теплым белым дымом... Опять маскарад, но еще более пестрый и празднич-
ный, чем вчера! И дружно мешает этот маскарад венские сюртуки с рыжими
верблюжьими куртками, панамы с бараньими папахами, светлоглазого англи-
чанина с сизыми бедуинами, гиганта-черногорца в белом шерстяном наряде,
шитом золотом и обремененном оружием, с худосочным польским евреем, ко-
ричневую рясу францисканца с негром, сестру-кармелитку с китайцем с не-
подвижной головой, с черной косой до пят и в лиловой кофте... Все это
льется от Султан-Валидэ к самому людному месту Галаты - к углу набереж-
ной, к бирже и столикам уличных менял, и от биржи - к Султан-Валидэ, где
останавливаются вагоны конки, где вечная теснота фиакров, разносчиков,
цветочников, нищих, полуголых прокаженных, сидящих на мостовой, и тесно-
та базаров, заваленных коврами, оружием, медной посудой, сырами, зе-
ленью, шафраном, сбруей, фруктами и туфлями - сотнями связок лиловых,
канареечных, черных и оливковых туфель, висящих на стенах подобно суше-
ной рыбе на шнурках.
Здесь, на маленькой площади, всегда тень и влажная прохлада под сте-
нами мечети, где, у фонтана возле портала, проходящие, сидя на корточ-
ках, торопливо и таинственно совершают омовения среди солово-грязных ко-
роткошерстых собак. Дальше, возле кофеен и за старыми стенами, ярко зе-
ленеют деревья. Чем дальше мы поднимаемся по улице, идущей слегка в го-
ру, влево, тем все тише и безлюднее становится вокруг. И уже совершенное
безлюдье царит у высоких ворот Старого Сераля, при входе в его запущен-
ные сады и широкие дворы, заросшие травою и белеющие обломками греческих
колонн, статуй и надгробных плит.
Герасим косится и мистически шепчет:
- Смотри, смотри, с крестом!
За внутренними стенами Сераля, охраняющими покои, недоступные для ев-
ропейца, расцветают под надзором евнухов те редкие цветы девичьей красо-
ты, которые ежегодно дарит, по древнему обычаю, Турция своему повелите-
лю. И весенней прелестью веет незримое присутствие этих юных затворниц в
садах Сераля, где зеленая трава пробивается из древней земли, красный
мак светит среди обломков мрамора и белым и розовым цветом цветут чащи
деревьев в оврагах возле Старого Музея, облицованного лазурными фаянса-
ми, пригретого жарким солнцем под бальзамически благоухающими кипариса-
ми. В мире, в котором я существую, нынче весеннее утро, здесь - тишина,
узорчатые тени, пение птиц и незримое присутствие девушек за стенами
мертвых дворцов. Я заглядываю в их ворота, в аллею платанов за воротами,
выходя на горячий солнечный свет, на зеленый Двор Янычар. Древний дуп-
листый Платан Янычар дремлет на припеке возле тысячелетней св. Ирины,
давно обветшалой и обращенной в склады старого оружия. Но когда мы выхо-
дим мимо Ирины в другие ворота Сераля, к обрыву мыса, нас охватывает
свежесть моря - и снега: в блеске солнца, в золотисто-голубой дымке то-
нет зыбкий простор Пропонтиды, миражем означаются силуэты Принцевых ост-
ровов и заступивших горизонт Малоазийских гор - там смутно рисуется в
небе что-то мертвенное, некое подобие неподвижного облака.
- Олимп! - говорит Герасим.
Я навожу морской бинокль - и различаю блестящие пустыни снежных полей
Олимпа, его теснины, полные утренних фиолетовых теней, и мне кажется,
что на меня тянет оттуда зимним холодом.
А когда я оборачиваюсь, я вижу на яркой густой синеве бледно-желтую с