на него охлаждающе, как ледяной душ.
Волнение, вызванное загадочным убийством, улеглось в несколько минут,
как по щучьему велению. Весь прииск снова принял свой обычный деловой вид:
стучали кирки; скрипя, поднимались и опускались по тросам кожаные мешки;
люди, которых ночное происшествие отвлекло было на минуту, работали с
обычным упорством. У каждого хватало своих забот, чтобы не слишком долго
думать о вещах посторонних. Вот если бы убийцу тут же, на месте, поймали и
линчевали, тогда другое дело - тогда они, пожалуй, потратили бы несколько
минут на то, чтобы посмотреть повешение. На приисках так мало развлечений!
Но что им за дело до слез осиротевшей девушки, потерявшей единственную
опору в жизни? Что им до более или менее неприятных размышлений
полицейского, занятого распутыванием загадочной драмы?
Текли часы, но мастер Виль не знал, что предпринять. А тут над
самонадеянным сыщиком еще стали подтрунивать коллеги. Их грубые шутки
заставляли его держаться нарочито уверенно, хотя никакой уверенности у
него не было.
- Ладно, ладно! - угрюмо отвечал он. - Хорошо смеется тот, кто смеется
последним. Занимайтесь своими делами, а мои вас не касаются. Я у вас не
прошу ни совета, ни помощи. Мне нужен отпуск. Если мне откажут, я все
равно устроюсь. А все остальное беру на себя...
Мастер Виль принял героическое решение. Он запихнул в сумку необходимые
вещи, приготовил оружие, оседлал коня и пустился в путь. Он обошел все
алмазное поле, осмотрел все участки, тщательно осведомился обо всех, кто
уехал и кто приехал, и убедился, что, кроме буров и французов, ни один
посторонний на прииске не показывался.
Хотя здесь и работала добрая тысяча человек и среди них хватало темных
личностей, которых легко можно было заподозрить в каком угодно
преступлении, сыщик все время думал только о трех французах и трех бурах.
Это была навязчивая мысль, какое-то смутное, но неодолимое предчувствие.
"Да почему бы и нет, в конце концов? - рассуждал Виль. - Эти французы
едва появились и сразу исчезли. Тот, который здесь работал, виделся с
убитым вечером незадолго до убийства, а ночью они скрылись. Все это
наводит на нехорошие мысли. Но, с другой стороны, три тяжеловеса-бура
тоже, по-видимому, изрядные жулики. С какой целью могли они сюда
припожаловать на столь короткий срок? Один из них преподнес мне ножны. А
зачем? Чтобы помочь мне или чтобы сбить меня с толку? Однако, не могу же я
разорваться на части и пуститься по всем этим следам одновременно. Буры
разделились и пошли в разные стороны: один - на юг, двое - на запад.
Французы подались на север. Какого черта им нужно на севере? Все-таки мне
надо выработать какой-нибудь план. Здесь я задерживаться не могу, иначе я
стану всеобщим посмешищем. Надо выследить или одних, или других. Но кого?
Орел или решка? Буров или французов? Я больше склоняюсь в сторону
французов. Потому что предмет, который я нашел на месте убийства, мог
принадлежать только убийце, а мои буры слишком большие мужланы, чтобы
владеть подобными драгоценностями! Ну что же, так и быть, махнем на север.
Там я и раскрою истину".
Едва покончив со своими колебаниями, мастер Виль стал укрепляться в
мысли, которая, как мы видели, нелегко ему далась. Считая, что лучше
ошибиться, чем оставаться в нерешительности, он пустился в путь, нисколько
не думая о неизбежной потере службы, если его поиски окончатся неудачей,