заперла за собой дверь. На крыльце раздались шаги,  дверь  машины
захлопнулась, и она тронулась с  места.  Сначала  шины  что-то  негромко
шептали, затем звуки транзисторов заглушили урчание мотора.
   Я обыскал домик. Все в порядке, ничего со стороны.  В  ящике  валялся
мусор, немытые чашки, полные кофейной гущи,  на  столе.  Никаких  бумаг.
Никто не написал историю своей жизни на спичечной этикетке.
   Задняя дверь тоже оказалась запертой. Она выходила не на  кемпинг,  а
на лес. Я потряс ее и нагнулся. Замок простой, и мне стало противно, что
в кармане нет даже пятицентовой отмычки. Открыл окно, которое  оказалось
забитым сеткой. Голова стала опять раскалываться.
   Достав из кухонного ящика консервный нож, отогнул угол сетки. Затем я
забрался на раковину и дотянулся до ключа, торчащего снаружи  в,  замке.
Открыл дверь, выключил свет.
   На переднем крыльце рядом со столбиком  низенькой  ограды  лежал  мой
револьвер. Я сунул его в кобуру и пошел вниз, туда, где оставил машину.

Глава 6

   Около двери и пузатой печки  в  углу  стояла  деревянная  стойка.  На
стенах висели скрутившиеся  календари  и  светокопия  карты  округа.  На
стойке лежали пыльные папки, ржавая ручка, пузырек с чернилами и  чей-то
стетсон <Ковбойская шляпа.>, потемневший от пота.
   За стойкой находился старый стол  из  золотистого  дуба,  за  которым
сидел плотный, спокойный мужчина. Около стула стояла позеленевшая медная
плевательница. Огромные, безволосые руки полицейского были  сцеплены  на
животе. Он носил изношенные армейские ботинки, белые носки,  застиранные
штаны с выцветшими подтяжками, рубашку цвета хаки,  застегнутую  на  все
пуговицы.   Волосы,   за   исключением   снежно-белых    висков,    были
мышино-коричневого цвета. На  левой  стороне  груди  висела  звезда.  Он
сидел, слегка завалившись на  левую  сторону  из-за  коричневой  кожаной
кобуры на ремне с громадной пушкой 45-го калибра.
   Большие уши и дружелюбные глаза создавали впечатление, что он был  не
опаснее белки, но намного менее  нервный.  Я  облокотился  на  стойку  и
уставился на него. Полицейский кивнул  и  выплюнул  полпинты  коричневой
массы в плевательницу. Я закурил и огляделся в поисках места, куда можно
бросить спичку.
   - Попробуйте на пол, - предложил он. - Чем могу служить, сынок?
   Я бросил спичку на пол и кивнул на карту.
   - Ищу карту округа. Иногда их продают торговые палатки, но, по-моему,
у вас не торговая палатка.
   - У меня нет карт, - сказал полицейский. - Пару  лет  назад  их  было
много, но сейчас все закончились. Слышал, что у Сида Янга есть несколько
карт. Он владелец фотомагазина, что  рядом  с  почтой,  и  судья  нашего
поселка. У меня неплохая карта.  С  радостью  помогу  вам  добраться  до
любого места. Мы всегда помогаем отдыхающим.
   Он медленно вздохнул и выплюнул очередную порцию табачной жвачки.
   - Как вас зовут? - поинтересовался пожилой мужчина.
   - Эванс. Вы здесь представляете закон?
   - Угу. Я констебль Пума Пойнт и помощник шерифа Сан Бернандино. Мы  с
Сидом Янгом местные стражи закона. Я из Лос-Анджелеса. Восемнадцать  лет
прослужил в пожарном депо. Здесь тихо и спокойно. Отдыхаете или по делу?
   Не думал, что он так скоро опять воспользуется плевательницей, но  он
ухитрился. Неудивительно, что плевательница имела такой потрепанный вид.
   - По делу? - переспросил он.
   Большой мужчина засунул палец за воротник и попытался ослабить его.
   - Так как? - настаивал шериф.  -  Я  имею  в  виду,  есть  ли  у  вас
разрешение на ношение оружия?
   - Черт! Неужели он так сильно торчит?
   - Все зависит от того, куда и как смотреть... - Он  опустил  ноги  на
пол. - По-моему, вам лучше все объяснить. Он встал и вышел из-за стойки.
Я положил  раскрытый  бумажник  так,  чтобы  он  мог  увидеть  фотокопию
лицензии за целлулоидным окошком, затем вытащил  разрешение  на  ношение
оружия, выданное лос-анжелесским шерифом, и положил рядом с лицензией.
   Шериф внимательно прочитал бумаги и сказал:
   - Надо проверить номер.
   Я положил на стойку револьвер, и он сравнил номера.
   - Здесь написано, что у вас три единицы. Надеюсь, вы не носите их все
сразу. Отличная пушка, сынок. Хотя хуже, чем моя. - Полицейский  вытащил
свое оружие и положил его на стойку. Кольт-фронтьер, наверное, весил  не
меньше чемодана. Он подбросил его в  воздух,  ловко  поймал,  засунул  в
кобуру и толкнул мой револьвер 38-го калибра мне.
   - По делу у нас, мистер Эванс?
   - Пока не  знаю.  Меня  вызвали,  но  я  еще  не  встретился  с  этим
человеком. Конфиденциальное дело.
   Полицейский кивнул. Его задумчивые глаза стали холоднее и темнее, чем
раньше.
   - Я остановился в Индиан Хеде, - заметил я.
   - Не собираюсь вмешиваться  в  ваши  дела,  сынок.  У  нас  здесь  не
совершают преступлений. Летом  время  от  времени  случаются  драки  или
встречаются пьяные  водители.  Иногда  пара  лихих  ребят  на  мотоцикле
заберется в пустой домик поспать и украсть еду. Нет,  у  нас  не  бывает
настоящих преступлений. Слишком мало для  них  мотивов.  Местные  жители
очень мирные люди.
   - Я с вами согласен и в то же время нет.
   Он слегка наклонился вперед и заглянул в мои глаза.
   - Именно сейчас произошло убийство.
   В лице шерифа ничего не изменилось. Он оглядел меня очень внимательно
и напялил на затылок шляпу.
   - Что случилось, сынок? - спокойно поинтересовался он.
   - К востоку от поселка, за танцевальным  павильоном,  около  большого
упавшего дерева лежит какой-то тип с пулей в сердце. Я полчаса  сидел  и
курил около него, прежде чем заметил тело.
   - Вот как? - протяжно спросил полицейский. - На  Спикер  Пойнте,  да?
Недалеко от Спикер Таверн. Там?
   - Правильно.
   - Вы не очень-то спешили заявить в полицию. - Дружелюбие  исчезло  из
его глаз.
   - Я был в шоке и не сразу пришел в себя.
   - Поедем туда вместе в вашей машине, - кивнул он.
   - Нет смысла,  -  заметил  я.  -  Тело  исчезло.  Обнаружив  труп,  я
направился к машине, где меня ждал за  кустами  японский  головорез.  Он
вырубил меня. Двое людей увезли тело на моторке. Так что теперь  там  не
осталось никаких следов. Шериф опять сплюнул  в  свой  тазик.  Затем  он
плюнул на печку и стал ждать, пока слюна закипит. Однако  было  лето,  и
печь не топилась. Полицейский откашлялся и сказал:
   - Вам лучше отправиться домой и немного полежать. - Он сжал кулак.  -
Мы хотим, чтобы отдыхающие оставались довольными. - И шериф засунул руки
в карманы.
   - О'кей.
   - У нас здесь нет японских головорезов, - хрипло заметил полицейский.
   - Похоже, вам не нравится японец, - произнес я. - А что вы скажете на
это? С час назад в моем номере в Индиан Хед  отеле  прирезали  парня  по
имени Вебер. Мы с ним беседовали. Кто-то сзади  двинул  меня  по  черепу
кирпичом, и, пока я отключился, этого Вебера прирезали. Парень работал в
гостинице кассиром.
   - Вы сказали, это произошло в вашей комнате?
   - Угу.
   - Похоже, - задумчиво произнес  шериф  Барон,  -  вы  можете  оказать
плохое влияние на наш поселок.
   - Вам и это не понравилось, да?
   - Не, - он покачал головой. - И на это я  не  клюну,  если,  конечно,
труп опять исчез.
   - Он у меня не с собой. Если хотите, а смотаюсь за ним.
   Он сжал мою руку, словно тисками.
   - Мне бы не хотелось, чтобы вы оказались правы, сынок.
   Но я, наверное, прогуляюсь с вами. Чудесная ночь.
   - Несомненно, - я не тронулся с места. - Я приехал  в  Пума  Пойнт  к
Фреду Лейси. Он недавно купил дом Болдуина на Болл Сейдж Пойнте. Труп на
Спикер Пойнте и есть Фредерик Лейси. По крайней мере, так написано в его
свидетельском удостоверении. Это еще цветочки,  но  вы  ведь  не  хотите
выслушать подробности?
   - Сейчас мы поедем в гостиницу. У вас машина?
   - Да, - ответил я...
   - Отлично. Давайте ключи. Пойдем пешком.

Глава 7

   Мужчина с густыми,  заворачивающимися  бровями  и  жеваной  сигаретой
облокотился на закрытую дверь. Он молчал, и было похоже, что  ничего  не
собирается говорить. Шериф Барон уселся на стул и наблюдал  за  доктором
Мандиезом, осматривающим труп. Я стоял в  углу.  Доктор  был  угловатым,
большеглазым мужчиной с желтым лицом и красными пятнами  на  щеках.  Его
пальцы стали коричневыми от никотина, и  он  производил  впечатление  не
очень чистого человека.
   Мандиез выдохнул дым  на  волосы  трупа,  перевернул  его  и  кое-где
пощупал. Он старался показать, будто знает, что  делает.  Нож  из  спины
Вебера уже вытащили, и он лежал  на  кровати  рядом  с  телом.  Это  был
широкий нож с коротким лезвием, который носят в кожаных ножнах на поясе.
Он имел большую гарду, закрывающую рану  после  удара  и  предохраняющую
рукоять от крови. Однако сейчас лезвие было все в крови.
   - Специальный охотничий, номер 2438, - сказал шериф, осматривая  нож.
- В поселке тысячи таких штук. Самый обычный нож. Что скажете, док?
   Доктор выпрямился и достал платок. Он откашлялся в него, посмотрел на
него, покачал печально головой и закурил новую сигарету.
   - О чем?
   - Причина и время смерти?
   - Совсем недавно, не более двух часов назад. Трупное  окоченение  еще
не началось.
   - Он умер от ножа?
   - Не задавайте дурацких вопросов, Джим Барон.
   - Не раз случалось, - объяснил полицейский, - когда человека  травили
или убивали каким-то иным способом, а затем втыкали нож,  чтобы  отвести
подозрения.
   - Очень умно, - фыркнул доктор. - У вас  здесь  было  много  подобных
случаев?
   - Единственное убийство при мне в округе, - мирно  ответил  шериф,  -
убийство старика Дэда Мичема. Он жил на  той  стороне  в  Шиди  Каньоне.
Некоторое время его никто не видал, но  так  как  стояла  суровая  зима,
соседи подумали, что он не выходит из своего домика и греется  у  печки.
Однако кто-то позже попробовал дверь, и оказалось, что она заперта.  Все
посчитали, что он спустился зимовать вниз. Потом пошел сильный  снег,  и
мы очистили дом и взломали  дверь.  Дэд  лежал  на  койке  с  топором  в
затылке. Летом он намыл немного  золота.  Наверное,  из-за  него  его  и
убили. Мы так и не нашли убийцу.
   - Хотите отправить его вниз в моей "скорой  помощи"?  поинтересовался
доктор, показывая сигаретой на кровать. - Не. - Шериф покачал головой. -
Мы живем небогато, док. По-моему, он может отправиться вниз и не с таким
шиком.
   Мандиез надел шляпу и направился к двери. Человек с  густыми  бровями
уступил ему дорогу, и доктор открыл дверь. - Дайте знать, если захотите,
чтобы я оплатил похороны.
   - И вышел из номера.
   - Ну и шутки, - заметил Барон.
   Стоящий у двери человек сказал:
   - Давайте кончать. Надо убирать его отсюда.  Мне  нужно  работать.  В
понедельник привезут киноаппарат, так что дел по горло. А теперь  еще  и
нужно искать нового кассира, что не очень-то легко.
   - Где вы нашли Вебера? - спросил шериф. - У него были враги?
   - Как минимум, один. Я нашел его  в  Вудлэнд  Клабе.  Нас  познакомил
Франк Людерс. Единственное, что я знал  о  нем,  это  то,  что  он  знал
работу. Больше меня ничего не интересовало.
   - Франк Людерс, - повторил шериф. - Он появился здесь не очень давно.
Кажется, я еще; его не видел. Чем он занимается?
   - Ха, ха, - ответил владелец отеля.
   Шериф мирно посмотрел на него.
   - Это не единственное место, где  можно  сыграть  в  отличный  покер,
мистер Холмс.
   Мистер Холмс равнодушно посмотрел на полицейского.
   - Мне нужно идти работать, - заметил он. - Сами вынесете его?
   - Нет. Пусть полежит. Пока все, мистер Холмс.
   Человек с густыми бровями задумчиво взглянул на шерифа  в  взялся  за
дверную ручку.
   - У вас работают две немецкие девушки, - спросил я. Кто нанял?
   - Вам-то какое дело?
   - Их зовут Анна  Хофман  и  Гертруда  Смит  иди  Шмидт.  Они  жили  в
Уайтуотер  Кабине.  Сегодня  вечером  обе  уехали.  Гертруда  та   самая
горничная, которая отнесла туфли миссис Лейси в обувную мастерскую.
   Владелец гостиницы пристально смотрел на меня.
   - Когда Гертруда несла туфли, она на несколько минут оставила  их  на
столе мистера Вебера. В одной из туфелек лежали пятьсот долларов. Мистер
Лейси решил пошутить и преподнести жене подарок.
   - Впервые об этом слышу, - произнес мистер Холмс. Шериф молчал.
   - Деньги не украли. Когда Лейси пришли к  обувщику,  они  по-прежнему
лежали в туфельке.
   - Рад, что все в порядке, - успокоился заведующий. Он вышел и  закрыл
за собой дверь. Полицейский не остановах его.
   Он сплюнул в мусорную корзину, затем  завернул  окровавленный  нож  в
громадный платок цвета хаки и спрятал его. Несколько минут Барон смотрел
на труп, потом поправил шляпу  и  направился  к  двери.  Открыв  ее,  он
оглянулся.
   - Это дело, вероятно, не такое  уж  сложное,  как  вам  бы  хотелось.
Поехали к Лейси.
   Он запер дверь и сунул ключ в карман. Мы вышли на улицу и  подошли  к
маленькому, пыльному желтовато-коричневому автомобилю, стоящему рядом  с
пожарным гидрантом. За рулем сидел молодой человек. Судя по его внешнему
виду, он  недоедал:  и  был  немного  грязен,  как  большинство  местных
аборигенов. Мы с шерифом уселись на заднее сиденье...
   - Знаешь дом Болдуина в Болл Сейдж Пойнте, Энди? - Угу.
   - Поехали туда. - Шериф взглянул на небо. - Полнолуние.
   Все видно, как на ладони.

Глава 8

   Домик на обрыве ее изменился с тех пор, как я видел его  в  последний
рая. В тех же окнах горел свет. Та же машина стояла в открытой гараже, и
та же собака начала бешено лаять.
   - Что это, черт побери? - вздрогнул шериф Барон, когда раздался  лай.
- Похожа на койота.
   - Помесь...
   Парень спросил через плечо:
   - Остановиться перед домом, Джим?
   - Нет, чуть дальше. Поезжай туда, к старым соснам.
   Машина мягко остановилась в тени деревьев. Мы с шерифом вышли.  Варок
приказал:
   - Энди, оставайся здесь. И  смотри,  чтобы  тебя  никто  не  заметил.
Всякое может случиться.
   Мы  вошли  в  поржавевшие  ворота.  Опять  залаяла  собака,  и  дверь
открылась. Шериф поднялся на крыльцо и снял шляпу.
   - Миссис Лейси? Я Джим Барон, констебль Пума Пойнт. Это мистер  Эванс
из Лос-Анджелеса. Наверное, вы знаете его. Можно зайти на минуту?
   Лицо женщины находилось в тени, так что было  непонятно,  о  чем  она
думает. Миссис Лейси взглянула на меня и сказала безжизненным голосом:
   - Входите.
   Миссис Лейси закрыла дверь. В кресле сидел  крупный,  седой  мужчина,
играющий с собачкой. Он отпустил Шайни,  и  тот  немедленно  прыгнул  на
живот шерифа, перевернулся  в  воздухе,  упал  на  пол  и  начал  бегать
кругами.
   - Отличная собачка, - заметил Барон, заправляя рубашку.
   Седой мужчина приятно улыбнулся и поздоровался.
   - Добрый вечер. - Его белые, здоровые зубы  сверкнули  в  дружелюбной
улыбке.
   Миссис Лейси еще не сняла двубортные,  ярко-красный  пиджак  и  серые
брюки.  Ее  лицо  словно  постарело  и  осунулось.  Глядя  на  пол,  она
представила гостя.
   - Это мистер Людерс из Вудлэнд Клаба. Мистер Банон и...
   - она запнулась и посмотрела  поверх  моего  левого  плеча.  -  Я  не
расслышала имени этого джентльмена.
   - Эванс, - повторил, не глядя на меня, шериф.  -  А  я  не  Банон,  а
Барон; - Мы кивнули Людерсу, который  дружелюбно  улыбался  нам.  Мистер
Людерс был плотным, веселым и холеным мужчиной. Похоже,  ему  не  о  чем
было беспокоиться. Фрэнк Людерс, добряк, всеобщий друг!
   - Я давно знаю Фреда Лейси, - сказал он, - и  заехал  поболтать.  Его
нет, поэтому я решил подождать, пока за мной заедет знакомый.
   - Рад познакомиться, - сказал шериф. - Я слышал, что вы вошли в  долю
в клубе. Не имел удовольствия встречаться с вами раньше.
   Женщина очень медленно опустилась на края стула. Я тоже присел. Шайни
вскочил мне на колени, облизнул правое  ухо,  спрыгнул  к  забрался  под
стул. Собака шумно сопела и громко молотила пушистым хвостом по полу.
   В комнате на мгновение воцарилась тишина. С озера донесся очень тихий
звук мотора лодки. Шериф услышал ее, слегка наклонил голову, но лицо его
не изменилось.
   - Мистер Эванс рассказал  мне  интересную  историю.  По-моему,  можно
повторить ее, так как мистер Людерс друг семьи.
   Он смотрел на миссис Лейси и ждал. Она медленно подняла глаза, но  не
стала смотреть ему в глаза. Пару раз женщина глотнула, затем кивнула. Ее
рука начала двигаться взад-вперед по подлокотнику. Людерс улыбнулся.
   - Я бы хотел, чтобы присутствовал мистер Лейси, произнес шериф. - Как
по-вашему, он скоро вернется? Женщина опять кивнула.
   - Полагаю, да, - ответила она усталым голосом. -  Фред  уехал  еще  в
полдень. Я не знаю, где он. Вряд ли он спустился  вниз,  не  предупредив
меня,  хотя  по  времени  он  вполне  мог  это  сделать.  Может,  что-то
случилось.
   - Судя по всему, да, - сказал Барон. - Похоже, мистер  Лейси  написал
мистеру Эвансу и попросил его быстро приехать. Мистер Эванс  -  детектив
из Лос-Анджелеса.
   Руки женщины ни на секунду не оставались на месте.
   - Детектив? - выдохнула она.
   - Зачем Фред написал это письмо? - поинтересовался Людерс.
   - Из-за каких-то денег, спрятанных им в туфлях, - ответил шериф.
   Немец поднял брови и посмотрел на миссис Лейси.  Миссис  Лейси  сжала
зубы, затем кратко сказала:
   - Но мы же получили  их  обратно,  мистер  Банон.  Фред  пошутил.  Он
выиграл немного на скачках и  спрятал  деньги  в  туфельку.  Фред  хотел
сделать мне сюрприз. Я послала туфли в ремонт  вместе  с  деньгами,  но,
когда мы пришли в мастерскую, деньги были на месте.
   - Барон, не Банон, - опять поправил полицейский. Значит,  все  деньги
вернулись к вам, миссис Лейси?
   - Ну да, конечно. Естественно, сначала мы подумали, что их украли, ну
отель, горничная, сами понимаете, а  потом  оказалось,  что  все  деньги
лежат в туфельке.
   - Те же самые деньги? - Я начал понимать, что происходит, и  мне  это
не понравилось.
   Она не смотрела на меня.
   - Да, конечно. Почему нет?
   - Мистер Эванс рассказал  мне  немного  другое,  миролюбиво  произнес
шериф и сложил руки на животе. - Но его словим, вы рассказали совсем  не
то.
   Людерс  внезапно  наклонился  вперед,  но  он  по-прежнему  продолжал
улыбаться. Я даже не успел  напрячься.  Женщина  сделала  неопределенный
жест, и ее рука вернулась на подлокотник.
   - Я... рассказала... что рассказала мистеру Эвансу?
   Шериф очень медленно повернулся и пристально посмотрел на меня. Затем
он опять уставился на женщину. Одна рука похлопала  другую,  лежащую  на
животе.
   - Насколько я понял, миссис Лейси, мистер Звано  был  у  вас  сегодня
вечером и вы ему рассказали о том, что деньги подменили.
   - Подменили? - переспросила она пустым голосом. Мистер  Эванс  сказал
вам, что был здесь сегодня вечером?
   Я... я вижу мистера Эванса впервые.
   Я даже не стал искать ее глаз. Объектом моего наблюдения был  Людерс,
и я смотрел на него... Наблюдения дали мне столько же, сколько игральный
автомат игроку, бросившему пятицентовую монету.  Он  засмеялся  и  зажег
потухшую сигарету.
   Шериф Барон закрыл глаза. На его лице появилась печаль. Из-под  моего
стула выползла собака и, став в центре  комнаты,  уставилась  на  немца.
Затем она отошла в угол и забралась под  бахрому  покрывала  на  диване.
Сначала Шайни шуршал, потом затих.
   - Гм, странно, - сказал Барон сам себе. - Я не очень-то разбираюсь  в
подобных делах. Нет опыта. Мы не привыкли быстро работать, потому что  в
горах не бывает преступлений. - Лицо полицейского покривилось.
   Он открыл глаза.
   - Сколько денег находилось в туфельке, миссис Лейси?
   - Пятьсот долларов, - тихо ответила она.
   - Где эти деньги?
   - Наверное, у Фреда.
   - Я думал, что он собирался подарить их вам, миссис Лейси.
   - Собирался, - резко сказала, женщина. - И сейчас собирается. Но пока
они мне не нужны. Вероятно, Фред позже даст мне чек.
   - Он их держит с собой или здесь, в доме, миссис Лейси?
   Женщина покачала головой.
   - Кажется, он носит их с собой. Я  не  знаю  точно.  Хотите  устроить
обыск?
   Шериф пожал широкими плечами.
   - Да нет, миссис Лейси. Какой смысл, если я найду их. К тому же, если
это те же самые деньги.
   - Что вы имеете в  виду  под  словом  "подменили",  мистер  Барон?  -
поинтересовался Людерс.
   - Подменили на фальшивые.
   - Очень смешно, вы не находите?  -  тихо  засмеялся  седой  немец.  -
Фальшивые деньги в Пума Пойнт? Откуда?
   Шериф печально кивнул ему.
   - Звучит не очень правдоподобно, да?
   - Ваш источник информации мистер Эванс, который утверждает,  что,  он
детектив? - спросил Людерс. - Он точно частный детектив?
   - Я проверил, - сказал Барон.
   Людерс еще больше наклонился вперед.
   - У вас есть какие-нибудь другое доказательства, кроме  слов  мистера
Эванса, что он получил письмо от Фреда Лейси? - Не мог же он просто  так
приехать сюда? - встревожился шериф. - И он к тому же знает о деньгах  в
туфлях, мистер Людерс.
   - Я просто поинтересовался, - мягко заметил немец.
   Шериф повернулся ко мне. На моем  лице  уже  находилась  замороженная
улыбка. Последний раз я видел письмо еще в  гостинице,  до  разговора  с
Вебером. Сейчас я понял, что его можно не искать.
   У вас есть письмо от Лейси? - спросил шериф.
   Я сунул руку во внутренний  карман  пиджака.  Рука  Барона  мотнулась
вниз. Когда она вновь поднялась наверх, в ней находился кольт-фронтьер.
   - Сначала я заберу ваш револьвер, - процедил полицейский сквозь  зубы
и встал.
   Я расстегнул пиджак, и он вытащил револьвер из кобуры.
   Несколько секунд шериф кисло смотрел на оружие, сунул в карман и сел.
   - А теперь можете искать, - легко предложил он.
   Людерс наблюдая за мной с вежливым интересом.  Миссис  Лейси,  сцепив
руки, смотрела на пол между своими ногами. Я  вытащил  из  кармана  пару
писем несколько чистых листов  бумаги  для  записей,  пачку  чисток  для
трубок, запаской платок. Письмо Лейси исчезло. Я  засунул  все  обратно,
беспечно закурил и улыбнулся.
   - Вы выиграли. Оба.
   Лицо Барона начало медленно краснеть, а глаза заблестели.
   Он отвернулся от меня, и его губы искривились.
   - Кстати, - мягко предложил Людерс. - Проверьте, действительно ли  он
детектив?
   Барон едва взглянул на него.
   - Сейчас мне не до такой ерунды, - ответил он. - В  данный  момент  я
расследую убийство.
   Создавалось впечатление, что он не смотрел ни на немца, ни на  миссис
Лейси, а в угол потолка. Миссис Лейси, дрожа, как осиновый  лист,  сжала
руки так, что пальцы побелели. Очень медленно ее  рот  раскрылся,  глаза
закатились, а из горла вырвалось сухое рыдание.
   Людерс аккуратно положил сигарету на край  напольной  пепельницы.  Он
перестал улыбаться, его рот стал угрюмым. Седой немец молчал.
   По времени все было прекрасно  рассчитано.  Барон  дал  им  все,  что
нужно, и ни секунды на раздумье. Он добавил тем же безразличным голосом:
   - Я имею в виду кассира из  Индиан  Хед  отеля.  Его  звали  Вебером.
Вебера зарезали в номере Эванса, предварительно вырубив хозяина. Так что
Эванс из тех  ребят,  о  которых  мы,  так  много  слышим  и  так  редко
встречаем. Они всегда первыми попадают на место происшествия.
   - Ничего подобного, - возразил я. - Они просто совершили  убийство  в
моем номере.
   Голова женщины дернулась. В первый раз она заглянула мне в  лицо.  Ее
отраженные и несчастные глаза странно блестели. Барон не спеша поднялся.
   - Ничего не понимаю. Но, по моему, не  ошибусь,  если  арестую  этого
парня. - Он повернулся ко  мне.  -  Если  надумаете  бежать,  можете  не
спешить, дружище. Я всегда  стреляю,  когда  человек  отойдет  на  сорок
ярдов. Никто не сказал ни слова.
   - Должен попросить вас, мистер Людерс, дождаться моего возвращения, -
медленно произнес шериф. - Если наш друг заедет за вами,  пусть  уезжает
один. Я с удовольствием сам отвезу вас в клуб.
   Людерс кивнул. Барон взглянул на стоящие на камине часы. Без четверти
двенадцать.
   - Немного поздно для такого старика, как  я.  Как  по-вашему,  мистер
Лейси скоро вернется?
   - Я... я надеюсь, - она сделала жест, полный безнадежности.
   Барон кивнул мне, и мы направились к двери.  Из-под  кушетки  донесся
вой собаки. Барон посмотрел на Шайни.
   - Прекрасная собака, - сказал он. - Я слышал, она наполовину койот. А
вторая половина?
   - Не знаю, - прошептала женщина.
   - Та же самая история с делом, которым я сейчас занимаюсь. - И  шериф
вышел за мной на крыльцо.

Глава 9

   Мы молча подошли к машине. Энди сидел в углу  с  потухшей  сигаретой.
Забрались в машину.
   - Проезжай вперед ярдов двести, - велел Барон. - И побольше шуму.
   Энди завел мотор, и машина  покатила  наверх  по  освещенному  лунным
светом  холму,  на  котором  находились  тени  от  деревьев.  -  Наверху
развернешься и тихо вернешься, но так, чтобы  нас  не  видели  из  дома.
Перед тем, как разворачиваться, выключи фары.
   - Угу, - сказал Энди.
   Почти на самом верху холма он развернулся, объехав  дерево,  выключил
свет, спустился с маленького холма и заглушил мотор. У  самого  подножия
росли густые кусты манзаниты  высотой  почти  с  железное  дерево.  Энди
остановил машину у кустов,  мягко  нажав  на  тормоз,  чтобы  произвести
меньше шума.
   - Мы сейчас перейдем  дорогу  и  двинем  к  озеру,  -  сказал  Барон,
наклонившись вперед. - Идите тихо и только по тени.
   - Угу, - вновь отозвался Энди.
   Мы вылезли  из  машины,  осторожно  перешли  грязную  дорогу  и  тихо
двинулись  по  сосновым  иглам,  усыпающим  землю.   Пробравшись   между
деревьями, вышли почти к воде. Барон сел, а затем лег  на  землю.  Мы  с
Энди тоже улеглись. Шериф прошептал парню на ухо:
   - Что-нибудь слышишь?
   - Восьмицилиндровый, звук неровный.
   Я прислушался. Вроде бы что-то  услышал,  но  полной  уверенности  не
было. Барон кивнул в темноту.
   - Смотрите за светом в доме.
   Минут примерно через пять скрипнула дверь, и по деревянным ступенькам
раздались шаги.
   - Хитры. Свет не выключили, - шепнул шериф на ухо Энди.
   Через минуту раздался  рев  мотора,  превратившийся  через  несколько
секунд в ровное урчание, которое начало быстро  стихать.  По  освещенной
глади озера скользнула темная тень и скрылась из виду.
   Баров достал плитку табака и откусил кусок. Он начал с  удовольствием
жевать в время от времени сплевывать футах  в  четырех  от  себя.  Затем
поднялся и отряхнул иголки. Мы с Энди тоже встали.
   Шериф переложил кольт из левой в правую руку в спрятал его в кобуре.
   - Ну? - Он вопросительно взглянул на парня.
   - Моторка Теда Руни, - ответил Энди. - У нее два эападающих клапана и
большая  трещина  в  глушителе.  Громче  всего  гремит  перед  тем,  как
работает. Сами слышали.
   Для Энди это  была  целая  речь,  и  шерифу  она  понравилась.  -  Не
ошибаешься, Энди? Немало моторок имеют западающие клапана?
   - Зачем спрашиваете? - обиделся парень.
   - О'кей, Энди. Не дуйся.
   Парень фыркнул. Мы опять забрались в машину, Энди спросил:
   - Фары?
   Барон кивнул. Парень включил фары в поинтересовался:
   - Куда?
   - К дому Теда Руни, - ответил шериф спокойным голосом. -И  побыстрее.
До его избушки около десяти миль.
   - Быстрее, чем за двадцать  минут,  не  получится,  -  кисло  заметил
водитель. - Придется добираться через Пойнт.
   Машина выехала на дорогу, промчалась  мимо  лагерей  и  выскочила  на
шоссе. Пока мы проехали деревушку и не выехали на дорогу в Спикер Пойнт,
Барон не сказал ни слова. В павильоне продолжались танцы.
   - Ну, ты как, клюнул? - спросил он.
   - Еще как.
   - Все было в порядке?
   - Прекрасная игра, но, по-моему, Людерс не попался.
   - Леди вела себе очень напряженно, - заметил  Барон.  Людерс  опытный
человек, сильный, спокойный, наблюдательный. Но я немного его зацепил  -
он допустил несколько ошибок.
   - Я заметил две, - согласился я. - Первая - его  пребывание  в  доме.
Вторая - он сказал, что за ним заедет друг, чтобы  объяснить  отсутствие
машины. Но объяснять ничего не надо было - ведь в  гараже  стоит  чья-то
машина. И еще. Они держали лодку, не выключив мотор.
   - Это не ошибка, - вмешался с переднего сиденья Энди. Вы когда-нибудь
заводили холодный мотор?
   - Когда ты был у нее, то машину в гараж  не  ставил.  Они  уверены  в
безопасности. Моторка могла принадлежать кому угодно. В конце концов,  в
ней могла развлекаться парочка. Людерс знает, что  у  меня  против  него
ничего нет, но он уже слишком  рьяно  пытался  направить  вас  в  другом
направлении. Шериф плюнул в окно машины. Я слышал, как плевок ударился в
заднее колесо, словно мокрая тряпка. Машина мчалась в  лунном  свете  по
холмам, по извилистой дороге через густые сосновые рощи я  пастбища,  на
которых лежали коровы.
   - Он не знал, что у меня нет письма от Лейси, - сказал  я,  -  потому
что сам забрал его в моем номере. Это Людерс  вырубил  меня  и  прирезая
Вебера. Людерс знал, что Лейси мертв, даже если не сам убил его.  Миссис
Лейси думает, что ее муж живой и что он у Людерса. Поэтому  она  делает,
что он велит.
   - По-твоему, этот Франк Людерс настоящий головорез, спокойно  заметил
Барон. - Зачем он пришил Вебера?
   - Потому что Вебер поднял шум. Это целая организация.
   Они  пытаются  распространять  отлично  подделанные  десятки,  причем
огромные суммы. Подмена пятисот долларов  новыми  десятками  вызвала  бы
подозрение у менее осторожного человека, чем Фред Лейси.
   - Прекрасная  версия,  сынок,  -  во  время  крутого  поворота  шериф
схватился за дверную ручку, - но ты здесь  чужой,  а  мне  следует  быть
более осторожным. По-моему, Пума Пойнт не  очень  подходящее  место  для
фальшивомонетчиков. - О'кей, - не стал возражать я.
   - С другой стороны, если Людерс тот, кто мне  нужен,  его,  наверное,
взять будет трудно. Из долины сюда ведут  три  дороги.  Кроме  того,  на
дальнем конце поля для гольфа в Вудлэнд Клабе летом всегда  находится  с
десяток самолетов. - Кажется, вас не очень беспокоит, что он смоется.
   - Горному шерифу не  следует  много  беспокоиться,  спокойно  заметил
Барон. - Никто, особенно такие ребята, как Людерс не думает, что у  него
есть мозги.

Глава 10

   В конце короткой косы тихо качалась лодка. Почти всю моторку закрывал
брезентовый  тент.  За  небольшим,  ветхим  причалом   к   шоссе   через
можжевельник вела извилистая дорога.  Недалеко  располагался  кемпинг  с
миниатюрным маяком в виде эмблемы. Из  одного  домика  доносились  звуки
музыки, но большая часть лагеря спала.
   Мы оставили машину на обочине шоссе в отправились к воде.
   Барон время  от  временя  включал  большой  фонарь.  Когда  дошли  до
причала, он положил фонарь на дорогу и стал внимательно ее разглядывать.
Отчетливо виднелись свежие следы.
   - Что думаешь? - спросил он меня.
   - Похоже на следы от шин.
   - А ты что думаешь? - поинтересовался шериф у Энди. Парень хитер,  но
первым никогда ничего не скажет.
   Энди нагнулся над следами.
   - Новые, большие шины. -  Он  направился  к  причалу.  Остановился  и
показал пальцем вниз. Шериф осветив место. -Посветите вокруг, - попросил
Энди. - Здесь сейчас полно новых машин. Лето. Местные жители покупают по
одной, и те шины дешевые. А эти толстые и дорогие для любой погоды. -  А
лодка? - спросил шериф.
   - Что - лодка?
   - Можешь сказать, давно ею пользовались? - пояснил Барон.
   - Черт, - ответил Энди. - Мы же знаем, что недавно.
   - Всегда был уверен, что  твои  предположения  верны,  мягко  заметил
шериф Барон.
   Несколько секунд  парень  молча  смотрел  на  него,  затем  плюнул  и
отправился назад к машине.  Пройдя  с  десяток  футов,  молодой  человек
бросил через плечо:
   - Я не предполагал, - и скрылся в деревьях.
   - Обидчивый парень, но хороший, - сказал шериф. Он спустился к  лодке
и провел рукой по борту под брезентом, медленно  вернулся  и  кивнул:  -
Энди прав. Как всегда, черт бы его побрал! Что это за  шины,  по-твоему,
Эванс? Они тебе что-нибудь говорят?
   - "Кадиллак", B-12, двухцветный,  с  красными  кожаными  сиденьями  и
двумя чемоданами сзади. Часы на приборном щитке показывают двенадцать  и
отстают на полминуты.
   Барон подумал, потом вздохнул и кивнул большой головой.
   -  Надеюсь,  ты  заработаешь  на  этом.  -  И  шериф  отвернулся.  Мы
отправились к машине. Энди опять сидел за  рулем  и  курил.  Он  смотрел
прямо перед собой через запыленное лобовое стекло.
   - Где сейчас живет Руни? - спросил Барон.
   - Где всегда.
   - На Вэскомб Роуд?
   - Где же еще, - проворчал Энди.
   - Поехали туда. - Мы с  грузным  шерифом  залезли  в  машину.  Парень
развернулся,  проехал  с  полмили  и  начал  поворачивать,  когда  шериф
рявкнул:
   - Подожди!
   Он вышел, стал опять разглядывать дорогу, затем забрался в машину.
   - Кажется, кое-что. Следы около причала ничего не  значат.  Их  могла
оставить машина любого отдыхающего.
   Однако те же следы здесь уже кое-что значат, и если  они  к  тому  же
направляется в Вэскомб Роуд, то очень многое. На этих старинных  золотых
рудниках уже давно никто не работает.  Мы  свернули  с  шоссе  в  начали
медленно подниматься вверх. Вдоль дороги находились большие валуны. Весь
холм был усыпан камнями, сверкающими, словно  снег  под  лунным  светом.
Ворча, машина проехала с полмили, и Энди остановился.
   - О'кей, Шерлок Холмс, приехали, - сказал он. Барон вылез из  машины.
В окнах света не было. Шериф вернулся.  -  Они  завезли  Теда  домой,  -
заметил он. - Думаешь, Тед Руни в чем-нибудь замешан, Энди?
   - Нет, если ему не заплатили.
   Мы с Бароном полезли наверх к маленькой хибаре, сделанной из сосновых
бревен.  Домик  имел  деревянное  крыльцо,  жестяную  дымовую  трубу   с
проводами. На границе с лесом находилась покосившаяся уборная. Темно. Мы
взошли на крыльцо, и Барон громко постучал в дверь. Никто не ответил. Он
попробовал ручку. Дверь  оказалась  запертой.  Мы  обошли  дом,  пытаясь
заглянуть в окна, но они все были закрыты. Шериф стал колотить в  заднюю
дверь. Звук ударов отразился эхом от валунов и деревьев. -  Он  уехал  с
ними, -  сказал  Барон.  -  Наверное,  они  не  решились  оставить  его.
Вероятно, остановились здесь, чтобы Тед забрал бабки.
   - Не думаю, - возразил я. - Кроме лодки, им от Руни ничего не  нужно.
Рано вечером на его моторке отвезли  тело  Фреда  Лейси.  Наверное,  они
подвесили к трупу груз и сбросили где-нибудь в  озере,  когда  стемнело.
Руни заплатили за работу. Ночью им опять потребовалась лодка, но  теперь
они думали, что сумеют обойтись без  Руни.  И  если  где-то  в  укромном
уголке Баскомбской долины они делают или  хранят  фальшивые  деньги,  им
вообще нет смысла брать с собой Руни. -  Неплохо,  сынок,  -  согласился
шериф. - В любом случае  ордера  на  обыск  нет.  Я  за  минуту  осмотрю
уборную. Подожди меня здесь.
   Он быстро направился к уборной. Я отошел на шесть футов, разбежался и
врезался в дверь.  Она  задрожала  и  треснула.  Из-за  спины  донеслись
фальшивые упреки Барона.
   Я опять разбежался в врезался в дверь. Упал на руки  и  колени  -  на
пол, пахнувший рыбой. Встав на ноги, я потянулся к  выключателю.  Где-то
за спиной неодобрительно цокал языком Барон.
   В кухне стояла печка, несколько грязных деревянных полок с тарелками.
Печь была чуть теплой.  Из  грязных  горшков,  стоящих  на  ней,  чем-то
воняло. Я прошел  через  кухню  и  попал  в  главную  комнату.  Покрутил
лампочку. У одной стены стояла неряшливо  убранная  койка  с  засаленным
покрывалом. Рядом находился стол, несколько  стульев,  старое  радио.  В
стену были вбиты крючки. В пепельнице лежали четыре трубки.  В  углу  на
полу валялась  куча  дешевых  журналов.  Чтобы  лучше  сохранять  тепло,
потолок, был очень низким. В углу стояла лестница,  а  над  ней  -  люк,
ведущий на чердак. На  деревянном  сундуке  лежал  раскрытый  чемодан  с
одеждой, весь в старых пятнах. Барон заглянул в него.
   - Похоже, Руни собирался отправляться в путешествие. За  тем  за  ним
заехали эти ребята. Он не закончил сборы. У Руни только один  костюм,  и
он надевает его, когда отправляется вниз. Костюм в чемодане.
   - Хозяин исчез, - сказал я. - Он поужинал - печь еще теплая.
   Шериф внимательно посмотрел на лестницу. Он взобрался наверх,  открыл
головой люк и включил фонарь. Затем закрыл люк и спустился вниз.
   - Вероятно, он держал  чемодан  на  чердаке.  Там  стоит  еще  старый
корабельный сундук. Ну что, пошли?
   - Я не заметил машину. У него должен быть автомобиль.
   - Да, старый "плимут". Гаси свет. - Он вернулся на кухню и  огляделся
по сторонам. Мы выключили свет  и  вышли  из  дома.  Я  закрыл  то,  что
осталось от задней двери. Барон внимательно  разглядывал  следы  шин  на
мягкой земле, ведущие к площадке под большим  дубом,  где  два  огромных
темных пятна от масла говорили, что здесь много раз стояла машина.
   Шериф посмотрел на уборную и сказал:
   - Можешь возвращаться к Энди. Мне еще нужно осмотреть этот сарай.
   Я промолчал. Барон отправился по тропинке к уборной и открыл дверь. Я
увидел, как в щелях, в стенах и крыше появился свет его фонаря. Я сел  в
машину. Шериф пришел не скоро. Он медленно подошел к машине, остановился
и откусил кусок табака. Покатав его во рту. Барон начал жевать табак.
   - Руни в уборной, - сказал он. - У него в чердаке две пули.  Стреляли
из большой пушки с близкого расстояния наверняка. Судя по всему,  убийца
очень спешил.

Глава 11

   Дорога круто  взбиралась  вверх,  следуя  изгибам  высохшего  горного
ручья, чье русло было завалено валунами. Затем на высоте примерно тысячи
полутора тысяч футов над  поверхностью  озера  она  выровнялась.  Дорога
начала спускаться в вышла  на  большую  холмистую  равнину,  на  которой
паслись несколько коров. Проехали мимо домика с  темными  окнами.  Около
поворота на более широкую дорогу Энди остановился. Барон вышел и осветил
дорогу.
   - Свернули налево, - выпрямился он. - Хорошо, что их следы не затерла
другая машина.
   - Левая дорога ведет к дому Уордена, а затем к плотине, заметил Энди.
   Через несколько секунд Барон опять вылез наружу и включил фонарь.  Он
удивленно вскрикнул на повороте, затем вернулся в машину.
   - Направо тоже есть следы. Но  по  левой  дороге  ехали  раньше.  Они
вернулись где-то западнее. Поедем по их следам.
   - Уверены, что они сначала свернули налево?  -  спросил  водитель.  -
Левая дорога ведет от шоссе.
   - Уверен. Правые следы поверх левых, - ответил  Баров.  Мы  повернули
налево. Невысокие холмы, усыпающие долину, поросли железными  деревьями,
некоторыми   наполовину   голыми.   Железное   дерево    вырастает    до
восемнадцати-двадцати футов, а затем умирает. Когда оно засыхает,  ветхи
оголяются в становятся серо-белыми, сверкая в лунном свете.
   Через  милю  на  север  отошла  узкая  дорога,  почти   тропа.   Энди
остановился, и Барон опять вылез. Он быстро нашел следы и поднял большой
палец. Энди повернул на тропу, и шериф забрался в машину.
   - Эти ребята не очень-то осторожны, - заметил он. - Я бы даже сказал,
что они совсем не скрываются. Хотя откуда им знать, что Энди  определил,
чья моторка, только по звуку мотора.
   Дорога вошла в горы, и начался подъем. Часто  машина  почти  задевала
дном землю. Тропа под острым углом повернула назад, обогнула холм, и  мы
увидели на склоне маленьких домик, окруженный деревьями.
   Внезапно или из дома, или откуда-то поблизости донесся  пронзительный
крик, закончившийся лаем. Так же внезапно прекратился и лай.
   - Гаси... - начал Барон, но Энди уже выключил фары и съехал с дороги.
   - Наверное, поздно, - сухо сказал водитель. -  Если  следят,  то  уже
заметили.
   Барон выбрался из машины.
   - Лай очень похож на койота, Энди.
   - Угу.
   - Очень близко к жилью для койота, не находишь, Энди?
   - Нет, - ответил Энди. - Свет не горит. Койот вполне мог  подобраться
так близко к дому в поисках пищевых отходов. - Это могла быть  маленькая
собака, - возразил шериф.
   - Или курица, высиживающая квадратное яйцо, - заметил я.
   - Чего мы ждем? Может, вернете револьвер? Мы ловим кого-то или только
строим версии?
   Барон протянул мой револьвер.
   - Я не спешу, - сказал он, - потому что Людерс не торопится. Если  бы
он спешил, он бы давно исчез. Они торопились убрать Руни, потому что тот
знал о них что-то. Сейчас же Руни ничего не знает, потому что мертв, его
дом заперт, а машина куда- то угнана. Если бы ты не  вломился  в  заднюю
дверь, его могли бы не найти в уборкой пару недель. Следы от шин кажутся
очевидными, но только потому, что мы знаем, откуда они  появились.  Вряд
ли они думают, что мы знаем, где их искать. Ясно?  Так  что  мне  некуда
спешить.
   Энди вышел из машины с ружьем на крупную дичь.
   - В доме собачонка, - мирно продолжал шериф. - А это  значит,  что  в
миссис Лейси недалеко. Кто-то должен смотреть за нею. Да, кажется, нужно
пойти и посмотреть, Энди.
   - Надеюсь, вы испугались, - сказал парень. - Лично я боюсь.
   Мы двинулись через деревья. До дома было около двухсот ярдов.  Стояла
тихая ночь. Даже на таком расстоянии было слышно, как открывалось  окно.
Мы разошлись на пятьдесят футов. Энди задержался закрыть  машину.  Затем
он двинулся в сторону, чтобы обойти избушку справа.
   В доме ни света, ни движения, пока  мы  подходили.  Койот  или  Шайни
больше не лаял.
   Подобрались к дому очень близко, почти на двадцать ярдов. Между  вами
с Бароном было футов тридцать. Дом оказался грубо  сколоченной  лачугой,
такой же, как дом Руди, только больше. Сзади находился пустой  гараж.  В
доме имелось маленькое каменное крыльцо.
   Внезапно изнутри донеслись звуки короткой, но яростной борьбы и  лай,
быстро прервавшийся. Мы упали на землю, но ничего не произошло.
   Барон поднялся и медленно двинулся вперед. Шериф  вышел  на  открытое
место и начал подниматься по ступеням. Его грузная фигура  с  кольтом  в
руке ясно освещалась лунным светом.
   Опять  ничего  не  произошло.   Барон   взобрался   на   крыльцо   и,
распластавшись, медленно двигался вдоль  стены.  Он  переложил  кольт  в
другую руку, чтобы раскрыть им дверь. Вдруг вновь переложил револьвер  в
прижался к стене.
   Из открытого окна донесся лай собаки и прогремел выстрел.
   В окне появилась рука с пистолетом.
   Я тоже открыл пальбу. Рев ружья Энди  заглушил  револьверные  хлопки.
Пушка выпала из руки на крыльцо, пальцы  изогнулись  в  начали  царапать
подоконник. Затем рука исчезла  и  снова  раздался  собачий  лай.  Барон
распахнул дверь, и внезапно появился свет, словно кто-то зажег  лампу  и
поднял ее.
   Мы с Энди бросились к крыльцу и ворвались в домик.
   Миссис Лейси с собачкой на руках стояла в центре комнаты у стола,  на
которой находилась зажженная лампа. На боку под окном  лежал  коренастый
блондин и тяжело дышал. Его рука машинально искала  револьвер,  выпавший
на улицу.
   Миссис Лейси отпустила Шайни,  тотчас  же  прыгнувшего  и  ударявшего
шерифа в живот передними лапами. Затем он упал  на  пол  и  стал  бегать
кругами, лая с восторгом.
   Женщина замерла. На ее лице застыл  ужас.  Человек  ни  полу  немного
стонал. Его глаза открылись и тут же закрылись, а на  шевелящихся  губах
появились пузырьки розовой пены.
   - Прекрасная собака, миссис Лейси, - сказал  шериф  Барон,  заправляя
рубашку. - Но сейчас, кажется, ей пора спать.
   Он посмотрел на блондина, чьи глаза были устремлены в никуда.
   - Я солгала вам, - быстро проговорила женщина.  -  Я  была  вынуждена
врать, так как от меня зависела жизнь моего мужа. Он у  Людерса,  где-то
поблизости. Людерс сказал, что привезет его, и  оставил  со  мной  этого
человека. Я ничего не могла сделать, шериф. Я... извините.
   - Я знал, что вы лжете, миссис Лейси, - спокойно заметил шериф.
   Он засунул кольт-фронтьер в кобуру.
   - И я знал почему. Но ваш муж  мертв,  миссис  Лейси.  Он  давно  уже
мертв. Мистер Эванс видел его труп. Это очень трудно для  вас,  мэм,  но
вам лучше звать.
   Она, похоже, совеем перестала дышать. Затем она медленно села на стул
в спрятала лицо в руках. Женщина сидела неподвижно, без  единого  звука.
Маленькая собака заскулила и заползла под стул хозяйки.
   Человек, лежащий на полу, начал очень медленно и  с  огромным  трудом
поднимать свое туловище. Его глаза были пустыми. Барон подошел к нему  и
нагнулся.
   - Очень больно, сынок?
   Блондин прижал левую руку к груди, и между пальцев засочилась  кровь.
Он медленно поднял правую руку и показал ею в  угол  потолка.  Его  губы
задрожали:
   - Хайль Гитлер! - хрипло прошептал он.
   Парень упал на под и замер.  В  его  горле  что-то  несколько  секунд
булькало, и затем в комнате наступила тишина.
   - Это наци, - заметил шериф. - Слышали, что он сказал?
   - Да, - ответил я.
   Я вышел из дома и направился к машине. Сел и