санях  дальше  невозможно.   Ледяные  глыбы  все  более  неправильной  формы
следовали  одна за другой. На  этом ледяном панцире встречались целые скалы,
холмы,  пригорки  и  миниатюрные ложбины. Человек,  даже  обладая  ловкостью
обезьяны или циркового клоуна, не смог бы удержать равновесие, сидя в санях.
Сани с трудом  преодолевали наклон в сорок пять градусов, на полной скорости
съезжали вниз, наклоняясь  вправо, затем попадали в какую-нибудь  рытвину  и
клонились влево.  Так и продвигались  вперед, с трудом сохраняя равновесие и
раскачиваясь  все  сильнее  и   сильнее.  Когда  собакам,  высунув  языки  и
напрягаясь из последних  сил,  не  удавалось  сдвинуть сани  с места,  людям
приходилось  толкать их  сзади.  Иногда  нужно было  удерживать  повозки  на
покатом спуске, чтобы помешать скользить слишком  быстро, или освобождать от
лишнего груза, когда встречались  слишком большие  неровности.  Бывало,  что
новичок-погонщик, зазевавшись,  растягивался во весь рост, к великой радости
своих товарищей,  буквально  через несколько мгновений становящихся жертвами
подобного же  несчастья. Эти падения были довольно безобидны,  но нужно было
остерегаться,  чтобы не оказаться в  воде. Лед далеко не везде был одинаково
тверд   и   однороден.  Замерзшая  морская  вода  тонкой   коркой  покрывала
предательские ямы,  через которые  дышали тюлени, и  если путешественник был
недостаточно осмотрителен, то в  любой момент  мог провалиться по  пояс. Эти
ледяные  рытвины были  очень коварны,  почти  ничто не  указывало неопытному
путешественнику на их присутствие. Нужно  было мало-помалу учиться различать
их подобно охотнику на уток, который безошибочно распознает коварную трясину
болот. Вот почему странствование на санях гораздо опаснее осенью, чем зимой,
тем более что в экспедиции было много новичков.
     К счастью,  очень помог большой опыт доктора, всегда готового ко всяким
неожиданностям.   Так  что   просчетов  и   ошибок,  таких  частых  вначале,
становилось  все  меньше.  Несмотря  на  все  трудности,  караван  продолжал
двигаться вперед, держась южной стороны.
     Все  шло  довольно  сносно,  лишь иногда  кто-нибудь  падал  или слегка
проваливался.   Но  вот  Констан  Гиньяр,   человек,  явно   родившийся  под
несчастливой  звездой  и  к тому  же нормандец, как  будто решил подтвердить
роковое влияние своего светила.
     С грехом пополам отряд  медленно шел  вперед. Время от времени капитан,
по указанию Ужиука, поворачивался и кричал морякам, чтобы  они избегали того
или иного подозрительного объекта. Гиньяр, отстав  на несколько шагов, чтобы
достать  табачку,  взобрался  на гребень, внезапно поскользнулся, упал  и --
бах! --  уселся как раз посреди лужи. Шум падения  и  проклятья, которые его
сопровождали, заставили Курапье и Плюмована обернуться.
     --  Господин  решил  принять  ванну?  --   закричал  парижанин,  увидев
барахтающегося в воде и отчаянно ругавшегося моряка.
     -- Это, наверное, твоя страсть  -- купаться при нуле  градусов,  а? Ну,
хватайся за трос и вылезай!
     Смущенный Констан Гиньяр, промокший до самых подмышек, трясясь и клацая
зубами, наконец вылез.
     -- Черт возьми,-- пробормотал он.-- Вот  так стирка! Я продрог до мозга
костей.
     -- Стоп,-- приказал капитан.-- Ты промок, парень, нужно переодеться.
     --  О, спасибо, капитан, не  стоит беспокоиться. На  ходу  высушусь. Не
обращайте внимания, я просто был невнимателен и не заметил эту дыру.
     Через минуту подбежал доктор.