он уже был влюблен: будучи студентом первого курса, он жил с дамой,  которая
имела на него благотворное влияние и которой  он  обязан  своим  музыкальным
образованием. На втором курсе он выкупил из публичного  дома  проститутку  и
возвысил ее до себя, то есть взял в содержанки, а он пожила с ним полгода  и
убежала назад к  хозяйке,  и  это  бегство  причинило  ему  немало  душевных
страданий. Увы, он так страдал, что должен был оставить  университет  и  два
года жить дома без дела. Но это к лучшему. Дома он сошелся с  одной  вдовой,
которая посоветовала ему  оставить  юридический  факультет  и  поступить  на
филологический. Он так и сделал. Кончив курс, он страстно полюбил теперешнюю
свою... как ее?.. замужнюю, и должен был бежать с нею  сюда  на  Кавказ,  за
идеалами якобы...  Но  сегодня-завтра  он  разлюбит  ее  и  убежит  назад  в
Петербург, и тоже за идеалами.
     - А ты почем  знаешь?  -  проворчал  Самойленко,  со  злобой  глядя  на
зоолога. - Ешь-ка лучше.
     Подали отварных кефалей с польским  соусом.  Самойленко  положил  обоим
нахлебникам по целой кефали  и  собственноручно  полил  соусом.  Минуты  две
прошли в молчании.
     - Женщина играет существенную роль в жизни каждого человека,  -  сказал
дьякон. - Ничего не поделаешь.
     - Да, но в какой степени? У каждого из нас женщина есть  мать,  сестра,
жена, друг, у Лаевского же она - все, и притом  только  любовница.  Она,  то
есть сожительство с ней, - счастье и цель  его  жизни;  он  весел,  грустен,
скучен,  разочарован  -  от  женщины;  жизнь  опостылела  женщина  виновата;
загорелась  заря  новой  жизни,  нашлись  идеалы  -  и  тут  ищи  женщину...
Удовлетворяют его только те сочинения или картины,  где  есть  женщина.  Наш
век, по его мнению, плох  и  хуже  сороковых  и  шестидесятых  годов  только
потому, что мы не умеем  до  самозабвения  отдаваться  любовному  экстазу  и
страсти. У этих сладострастников, должно быть, в мозгу  есть  особый  нарост
вроде  саркомы,   который   сдавил   мозг   и   управляет   всею   психикой.
Понаблюдайте-ка  Лаевского,  когда  он  сидит  где-нибудь  в  обществе.   Вы
заметьте: когда при нем поднимаешь какой-нибудь общий  вопрос,  например,  о
клеточке или инстинкте, он сидит в стороне, молчит и не слушает; вид у  него
томный, разочарованный, ничто для него не интересно, все пошло  и  ничтожно,
но как только вы заговорили о самках и самцах, о том, например, что у пауков
самка  после  оплодотворения  съедает  самца,  -  глаза  у  него  загораются
любопытством, лицо проясняется, и человек оживает,  одним  словом.  Все  его
мысли, как бы благородны, возвышенны или  безразличны  они  ни  были,  имеют
всегда одну и ту же точку общего схода. Идешь с ним по улице  и  встречаешь,
например, осла... "Скажите, пожалуйста,  спрашивает,  что  произойдет,  если
случить ослицу с верблюдом?"  А  сны!  Он  рассказывал  вам  свои  сны?  Это
великолепно! То ему снится, что его женят на луне,  то  будто  зовут  его  в
полицию и приказывают ему там, чтобы он жил с гитарой...
     Дьякон звонко захохотал; Самойленко нахмурился и сердито сморщил  лицо,
чтобы не засмеяться, но не удержался и захохотал.
     - И все врет! - сказал он, вытирая слезы. - Ей-богу, врет!

IV

     Дьякон был очень смешлив и смеялся от  каждого  пустяка  до  колотья  в
боку, до упаду. Казалось, что он любил бывать среди людей только потому, что