- Вам, вероятно, еще не успели сообщить моих  условий.  Каждая  сторона
платит мне по пятнадцати рублей; а в случае смерти  одного  из  противников,
оставшийся в живых платит все тридцать.
     Лаевский был раньше знаком с этим человеком, но только теперь в  первый
раз отчетливо увидел его тусклые глаза, жесткие усы и тощую, чахоточную шею:
ростовщик, а не доктор! Дыхание его имело неприятный, говяжий запах.
     "Каких только людей не бывает на свете", - подумал Лаевский и ответил:
     - Хорошо.
     Доктор кивнул головой и опять зашагал, и видно было, что ему  вовсе  не
нужны были деньги, а спрашивал он их просто из ненависти.  Все  чувствовали,
что пора уже начинать или кончать то, что ужо начато, но не  начинали  и  не
кончали, а ходили, стояли и курили. Молодые офицеры, которые  первый  раз  в
жизни присутствовали на дуэли и теперь плохо верили в эту  штатскую,  по  их
мнению, ненужную дуэль, внимательно осматривали свои  кителя  и  поглаживали
рукава. Шешковский подошел к ним и сказал тихо:
     - Господа,  мы  должны  употребить  все  усилия,  чтобы  эта  дуэль  не
состоялась. Нужно помирить их. Он покраснел и продолжал:
     - Вчера у меня был Кирилин и жаловался, что Лаевский застал его вчера с
Надеждой Федоровной и всякая штука.
     - Да, нам тоже это известно, - сказал Бойко.
     - Ну, вот видите ли... У Лаевского дрожат руки и всякая штука...  Он  и
пистолета теперь не поднимет. Драться с ним так же нечеловечно, как с пьяным
или с тифозным. Если примирение не состоится, то надо, тогда, хоть  отложить
дуэль, что ли... Такая чертовщина, что не глядел бы.
     - Вы поговорите с фон Кореном.
     - Я правил дуэли не знаю, черт их подери  совсем,  и  знать  не  желаю;
может быть, он подумает, что Лаевский струсил и  меня  подослал  к  нему.  А
впрочем, как ему угодно, я поговорю.
     Шешковский  нерешительно,  слегка  прихрамывая,  точно  отсидел   ногу,
направился к фон Корену, и, пока он шел и покрякивал, вся его фигура  дышала
ленью.
     - Вот что я должен вам сказать, сударь мой,  -  начал  он,  внимательно
рассматривая цветы на рубахе зоолога.  -  Это  конфиденциально...  Я  правил
дуэли не знаю, черт их побери совсем, и знать не желаю и  рассуждаю  не  как
секундант и всякая штука, а как человек, и все.
     - Да. Ну?
     - Когда секунданты предлагают мириться, то их обыкновенно  не  слушают,
смотрят, как на формальность. Самолюбие, и все. Но я  прошу  вас  покорнейше
обратить внимание на Ивана Андреича. Он сегодня не в  нормальном  состоянии,
так сказать, не в своем уме и жалок. У него произошло несчастие.  Терпеть  я
не могу сплетен, - Шешковский покраснел и оглянулся,  -  но  ввиду  дуэли  я
нахожу нужным сообщить вам. Вчера вечером он в  доме  Мюридова  застал  свою
мадам с... одним господином.
     - Какая гадость! -  пробормотал  зоолог;  он  побледнел,  поморщился  и
громко сплюнул. - Тьфу!
     Нижняя губа у него задрожала; он отошел от Шешковского, не желая дальше
слушать, и, как будто нечаянно попробовал  чего-то  горького,  опять  громко
сплюнул и с ненавистью первый раз за все утро  взглянул  на  Лаевского.  Его
возбуждение и неловкость прошли, он встряхнул головой и сказал громко:
     - Господа, что же это мы ждем, спрашивается? Почему не начинаем?