влажной пылью и нагретыми за день мостовыми. Оживленнее гудят трамваи,
реками текут шарабаны, коляски, кареты и верховые к мосту через Нил, на
катанье, гремят в садах оркестры... Но вот по людным широким тротуарам,
никого и ничего не замечая, идут бедуины - худые, огнеглазые, высокие, -
и на их чугунных лицах - алый отблеск жаркого заката. Их тонкие, сухие,
почти черные ноги голы от колен до больших жестких башмаков. Лица гроз-
ны, головы женственны: на головы накинуты и висят по плечам кэфии -
большие платки из черно-синей шерсти, а сверх платков лежит двойной об-
руч, два черных шерстяных жгута. На теле рубаха до колен, подпоясанная
шалью, на рубахе - теплая безрукавка, а сверх всего - абая, шерстяная
пегая хламида, грубая, тяжелая с короткими .рукавами, но такая широкоп-
лечая, такая свободная, что рукава, спускаясь, достигают до кистей ма-
леньких лиловых рук. И царственно-гордо выгнуты тонкие шеи, обмотанные
шелковыми платками, и небрежно опирается левая рука с серебряным
перстнем на мизинце на рукоятку огромного ятагана, засунутого за пояс...
Старый Каир, сарацинский, окружает Каир новый, европейский, со сторо-
ны желтого Мокатамского кряжа. Ему уже тысяча триста лет. Он основан
"милостью и велением Бога". Фостат - его первое имя - значит палатка. У
подошвы Мокатама был Новый Вавилон, основанный еще при фараонах выходца-
ми из Вавилона Халдейского. Настало время, когда над миром восторжество-
вала грозная и дикая мощь Ислама. Амру, полководец Омара, пришел к Нилу
и взял Вавилон. В его палатке свила гнездо голубка. Уходя, Амру оставил
палатку, дабы не трогать гнезда. И на этом месте зачался "Победоносный",
Великий Каир.
Его узкие, длинные и кривые улицы переполнены лавками, цирюльнями,
кофейнями, столиками, табуретами, людьми, ослами, собаками и верблюдами.
Его сказочники и певцы, повествующие о подвигах Али, зятя пророка, из-
вестны всему миру. Его шахматисты и курильщики молчаливы и мудры. Его
базары равны шумом и богатством базарам Стамбула и Дамаска. В нем полты-
сячи мечетей, а вокруг него, в пустыне, - сотни тысяч могил. Мечети и
минареты царят надо всем. Мечети плечисты, полосаты, как абаи, все в ог-
ромных и пестрых куполах-тюрбанах. Минареты высоки, узорны и тонки, как
пики. Это ли не старина? Стары и погосты его, стары и голы. Там, среди
усыпальниц халифов, среди усыпальниц мамелюков и вокруг полуразрушенной
мечети Амру, похожей на громадную палатку, - вечное безмолвие песков и
несметных рогатых бугорков из глины, усыпляемое жалобною песнью пустын-
ного жаворонка или пестрокрылых чекканок. Но вот проходит и звонко и
страстно кричит по узким и шумным коридорам базаров и улиц сожженная
нуждою и зноем женщина, со спутанными черными волосами, босая, в одной
полинявшей кубовой рубахе. Все достояние ее в козе, которую она ведет за
собою, - в старой козе с длинной шелковисто-черной шерстью, с длинными
колокольцами-ушами и горбатым носом. Женщина кричит, предлагая подоить
эту козу и за грош напоить "сладким молоком" всякого желающего. И вся
старина сарацинского Каира тонет в аравийской древности этого крика. А
когда смотришь на мечети Каира и на его погосты, то думаешь о том, что
мечети его сложены из порфира мемфисских храмов и гранита разрушенных
пирамид, что дорога мимо погостов ведет по пустыне к обелиску Гелиопо-
ля-Она. И тогда и от европейского Каира и от Каира мусульманского мысль
уносится к древнему царству фараонов, видя вдали каменные мощи этого
царства - пирамиды Гизе и Саккара...