и португальца пришлось перевести на батакский язык всю
капитанскую речь; капитан, однако, по каким-то соображениям
считал наиболее целесообразным говорить по- малайски). -
Вот что, братец. Мне нужно несколько здоровых, сильных,
храбрых парней, чтобы взять их с собой на промысел.
Понимаешь, на промысел.
   Метис переводил, а староста в знак понимания кивал
головой; после этого он обратился к широкой аудиторий и
произнес речь, имевшую явный успех.
   - Вождь говорит, - перевел метис, - что вся деревня
пойдет с туаном (5) капитаном на промысел, куда будет угодно
туану.
   - Так. Скажи им теперь, что мы пойдем добывать раковины
в Девл-Бэй.
   Около четверти часа продолжалось взволнованное
обсуждение, в котором приняла участие вся деревня, а главным
образом - старухи. Затем метис обратился к капитану:
   - Они говорят, сэр, что в Девл-Бэй идти нельзя.
   Капитан начал багроветь.
   - А почему нельзя?
   Метис пожал плечами.
   - Потому что там тапа-тапа. Черти, сэр.
   Лицо капитана приобрело лиловый оттенок.
   - Тогда скажи им, что, если они не пойдут... я им зубы
повыбиваю... я им уши оторву... я их повешу... я сожгу их
вшивый кампонг... Понял?
   Метис честно перевел все, после чего снова последовало
продолжительное и оживленное совещание. Наконец метис
сообщил:
   - Они говорят, сэр, что пойдут в Паданг жаловаться в
полицию и скажут, что туан им угрожал. На это есть будто бы
статьи в законе. Староста говорит, что он этого так не
оставит.
   Капитан И. ван Тох из лилового стал синим.
   - Так скажи ему, - взревел он, - что он...
   И капитан говорил одиннадцать минут без передышки.
   Метис перевел, насколько у него хватило запаса слов, и
после новых, хотя и долгих, но уже деловых дебатов передал
капитану:
   - Они говорят, сэр, что готовы отказаться от жалобы в
суд, если туан внесет штраф непосредственно местным властям.
Они запросили, - метис заколебался, - двести рупий. Но
этого, пожалуй, многовато. Предложите им пять.
   Краска на лице капитана начала распадаться на отдельные
темно-коричневые пятна. Сначала он изъявил намерение
истребить вообще всех батаков на свете, потом снизил свои
претензии до трехсот пинков в зад, а под конец готов был
удовлетвориться тем, что набьет из старосты чучело для
колониального музея в Амстердаме. Батаки, со своей стороны,
спустили цену с двухсот рупий до железного насоса с колесом,