меня лихом. Он меня знает. Он знает, что если бы я мог тогда предвидеть эту
перемену, то я мог бы стать его лучшим другом.
- Ты зайди к нему, простись.
- Нет. Это неудобно.
- Отчего? Бог знает, может, больше уж никогда не увидишься с ним.
Зоолог подумал и сказал:
- Это правда.
Самойленко тихо постучал пальнем в окно. Лаевский вздрогнул и
оглянулся.
- Ваня, Николай Васильич желает с тобой проститься, - сказал
Самойленко. - Он сейчас уезжает.
Лаевский встал из-за стола и пошел в сени, чтобы отворить дверь.
Самойленко, фон Корен и дьякон вошли в дом.
- Я на одну минутку, - начал зоолог, снимая в сенях калоши и уже жалея,
что он уступил чувству и пошел сюда без приглашения. "Я как будто
навязываюсь, - подумал он, - а это глупо". - Простите, что я беспокою вас, -
сказал он, входя за Лаевским в его комнату, - но я сейчас уезжаю, и меня
потянуло к вам. Бог знает, увидимся ли когда еще.
- Очень рад... Покорнейше прошу, - сказал Лаевский и неловко подставил
гостям стулья, точно желая загородить им дорогу, и остановился посреди
комнаты, потирая руки.
"Напрасно я не оставил свидетелей на улице", - подумал фон Корен и
сказал твердо:
- Не поминайте меня лихом, Иван Андреич. Забыть прошлого, конечно,
нельзя, оно слишком грустно, и я не затем пришел сюда, чтобы извиняться или
уверять, что я не виноват. Я действовал искренно и не изменил своих
убеждений с тех пор... Правда, как вижу теперь, к великой моей радости, я
ошибся относительно вас, но ведь спотыкаются и на ровной дороге, и такова уж
человеческая судьба: если не ошибаешься в главном, то будешь ошибаться в
частностях. Никто не знает настоящей правды.
- Да, никто не знает правды... - сказал Лаевский.
- Ну, прощайте... Дай бог вам всего хорошего.
Фон Корен подал Лаевскому руку; тот пожал ее и поклонился.
- Не поминайте же лихом, - сказал фон Кореи. - Поклонитесь вашей жене и
скажите ей, что я очень жалел, что не мог проститься с ней.
- Она дома.
Лаевский подошел к двери и сказал в другую комнату:
- Надя, Николай Васильевич желает с тобой проститься.
Вошла Надежда Федоровна; она остановилась около двери и робко взглянула
на гостей. Лицо у нее было виноватое и испуганное, и руки она держала, как
гимназистка, которой делают выговор.
- Я сейчас уезжаю, Надежда Федоровна, - сказал фон Корен, - и пришел
проститься.
Она нерешительно протянула ему руку, а Лаевский поклонился,
"Как они однако, оба жалки! - подумал фон Корен. - Недешево достается
им эта жизнь".
- Я суду и Москве и в Петербурге, - спросил он, - не нужно ли вам
что-нибудь прислать оттуда?
- Что же? - сказала Надежда Федоровна и встревоженно переглянулась с
мужем. - Кажется, ничего...