рослые жандармы на сорную пристань - и, с грохотом сдвинув с себя  сход-
ни, пароход сразу порвал всякую связь с землею. Все ладно заняло на  нем
свое  определенное  место  -  в  наступившей  тишине,   под   стеклянное
треньканье телеграфа, начался медленный выход в море. Тяжелая корма дро-
жит, плавно отделяясь от пристани и выбивая из-под  себя  клубы  кипени,
чайки жалобно визжат и дерутся над красной рачьей скорлупой  в  радужных
кухонных помоях. С берега, из затихшей черной толпы, и с лодок машут бе-
лыми платками. Берег все отходит, уменьшается. По правому борту уже  тя-
нется каменная лента мола. Неожиданно выглянуло солнце  -  и  сзади,  за
трубами и мачтами, резче обозначился город, а впереди, в зеркальных бли-
ках от зеленой качающейся воды, засияла белая маячная башня. Потом и ма-
як прошел мимо, озарив своим отблеском, бугшприт  медленно  и  неуклонно
стал заворачивать к югу, огромной  дугой  выгнулись  широкий  клубящийся
след винта и черный хвост дыма над ним, солнечный свет и ветер перемени-
ли по бортам места...
   Сутки прошли незаметно. Просыпаешься под топот матросов, моющих палу-
бу, с отрадной мыслью, что ночь провел, предавшись  воле  Божьей,  возле
тонкой железной стенки, за которой всю ночь  шумно  переливались  волны.
Одеваешься возле открытого иллюминатора, в который тянет прохладной све-
жестью, и с радостью вспоминаешь, что Россия уже за триста миль  от  те-
бя... В пути со мною Тезкират  Саади,  "усладительнейшего  из  писателей
предшествовавших и лучшего из последующих, шейха  Саади  Ширазского,  да
будет священна память его!" И вот, в этой свежести утра, весны и моря, я
сижу на юте и читаю:
   - "Рождение шейха последовало во дни Атабека Саади, сына Зенги...
   - Родившись, употребил он  тридцать  лет  на  приобретение  познаний,
тридцать на странствования и тридцать на размышления, созерцание и твор-
чество...
   - И так протекли дни Саади, пока не воспарил феникс чистого духа шей-
ха на небо - в пятницу в месяце Шеввале, когда погрузился он, как  водо-
лаз, в пучину милосердия Божия...
   - Как прекрасна жизнь, потраченная на то, чтобы обозреть Красоту Мира
и оставить по себе чекан души своей!
   - Много странствовал я в дальних краях земли, - читаю я дальше.
   - Я коротал дни с людьми всех народов и срывал по  колоску  с  каждой
нивы.
   - Ибо лучше ходить босиком, чем в  обуви  узкой,  лучше  терпеть  все
невзгоды пути, чем сидеть дома!
   - Ибо на каждую новую весну нужно  выбирать  и  новую  любовь:  друг,
прошлогодний календарь не годится для нового года!"
   В круглых сиренево-серых облаках все чаще начинает проглядывать живое
небо. Иногда появляется и солнце, - тогда кажется, что кто-то радостно и
широко раскрывает ласковые глаза. Мгновенно меняются краски далей, мгно-
венно оживает море в. золотистом, теплом свете...
   - "Да, да! Да, да!" - твердит машина, мимо которой твердо  прохожу  я
по чистой, крепкой палубе, убегающей и повышающейся к носу.
   Я прохожу среди наставленных друг на друга клеток, переполненных мир-
но переговаривающимися курами, слышу странный в море запах птичника, ос-
танавливаюсь у решетки борта: густым сине-лиловым маслом  светит  сквозь
решетку вода, бегущая навстречу, и с каждым часом,  делается  все  более