уже представил себе, как войдет и кем назовется, - и тут вдруг короткий
возглас снизу заставил его замереть.
Мальчонка указал нужную квартиру и продолжил восхождение на восьмой
этаж. Богун выжидал. Внизу происходила какая-то возня, какая-то трудная
игра. Тихо вздохнул кто-то, - он не обманулся, у него самого имелся
пистолет с глушителем, - затем раздалось еще несколько вздохов. Он вызвал
лифт, думая о том, что жаль будет потерять, даже не познакомившись,
симпатичного парня, питающего необыкновенную слабость к свежим газетам.
А что ж наши-то? прошляпили идейно-политических господ? Он поставил в
лифт увесистый свой чемоданчик и направил лифт вниз, а сам очень быстро,
не хуже мальчишки, двинулся следом.
Кожаные господа оказались опытными бандюгами. Несостоявшийся приятель
Богуна успел прихлопнуть только одного из них - он лежал вниз лицом на
входной площадке. Второй держал на мушке раскрывающуюся дверь лифта.
Предводитель-крокодил маячил позади, у окна. Все-таки они купились, -
флегматично подумал Богун, нажимая на кнопку дистанционки. Дверь не успела
раскрыться: она разлетелась в щепы, поток пламени хлынул из лифта наружу.
Богуна обдало жаром. Толстяка развернуло и бросило ничком на подоконник,
его кожаная куртка загорелась. Пластик в кабине лифта тоже горел, а
предводитель продемонстрировал великолепную реакцию, сразу кинувшись
к выходу.
В этот миг Богуна настигло пронзительное и ясное понимание того, что
предстоящее - уже произошло, что оно, вопреки ходу времени, уже состоялось
и с тех пор содержится - во всех многочисленных, необязательных и жестоких
подробностях - в его собственной памяти; все, что он видит, уже завершено,
несмотря на незавершенность момента.
Озарение складывалось из припоминания будущего и узнавания настоящего.
Внезапно сплелись в узор фрагменты мозаики; радостное предчувствие
охватило его, мешая как следует прицелиться. Он исправит, он теперь
знает все о себе, и все, что он знает, - исправимо.
О чем он думает, что с ним, откуда это странное ощущение? Затмение
прошло. Навалилось, опалило, умчалось. Взмахнуло крылом, замутив
действительность, отшвырнуло, как вал прибоя, - и откатилось. Вокруг
снова мокрый песок, застрявший в камнях ил... звон падающего стекла,
бегство предводителя, дымный зеленый огонь под ногами. Выбор позиции,
хлопок выстрела, пятна на грязной стене.
Глупая, злая иллюзия. Будь он ясновидящим - разве пришлось бы ему
стоять здесь и в который делать то, что предписано велением момента и
железной логикой?
Больничная палата, холодные присоски мнемозонда, разочарование на
обычно бесстрастных лицах гэбистов. Теперь он, по крайней мере,
знает: беды его началось не в Глухомани, а раньше, задолго до того
кошмара наяву, обрывки которого порхают в голове.
Иллюзия больше не отвлекала агента Надзора от насущных дел, и он, не
задумываясь, повинуясь рефлексу, всадил пулю в затылок крокодилообразному.
Аккуратно влепил, как по бегущему кабану. Затем, уже вполне осознавая
свои действия, повернулся к толстяку, который корчился, пытаясь запихнуть
обратно в глазницы лопнувшие в огне глаза, и выстрелил ему в висок.